REAL PEOPLE PRESS 12 страница

О, я никогда этого не забуду.

А что если мы углубимся в некоторые из этих тем — что изменилось в ваших отношениях с ма­терью? Что там произошло?

 

 

Ну, думаю, я много размышляла после этой сес­сии, потому что провела целый час или полтора, будучи вынужденной — перед лицом, как мне тогда казалось, всего мира — говорить о моей матери и моих отношениях с ней, и я чувствовала себя действительно расстроенной, даже плакала, и ушла оттуда исполненная гораздо большего со­чувствия к моей матери и к тому, что она вынес­ла в своей жизни, и это изменило мой взгляд на нее и мои чувства по отношению к ней.

Итак, теперь вы ведете себя с ней не так, как де­лали бы это раньше?

 

 

О конечно. Я смотрю на нее по-другому. У меня были случаи — много случаев — когда я сидела за столом, напротив моей мамы, а в доме боль­ше никого не было, и я расспрашивала ее о ее жизни. «Как твои родители обращались с тобой?» И она мне действительно сказала: «Ну, я думаю, что сейчас моего отца могли бы арестовать за жестокое обращение с детьми, если бы он еде-

75:33 Линда:

76:23 Линда:

77:00 Коннира:

77:04 Линда: 77:06 Коннира:

 

 

лал со мной то, что делал 50 [лет назад]». По воз­расту моя мать вполне могла бы быть моей ба­бушкой, так что мы в действительности пропус­тили поколение. Она родила меня, когда ей было 45. Так что у нас большой разрыв в возрасте.

 

 

И я многое поняла о том, в каких условиях она росла, я поняла, что она так сильно меня крити­ковала из-за того, что происходило с ней самой. И она открыла для меня свое сердце. Фактиче­ски, я чувствовала себя, как будто я — ее лучший друг, и я действительно стала для нее чем-то, о чем я никогда раньше даже не думала. Слушая Вирджинию и наблюдая, как она работает с людь­ми, которые там находились, я взяла некоторые из ее техник и просто встроила их в мои отноше­ния с матерью. После того я задавала матери очень много вопросов. Хм, как если бы мы вмес­те путешествовали — и я пыталась приглашать ее в поездки. Если мне по работе надо было ехать в горы, я могла предложить ей, не хочет ли она отправиться со мной, и в этом автобусе я рас­спрашивала ее о ее жизни.

 

 

«Какие отношения были у тебя с отцом? И хотела бы ты... если бы у тебя была возможность снова выбрать, заводить ли детей, ты сделала бы это?» И я старалась вслушиваться в ее ответы и нача­ла понимать... это звучит немного странно, но я сказала себе: «Ох, Линда, если ты думаешь, что тебе не повезло с матерью, представь себе, что значило для нее иметь таких родителей», — по­тому что ее родители были очень жесткими. Они были итальянскими иммигрантами и очень суро­во с ней обращались. Таким образом, я просто начала делать более личными, мне кажется, мои отношения с ней.

Превосходно. Звучит так, будто это оказалось очень полезным для вас.

Да. О конечно. Определенно. Вероятно, для нее тоже.

178 77:08 Линда:

77:37 Коннира: 77:39 Линда: 77:40 Коннира:

77:52 Линда:

 

 

Мне бы хотелось так думать, хотя я не получила от нее соответствующей обратной связи, потому что она не тот человек, который делится подоб­ными вещами. Но я почти уверена, просто пото­му что она раскрылась мне, что она тоже чувствует примерно то же самое. Но, видите ли, это я должна была осуществить изменения. Мне думается, дол­гое время я ожидала, что моя мать изменится. «Почему она делает это и почему она делает то?» А это — как я, среди прочего, поняла после ра­боты с Вирджинией, — это моя задача, и именно мне нужно изменить позицию или попытаться сде­лать что-то еще.

Что же, это существенный сдвиг. Да, это так.

 

 

Ну, хорошо, вы также упомянули, что это повлия­ло и на другие области вашей жизни. Можете ли вы рассказать об этом немного подробнее — из­менились ли ваши взгляды и поступки в каких-то других аспектах вашей жизни?

 

 

Моя преподавательская работа. У меня есть соб­ственное дело — я работаю консультантом и про­вожу обучающие семинары для взрослых и ро­дителей, а также для коллективов, а совсем недавно, за последнюю пару лет, я стала проводить тре-. нинги лидерства для молодежи. На них я рабо­таю с подростками, с учениками средней шко­лы, и они рассказывают мне о своих родителях. И школьники, как правило, жалуются на родите­лей. Они рассказывают, что родители не прислу­шиваются к ним, или не соглашаются с ними, или что родители всегда обращают внимание только на их недостатки и никогда не говорят, как силь­но они заботятся о них и за что их ценят. И я за­метила, что прибегаю к тем же приемам, что и Вирджиния Сатир, когда говорю им: «Ты знаешь, возможно, именно тебе первому следует сказать своей маме, как ты рад, что она у тебя есть. Если ты будешь ждать, что твоя мама это скажет, она, возможно, этого не сделает. Возможно, тебе еле-

78:44 Коннира:

78:57 Линда:

79:51 Линда:

дует сказать: "Знаешь, мама, я знаю, какие жер­твы ты нам приносишь, и я действительно ценю это", — и все такое».

 

 

Итак, вы переносите то, чему научились, на дру­гих. Превосходно. А теперь, задним числом, може­те ли вы сказать что-то еще о том вашем опыте?

 

 

Я не могу представить ничего другого, — это впе­чатление сильнее прочих застряло у меня в го­лове, если не считать воспоминания о присутствии рядом со мной сильной, энергичной женщины в этом ее платье в цветочек, — так вот, кроме впе­чатления, полученного от ее работы с матерью и ее маленьким ребенком [позднее на том же се­минаре]. Она посадила ребенка в кресло, так что они двое смотрели друг другу прямо в глаза. И я не знаю, почему это так сильно на меня повлия­ло, но для меня это стало символом того, как важ­но действительно смотреть друг другу в глаза. Я имею в виду, мне с моей собственной внутрен­ней маленькой девочкой, или — может, об этом говорит старая индейская пословица: «Пройтись в чужих мокасинах» — это впечатлило меня. И все, что я пережила тогда: то, что я была открыта этому и выпустила наружу эту часть меня — все вместе я никогда не забуду.

 

 

И еще, то, как она обращалась с людьми, пред­ставляет собой сообщение, которое я несу, куда бы я ни шла. Эти уважение и достоинство, кото­рые она старается создать в отношениях между людьми. Я работаю с подростками, которых вос­принимают как беспомощных. А у взрослых — вся полнота власти. И моя работа во многом связа­на с командами, состоящими из подростков и взрослых, которые приходят, чтобы сотрудничать друг с другом. И взрослые, как правило, доми­нируют, а подростки всегда стараются вставить хоть слово. И какие-то способы, к которым при­бегала Вирджиния Сатир, чтобы установить бо­лее равноправные отношения между людьми, — это я тоже вынесла из того моего опыта.

l8o 80:31 Коннира:

80:57 Линда:

81:50 Коннира:

81:57 Линда:

 

 

Превосходно. Это тоже звучит здорово. Итак, я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли сюда и рассказали о том, что это значило для вас. И я думаю, что сходное воздействие ощутят многие из тех, кто смотрит эту видеозапись. Да, мне лю­бопытно узнать, было ли для вас неожиданностью оказаться вместе с Вирджинией на сцене или вы часто любите поступать так на семинарах?

 

 

Ну, я была в шоке. Я думала только о том, чтобы поприсутствовать в студии. Мы так договарива­лись. «Не хотите ли просто посидеть в зале и по­хлопать?» И я подняла руку, чтобы просто отве­тить на ее вопрос, и прежде чем я поняла, что происходит, она сказала: «Иди сюда. Поднимай­ся сюда, на сцену». И я совершенно не помню начало этой сессии. Я не помню, как она нача­лась, и как я в нее попала. Мне было бы любо­пытно увидеть, спустя 3 года, что происходило. Потому что я не помню. Люди после вели себя совершенно невероятно. Они подходили ко мне, снова и снова, и говорили: «Огромное спасибо, что поделилась этим. Я увидел мою маму», или «Я увидел свои отношения с отцом», или... и я поняла, что искренность — это очень сильная вещь. Но не просто хорошая вещь, а и мрачная, и тяжелая, и трудная.

Я думаю, что очень многие люди получат возмож­ность сделать это посредством данной записи. Еще раз огромное вам спасибо.

Была рада помочь. Спасибо.

Резюме

 

 

Ни в каком резюме невозможно суммировать все тонко­сти работы Вирджинии на этой сессии. Тем не менее, несмотря на все свои ограничения, резюме, представля­ющие собой систематизированные выводы из основного текста, оказываются полезными, поскольку позволяют организовывать и направлять нашу деятельность. В конец концов представления и убеждения, которые направляют все наши действия, тоже пред­ставляют собой краткие выводы из нашего опыта. И так же как любые другие выводы, эти представления и убеждения часто ока­зываются ограниченными, искаженными и чрезмерно обобщен­ными, делая нас несчастными.

 

 

Данную сессию можно рассматривать с точки зрения того, как Вирджиния систематически расширяла и обогащала пред­ставления и восприятие Линды. Получаемая таким образом до­полнительная информация создавала основу для изменения умо­заключений, убеждений и чувств Линды по отношению к ее матери, к ней самой и к данной ситуации. А новые представления и убеж­дения, в свою очередь, создавали прочную основу для более по­зитивного поведения.

 

 

Одно из принципиальных различий, которые постоянно под­черкивает Вирджиния, это различие между реальной женщиной — матерью Линды — и тем ее образом, который имелся у Линды. Вирджиния понимает, что Линда должна понять одну вещь: об­раз, который они рассматривают, находится внутри нее самой. Первый раз Вирджиния говорит об этом на восьмой минуте сес-

сии — 8:03, а затем неоднократно повторяет ту же мысль: 11:25, 15:48, 16:00, 32:46, 33, 44, 43:02, 43:57 и 45:48.

 

 

Проведение различия между имеющимся у нас образом мира и реальной «окружающей действительностью» открывает перед нами широкую дорогу для изменений. Осознание, что у каждого из нас есть свой собственный образ мира, заставляет нас осо­знать и то, что наши образы, вероятно, могут быть неточными и искаженными тем или иным способом. В то же время, поскольку образ изменить гораздо легче, чем сам мир, осознание этого раз­личия дает нам свободу и возможность взглянуть на мир по-дру­гому. Когда мы понимаем, что причиной конфликта являются создаваемые нами самими образы, мы можем принять на себя ответственность и измениться к своему удовлетворению, вместо того чтобы считать себя беспомощными жертвами и требовать изменений от других людей, предъявляя им обвинения, если они этого не делают.

 

 

Задавая Линде вопросы относительно того, как жила ее мать до ее рождения, Вирджиния обогатила восприятие клиентки. В первую очередь Вирджиния поговорила с Линдой о том, что критическое поведение ее матери было результатом дефектов ее воспитания [25:45]. Она возвращалась к этой теме несколько раз — 27:00, 27:38, 29:51, 30:50 и 37:08. Вирджиния также высказывала аналогичную идею и в связи с поведением самой Линды — 35:36 и снова несколько позже — 53:10 и 68:47.

 

 

Вначале Линда рассматривала проблемы, возникающие в ее отношениях с матерью, только со своей собственной точки зре­ния. Во время сессии Вирджиния несколько раз принимала по­зицию Линды, а затем переходила на позицию восприятия ее ма­тери, в особенности рассматривая все, что касается ее воспитания, чувств, ее ожиданий и намерений. После завершения сессии Линда также научилась смотреть на ситуацию с точки зрения своей ма­тери. «Ох, Линда, если ты думаешь, что тебе не повезло с мате­рью, представь себе, что значило для нее иметь таких родителей» [76:50]. В последующем интервью Линда также сказала: «Может, об этом говорит старая индейская пословица: "Пройтись в чужих мокасинах" — это впечатлило меня» [79:40].

 

 

В начале сессии Линда осознавала исключительно поведе­ние своей матери и — как реакцию на него — свое ощущение беспомощной жертвы. В конце сессии она также осознавала пред-

I

ставления, мысли и чувства своей матери и начала понимать, как на ту влияет ее прошлое и ее собственное — Линды — поведение.

 

 

Вирджиния использовала такое расширенное восприятие, что­бы изменить убеждения Линды. На ранних этапах сессии Линда была убеждена, что ее мать имела дурные намерения, и что кри­тическое поведение матери является доказательством ее ненави­сти к Линде. Когда Вирджиния использует формулировку: «Она старалась сделать твою жизнь невыносимой» [15:57], Линда ре­шительно соглашается: «Абсолютно!». Напротив, в конце сессии Линда считает, что ее мать имела добрые намерения — «Она лю­била меня помимо рассудка», — и что ее критическое и разруши­тельное поведение было результатом ограничений, берущих на­чало в тяжелых обстоятельствах ее детства.

 

 

На основе этой новой информации Линда смогла пересмот­реть свои убеждения относительно матери и принять альтерна­тивную пресуппозицию, которую предлагала Вирджиния. В на­чале сессии Линда обвиняла свою мать, теперь, если уж ей необходимо было кого-то обвинять, она обвиняла семью, в кото­рой та росла.

 

 

Разумеется, точно такую же работу можно проделать и в от­ношении предыдущих поколений, так что на самом деле все об­винения отпадут. Если бы Линда еще общалась со своими ба­бушкой и дедом, было бы важно проделать это явным образом, чтобы она не начала предъявлять обвинения им вместо своей матери.

 

 

В начале сессии Линда полагала, что ее матери следовало бы измениться. Но как выяснилось в ходе последующего интервью, она в итоге осознала, что может взять на себя инициативу в этом вопросе: «Видите ли, это я должна была осуществить измене­ния» [77:20]; «Это моя задача, и именно мне нужно изменить позицию или попытаться сделать что-то еще» [77:36]. Вирджи­ния первый раз высказала эту мысль на 27 минуте — 27:38, а затем еще несколько раз — 31:38, 37:26, 37:37 и 37:53. В этом интервью Линда также упомянула, что она перенесла данный подход и на свою собственную работу с подростками, которые хотят, чтобы их родители изменились, — она предлагает их вни­манию ту же самую плодотворную идею [78:35].

Опираясь на эти ключевые представления — так же как и на другие, упоминаемые в транскрипте, — Линда смогла взглянуть

 

 

. на себя и на мать как на равных, как на людей, которые делают в этой жизни то, что считают наилучшим, исходя из своих знаний и возможностей. В последующем интервью Линда упомянула образ, который «застрял» у нее в голове. Речь шла о том, как позднее на том же семинаре Вирджиния работала «с матерью и ее малень­ким ребенком. Она посадила ребенка в кресло, так что они двое смотрели друг другу прямо в глаза. И я не знаю, почему это так сильно на меня повлияло, но для меня это стало символом того, как важно действительно смотреть друг другу в глаза» [79:10]. Линда также отмечает «уважение и достоинство, которые она [Вирджиния] старается создать в отношениях между людьми» [79:57].

 

 

Работа с такими фундаментальными и универсальными иде­ями порождает более глубокие личностные изменения, чем рабо­та с конкретными «проблемными ситуациями», поскольку эти новые пресуппозиции будут оказывать влияние на протяжении всей жизни Линды. Пресуппозиции, как правило, не меняют че­ловека, будучи высказанными единожды, их необходимо повто­рять, чтобы создать неотразимый опыт истинности и полезности нового способа осмысления окружающего мира. Есть множество способов создать подобный неотразимый опыт, Вирджиния пред­почитала делать это, используя, в первую очередь, примеры из жизни и ролевые игры. Как показывает транскрипт, Вирджиния работала терпеливо и настойчиво, помогая Линде изменить ее способ восприятия и осмысления мира, чтобы та в итоге могла достичь желаемого разрешения.

 

 

Вирджиния всегда двигалась от конкретных жалоб, предъяв­ляемых ей клиентом, к более масштабным и универсальным воп­росам. Именно поэтому каждому из нас так легко идентифици­ровать себя с Линдой в ее путешествии и извлечь из него важные лично для нас уроки. Каждый из нас может вспомнить о людях, которых он критикует, обвиняет или ненавидит, поскольку все еще не понял, что они тоже делают лучшее из того, на что спо­собны, — ограниченные своим жизненным опытом, ошибочными представлениями и непониманием.

 

 

Позитивные пресуппозиции, которые обсуждаются здесь и в приведенном транскрипте, обладают огромной силой, однако их почти невозможно передать, пользуясь исключительно словами. В работе Вирджинии имело принципиальное значение то, что она моделировала эти пресуппозиции своим собственным пове-

 

 

дением — как на вербальном, так и на невербальном уровнях. 185 Она не просто думала, что данные позитивные пресуппозиции представляют собой эффективный способ осуществить измене­ния. Она передавала — каждым словом и каждым жестом — свою убежденность в том, что люди имеют добрые намерения, что они могут научиться чему угодно, и что они могут изменить свою жизнь. Имея в лице Вирджинии конгруэнтный живой пример данных пресуппозиций, люди, с которыми она работала, могли легче усвоить их, потому что в своем невербальном поведении она наглядно демонстрировала то, о чем говорила.

 

 

Вирджиния Сатир, таким образом, дарила вдвойне. Она де­монстрировала усиливающие убеждения, которые предлагала принять другим людям, и она проявляла такую точность в своем поведении и языке, что им было легче отвечать на то, что она демонстрирует. Хотя Вирджиния ушла от нас, ее послание на­дежды и силы живет в душе каждого, кому довелось с ней сопри­коснуться, и в работе тех, кто захотел приложить усилие и на­учиться делать то, что она делала так прекрасно.

 

 

Контакт между людьми — это не только слова. Контакт между людьми — это соединение взглядов, это голос, прикосновение, дыхание. Слова — это что-то, что вы можете прочитать в книге, увидеть на плакате, и они могут полностью отличаться от самих людей. Слова помогают, когда люди конгруэнтны.

Вирджиния Сатир

IV

 

 

Один из наиболее мощных паттернов, которые можно вы­делить в транскрипте, составляющем основное содержа­ние книги, — это использование Вирджинией пресуппо­зиций для изменения восприятия и убеждений Линды. Эффек­тивность пресуппозиций в инициации психотерапевтического изменения серьезно недооценивают даже те, кто хорошо владеет техниками гипноза. С прямым утверждением человек может со­гласиться или не согласиться, в то время как пресуппозиции он принимает неосознанно и, как правило, на сознательном уровне даже не замечает их. Ниже мы приводим несколько примеров того, как использовали пресуппозиции другие мастера психоте­рапии.

Карл Витакер

 

 

Лет восемь назад я наблюдал, как Витакер беседовал с суп­ружеской парой в первый день семинара выходного дня. Эта пара была в разводе уже пять лет и в течение еще более длительного времени ходила к психотерапевту. Они быстро установили друг с другом превосходный невербальный раппорт, согласовывая по­ложение тела и дыхание.

 

 

Во время беседы они относились друг к другу внимательно и с уважением. Очевидно, они прорабатывали свои различия мно­гие годы. Я обнаружил, что недоумеваю, почему они не пожени­лись снова, казалось, им было так хорошо друг с другом.

Приложение I Пресуппозиции

i88 Поскольку не в обычае Витакера было работать с парами, он

 

 

попросил их привести на следующий день обоих их сыновей-подростков. Один из сыновей, «бунтарь», который жил с отцом, так и не появился, но второй, «образцовый», который жил с ма­терью, пришел.

 

 

Контраст с предыдущим днем был разительным. Мать и отец сели гораздо дальше друг от друга, а сын сел между ними, намно­го ближе к матери. Хотя поведение отца было почти таким же, как накануне, поведение матери сильно изменилось. Она была намного более оживленной и сексуальной, в особенности когда говорила со своим сыном или о нем — а она делала это большую часть времени. Она долго говорила о том, сколько всего они де­лают вместе, как она уверена в нем, как им хорошо в обществе друг друга и т. д. Неважно, назовете вы это «смешиванием» или «нарушением границ между поколениями», было совершенно очевидно, что мать чрезмерно погружена в своего сына и реаги­рует на него, скорее, даже не как на сына, а как на любовника.

 

 

Сразу после того как мать еще на одном примере объяснила, как хорошо они с сыном ладят, Витакер сделал жест в их сторону и сказал: «Итак, ваш второй брак оказался гораздо более удач­ным, чем первый», — и сделал жест в сторону отца. Мать посмот­рела на него так, будто на несколько секунд перестала что бы то ни было соображать. Совершенно очевидно, она никогда раньше не думала о своих отношениях с сыном как о «браке», однако теперь ей было бы невозможно удержаться от обдумывания этой мысли. Как любил говорить Витакер: «Люди могут соглашаться со мной или не соглашаться, однако они не могут меня игнориро­вать».

 

 

Основной эффект, произведенный на эту женщину высказы­ванием Витакера, был вызван тем, что он ввел пресуппозицию об их браке. Она могла согласиться, что ее второй брак оказался удачнее, или возразить и сказать, что это неправда, но ей было намного труднее отвергнуть пресуппозицию, что она действует так, будто состоит в браке со своим сыном — в особенности пос­ле того, как только что привела длинный перечень их совмест­ной деятельности, характерной как раз для удачного брака!

 

 

Даже если бы мать на сознательном уровне отвергла замеча­ние Витакера, оно все равно произвело бы на нее действие. По­скольку большинство родителей вовсе не хотят вступить в брак

 

 

со своими детьми, мать не сможет избежать оценки ее привязан­ности к сыну в этом свете. Раньше она думала только: «Есть у меня близкие отношения с сыном или нет?» Теперь она будет думать: «Не слишком ли мы близки? Не обращаюсь ли я с ним, как с супругом?» — и постарается избегать всего, что может при­вести к слишком сильной близости. И сын будет поступать та­ким же образом в отношении матери.

Милтон Эриксон

 

 

В конце 1950-х гг. Милтон Эриксон был приглашен проде­монстрировать свои методы работы в Госпитале Управления по делам ветеранов в Пало-Альто, штат Калифорния. Психиатры привели своих самых трудных клиентов, чтобы он поработал с ними.

 

 

Одним из клиентов был молодой человек, страдавший це­лым рядом серьезных нарушений. Он сидел в холле, ожидая сво­ей очереди, и смотрел, как другие клиенты уходят в зал и через какое-то время возвращаются, — часто все еще явно находясь в трансе.

 

 

Когда его, наконец, пригласили в зал, он не имел никакого представления, что его ожидает. Первым делом Эриксон спро­сил: «Почему вы привели ко мне этого мальчика?» Когда психи­атр закончил читать длинный список расстройств, которыми стра­дал этот пациент, Эриксон скомандовал врачу: «Идите, садитесь». Затем Эриксон повернулся к молодому человеку, пристально взгля­нул ему в глаза и сказал: «Насколько сильно ты удивишься, если твое поведение полностью изменится на той неделе?» Тот с изум­лением посмотрел на него и ответил: «Я очень удивлюсь». Тогда Эриксон повернулся к психиатрам и сказал: «Уведите его». Пси­хиатры подумали, что Эриксон решил в данном случае отказать­ся от работы. Однако через неделю все проявления деструктив­ного поведения у молодого человека действительно полностью исчезли.

 

 

Эриксон, несомненно, заметил повышенную восприимчивость этого юноши и решил передать ему пресуппозицию, что его по­ведение целиком изменится. Эриксон не спросил: «Изменится твое поведение или нет?» В его вопросе уже содержалась пресуп­позиция, что поведение изменится, интерес представляло только то, насколько сильно удивится собеседник, когда это произойдет.

 

 

Когда реакция юноши — вербальная и невербальная — ска­зала Эриксону, что тот полностью воспринял данную пресуппо­зицию, он понял, что все получилось, и отослал клиента, чтобы избежать обратной реакции. Если бы молодой человек сказал: «Я удивился бы», — или если бы он выглядел неуверенным, Эриксон продолжил бы работу с ним и попробовал другие вмешательства. Однако юноша сказал: «Я очень удивлюсь», — показывая тем са­мым, что принял пресуппозицию Эриксона о скором наступле­нии изменений.

 

 

В словах Эриксона содержались еще другие важные пресуп­позиции, которые усилили это блестящее вмешательство. Когда Эриксон спросил: «Почему вы привели ко мне этого мальчика?», — его слова подразумевали, что данный клиент является ребенком, а отсюда вытекает все, обычно связываемое с этим возрастом: не­зрелость, необходимость многому научиться, зависимость, необ­ходимость в руководстве и т. д. Затем он скомандовал врачу: «Идите, садитесь», — и эти слова подразумевали, что психиатр (высту­павший в роли «родителя» для «мальчика», которого он привел) сам находится в подчиненной позиции по отношению к Эриксону.

 

 

Этими двумя короткими высказываниями Эриксон поста­вил себя в позицию высшего авторитета по отношению к тем, кто работал с молодым человеком, — как путем пресуппозиции, так и путем подтекста. Маловероятно, чтобы без этих предвари­тельных пресуппозиций его последний вопрос оказал на клиента такое сильное воздействие.

 

 

По большей части терапевтически полезные пресуппозиции вовсе не так глобальны, как у Эриксона в этом примере, и вовсе не так ошеломляющи, как у Витакера в вышеописанном эпизоде. Тем не менее они могут очень эффективно вызывать существен­ные сдвиги в восприятии и поведении человека. Множество мел­ких пресуппозиционных сдвигов, взятые вместе, могут очень силь­но повлиять на семью.

Сальвадор Минухин

 

 

Один из моих любимых примеров последовательного исполь­зования пресуппозиций — это сессия, на которой Минухин рабо­тал с семьей, пришедшей к нему в первый раз.

Проблемой, которая привела данную семью к психотерапев­ту, был десятилетний сын, нюхавший бензин. Сразу после зна-

 

 

комства Минухин повернулся к мальчику и сказал: «Я так пони­маю, тебе нравится нюхать бензин. Ты что же думаешь, что ты автомобиль?» Этот шутливый комментарий произвел немедлен­ный эффект. Все несколько расслабились, и проблема предста­вилась им чуть менее неразрешимой.

 

 

Шутка довольно очевидная. Не настолько очевидной явля­ется пресуппозиция, что серьезные проблемы можно обсуждать с юмором. Еще менее очевиден тот факт, что Минухин установил пресуппозицию, используя выражение «тебе нравится». Скажи он, например, «ты нюхаешь» или «ты привык» или «ты чувству­ешь потребность», эти слова ввели бы совершенно другие пре-~ суппозиции относительно данной проблемы. Все эти формули­ровки подразумевают, что мальчик не может контролировать данное поведение и, следовательно, его трудно будет изменить. Слова «тебе нравится» подразумевают, что поведение является результатом собственного желания мальчика, а не каким-то бе­зумным и загадочным непреодолимым побуждением.

 

 

В своем следующем вопросе, заданном мальчику, Минухин основывается именно на этом: «Какой ты предпочитаешь — эти­лированный или неэтилированный?» Когда эта вторая шутка опять смещает внимание членов семьи, все еще немного расслабляют­ся. Они думали о поведении своего сына как о серьезной пробле­ме, с которой никто не в состоянии справиться, а не как о выра­жении предпочтений мальчика. Разумеется, нюханье бензина может привести к серьезным последствиям, но тем не менее подобный сдвиг фокуса внимания членов семьи делает проблему несколь­ко более доступной для решения.

 

 

Далее Минухин принюхивается, делает глоток травяного чая из чашки, которую держит в руке, и говорит: «Хотел бы я знать, что это за сорт». После чего поворачивается к мальчику, протя­гивает ему свою чашку и просит: «Поскольку у тебя такой заме­чательный нюх, скажи мне, что это за сорт». Данное замечание основывается на предыдущих и смещает фокус внимания от пред­почтений к приобретенной способности, которая делает возможны­ми подобные предпочтения. Минухин также исходит из пре­суппозиции, что у мальчика «замечательный нюх» и тот в состоянии ощутить различие, которое не может почувствовать он сам. Это обстоятельство возвышает мальчика над Минухиным в данном отношении и изменяет подразумеваемую иерархию «вышестоя­щий психотерапевт — нуждающаяся в помощи семья».

192 Когда эти люди пришли сюда, они, вероятно, думали о пове-

 

 

дении мальчика как о чем-то ненормальном, необъяснимом и не поддающемся контролю. Тремя короткими репликами Минухин изменил их восприятие. Теперь они думают об этом поведении как о выражении предпочтений мальчика и о доказательстве его позитивной способности проводить различия. «Не поддающаяся контролю проблема» стала уже на три больших шага ближе к разрешению, потому что члены семьи теперь думают о ней со­вершенно по-другому. Вместо того чтобы критиковать мальчика, делать ему выговор или расспрашивать его, Минухин косвенным образом хвалит его за его тонкие способности к различению и создает, таким образом, основу для дальнейшей работы, в про­цессе которой предстоит направить эти способности на деятель­ность, отличную от нюханья бензина.