Книга вторая. Я мысли доверю покорной бумаге:

 

 

Я мысли доверю покорной бумаге:

Плыву я по морю, душою во мраке.

Когда же увижу я Землю Святую?

Когда же я милую вновь поцелую?

 

«Святая Земля»

 

Шесть

 

Следующий день выдался на удивление безоблачным и умеренно теплым. Жару и влажность смыла вчерашняя гроза. Сидя рядом с Люком в «ауди», я не могла поверить, что буря была такой сильной. И что разговор Люка с невидимым собеседником был настолько пугающим. И что рыжий незнакомец и вправду торчал в нашем дворе. Как ни странно, в присутствии Люка я не испытывала страхов, которые терзали меня в одиночестве. Неужели я влюбилась?

«Нет, – зазвучал злой голос в моей голове. – Ты просто дура. Не огорчайся, это наследственное».

Целый час мы болтали о каких-то пустяках. Например, почему «Билл» – это короткий вариант имени «Уильям» или почему не бывает собак в полосочку. Каждый раз, когда я думала, что все темы для разговора исчерпаны, кто-то из нас придумывал новую.

– Буцефал! – Люк потрепал руль рукой.

– Ты чихнул?

Он засмеялся.

– Нет. Так зовут мою машину.

– У машины есть имя?!

Люк улыбнулся, как нашаливший ребенок. Глядя себе в ноги, где лежал двуцветный коврик, потертый у порога, я продолжила:

– Не иначе как в честь лошади Александра Македонского. Это юмор такой?

– Ты знаешь, кто такой Буцефал. Значит, ты знаешь, какая история с ним связана. – Зубы Люка блеснули белизной. Он с важным видом показал на приборную панель. – У нас случилось что-то подобное.

– У тебя и машины?

– Да.

Я подняла бровь.

– Ты хочешь сказать, что больше никто не мог обуздать твой автомобиль? Что он выбрасывал всех водителей, переезжал их, оставляя на телах следы шин? Но однажды ты сел за руль и покорил машину своей воле. Так?

В глазах Люка сверкнул огонек.

– Так. И с тех пор мы неразлучны.

Я обдумала его слова, глядя на потертую панель.

– На твоем месте я бы попробовала приручить «мазерати».

Он рассмеялся.

– Что поделать, судьба предназначила для меня «ауди»… Смотри!

Мы наконец-то добрались до Ричмонда. Пригородный пейзаж сменили офисные здания и магазины. Ричмонд казался очень ярким городом. Повсюду искрил свет, отражаясь от тротуаров, зеркальных зданий, припаркованных автомобилей, бетонных коробок между заасфальтированных дорог… Деревья терялись на фоне созданий рук человеческих. Я уже бывала в Ричмонде, и он не вызывал у меня теплых чувств, но я видела, как Люк все больше расслабляется, чем дальше мы углублялись в город.

– Тебе здесь нравится, – с удивлением заметила я.

Люк оторвал взгляд от блестящих поверхностей.

– Нет. Мне нравится, что здесь не может жить никто, кроме людей. – Он указал на высокий шпиль церкви, выделявшийся на фоне крыш и деревьев. – И кресты. Здесь все линии образуют крест. Им это не по нраву.

– Им? – меня заворожили его слова. «Никто, кроме людей». Значит, «Они» – не люди.

Люк взглянул на меня. В его поведении появилась странная легкость.

– Тсс, красавица. Давай немного развлечемся, прежде чем ты снова начнешь задавать вопросы.

Он повез меня на торговую улицу, где ютилось множество магазинчиков, раскрашенных во все цвета радуги. Проехав пару кварталов, Люк нашел парковочное место в тени.

– Если ты проголодалась, я знаю кафе, где продают восхитительную французскую выпечку.

– Мм, неплохо!

Я умирала от голода. От радостного предвкушения я даже не пообедала. «Все потому, что ты дура», – напомнил внутренний голос.

Мы купили пирожные и сели за железный столик на улице. Люк с изумлением наблюдал, как я препарирую свое пирожное.

– Что ты делаешь?

– Смотрю, из чего оно сделано. – Я ковырнула тесто вилкой и попробовала крем. – Так я смогу приготовить его дома. – Этому научила меня мама. Она всегда изучала, что из чего сделано, читала меню, словно увлекательные романы, а потом творила магию на кухне.

Люк покачал головой.

– Ты хотел сказать «странно в смысле странно»? – предположила я.

– Нет, я хотел сказать «забавно в смысле забавно».

Миллион вопросов готов был сорваться с языка, но пирожное (с ореховым кремом) оказалось таким вкусным, что я решила сперва его доесть.

– Теперь рассказывай.

Люк встал.

– Давай пройдемся. Вряд ли нас могут подслушать, но так мне будет спокойней.

Я поднялась, и Люк самым естественным образом взял меня за руку. Интересно, он тоже получил электрический импульс от моего прикосновения?.. Мы пошли по тротуару. Справа ехали машины, из магазинов слева доносилась музыка.

– Если захочешь куда-нибудь зайти, скажи, – предложил Люк. Как будто бы мы пришли сюда ради магазинов!

– Рассказывай. Я желаю знать, что происходит.

Он наблюдал, как по другой стороне дороги едет велосипедист.

– Вот мой секрет. – Люк наклонился ко мне и прошептал: – Я не могу раскрыть тебе мои секреты.

Мне потребовалось время, чтобы понять, что он сказал. Когда до меня дошло, я вырвала руку и остановилась.

– Ты привез меня сюда ради этого?! – Парочка через дорогу замедлила шаг, глядя на нас. – Я ожидала большего… Мог бы хотя бы соврать.

Люк потянулся ко мне, но я сложила руки на груди. Он вздохнул.

– Я и вправду не могу рассказать тебе мои секреты. Но я не знаю, что именно мне нельзя рассказывать. Задавай вопросы – посмотрим, как далеко нам удастся зайти.

Я нахмурилась. Девушке-панку и ее спутнику-панку непонятного пола пришлось протискиваться мимо меня.

– Удивительно. Как ты можешь не знать, что именно нельзя рассказывать?

Люк умоляюще посмотрел на меня и пожал плечами.

В глубине души я понимала, на что он пытается намекнуть, и хотя я могла двигать предметы и зажигать свет силой воли, я была не в состоянии это принять. Забавно. Еще недавно мне хотелось, чтобы мир не был таким обыденным. А теперь, когда мир стал загадочным, я отказывалась верить.

Я понизила голос:

– Магия?..

Люк не отрывал от меня взгляда светлых глаз. В уголках его рта притаилась печаль.

– Ладно, можешь взять меня за руку, – в конце концов пробурчала я. – Давай погуляем.

Он не замедлил взять мою руку, и мы отправились мимо магазина старых пластинок и антикварной лавки, перед которой стояли доспехи, отбрасывающие длинную тень.

– Ты можешь объяснить, почему мне все время попадается четырехлистный клевер?

Люк стиснул мою руку и оглянулся, прежде чем ответить.

– Они хотят, чтобы ты могла Их видеть.

– Кто такие «Они»?

Он промолчал.

– Феи?

Люк скривил губы. Ему было не до смеха. Я изучала его лицо, пытаясь понять, не лжет ли он; Люк так же, как и я, хмурился. Меня мучили тысячи вопросов, и в конце концов я глупо выпалила:

– Я думала, у фей есть крылья.

– У некоторых есть.

– Я думала, что феи – это дружелюбные маленькие создания, которые любят цветы.

– Они и вправду любят цветы. Они любят все красивое. – Взгляд Люка явно говорил, что ко «всему красивому» он относит и меня. Я так хотела ему поверить, что защемило в груди.

– Почему Они хотят, чтобы я Их видела?

У него вырвалось рычание.

– Чтобы морочить тебе голову. Запутать тебя. Увлечь за собой.

Мне вспомнился рыжий незнакомец. Я обдумала все, что узнала.

– Они боятся железа. И крестов. Вот почему бабуля подарила мне кольцо. А ты дал мне ключ. Но при чем тут собаки?

– Это Их охотничьи псы.

– А Рай…

Люк смотрел на меня. Я моргнула. Неужели он хотел сказать, что за мной следили с самого детства? Что Рай – гончая из страны фей?

– Я их видела, – с запинкой выдавила я. – Я видела гончих. Причем у меня не было с собой клевера.

Люк ответил бесцветным голосом:

– Ты быстро учишься. Некоторым людям клевер нужен только на первом этапе; он помогает прозреть. Думаю, ты из таких.

То есть все станет еще хуже? Тень в моей комнате… Рыжий фрик… Не удивительно, что при виде клевера Люк приходит в ярость.

Я вспомнила кое-что еще.

– Почему бабушка так странно с тобой разговаривала?

Люк беззвучно пошевелил губами, упорно отводя взгляд. В конце концов он сказал:

– Думаю, она обозналась.

Ответ меня не устроил, хотя я не смогла бы объяснить почему. Мы долго шли в молчании, пока асфальт не сменился на гравий, а бетон – на кирпич. Вокруг дороги появились деревья и чудесные старые дома. Зеленый балдахин листвы скрывал нас от солнца. С каждым шагом, с каждым словом мы все дальше углублялись в таинственный и загадочный мир.

– Почему Они хотят забрать меня? – спросила я.

Люк едва слышно ответил мне на ухо:

– Кто бы этого не захотел?

Внезапно и резко он остановился и толкнул меня в нишу в кирпичной стене, так быстро, что я почувствовала дрожь от его мимолетных объятий, когда уже все кончилось. Его губы со сводящей с ума медлительностью прочертили линию от моей шеи к плечу, которое он поцеловал. Хотя дыхание Люка жгло, как летнее солнце, я задрожала, закрыв глаза. Я не могла пошевелить руками – да я и не знала, что с ними делать. Он снова поцеловал меня, и я оттолкнула его к стене.

Мой разум метался в поисках рациональной мысли, за которую можно было зацепиться, пока меня не захлестнуло желание поцеловать его.

– Мы встретились пару дней назад. Мы друг друга совсем не знаем.

Он разжал руки.

– Сколько нужно, чтобы узнать человека?

– Месяц? Несколько месяцев?

Мои слова прозвучали глупо, потому что я сама не хотела в них верить. Нельзя же целоваться с кем-то, о ком ничего не знаешь! Это шло вразрез со всем, чему меня учили. Но почему было так тяжело сказать «нет»?

Он погладил мои пальцы.

– Я подожду.

В полумраке аллеи Люк казался особенно красивым, его глаза сияли на фоне лица, которое оставалось в тени. Сопротивление было бесполезно.

– Я не хочу ждать… – прошептала я.

Не успела я закончить фразу, как его губы прижались к моим, и под поцелуем я растаяла. Мои руки (раньше я не знала, куда их деть… как глупо…) схватили его за футболку и прижались к стройному телу. Его руки крепко обняли меня за шею и спину, словно я падала в обморок, а он меня удерживал.

Наконец Люк сделал шаг назад.

– Никто не пахнет так хорошо, как ты. Они тебя не получат. Тебя хочу я.

Я прикусила губу.

– Позволь кое-что тебе показать. Лучше, чтобы это произошло в церкви. Так надежней.

 

В полумраке церкви не было ни души. Пахло ладаном и тайной. По привычке я опустила пальцы в святую воду и перекрестилась, затем потянула Люка между скамьями.

– Что ты хочешь мне показать? – Его голос звучал тихо и угрюмо, наши шаги по ковровой дорожке почти заглушали его слова.

Я собиралась продемонстрировать ему свои способности к телекинезу. Может, именно из-за них меня хотели похитить феи.

Из букета перед алтарем я взяла бутон желтой розы. Люк тем временем печально смотрел на распятие и не сразу опустил глаза на меня и бутон в моей руке. Казалось, мы участвуем в тайном венчании.

– Помнишь, что ты сказал мне перед выступлением? – спросила я.

Его взгляд затуманился.

– Нет.

Я настаивала.

– Ты говорил о людях, которые могут творить чудеса.

– Я пытался тебя отвлечь. Не хотел, чтобы тебя снова вырвало. Сработало, правда?

– Не лги. Ты знал. Непонятно откуда, но ты знал. Ты знал, что я одна из таких людей, так?

Стоя спиной ко мне, Люк склонил голову и оперся лбом о кулак.

– Нет. Ты не такая. Скажи, что это неправда.

Свечи у ног Марии освещали только часть его лица. Другая часть оставалась в тени.

– Это правда! Смотри… – Я протянула к нему руки, держа бутон. Не прошло и секунды, как лепестки один за другим раскрылись, и цветок стал таким большим, что занял обе ладони. Я взглянула на бархатные лепестки, потом на Люка. Он сложил руки на груди.

– Впечатляет.

Я не понимала, почему он так реагирует.

– Ты знал!

Люк снова отвернулся, опустив плечи.

– Оставь меня на минуту.

Я что-то сделала не так. Не нужно было ему показывать… В чем моя вина?! Я кинулась по проходу к тяжелым дверям и попала в притвор, где наконец вытерла глаза. Я стояла в темноте, слепо глядя на стойки для флаеров и объявлений о семинарах на библейские темы. Потом до меня донесся крик.

– Черт бы тебя побрал! За что?!!!

Я выглянула, желая убедиться, что он говорит с какой-нибудь полупрозрачной феей. Однако там был только Люк. И Бог.

 

По пути домой мы не обсуждали случившееся. Машина глотала милю за милей, а я долго смотрела на луну, висевшую над черными силуэтами деревьев. Загадочный, неземной вид луны напомнил мне, что я почувствовала, когда бутон распустился в моих руках.

Люк внезапно свернул на едва заметную тропу, затормозил и принялся изучать мерцающий циферблат часов.

– Ты сердишься на меня? – спросил он.

Я удивленно вскинула голову. При слабом свете огоньков на приборной доске его лицо казалось зеленым и изможденным. Похоже, он с искренним волнением ждал ответа.

– Почему ты так решил?

– Ты притихла. Раньше так было, только когда ты сердилась.

– Ты сам притих. Я думала, ты злишься на меня за… – Я замолчала, не зная, можно ли упоминать произошедшее в церкви.

Люк вздохнул и махнул рукой.

– Мне не разобраться…

– В чем?

– В тебе. – Он с видимым дискомфортом пожал плечами. – Не знаю, что и делать.

– С тем, что случилось в цер…

– Нет, только с тобой, – поспешно вставил Люк. – Я все жду, когда ты скажешь, чтобы я исчез и больше не появлялся. Когда скажешь, что я тебя пугаю.

– Поэтому я и не прошу тебя уйти.

– Не понимаю.

– Ты все время повторяешь, что ты странный. Те, кого стоит по-настоящему бояться, так о себе не говорят.

– Там, у стены в аллее, я набросился на тебя. Я тебя не напугал?

Так вот он о чем – о поцелуе!.. Как мило, что он волнуется. Я засмеялась.

– Это была не аллея. И ты на меня не набрасывался.

– Однако я не спросил разрешения…

У меня был не такой уж богатый опыт, но я сомневалась, что кто-нибудь просит разрешения, прежде чем поцеловать девушку. Разве что в кино.

– Я ответила на твой поцелуй.

Он искоса на меня посмотрел.

– Я не хотел так далеко заходить… не хотел сделать что-то не так. Не хотел втянуть тебя в неприятности.

Черт, что за глупости!

– Люк, я не сержусь. И… – Я покраснела от собственной смелости. – Я не боюсь неприятностей. Возможно, мне даже понравятся неприятности, в которые ты можешь меня втянуть.

Тут я подумала, что ляпнула лишнее. Вдруг решит, что я доступная женщина. Не так меня поймет…

Люк улыбнулся половиной рта и дотронулся до моего подбородка. Мне захотелось закрыть глаза и раствориться в этом ощущении. Мне захотелось забыть о том, кто я.

– Ты еще ребенок. Ты не знаешь, в какие неприятности я могу тебя втянуть.

Я разозлилась и отодвинулась.

– И как тебя понимать?

– Я не хотел… ну вот, ты снова на меня злишься.

Я холодно на него посмотрела.

– Значит, есть за что. Ты назвал меня ребенком!

Люк расстроенно откинулся на спинку сиденья.

– В качестве комплимента.

– Неужели?

– Просто я иногда забываю, как ты молода. – Он пытался подобрать слова. – Ты… похожа на меня. Ты воспринимаешь все так, будто тысячу раз с этим сталкивалась. А твои глаза, когда ты играла… я забыл, что тебе всего шестнадцать.

– Если уж осыпаешь меня незаслуженными комплиментами, не забудь сказать, что я невероятно красива и потрясающе умна. – Мне очень хотелось ему верить, но мой разум не мог принять желаемое за действительное.

– Я серьезно. Хотя ты действительно невероятно красива.

– Кого можно назвать «невероятно красивой», так это Элеонор. Я знаю, какая я. Уж точно не красивая.

При упоминании Элеонор на лицо Люка легло странное выражение.

– Нет, Элеонор нельзя так назвать. Это ты красивая, особенно когда смотришь на меня с таким гордым видом… Ты очень красивая.

Я пристально рассматривала свои руки. На них падал свет от радио, и они будто светились изнутри. Я тихо попросила:

– Повтори еще раз.

Но он сказал:

– Ты особенная.

«Особенная» – так говорят не о девочке в кардигане среди подруг в коротеньких топах. «Особенная» – так можно сказать о редком виде бабочек.

Люк смотрел в лобовое стекло.

– Ты похожа на меня. Мы не игроки, а зрители.

Но в его машине я не была зрителем. В этом маленьком мире, наполненном запахом Люка, я была незаменимым игроком. Мне хотелось то ли заплакать, то ли улыбнуться самой широкой улыбкой.

– Ди, – тихо произнес Люк. – Где ты?

Я посмотрела на него.

– Здесь.

Он покачал головой. Я смущенно улыбнулась.

– Я представила свою жизнь как маленькую планету вдалеке от всех. – Люк провел пальцем по рулю, очерчивая бесконечный круг. – На этой планете живут очень симпатичные пришельцы.

Он осторожно очертил такой же круг по тыльной стороне моей руки. По моей коже побежали мурашки. Ровным голосом, не выражавшим никаких эмоций, Люк спросил:

– Ты все еще на меня сердишься?

Я сидела с полузакрытыми глазами, а он вел пальцем по моей руке к плечу. Его прикосновение казалось легким, словно перышко. Мне было немного щекотно, и от этого ощущения замирало сердце и перехватывало дыхание. Люк наклонился и поцеловал меня. Я закрыла глаза и позволила обнять себя за шею и поцеловать снова. Свободной рукой он опирался о приборную панель. Мимо проехала машина. Я почувствовала сияние фар даже с закрытыми веками.

– Остановиться?.. – прошептал Люк.

Я покачала головой. Он снова поцеловал меня, слегка прикусив мою губу. Я и не думала, что от этого можно сойти с ума. Да правильно ли я целуюсь? Не слишком ли влажный у меня рот? Нравится ли ему? И куда, черт побери, девать язык?

Но часть меня, неподвластная сомнениям, жаждала его прикосновений и хотела прикасаться к нему в ответ. Я будто со стороны наблюдала наш поцелуй. Я видела, как свет приборов освещает половину моего лица, когда я потянулась губами к его губам. Я видела, как его язык осторожно раздвигает мои губы. Я видела, как слабею в его руках. Я слышала, как мое дыхание учащается, видела его глаза, чувствовала его руку на своем бедре, зовущую еще дальше, к неизвестным мне вершинам…

Я замерла. Люк быстро отодвинулся. Он выглядел испуганным, будто рука двигалась без его ведома. Срывающимся голосом он произнес:

– Извини.

Я хотела сказать, что ему не за что извиняться, но сама не знала, так ли это. Я не знала, чего хочу.

– Извини, – повторил Люк. – Я… – Он на минуту закрыл глаза, потом снова открыл и снял машину с ручного тормоза.

Мое бедро горело. Я все еще чувствовала его прикосновения. Меня трясло. Я хотела, чтобы он снова меня поцеловал. Я хотела, чтобы он завел машину и поехал, чтобы я не ждала его поцелуя.

Люк вывел машину на дорогу. В мерцающем свете он казался далеким и незнакомым. Я потянулась к его руке, и, не отрывая взгляда от дороги, он сжал мои пальцы.

 

Семь

 

Той ночью я спала на диване. Меня не прельщала мысль ночевать в одной комнате с призрачным существом, и хотя я понимала, что никто не помешает ему быть таким же призрачным в гостиной, на диване спалось лучше.

Я проснулась в отличном настроении. Прошлым вечером меня встревожило произошедшее в церкви и новость о том, что за мной охотятся феи, но, проснувшись в комнате, где свет пробивался через тонкие белые занавески, я чувствовала себя прекрасно. Все плохое забылось: я снова и снова вспоминала поцелуи Люка.

Из комнаты родителей наверху доносился шум. Мама проснулась. Вы бы видели ее лицо, когда Люк завез меня домой в одиннадцать вечера и извинился за позднее возвращение. Мне не хотелось сейчас это обсуждать. Я бы предпочла не обсуждать это никогда.

– Рай, – позвала я. Он посмотрел на меня со своего поста у дивана. – Пошли гулять.

Рай подпрыгнул и завилял хвостом. По пути на кухню я протерла глаза, стараясь проснуться, и как всегда завязала волосы в хвост. Потом выудила из корзины для белья джинсы, подвернула штанины, чтобы они не промокли от росы, и мы вышли на улицу.

Погода стояла великолепная. Сквозь утреннюю дымку пробивался солнечный свет, в воздухе еще витала прохлада, капли росы блестели на паутине, пахло свежескошенной травой. Чудесно.

Он поцеловал меня. Поцеловал.

Рай, не зная о пожаре, бушующем в моей груди, понесся по двору, хвостом сбивая росу с травы.

Не туда, шпион из страны фей. Мы пойдем вниз по дороге.

Он остановился, будто услышал, затем повернул и пошлепал на дорогу, где замер, поджидая меня.

Чудесно. Все просто чудесно. Я могу мысленно отдавать приказы собаке, а Люк меня поцеловал.

Мы прижимались к обочине, хотя таким ранним утром нам вряд ли могли встретиться машины.

Мои босые ноги бесшумно ступали по асфальту. Я вела Рая к безлюдной проселочной дороге возле дома. Коровье пастбище медленно окутывал туман.

Увидев белоснежного кролика, я от удивления замедлила шаг. Он внимательно на меня смотрел, навострив бесцветные уши идеальной формы и не двигаясь. Если не считать кролика и Рая, я осталась наедине со своими мыслями.

Итак, Рай шпионил за мной для фей. А они хотели меня украсть. Это даже льстило. Приятно, когда на тебя обращают внимание.

Но кто же тогда Люк? И откуда он знал про фей? Может, они и его пытались украсть? И почему бабушка так с ним разговаривала? Мало того что она явно злилась, она, похоже, хорошо знала Люка. И дирижер школьного оркестра, мистер Хилл, тоже его знал. Я решила не думать о такой опасной теме. Мысли о том, как мало мне известно о Люке, портили настроение. Хотя меня должно было волновать, кто он такой и чем занимается, я все же предпочитала оставаться в неведении. Мне хотелось, чтобы все было просто.

Глубоко в душе я знала, что он не из колледжа. Но это мне даже нравилось.

Рай глухо заворчал. Впереди на грязной проселочной дороге стояла знакомая подержанная «ауди». Мое сердце заколотилось. Люк!.. Через мгновение в голову пришел вопрос: а что он здесь делает?

Я тихо подошла к машине. Люк спал на водительском сиденье, закинув руки за голову. Сон смыл следы тревоги с его лица, он казался юным и цветущим – и вправду студент колледжа. Рукав рубашки частично скрывал обруч золотого цвета на правой руке. Почему я раньше его не замечала?

Я открыла дверцу машины, и Люк тут же проснулся. Его рука мгновенно скользнула к лодыжке.

– Не стоит спать с открытыми дверями, – посоветовала я. – Никогда не знаешь, кто может залезть в машину.

Он заморгал, потом убрал руку от лодыжки и с закрытыми глазами прислонился к спинке сиденья. Рай посмотрел на Люка, потом отошел от машины.

– Я тоже спала не в своей кровати.

Глаза он не открыл.

– Тяжело заснуть, когда за тобой следят, правда?

Я хотела спросить, зачем Они следят за ним, но побоялась, что он не ответит. Я хотела спросить, почему он спит в машине в шаге от моего дома, но побоялась, что он ответит. Я подумала о том, как его рука метнулась к лодыжке. Неужели под штаниной скрывается что-то смертельное?

Люк молчал, и в мою голову начали закрадываться сомнения. Но вот он открыл глаза, улыбнулся, и сомнения улетели прочь, словно камешки из-под ног.

– Приятно, что первая, кого я вижу с утра, это ты.

Хорошее настроение вернулось, будто никуда и не исчезало.

– Я знаю.

Почему в его присутствии я становлюсь легкой, не похожей на себя?

Люк засмеялся.

– Спой для меня, скромница.

Я запела о босоногих девушках и юношах, спящих в машинах, беззастенчиво копируя мелодию «Красавца-юнги». Его лицо просветлело. Тогда я добавила куплет про коровьи пастбища и опасности ночевки возле них. «Любить» и «доить» неплохо рифмуется.

– Сегодня ты в хорошем настроении. – Люк пробежал рукой по волосам, глядя в зеркало заднего вида. – Я смущен. Ты застала меня без макияжа.

Настала моя очередь смеяться.

– Ужасно выглядишь. Не понимаю, как ты смотришь на себя в зеркало без содрогания. – Очень осторожно я приподняла край его рукава, открыв золотой обруч со множеством граней. – Я его раньше не видела.

Люк отвернулся и ответил безучастным голосом:

– Он всегда был здесь.

Я дотронулась до обруча, проведя пальцем по одной из граней, и заметила, что кожа вокруг него загрубела и обруч оставил на ней видимый след: должно быть, на руке он давно. Я смотрела на обруч дольше, чем требовалось. Мне нужен был предлог, чтобы касаться пальцем кожи Люка. Я заметила кое-что еще: перпендикулярно к обручу бежали бледные рубцы. Шрамы. Я живо представила себе дюжину рубцов на плече Люка: раны рассекали бицепс на ленты плоти, ленты, которые держал только обруч. Я провела пальцем по шраму к локтю.

– Что это?

Люк посмотрел на меня и ответил вопросом на вопрос:

– Мой секрет все еще у тебя?

Сначала я не поняла, о чем он, затем показала на цепочку на шее.

– Один из твоих секретов. Можно мне еще?

Губы Люка сложились в улыбку.

– Конечно. Я по-прежнему тобой увлечен.

– На секрет не тянет.

– И все равно удивительно, учитывая обстоятельства.

Я надула губы.

– Обстоятельства? Большинства из них я не знаю.

– Не дуйся. Лучше спой еще. Настоящую песню. Песню, от которой слезы наворачиваются на глаза.

Я запела «Одинокий рыбак». Песня вышла такой печальной и прекрасной, какой никогда не была, а все потому, что я пела для него. Раньше мне никогда ни для кого не хотелось петь. Наверное, именно так чувствовала себя Делия, когда выходила на сцену.

Люк закрыл глаза.

– Я влюблен в твой голос. – Он вздохнул. – Ты как сладкоголосая сирена, завлекающая путников в опасные места. Не останавливайся. Пой.

Я была не прочь завлечь его в опасное место, если в этом опасном месте он окажется вместе со мной. Я закрыла глаза и спела «Сады Салли». В машине не самая лучшая акустика, но я хотела, чтобы песня зазвучала, и она зазвучала. Не думаю, что я когда-либо пела так хорошо.

Я почувствовала, что он наклонился, хотя его дыхание даже не успело обжечь мне шею. Странно – за краткий миг до того, как его губы коснулись моей кожи, я почувствовала страх. Всего на мгновение – но это был страх.

Тело выдало меня, предательски вздрогнув. Люк отодвинулся. Я открыла глаза.

– Я тебя пугаю? – спросил он.

Странная формулировка. Прошедшее время прозвучало бы логичней.

Я прищурилась, пытаясь понять, о чем он думает. Я видела свое отражение в его глазах: он думал о моем помешательстве на музыке и о том, как мне приходится бороться за право самой контролировать свою жизнь. Не знаю почему, но я нутром чувствовала, что мы с Люком похожи.

Я ответила вопросом на вопрос:

– А должен?

Он спокойно улыбнулся.

– Я знал, что ты умная.

Вдруг его улыбка исчезла. Он что-то увидел за моей спиной.

Я обернулась.

Возле машины, прижав уши и не двигаясь, сидел белоснежный кролик и смотрел на нас немигающими черными глазками. Меня затошнило. Люк бросил взгляд на кролика, потом тихо и напряженно сказал:

– Тебе лучше идти.

Идти?!

– Но как же…

– Что «как же»? – невыразительно переспросил он.

Я посмотрела на кролика, потом ответила ледяным голосом:

– Ничего. Ты прав. Пора на работу. Мама оторвет мне голову, если я опоздаю.

Я потянулась к ручке дверцы, готовясь выйти, но Люк быстрым движением дотронулся до другой моей руки, опершейся на сиденье. Его движение нельзя было увидеть с улицы. Я поняла: нельзя выдавать себя перед кроликом. Выпрыгнув из машины, я захлопнула дверь. Кролик прыгнул к ближайшему кусту, словно пытаясь убедить меня, что он самый обыкновенный, ничем не выдающийся кролик.

Рай притопал с другой стороны дороги и присоединился ко мне, не удостоив кролика и взглядом. Я направилась к дороге и прошла сотню футов, прежде чем услышала, как открылась и захлопнулась дверца машины. Я потрясла головой, как будто отгоняя мошек, и украдкой обернулась. Разумеется, машина была пуста. Куда он исчез?

Сосредоточься. Должны же твои сверхъестественные способности приносить хоть какую-то пользу.

Я внимательно прислушалась. Ничего. Только щебетание птиц. На звуках сосредоточиться сложно, нужно что-то более конкретное. Я представила, как Люк набирает мой номер на мобильном и забывает отключиться, представила шелест листьев на кусте, куда он полез за кроликом, звук его дыхания…

– Я хоть раз подводил тебя?

Послышался другой голос, грубый и мрачный:

– Слишком долго.

– У меня есть причины для промедления.

В грубом голосе зазвучало презрение:

– Переспи с ней и кончай с этим.

Молчание. Смех Люка.

– Да. Именно этого я и хочу.

Обладатель мрачного голоса не засмеялся.

– Просто поимей ее и закончи задание.

На этот раз Люк ответил сразу:

– Мне самому не терпится.

Я бросилась бежать. Ноги едва касались асфальта. Я больше не хотела слушать. Воображаемый телефон жалобно пискнул и замолк. Он лгал. Он лгал собеседнику, тому, с мрачным голосом. Не мне. Если я скажу это три раза, мои слова станут правдой.

 

Восемь

 

На свадьбу, где я должна была играть, меня отвезла мама. Она занималась обслуживанием банкетов, и каждый специалист по проведению свадеб в радиусе двухчасовой езды знал, что в нашей семье есть музыкант, который может сыграть свадебный марш. Работа мне нравилась. Обычно я приезжала за полчаса до выступления, чтобы успеть проблеваться, а потом грациозной походкой выходила на сцену и отрабатывала свою сотню долларов. Дело того стоило, и гонорар тратился на диски в течение нескольких месяцев, до следующего торжества.

Но сегодня мне не хотелось играть. Я не могла думать о работе. Я думала о поцелуе Люка. Я анализировала поцелуй в деталях, потом решала, что слишком много о нем думаю, потом – что думаю о нем недостаточно.

Всю поездку мама молчала. Я чувствовала, что она что-то замышляет, и не ошиблась. Она выключила радио.

– Прошлой ночью… – Ну вот, началось. Раздражение, которое зрело во мне, словно отвратительный красный волдырь, наконец прорвалось.

– Я не хочу говорить о Люке, – резко сказала я.

Мои слова прозвучали, как пощечина. Мама даже поднесла руку к щеке, будто я и вправду ее ударила. Я нарушила правило: предполагалось, что я буду сидеть смирно, позволив ей копаться у меня в душе, согласно кивать, а потом сделаю так, как она скажет. Пустые ожидания.

Просто поимей ее и закончи задание. Мне самому не терпится.

Я сердито трепала подол голубого платья, которое купила мне мама. Отвратительное платье. В нем я выгляжу как старая дева. Не хватает только нитки крупного жемчуга на шее.

Что же получается? Люк заодно с чертовым кроликом? Зачем тогда он рассказал о феях? Хотел завоевать мое доверие, чтобы залезть ко мне в трусики?

Мама резко затормозила. Я подумала, что она собирается читать мне нотацию, но ошиблась. Просто мы уже приехали к церкви.

– Что у тебя на шее? – Ее голос был холоден, как полярные льды.

Моя рука потянулась к ключу Люка.

– С платьем смотрится дерьмово.

Упс. Неужели она и вправду сказала «дерьмово»? Значит, я по-настоящему ее разозлила.

Мне и самой не хотелось больше его носить. Я расстегнула цепочку, и ключ оказался на ладони.

– Положи в чехол для арфы, а то потеряешь. – Мама нажала кнопку, чтобы открыть багажник. – Не забудь телефон.

– Ты не останешься?

Ее голос стал еще более ледяным.

– Тебя заберет бабушка. Я еду домой. У меня дела. Позвони ей, когда закончишь.

– Ладно. Увидимся, – не менее холодно ответила я.

Взяв арфу, я положила ключ в чехол и направилась к церкви. Когда я дошла до массивных дубовых дверей, машина уже уехала с парковки.

В церкви царил полумрак, пол покрывал роскошный красный ковер. Пахло так, как пахнет в старых церквях – это запах множества прихожан, множества свечей, множества лет. Собравшиеся обсуждали музыку, убранство и время проведения церемонии. Желудок снова напомнил о себе.

– Ты, должно быть, арфистка. – Передо мной, словно чертик из табакерки, возникла, расточая вокруг себя запах парфюма, блондинка с прилизанными волосами. – Я Мэриан, распорядитель свадьбы.

Я молча кивнула. Если бы я раскрыла рот, мой завтрак очутился бы на ее платье.

– Меня предупредили о… твоей особенности, – сказала Мэриан, демонстрируя все свои зубы. – Дамская комната за дверью.

Со смесью благодарности и смущения я отправилась в крошечный туалет, отделанный под старину. Протиснувшись мимо стойки с цветами, слишком массивной для такого маленького помещения, я пробралась к унитазу. Меня стошнило, и желудок сразу же перестало крутить. Остался только неприятный осадок от воспоминаний о разговоре Люка и проклятого кролика.

Я намылила руки мылом с сильным запахом лаванды и смыла пену струей воды. В раковину ударило что-то тяжелое. Не успела я понять, в чем дело, как бабушкино кольцо упало в слив.

Я попыталась его достать, но старая раковина с большим сливным отверстием была будто создана для того, чтобы люди роняли туда кольца. Кольцо застряло где-то в трубе. И конечно же именно бабушка заедет за мной после церемонии. Она расстроится. Черт побери.

Я вышла из туалета и нашла Мэриан, чтобы уточнить, когда мне предстоит играть. Как всегда, все прошло отлично, и спустя полчаса у меня в руках был чек на сто семьдесят пять долларов.

Светские беседы с незнакомыми людьми – не мой конек, так что я выскользнула на улицу и набрала бабушкин номер.

– Ба? Мама сказала, ты меня заберешь.

– Ты уже закончила?

– Да.

– У тебя почасовая оплата выше, чем у моего доктора. – Из телефона послышался глухой шум.

– Наверное. Что ты делаешь?

– Я… ммм… – И снова шум. – Пытаюсь выкрасить предмет мебели, который упорно сопротивляется. Ладно, дела подождут. Я выезжаю, но дорога займет где-то полчаса.

На улице стояла жара; надеюсь, под березами неподалеку будет терпимей. Конечно, можно переждать в прохладе церкви, но тогда придется поддерживать разговор. Я сказала бабушке, что подожду, и направилась к деревьям.

Действительно, в тени деревьев жара казалась не такой невыносимой. Я прислонила арфу к стволу и прошла немного дальше. Пятьдесят деревьев росли ровными рядами, их стволы были стройными, а листва такой густой, что я не понимала, где кончается одно дерево и начинается другое. Трава под ногами тоже была сочной и зеленой. Я словно попала в зачарованный лес.

Я не могла сесть, опасаясь запачкать платье, поэтому стояла среди берез и смотрела, как на некоторых стволах потрескавшаяся кора обнажает гладкую кожицу. Красиво. Но чем это пахнет? Я принюхалась. Ноздри наполнил сладковатый запах, похожий на запах гниющих фруктов.

Поблизости возникло какое-то движение, словно перед моими глазами прокручивали киноленту. Запах гниения усилился. Там пряталось что-то большое и черное.

Я отступила за дерево. Мне хватило ума понять, что это не игра воображения. Снова что-то мелькнуло, уже ближе. Перед глазами возникли пятна, словно я посмотрела на солнце, а потом закрыла глаза. Не пятна. Силуэт животного, которое доставало мне до талии. Животного, готового к прыжку.

Оно напало сзади, и у меня перехватило дыхание. Я упала на землю, но боли не почувствовала. Я думала только о тяжести, давившей на спину, и о том, вернется ли ко мне способность дышать. И эта вонь… запах гниения, как будто начал разлагаться труп. К моей шее потянулись челюсти, слишком массивные для дикой кошки. Я выбросила руку, чтобы помешать клыкам впиться в шею, и они сомкнулись на моем предплечье. Я закричала… тщетно. Казалось, лес находится в тысяче миль от церкви и людей.

Рука горела от укуса. Пальцами другой руки я попыталась выдавить кошке глаза, и она с рыком меня отпустила. Потом снова прижала меня к земле, играя, словно с мышью, и впилась в руку. Под ее клыками словно огонь разлился по моим жилам. Я царапалась и вырывалась, но не смогла противиться стальным мускулам. Она со мной поиграет, а потом убьет. Потому что я уронила бабушкино кольцо в раковину. Я умру, потому что я чертова идиотка.

Неожиданно кошка зарычала и начала извиваться на месте, не разжимая клыков. Краем глаза я заметила… человека. Он тоже схватил меня за руку, пытаясь оторвать от зверя.

– Не надо, – сдавленно прошептала я. – Осторожней. Это не обычная кошка.

– Я осторожен! – рявкнул Люк.