ГЛАВА 11. Наступил странный год.

 

Наступил странный год.

Никогда прежде Шооран не строил так много и не жил так пусто.

Когда он создавал свою страну, он знал, чего хочет достичь. Кроме

того, в те времена создание оройхона представлялось новым и трудным

делом, и если в какой-то день он ставил два оройхона, то потом

приходилось долго отдыхать. Теперь и три оройхона не казались

сложными, но не ставить же себе ближайшей целью застроить весь

далайн?.. Конечно, задача выполнима, но пока за десять лет он не решил

ее и наполовину.

В детстве и потом, потеряв Яавдай, он подолгу жил отшельником, но

так происходило оттого, что людей не было рядом. Теперь вокруг были

толпы народу, но он оставался один. Бессловесная Ай заменяла ему все

человечество. Хотя на одиночество Шооран не жаловался: может быть,

просто привык или боялся потерять единственное близкое существо. Со

времени освобождения из тюрьмы Шооран ни разу не взглянул ни на одну

женщину. Те ночи, когда не надо было спешить к далайну, он проводил

рядом с Ай, и иногда, проснувшись среди ночи, прислушивался в темноте

к дыханию уродливого бесполого существа и с нежностью думал, что

вопреки всем проклятиям, он не одинок.

Месяц они провели в земле изгоев. Пока не был снят первый урожай,

и люди жили впроголодь, Шооран не появлялся у Тамгай и вообще старался

не выходить на сухое, тем более, что такое хождение могло обернуться

плетьми. Зато строил он чуть не ежедневно.

Дело облегчалось тем, что как только начали появляться оройхоны,

жители стали беспрекословно выполнять введенный еще Суваргом закон, и

в запрещенные дни на мокром никого не было. К тому же, и проол-Гуй за

месяц не появился ни разу, очевидно махнул на эти гиблые места всеми

своими руками и предоставил илбэчу творить здесь все, что угодно.

Вскоре почти не оставалось мест, куда можно было бы пристроить новый

участок суши. Тогда взор Шоорана обратился на оконечности заливов. Два

узких рукава по-прежнему отделяли страну изгоев от вана и разоренных

добрых братьев. Конечно, на границе давно не было огненных болот, но

все же перешейки оставались довольно узкими. Когда-то это позволяло

стране уцелеть. Теперь ей предстояло научиться жить.

Последние месяцы война на севере замерла, хотя мира никто не

заключал. Просто братья были уже неспособны вести войну, их отряды

превратились в банды, грабящие собственную страну и согласные помогать

любому, кто даст хлеб, мясо и вино. Но ни изгои, ни Моэртал не спешили

захватывать всю страну. Правители прекрасно понимали, что эту землю

надо не завоевывать, а осваивать. Мирные жители, развращенные

"ничейностью" земли, были здесь гораздо опаснее, чем воинская сила.

Ээтгон вернул угловые земли, когда-то потерянные Жужигчином,

оттеснил братьев еще на пару оройхонов вглубь и остановился. Теперь

граница проходила как раз по развалинам каторжных мастерских. Идти

дальше, на широкий простор, который было невозможно оцепить солдатами

и хоть как-то изолировать, Ээтгон не решился. И Шооран задумал

подтолкнуть его на этот шаг. Все равно, рано или поздно, узкие заливы

придется уничтожать.

К тому времени созрел первый урожай, и Шооран позволил себе выйти

на сухое и объявиться у Тамгай. Вдова сушильщика пережила голодное

время довольно благополучно. Неделю Шооран отдыхал, работая на поле,

помогая управиться с первым после мягмара и потому обильным урожаем.

Вечерами пел для живущих в округе земледельцев, рассказывал сказки и

правду о том, что творится на другом конце мира, который он обошел

кругом. Возился с сынишкой Тамгай и даже смастерил подрастающему тезке

маленький, но вполне настоящий суваг. А потом выбрал время и с мешком

сырого харваха отправился к аварам. Ведь уже наступил новый год и

вновь надо платить огненный налог.

Как и в прошлый раз он изготовил четыре ямха порошка, аккуратно

разделив его на две равные части. При виде харваха Тамгай

расплакалась, а вечером долго вспоминала Койцога и все старалась

угостить чем-нибудь вкусненьким Ай. Ай сидела неестественно прямо,

время от времени поворачивала голову, словно и здесь высматривала

грозящую опасность. Рассказы выслушивала молча со всегдашним

сосредоточенным видом, а к угощению не притронулась. Тамгай вздыхала и

гладила Ай по голове, пытаясь расчесать редкие бесцветные волосы.

Со вторым пакетом харваха Шооран пошел ночью на соседний оройхон.

В полной темноте прокрался к палатке, приподнял угол навеса и замер,

услышав негромкий и очень спокойный голос Яавдай:

- Не надо это. Забери.

В первое мгновение Шооран даже не понял, что ему говорят. Им вдруг

овладело чувство, что все это уже было однажды: ночь, найденная

наощупь палатка, и неестественно спокойный голос неспящей женщины.

Лишь потом он вспомнил, что такое было не с ним. Это Энжин тайно

возвращался домой в ночь после казни Атай.

- Это харвах, - невпопад произнес Шооран.

- Я знаю, - донеслось из темноты. - Мне не надо, я уже насушила

свою долю сама. Это подари кому-нибудь другому.

- Я его сделал для тебя, - сказал Шооран. - С ним ничего не

случится, оставь, пусть он лежит до будущего года. Ты не думай, я

ничего не потребую от тебя. Я скоро опять уйду и не знаю, когда сумею

вернуться. Но я хочу быть спокойным за тебя. Возьми это хотя бы ради

дочери.

Темнота долго молчала, потом снова донесся ровный голос:

- Я, наверное, причинила тебе много горя. Прости меня, но иначе я

не могла.

- Ничего, - сказал Шооран. - Так и должно быть.

Он положил пакет на землю, бесшумно шагнул в сторону и через

минуту уже шел, привычно нащупывая ногой кромку поребрика.

Через день он совершил набег на северный залив. К вечеру вышел на

его дальнюю оконечность, дождался темноты и начал строить. Мысль, что

каждый оройхон создает за его спиной три сухих, подстегивала и без

того возбужденную психику. Вновь он напоминал себе безумного Энжина,

когда тот бежал вслед за отступающим далайном, грозя ему и уничтожая.

Энжин упал, создав три острова, Шооран справился с четырьмя, а потом

торопливо ушел, попросту убежал, даже не прислушиваясь к шуму, не

думая, заметили его работу или же изменившийся мир предстанет

изумленным глазам лишь завтра.

На следующий день набег повторился, хотя на этот раз сил хватило

лишь на три оройхона. Через день узкий залив уступил место еще трем

участкам суши. Шооран хотел идти туда и четвертый раз, но вовремя

передумал. Надо было считаться с тем, что Тамгай может сопоставить

ночные путешествия гостя с возникновением цепи оройхонов, о чем уже

трубили по всей стране.

Теперь северная граница тянулась на дюжину оройхонов - расстояние

воистину сверхъестественное! Ни о каких военных действиях со стороны

братьев не могло быть и речи, зато нищие общинники хлынули на запад

рекой. На самом деле их оставалось не так много, но страна была

велика, и даже это небольшое количество грозило захлестнуть край

изгоев. Земли изгоев ощетинились колючими изгородями, бывшие бродяги и

переселенцы взялись за хлысты и гарпуны. Нашествие остановилось.

Вероятно, вскоре оно вновь началось бы, и никакие ограды не смогли бы

остановить голодных людей, но через пару дней очистившиеся земли

дружно зазеленели всходами хлебной травы, и вскоре большинство

участков оказалось захвачено недавними общинниками. В неначавшейся

войне победили заборы. Один за другим поделенные оройхоны просили у

Ээтгона помощи и защиты.

Шооран в это время был далеко. Верный привычке уходить от шума, он

бежал в земли вана. Ай, без которой он уже не мыслил себя, безропотно

шла следом. Выйдя к уцелевшей части далайна, Шооран узнал, что здесь

об проол-Гуе не забывали. Чуть не каждый день приходили известия, что

Многорукий разграбил один из прибрежных участков. проол-Гуй приходил

так часто, что во многих местах чавга не успевала вырасти и

путешественники жили впроголодь, хотя были, наверное, единственными

бродягами на всем побережье.

Месяц в стране вана принес еще дюжину оройхонов, причем

большинство из них приращивало сухие земли. Местом стоянки Шооран

выбрал западное побережье, где проол-Гуй не появлялся. На западе

Шооран мог представляться сказителем, и никто не связывал его имени с

делами, творившимися на восточном побережье. Людям, годами сидящим на

одном клочке земли, не под силу представить, что за день можно пройти

такое расстояние. Ведь это так далеко: полстраны! А на самом деле -

четыре или пять часов хорошего хода. Не так длинны оказывались дороги

Мозолистой Пятки, можно понять его недовольство.

Через месяц Шооран засобирался в путь, но вновь встретил кордоны

на пути к Моэрталу. На этот раз Шооран не повернул, а твердо решил

пройти дальше. Он начал прокладывать дорогу, расширяя перешеек.

Поставил один оройхон, ожидая облав, отскочил назад, создал уже не для

проол-Гуя, а для людей пару отвлекающих оройхонов: пусть в совете вана

думают, что илбэч повернул назад, вновь вернулся к заставам, увеличив

проход до целого сухого оройхона, но и теперь не стал уходить, а

направился на запад. Шел напрямик через сухие земли, благо что был

хорошо одет и предлагал для продажи добытый на берегу волос и костяные

иглы. На западе еще оставалось несколько мест, где можно ставить

оройхоны, и Шооран в одну ночь поставил сразу три. Потом, хотя его

качало от усталости, отправился в обратный путь. Вернулся засветло,

вечер и часть ночи отсыпался под присмотром Ай, а перед рассветом безо

всяких треволнений ушел к Моэрталу. Уже на другом берегу, оглядываясь

на ленту пройденной дороги, подумал, а стоило ли устраивать эти

броски, не пытается ли он перехитрить самого себя? И сам себя

успокоил: "стоило". Ведь земли в результате стало больше, а далайна -

меньше. Словно прощаясь со страной вана и обещая вернуться, Шооран

поставил оройхон, начинающий новую, еще более широкую полосу, а сам

скрылся на дальней оконечности страны, где далайн оставался достаточно

велик. Всего в нем оставалось пространства чуть меньше чем на две

двойные дюжины оройхонов: за последние скучные, лишенные ярких событий

месяцы Шооран переломил ход жизни в далайне.

В огромной провинции Моэртала людей на мокром почти не

встречалось, а редкие группы охотников или сборщики харваха еще

прошлыми властями были приучены не соваться в чужие дела. Здесь

Шоорана почти никто не знал. С одной стороны, это было удобно: меньше

бросаешься в глаза. Но зато незнакомому сказителю не так просто

прокормиться в чужой стране. Хотя, пока были припасы, Шооран хотел

только одного - нанести удар в самое сердце проол-Гуя, если, конечно,

у того есть сердце.

Шооран привычно работал ночами, ставя по два оройхона за раз. Он

не обманывался, понимая, что люди замечают его труды, хотя оройхоны и

не приносили сухих земель. Но пока ни он, ни Ай на сухом не появлялись

и не знали,что творится там. Зато Шоорана вновь начал волновать

проол-Гуй. Ведь здесь оставалось едва ли не последнее место, где

многорукий бог чувствовал себя вольготно. Здесь он проводил большую

часть времени и, значит, мог объявиться в любую минуту. И все же, его

не было. Лишь когда Шооран, закончив третью пару оройхонов, устало

брел под светлеющим небом к своей стоянке, влага далайна разверзлась,

и Многорукий рванулся на берег.

Шооран не кинулся бежать и даже не слишком торопился. Он

переступил на свободную сторону и долго смотрел, как стволы

бесчисленных рук дробят камень на еще безжизненном оройхоне. И то ли

проол-Гуй чувствовал присутствие илбэча, то ли это произошло случайно,

но именно сюда, к дальнему поребрику перетекла большая часть липкого

тела, взгромоздилась выше суурь-тэсэгов и открыла огромные главные

глаза.

- Что ты хочешь мне сказать? - потребовал Шооран. - Говори! Все

равно я поступлю по-своему и задушу тебя вместе с твоим далайном.

Понял?..

Лишь теперь Шооран осознал, почему он так стремился именно сюда,

где опасность была всего выше. Он хотел видеть врага, уже год

прятавшегося где-то. В вечном чудовище скрывался смысл и оправдание

борьбы и надрывной испепеляющей работы. Давно уже Шооран не думал о

людях не умеющих или не желающих позаботиться о себе и наладить в мире

сносную жизнь. Тот пяток человек, чья судьба была небезразлична

илбэчу, так или иначе устроились и не нуждались в нем. Крошке Ай тем

более не нужны новые земли, и вообще, никто не мог сказать, что ей

нужно. Оставался враг, вот этот, жрущий и убивающий все, до чего может

дотянуться. И Шооран искал его, чтобы выплеснуть ненависть.

- Что ты молчишь? - надрывался Шооран. - Говори! Я хочу слышать

тебя!

проол-Гуй смотрел, не отрываясь, свет разгоревшихся облаков

бликовал в зрачках глаз. Шооран схватил камень, метнул в черную

глубину глаза. Глаз мигнул, смаргивая помеху, и продолжал смотреть. На

этот раз пристальный взгляд не звал, не гипнотизировал, а лишь

всматривался, словно старался понять. А может быть, внушение не

действовало на Шоорана, который почувствовал себя сильней обитателя

бездны.

Они долго противостояли так, разделенные строчкой поребрика, один

безмолвный и, несмотря на мельтешение рук, словно бы спокойный; второй

кричащий, требующий чего-то. Сейчас Шооран мог быть самим собой, не

опасаясь, что его заметят. К тому же, проол-Гуй казался необычно тихим

лишь Шоорану. Гремел ломаемый камень, шумно плескалась влага - голоса

илбэча не было слышно.

Потом проол-Гуй втянул руки, закрыл глаза и исчез во

всколыхнувшемся далайне. Тогда Шооран сел на камень и молча, зло

заплакал. Встреча с проол-Гуем не дала ему ничего, гнусный бог

отказался подтвердить его право менять мир.

 

X x x

 

Через день Шооран успокоился и даже, вернувшись чуть не в самое

логово проол-Гуя, поставил вдоль узкого мыса три оройхона, расположив

их шеренгой, чтобы посреди мыса появилась сухая земля. Сейчас у него

было такое настроение, что казалось полезным ставить больше сухих

областей.

Затем он откочевал поближе к материку добрых братьев, в места,

освоенные Моэрталом. Прошел область, где люди до сих пор не решались

селиться в алдан-шаваре, называя его "могильником"; свернул на запад.

Когда он путешествовал здесь в прошлый раз, вокруг шли бои, а теперь

это был глубокий тыл, дюжина Турчина скорее всего превратилась в

охранный отряд, и сам Турчин, давно ставший заслуженным, уважаемым

воином, вновь живет в светлых покоях, но уже благодаря собственным

делам, а не имени предков. А его бывший сослуживец, когда-то учивший

Турчина раскладывать кожаную колыбель, по-прежнему спит на мокром и

должен скрываться от всего мира, кроме крошечной идиотки, счастье

которой в том, что она неспособна понять, кто живет рядом с ней.

Здесь Шооран вновь напомнил об илбэче, вторгшись островами в

глубину залива, затем заполнив впадину, оставленную еще древними

илбэчами. Не дожидаясь отклика населения и властей, перешел дальше на

запад, где ныне не было никакой власти.

Соваться на сухое там мог лишь самоубийца. После падения

твердокаменного государства принудительной любви и узаконенного

братства, на каждом оройхоне обосновался свой особый царек или

республика, отличающаяся от прошлых времен лишь немощью и особым

изуверством. Никто там не стал жить ни лучше, ни сытнее, все как и

прежде ненавидели чужаков, а сами старались кормиться за счет более

слабых соседей. Всякому было ясно, что существовать этим великим

империям и свободным регионам до тех лишь пор, пока до них не

дотянется Моэртал или поселения изгоев. Но пока они громко заявляли о

себе под треск костяных досок и гудение раковин.

Зато организовать охранение на мокром ни одна из сторон не могла,

так что Шооран чувствовал себя вольготно. Трижды он повторял один и

тот же прием, заполняя впадины побережья и не опасаясь, что его кто-то

заметит. Ай, и без того тощая, окончательно исхудала от бесконечных

переходов, но всюду шла вслед за Шоораном, довольная собой и своей

жизнью.

Шоорана больше не интересовало, кто и как будет жить на его

оройхонах. Важным казалось иное: он наконец увидел конец работы и

стремился закончить ее во что бы то ни стало. Он тоже исхудал, в

глазах появился лихорадочный блеск, борода напоминала клубок

спутанного хитинового сора, а волосы, поредевшие еще во время

тюремного заключения, вылезали клочьями. Попав раз на умывающийся

оройхон, Шооран увидел свое отражение в воде и не мог узнать себя. Но

и тогда он всего лишь хмыкнул и поспешил дальше. Надо было переходить

на новое место.

Один раз он встретил людей и в этих краях. Произошло это возле

полуострова, выстроенного им во время прошлого путешествия. Там у него

получилось два сухих участка, отделенных от прочей страны. Конечно,

теперь на этих оройхонах обосновалась какая-то банда, объявившая себя

могучим и непобедимым государством, а свои законы - лучшими в мире и

обязательными для всех. Ни о чем таком Шооран не знал, он всего-лишь

хотел соединить те два оройхона с остальной страной. И когда в узком

месте, далеко и от материка, и от сухих островов появились вооруженные

люди, они застали Шоорана врасплох. В такой ситуации Шооран почел за

благо бежать, тем более, что шел он налегке - Ай караулила сумки в

двух оройхонах отсюда.

Кучка нелепо одетых и чем попало вооруженных людей с гиканьем

кинулась за ним. Бегать по мокрому, где густая грязь и нойт

захватывают и держат ноги, преследователи не умели, однако, охотничий

задор придавал им резвости. Шооран понял, что так просто они не

отстанут, могут даже гнаться до самой стоянки. Не прерывая бега, он

вырвал из-за пазухи хлыст и, не глядя, рубанул самого быстроногого.

Погоня сразу увяла, через минуту Шооран был в безопасности.

К вечеру он вновь в вернулся на старое место. На этот раз он был

настороже и потому издали заметил людей. Они толпились на берегу возле

уреза влаги, устанавливая длинный ряд крестов. В толпе были и цэрэги,

и драные общинники, и даже пара не потерявших лоска старших братьев.

Вскоре работа была закончена, на берегу выросла чертова дюжина

крестов. Макальника рядом не было, и потому ничуть не встревоженный

Шооран, ничуть не тревожась, продолжал наблюдать из укрытия за

странным представлением. То, что происходило перед ним, казалось

мистерией на тему его пленения. Вскоре показалась процессия, ведущая

не то пленников, не то актеров. Их тоже была дюжина и один. Одного за

другим их привязывали к распяленным крестовинам. Нестройный хор

затянул на знакомый молитвенный мотив:

- Могучий наш господин, владыка вод, тверди и небесного тумана,

непобедимый проол-Гуй!..

"Древних-то песнопений проол-Гую не знают, - подумал Шооран. - Вот

уж действительно - дьяволопоклонники."

-...ты сподобил нас победить врага, ибо нет в мире бога, кроме

тебя. Здесь твой обидчик и наш недруг - мерзкий илбэч, да будет

проклято его имя во все века, покуда стоит далайн!

Дерзкая мысль пришла в голову Шоорану. Он изготовился, привычно

ловя нужную ноту. Далайн вздулся бугром, валы пены пошли по

поверхности. С берега рванулись крики.

- Он здесь! - доносилось из общей разноголосицы. - Скорее! Ну

же!..

Разом качнувшись, кресты, вместе с привязанными к ним людьми

кувырнулись в глубину. Это было так страшно и неожиданно, что Шооран

сбился и потерял чувство далайна. Бугор опал, расходясь тяжелыми

кругами.

Толпа взорвалась воплями радости:

- Убили илбэча. Убили!..

Осторожно пятясь, Шооран отполз в сторону. Его, привычного ко

всему, мутило от этой радости. Тем не менее, он не дал воли чувствам и

ушел из этих мест, так как не был уверен, что новоявленные почитатели

проол-Гуя не устроят в окрестностях облаву, когда узнают, что илбэч не

только жив, но и бродит поблизости. Вскрывать эту общину следовало

так, чтобы у любителей кровавых жертв не оставалось ни желания, ни

возможности заниматься чем бы то ни было, кроме спасения собственных

шкур.

Шооран снова шел вдоль узкого северо-западного залива, который он

так сильно укоротил три месяца назад. Там, где залив предельно

сужался, можно было рассмотреть противоположный берег, суурь-тэсэги

выстроенных оройхонов. Но куда сильнее о близости страны изгоев

напоминали люди. То и дело на сухих землях встречались участки,

обнесенные сплошными заборами, превращенные в крепости. Как правило,

за этими оградами жило по нескольку семей, захвативших землю и

называвших себя изгоями, хотя и внешний вид, и говор изобличали в них

общинников. Мужчины в этих семьях, побывав в цэрэгах и посмотрев мир,

больше всего на свете хотели иметь свою землю и ненавидели убогое

равенство. Слово "общее" звучало в их устах как ругательство. Семьи

объединялись вместе только для защиты от любителей чужого, что

дюжинами шатались по безвластной округе. Прочее хозяйство они вели

раздельно и не желали делиться ничем и ни с кем. Короче, это были

негостеприимные места, где гораздо легче умереть, чем прокормиться.

Шооран не осуждал ни грабителей, ни яростных собственников, хотя и

те и другие были ему неприятны. Люди хотят жить, они не виноваты, что

мир сорвался с цепи и меняется быстрее, чем успеваешь привыкнуть к

нему.

В любом случае, эти края были готовы присоединиться к Ээтгону. За

неделю Шооран создал девять оройхонов, обратив залив в жалкий закуток,

ничего больше не разделяющий. Когда в округе появились отряды изгоев,

Шооран вернулся к логову дьяволопоклонников и за одну ночь поставил

три оройхона, которые разом открыли широкую дорогу в прежде

труднодоступный район. Как и предвидел Шооран, оттуда немедленно была

выслана погоня, которая вскоре натолкнулась на изгоев. Ночные пархи

тут же доказали, что воевать они не разучились, так что на следующую

ночь Шооран ставил привычную пару оройхонов, не опасаясь, что его

изловят и принесут в жертву.

К концу месяца, Шооран вынужден был отойти на восток. На западе

оставалось не больше пяти мест, куда можно втиснуть оройхон, и в любой

из этих точек мог караулить какой-нибудь безумец из числа разогнанных

островитян. Но и на западе, где ширина далайна кое-где достигала

восьми оройхонов, работать оказалось не так просто. Неожиданно, за

какой-то месяц мокрые земли наполнились людьми. Почти никто из них не

собирал ставший никчемушным харвах: некогда знаменитая артиллерия

братьев за последние месяцы пришла в упадок и чуть не до последнего

татаца была продана противнику. Зато расцвела охота на прежде

запрещенного шаварного зверя и сбор дьявольской чавги. Местами

чешуйчатые клубни были выбраны так надежно, что Ай ничего не могла

добыть, и путешественникам приходилось голодать. К тому же, то и дело

встречались области, где и чавга, и обитатели шавара были выбраны

вечно голодным проол-Гуем. Ведь лишь в спокойные годы Многорукий

выплывает изредка, а когда по земле ходит илбэч, его враг тоже не

исчезает надолго.

И все же Шооран упорно ставил один оройхон за другим. Теперь он

старался выжидать несколько дней, а потом за одну ночь ставить два или

три оройхона. При этом ему случалось забредать и в цивилизованные

области, но у далайна войск Моэртала он не видел. Наконец, народу на

мокром стало так много, что Шооран встревожился не на шутку и решил

узнать, в чем же дело. Достаточно было пройти три-четыре оройхона

вглубь страны, и загадка разъяснилась сама собой. Вытоптанные поля

лежали черными, словно в последний месяц года. Убогие всходы были

пожраны до последнего ростка прежде чем успели набрать силу. Туйваны,

и без того редкие в этой части мира, уродливо топорщили изломанные

ветви с жалкой, наполовину облетевшей листвой. В обмелевших ручьях не

было ни одного бовэра. А ведь с прошлого мягмара прошло едва полгода!

Что же станет твориться здесь, когда начнется сухой сезон? Хотя стоит

ли жалеть людей, которые даже теперь продолжают ходить прямиком через

поле и питаться едва проклюнувшимися ростками, не давая им вырасти?

Сейчас лучше позаботиться о том, чтобы поскорее убраться отсюда, пока

соседи не выставили заставы вокруг голодных мест.

Вообще-то заставы уже были, но они еще не стояли сплошным кольцом,

и привычные к подобным делам Шооран и Ай легко проникли сквозь

охранение, пройдя ночью по берегу далайна. При взгляде на эту пару -

на карлицу, похожую на диковинного зверька и на худого, грязного и

оборванного мужчину, молодого, но уже наполовину облысевшего, с кожей,

покрытой болячками и мокнущей сыпью, никто не мог бы предположить, что

перед ним величайший илбэч всех веков, который недавно превзошел

сказочного героя Вана. Скорее явственно вспоминалось, а вернее -

ощущалось, почему цэрэги и благополучные землевладельцы кличут бродяг

вонючками. Впрочем, Шоорана так никто не рискнул бы назвать: блеск в

воспаленных глазах и оттопыренный край жанча, где скрывался режущий

кнут, отбивали охоту к общению. Ведь никто не знал, что ус парха

выдергивается лишь в ответ на опасность, а любые оскорбления бродяга

давно уже сносит молча и лишь усмехается, относя ругань на счет

проклятия проол-Гуя. О своих заслугах Шооран старался не вспоминать,

давно не считая выстроенные оройхоны, учитывая только те, что еще

предстояло построить, чтобы окончательно стереть далайн с лица земли.

Возле креста Тэнгэра Шооран пробыл недолго. Несколько дней они

отъедались чавгой, которой здесь тоже было негусто, но все же больше,

чем в голодных местах. Сменять кость, хитин и раковины на хлеб Шоорану

не удалось, владельцы земли, напуганные слухами о начавшемся у соседей

голоде, с хлебом расставаться не хотели. Слегка подремонтировавшись,

Шооран вновь взялся за работу. Строил ночами по три оройхона за раз,

начиная полосу подальше от жилых мест, чтобы уменьшить опасность

встречи с людьми. За относительно короткий срок соорудил полторы

дюжины оройхонов и также внезапно ушел в земли вана. Здесь еще не были

знакомы с его новой тактикой, и Шооран сходу совершил несколько

набегов на далайн, отняв у него еще дюжину квадратов.

Из последнего набега Шооран вернулся совершенно разбитым. Вроде бы

и далайн не сопротивлялся как прежде, и проол-Гуя не было поблизости,

но все же едва хватило сил вернуться к стоянке, где ждала Ай. Шооран

отмахнулся от предложенной чавги и повалился в заранее расставленную

колыбель. Но и сон не шел. Мешал свет разгорающихся облаков, ныли

ноги, ломило в затылке. К полудню Шооран понял, что заболел. Через

силу он поднялся и двинулся к сухим землям, надеясь добраться к

огненной границе и отлежаться там, в иссушающей жаре аваров.

Шооран плохо представлял, сколько времени он проболел. Если бы не

Ай, возможно он и вовсе бы не поднялся. Уродинка, рискуя быть побитой,

ежедневно делала длиннейшие переходы на мокрое и притаскивала ему

чавгу, помогавшую не умереть от голода и жажды. Однажды даже принесла

пойманного жирха. От запаха многоногой твари Шоорана стало рвать, и

Ай, не настаивая больше, съела жирха сама. Но как бы то ни было,

организм переборол болезнь, Шооран встал.

Возвращаясь, он внимательно присматривался к знакомым прежде

местам. Теперь здесь не было такой страшной скученности, излишек

населения ушел к Моэрталу, в северные районы или страну изгоев. Поля

стали значительно больше, но люди как и прежде не отличались

приветливостью. Хотя, на этот раз тому были основания: сюда тоже

пришел неурожай. Конечно, бедствие не шло ни в какое сравнение с тем,

что творилось на другом конце мира, но впереди были еще три месяца,

которые предстояло прожить.

Шооран пытался предлагать имевшийся у него товар, но лишь один

крестьянин согласился обменять набор игл из рыбьей кости на хлебец.

При этом он проворчал, указывая на Ай:

- Счастье твое, что ты с девчонкой...

- А что, - спросил Шооран, - ходил бы в одиночку - иглы были бы

хуже? Ломкие или тупые?

- Не в том дело. В одиночку илбэч ходит, а с ним бы у меня

разговор короткий был.

- Чем тебе илбэч не угодил? Он там где-то бродит, на мокром, а ты

как тут родился, так и живешь. Далайна, небось, и в мягмар не видал.

- Ви-идал... - протянул крестьянин. - Я все видал. А ты видишь,

что у нас делается? Вода уходит. Такой засухи прежде не бывало. Это

все илбэч - понастроил земли, вот воды на всех и не хватает.

- Скажешь тоже... - отмахнулся Шооран. - Засуха в конце каждого

года бывает, или почти каждого.

- Какой же сейчас конец? До конца еще жить и жить, а воды в ручьях

едва по колено, и с туйванов цвет облетел. Илбэч это, точно говорю.

- Ну как знаешь, не стал спорить Шооран, - хотя кажется тебе-то он

немало пользы принес. Вон, поле какое! Прежде-то меньше было.

- А урожай? - не уступал хозяин. - Землю дал, а воду отнимает.

Остановить его надо, пока не поздно.

Измышления земледельца позабавили, но и встревожили Шоорана. В

главном крестьянин был прав: прежде такого действительно не бывало.

Каждому, умеющему видеть, ясно, что подходит голодное время. И как

назло это случается второй год подряд. А кого винить в случившимся?

Тэнгэр - высоко, проол-Гуй - глубоко. Значит, виноват илбэч. И раз

такие мысли возникли у одного человека, они быстро разойдутся по умам.

Как бы изуверская община того берега не стала началом будущего

движения врагов илбэча. И еще... спасибо мужику, что он подсказал

верный способ обезопасить себя. Ведь илбэч действительно ходит один, а

их - двое.

Шооран догнал ушедшую вперед Ай, потрепал ее по волосам:

- Ты у меня умница.

Коротышка довольно проурчала что-то и погладила Шоорана по рукаву

жанча.

 

X x x

 

Надо было спешить. Пока слухи и нежелательные толки не разошлись

по всему миру, пока не началась правильная и планомерная охота за

илбэчем, нужно было успеть сделать как можно больше.

Прежде всего Шооран задумал окончательно уничтожить западные

заливы. Незачем им резать мир на куски. Ничего страшного не

произойдет, тем более, что один из заливов практически и не существует

больше.

Шооран по приграничной полосе пошел на запад. Слева от него дышали

огнем авары, справа желтели сохнущие поля. Лишь в одном месте шапками

вспенивалась свежая зелень - там был Царский оройхон. Туда целыми

днями тянулись цепочки людей с бурдюками на плечах - поливать сады

вана.

Выйти на оконечность залива, где можно было строить, Шоорану не

пришлось. Возле Свободного оройхона он наткнулся на мощную охрану.

Вряд ли она была поставлена ради илбэча, земли теперь хватало всем.

Скорее всего, в преддверии грозящих испытаний ухудшались отношения

между соседними странами.

Неудача не огорчила Шоорана. Он даже не попытался пройти через

кордоны, а пошел назад по побережью, ставя оройхоны там, где это было

возможно. Чертова дюжина оройхонов украсила его путь на восток. Там

застав не было, очевидно, ван окончательно уверовал в преданность

Моэртала. В юго-восточном углу Шооран прожил три недели. Пользуясь

тем, что далайн был довольно близок к границе мира, Шооран поселился

на пустой приаварной полосе, а днем ходил промышлять на мокрое. Время

от времени он совершал ночные походы к материку вана, располагая новые

оройхоны так, чтобы казалось, будто илбэч трудится на другом берегу.

проол-Гуя он не встречал, тот бушевал где-то в центральной части

далайна, тоже сжавшейся до мизерных размеров. Когда стало трудно

выбирать место для новых островов, Шооран нанес подряд четыре мощных

удара, от которых едва не надорвался, и превратил некогда крупный

залив в тонкую и короткую кишку вроде тех, что оставались на западе.

Казалось, следующим шагом надо бы застроить оставшийся промежуток,

но все же Шооран ушел. Уходя, он сам удивлялся своему поступку,

недоумевая, почему еще ни в одной части мира не покончил с далайном

полностью, а оставляет какие-то крохи, чтобы еще и еще раз

возвращаться к ним. Хотя можно было объяснить и по-другому: просто

отброшенный далайн стал слишком далеко, и на дорогу к нему надо

тратить целых два часа.

К центральной части далайна Шооран подходил осторожно. Недавняя

болезнь и надрывная работа измотали его, и он не знал, выдержит ли,

если проол-Гуй разрушит недостроенный оройхон. Поэтому новые острова

Шооран принялся ставить по одному, раскидывая их по разным местам,

хотя этих мест было не так много. Наконец, осмелев, поставил три

оройхона разом, в том месте, где почти год назад последний раз видел

Многорукого. проол-Гуй не появился и на этот раз. Более того, сборщицы

чавги сказали, что несколько дней назад он объявился где-то на

юго-востоке. Раздосадованный Шооран едва не кинулся вдогонку за беглым

богом, но вовремя осознал абсурдность ситуации - ведь это проол-Гуй

должен гоняться за ним. Поэтому Шооран поставил еще четыре оройхона,

обративших грозное сердце далайна в жалкую лужицу, и лишь тогда

тронулся в путь. До мягмара оставалось полтора месяца, и Шоорана

тянуло домой, в страну изгоев, где можно было хотя бы месяц пожить

по-человечески.

За прошедший год Моэртал ни на шаг не продвинулся вперед.

Дальновидный политик понимал, что одной воинской силой братские земли

не освоить, а поток переселенцев из старых мест иссяк. Так что Моэртал

счел за благо перейти к обороне. В самом узком месте поперек страны

был насыпан защитный вал, тянущийся на шесть оройхонов, считая мокрые

и огненные земли. Никаких проходов в костяном частоколе оставлено не

было, тот, кто оказался западнее границы, проведенной завоевателем,

мог жить или умирать по своему усмотрению. Проходя здесь в прошлый

раз, Шооран видел странную возню с костью, но не придал ей значения,

подумав, что нельзя же перегородить рогатками весь мир. Оказалось, что

можно.

Шооран начал готовиться к штурму укреплений, стараясь нарастить

берег и обойти преграду стороной. В первую ночь он установил три

оройхона, но потом должен был спасаться от нагрянувшей облавы. Стало

ясно, что Моэртал доволен достигнутым, и больше илбэч ему не нужен. С

трудом избежав опасности, Шооран сделал вид, что смирился, отошел

назад и даже сделал там оройхон, как бы показывая, что уходит. Но сам

в тот же день прокрался обратно и проломил дорогу на ничейную землю.

Убегая от шума и воя труб, он едва не кричал от радости: только

что поставленный оройхон разменял последнюю двойную дюжину еще не

построенных островов. Меньше двойной дюжины - год работы! Всего год,

если опять не помешает какой-нибудь Боройгал. И все же радость была

так велика, что Шооран остановился, схватил на руки Ай, расцеловал ее

в обе щеки, приговаривая:

- Мы с тобой молодцы!

- Ага! - согласилась Ай и добавила сказанную уже ко