ФОРМА ПРЕДМЕТА. 8 страница

Перед тем как направиться к себе, Саша решил зайти в комнату к Алексею и Лене, раньше служившую звукозаписывающей студией, а теперь, как и почти все остальные комнаты, переделанную в жилое помещение. Впрочем, на некоторые оставшиеся от студии вещи у ребят все­таки не поднялась рука, и самое ценное — большой мощный компьютер, дорогие студийные мониторы и звукорежиссерский пульт остались на своем месте. Здесь иногда записывались только два старичка­рокера и делали какие­то музыкальные наброски сами администраторы — Леша с Леней.

Дверь была открыта, и Саша, постучав по ней для приличия и услышав «Войдите», переступил порог.

В комнате сидели оба администратора и рокеры, Саныч и Симыч, как их все называли. Поскольку один был Александрович, а второй Максимович. Раньше их величали по имени­отчеству, но постепенно обращение к ним упростилось. Сами старички, впрочем, не протестовали.

— Да ну сам посуди, это же и есть ад, — говорил Леня, сидевший на диване, закинув ногу на ногу. — Настоящий ад. Выжили одни музыканты. Это ж с ума сойти, и раньше­то от музыкантов жизни не было, а тут — кроме музыкантов и жизни больше никакой не осталось, — он коротко хохотнул.

Из всех нынешних жителей базы Леня, по сути, просидел под землей больше всего. Он работал тут уже много лет, с самого начала строительства этих репетиционных комнат, еще задолго до катаклизма, и музыкантов, по определению, тихо, по­доброму ненавидел — уж слишком многого ему довелось наслушаться, находясь в администраторской между пятью репетиционными комнатами.

— Даже не так, — продолжил Леня. Ему пришла в голову некая новая мысль. — Вот у кого точно ад, так это у нашего сотрудника правоохранительных органов. Он же, наверное, всю жизнь таких, как мы, терпеть не мог и цеплялся по поводу и без, а тут ему пришлось сидеть с нами нос к носу, бедняге. И ведь не денешься никуда. Остался на подводной лодке с кучей отморозков, — он засмеялся.

— Ну ладно тебе, Лень, что уж ты про него так, — тихо и как­то укоризненно сказал Симыч. — Не такой уж он и плохой. Ну, зациклился на своей работе немного. Но это же тоже хорошо, что есть люди, вот такие, преданные своему делу.

Саша не понял, шутит Симыч или нет, и ждал, что Леня ответит.

— Да это просто он только таких, как вы, мужичков за людей и считает. Насмотрелся советского рока на отчетных концертах мвд, ваш­то музончик совковый у них в почете. А вот, например, дредастых он вообще за людей не считает, придурок, я как­то раз с ним на эту тему беседовал, просто мрак, — Леня на мгновение замолчал. — Я лично с сотрудниками всегда старался иметь как можно меньше общих дел — ну его на фиг. Вот честно, сколько раз сталкивался с ментами — столько же раз расстраивался, — подытожил Леня и о чем­то задумался.

Леша, на минуту оторвавшийся от компьютера и смотревший на Симыча, хмыкнул и продолжил играть в Counter Strike.

Эта игра как была, так и осталась любимой забавой у них в комнате, и парни, как и прежде, в свободное время увлеченно рубились в виртуальном мире, выбирая карты с пейзажами покрасивее — у моря, в пустыне, в джунглях... побегать по катакомбам можно было и в подвалах завода, разве что оружия, слава богу, на базе не было, если не принимать во внимание автомат Силовика, который должен был где­то валяться, разобранный на куски.

Саша рассказал всем четверым о сделанном сегодня открытии — что завал, кажется, заканчивается. Возможно, в ближайшее время коридор будет полностью расчищен и наладится сообщение с «Парком Победы» — если это, конечно, тот коридор.

Леню и Алексея эта новость очень обрадовала.

— Молоток, Сань. — Леня встал с дивана, подошел к Саше и положил ему руку на плечо. — Значит, скоро докопаем? Это же отличная новость, да, мужики? — Он обвел взглядом всех присутствующих.

— Завтра, наверное, ясно будет, что там и как, — сказал Саша. — Как только еще новости появятся — я вам сразу сообщу.

Леша перестал играть в игру и сидел на стуле, внимательно слушая.

На старых рокеров услышанное не произвело особого впечатления. Они, раньше поглощавшие на репетициях несметное количество банок с пивом и, видимо, из него черпавшие веселье и жизненные силы, теперь были обычно спокойны и довольно меланхоличны, потихоньку выполняли какую­нибудь легкую работу, иногда репетировали. Никто, делая скидку на возраст, не заставлял старичков перенапрягаться, и они тихо жили, общаясь в основном друг с другом, ну еще изредка с администраторами и Силовиком. Из всех обитателей базы только они, кстати, могли находить с ним общий язык. Силовик иногда заглядывал к ним на репетиции послушать старый добрый рочок. Симыч и Саныч были в возрасте, выглядели и мыслили весьма обыденно и потому, видимо, проходили для Силовика по категории «нормальных людей». А еще только они могли сыграть по заказу Силовика какую­нибудь из нравившихся ему старых песен — все остальные музыканты на базе, скорее всего, с подобным репертуаром знакомы не были, да и играть по его просьбе никто бы ничего не стал.

— Ну что, завтра с утра продолжишь копать, да? — бодро спросил Леня.

— Конечно, — в тон ему ответил Саша. — Ранний подъем и — трудиться, трудиться и еще раз трудиться.

— Отлично! — улыбнулся Леня. — Посмотрим, может, завтра я кого­нибудь в помощь тебе найду, сейчас вроде есть свободный народ, — он немного помедлил и добавил: — Пойдем, я тебя кое­чем угощу.

— Пойдем, — охотно согласился Саша.

Они вышли из комнаты и завернули в соседнюю дверь, за которой находилась подсобка. Леня перешагнул сваленные в кучу куски ковролина, какие­то провода и открыл ключиком стоявший у стены шкаф, где он хранил самые ценные вещи. Покопавшись на нижней полке, достал обернутый в непрозрачный полиэтиленовый пакет предмет и заговорщицки произнес:

— Маленький секрет, Саш. Ты, я думаю, будешь рад.

Он развернул упаковку, и Саша удивленно протянул:

— Да лаааадно? И ты все это время молчал? Вот ты какой гад...

Леня держал в руках почти полный, без трех или четырех пачек, блок сигарет «Pall­Mall».

— Ну а что ты хотел, чтобы я их всем раздал и все, баста? У нас же тут не фонд помощи неимущим. Я себе по несколько блоков раньше покупал, так дешевле получалось. А то сидишь тут безвылазно, и за сигаретами порой к метро некогда сбегать. Вот, последний остался... — Леня вздохнул. — Теперь приходится тайком бегать подальше от базы курить. Как в школе, чтобы перед мамой не спалиться, — он усмехнулся.

— Ладно, хорош болтать. Дай сигаретку­то, — Саша, куривший раньше по целой пачке в день и уже скоро три года как не видевший табака, хотел побыстрее затянуться. Он даже пробовал курить какие­то высушенные пучки травы, найденные у Кирилла, но большого удовольствия не получил и оставил эту затею.

— Курение — яд, — улыбаясь, наигранно серьезным тоном сказал Леня.

— Ой, ну не надо вот этого, а? — горько усмехнулся Саша. — А то у нас тут много полезного, прямо санаторий. Да и наверху все, как ты знаешь, отнюдь не сигаретами поперхнулись... — он замолчал.

— Держи пачку, — предложил Леня и нахмурился. — Только прошу тебя, не рассказывай всем, а? А то ведь сигарет больше нет, и не будет уже... Вот, берегу для себя, хоть какая­то отдушина, порой, как навалится тоска, что хоть в петлю лезь... Выйдешь к Кириллу в цех, посмотришь на кусты все эти да выкуришь сигаретку... как­то и легче становится.

— Ну, спасибо! — с чувством отозвался Саша, принимая пачку, привычным, так и не забытым движением срывая полиэтиленовую обертку и доставая сигарету. — Щедрый подарок, даже не знаю, чем отплатить.

— А, забей, — отмахнулся Леня, доставая зажигалку и прикуривая Сашину сигарету. — Курите на здоровье.

Саша улыбнулся этой старой как мир шутке и сунул пачку в карман. Леня тоже достал сигарету для себя, и они вместе молча курили, выпуская дым и рассматривая, как он медленно втягивается в систему вентиляции на потолке.

— Ну, я пойду, — спохватился Саша и затушил окурок. — Ребята уже ждут, наверное, а я, как всегда, опаздываю.

Он пожал Лене руку, вышел за дверь и двинулся дальше, в сторону своего, теперь уже почти родного угла подземелья.

Все были уже в сборе. Ваня с Максимом плечом к плечу сидели у компьютера, а Паша лежал на диване и просматривал какой­то журнал.

— Ну что, записал новую песню? — спросил Саша с ходу.

Ваня оторвал взгляд от экрана, посмотрел на Сашу и кивнул:

— Сейчас поставлю. Круто получилось, по­моему.

Он включил трек и откинулся на стуле.

Саша молча стоял и слушал. Здорово. Ивану удалось даже добиться вполне приемлемого качества — примерно так же звучали их первые, записанные еще в общежитии при помощи всего, что было под рукой, песни.

— Ну как? — подождав, пока песня до­играет до конца, спросил Иван.

— Да отлично! — отозвался Саша.

Паша и Макс, судя по лицам, разделяли его мнение.

— Пора идти, — сказал Максим. — Так, парни, проверьте, все всё взяли?

Вещей, которые надо было взять с собой, было не так много, поэтому через пять минут они уже вышли из комнаты и направились к Милане с Димой.

Те тоже были уже готовы и ждали ребят. На полу возле выхода стояла большая сумка с баллончиками краски, Дима сидел рядом и проверял, все ли необходимые цвета у них есть. Его глаза горели в предвкушении большой и интересной работы, которой Диме, как и всем остальным, так не хватало в последнее время. Милана давала последние указания девчонке по имени Настя, басистке из эмо­группы. Настя сидела на стуле, держала на руках Андрюшку, сосредоточенно сосущего свой кулачок, и внимательно слушала наставления.

— Ну что, можем идти? — спросил, проходя в комнату, Саша.

— Да, вполне, — весело отозвалась Милана. — Все взял, Дим?

— Ну конечно же, — ответил он, поднимая сумку с краской. — Тебе помочь?

— Да не, я налегке, — ответила Милана, подошла и поцеловала его в щеку. — Ну, идем? — Ей тоже явно не терпелось поскорее заняться любимым делом.

После непродолжительных обсуждений местом для граффити был выбран цех, а точнее его большая бетонная стена, слева от оранжерей — и места много, и света, по меркам базы, вполне достаточно. «То­то будет рад Кирилл, — подумал Саша. — Еще и картинка у него тут появится, совсем все празднично станет».

По дороге все обсуждали последние детали задуманного рисунка. Ваня достал и передал по рукам картинку, аккуратно вытащенную им из статьи. На ней изображалась предполагаемая марсианская цивилизация, такая, какой ее представлял себе один из ученых. Картинка была красивой, большой город на фоне красноватых гор, с небом и облаками, из­за которых проглядывало солнце и два спутника Марса. Саша не помнил точно, как они называются. «Граффити, наверное, будет отличным», — подумал он, передавая рисунок Паше.

Через несколько минут все были на месте. Саша начал устанавливать камеру, которая должна была снимать весь процесс, а Милана с Димой набрасывали на стене приблизительные контуры довольно большого рисунка. Саше почему­то казалось, что граффити будет меньше. Ваня, сев на кусок бетонной плиты неподалеку, что­то наигрывал на полуакустической гитаре, прихваченной с собой, чтобы скрасить время. Максим разматывал удлинитель и подключал к нему две настольных лампы для подсветки.

Когда все приготовления закончились, Саша включил камеру и показал Милане с Димой поднятый вверх большой палец — можно начинать. Ребята принялись за ра­боту, и на стене стала постепенно проступать большая картина. Сначала возникла рав­нина и горы, затем река, деревья, потом закат и облака, а следом и дома с людьми и машинами.

Саша с парнями молча стояли вокруг Димы с Миланой и завороженно наблюдали. Было просто невозможно оторвать взгляд от этого невероятного зрелища — на стене, еще минуту назад серой и невзрачной, как будто появлялось большое окно в прекрасный и огромный мир, так похожий на тот, который они утратили раз и навсегда.

— Вот бы вас всех сейчас взять за загривки да в отделение отвести, за порчу стен! — раздался вдруг знакомый гнусавый голос.

Саша даже вздрогнул от неожиданности. Все повернулись.

У входа в цех, уперев руки в боки, стоял Силовик и, не отрываясь, смотрел на Милану.

Дима переменился в лице, отставил в сторону баллончик с краской и замер, ожидая, что будет дальше.

— Стены разрисовывают, а? — не унимался мент. — Мы таких, как вы, раньше пачками в отделение привозили. Вокруг электричек живого места на ограждениях не осталось от этих каракуль, а тут — в помещении режимного объекта стены портят! — При этом он продолжал пристально смотреть своими водянистыми глазами на Милану, казалось просто оттягивая момент, когда его вышвырнут отсюда, и пытаясь насмотреться вдоволь на запретный плод, видеть ко­торый ему в последнее время доводилось редко.

«Ну точно, псих!» — подумал Саша.

— Шел бы ты лучше отсюда, — сказал Паша.

Он был самый крупный, и обычно в ситуациях, подобных этой, разговаривать приходилось ему.

— Сходи лучше к Раджабу, регистрацию проверь. Или к своим дружкам рокерам, пусть они тебе «Батяню­комбата» на гитарках зафигачат, пустишь скупую слезу, — Паша сделал в сторону Силовика несколько шагов. Дима, тоже терявший терпение, подался за ним.

Боец, бросив на Диму злобный взгляд, проворчал что­то себе под нос, повернулся и исчез в черном проеме коридора. Несколько секунд все смотрели ему вслед, затем вернулись к своему занятию.

— Что­то он в последнее время особо строгий, — заметила Милана, не отрываясь от рисунка.

— Ага, — сердито сказал Дима. — Строгий. На тебя он вылез полюбоваться. Надо же честь мундира демонстрировать, вот он и нашел способ впечатление произвести.

— Строгий, точно, — согласился Саша, вспомнив вчерашнюю историю с табличкой на двери. — Что­то он часто стал к нам цепляться в последнее время. Не видели, кстати, что у него на двери висит?

Но никто не обратил внимания на обновку, и Саша рассказал случившуюся с ним вчера историю, чем изрядно всех повеселил. Вдоволь посмеявшись, они перекинулись еще парой шуток на тему мента и вернулись к работе.

Картина получалась очень красивой. Саша не мог оторвать глаз и продолжал восхищенно следить за работой ребят. Кирилл и один из его музыкантов оставили свои дела, вышли из глубины оранжереи и теперь стояли рядом, рассматривая обрастающее все новыми деталями граффити.

— Здорово у нас тут, — сказал Кирилл своему коллеге Стасу, высокому худому парню с копной кучерявых волос. Стас раньше работал в офисе и в свободное время играл на басу в Кирилловой группе. — Теперь еще и стенка такая живописная.

Стас стоял и не мигая, с мечтательным лицом и застывшей на губах улыбкой рассматривал картину.

— Да, круто получается, — согласилась с Кириллом Милана, отходя от стены и рассматривая граффити со стороны. — Жаль только, что потом придется сверху все черным и красным покрыть, безжизненный Марс рисовать будем. В самом начале сделать забыли, надо сверху теперь красить.

— Да? Ну, наверное, тоже здорово будет... — проговорил Кирилл задумчиво. — Верно?

— Ну да! — усмехнулась Милана, подмигнула ему и, вернувшись к стене, продолжила рисовать.

Стаса же новость о том, что деревья и облака придется стереть и нарисовать черное небо со звездами и безжизненную красную землю, кажется, очень расстроила. Он, загрустив, вернулся к работе — рыхлил стеком из барабанной палочки землю в кадках с помидорами. Кусты были примотаны кусочками проводов к торчащим из земли ровным колышкам, на которых можно было читать — «Тама», «Vater», «Vic Firth» и так далее.

Саша смотрел на рождающийся перед его глазами рисунок и думал о земле, которой засыпан коридор на «Парк Победы». Черная брешь лаза под потолком, намекавшая на окончание завала, не давала ему покоя. Он начинал фантазировать, что же там, в этом проходе, куда он выведет и что ждет в конце? Может, за ним окажется еще одно «кладбище», где люди погибли еще более страшной смертью?

Он гнал от себя эти мысли, но они возвращались к нему снова и снова. Внезапно он понял, что еще не сказал никому из ребят о своем сегодняшнем открытии.

— Парни! — встрепенулся Саша. — Я же совсем забыл вам сказать! Завал­то, кажется, заканчивается. Сегодня наверху образовалась дырка, небольшая, но заметная. Земли много, но насыпана теперь не под потолок. Представляете?

— Ну и ну! — протянул Паша. — Что­то нам прямо поперло, да, парни? — он улыбнулся и посмотрел на Максима.

— Да рано еще ликовать, на самом де­ле, — ответил тот. — Сначала надо докопать... да и что там, в конце, еще неизвестно...

Но по воодушевленному лицу Максима было понятно, что он тоже очень рад этой новости и разделяет Сашин оптимизм.

И только Ваня, задав Саше несколько вопросов о том, каков, по его мнению, примерный объем оставшейся земли и сколько времени уйдет на остальную расчистку, воспринял эту новость почему­то довольно спокойно. А ребята­художники очень обрадовались.

Последний час работы пролетел совсем легко. Рисунок быстро обрастал новыми деталями и вскоре был закончен, Саша выключил камеру, и все встали в ряд возле большой яркой картины на стене.

Постояв немного и полюбовавшись результатами своего труда, вся компания начала дружно собираться. Максим убрал лам­пы и смотал шнуры, Саша пошел складывать свою камеру, которую очень любил и берег — она объехала с ним полмира, с самого начала их гастрольной деятельности, и была свидетелем очень многих радостных событий в Сашиной жизни. Милана с Димой собирали свои инструменты, Паша помогал им, аккуратно упаковывая баллончики с краской.

Потом, оживленно переговариваясь, они двинулись в обратный путь, и казалось, что даже привычные коридоры базы, освещенные или тонущие в полумраке, встречали их как­то по­новому, чуть ли не празднично, проникнувшись хорошими новостями и событиями последних двух дней.

— Давайте мы сейчас проводим Милану с Димой, а заодно к себе зайдем, возьмем для репетиции все, что надо, а? — сказал по дороге Максим. — Я ведь клавиши с собой не брал.

— Да, давайте зайдем, — поддержал Ваня. — Я гитару другую возьму.

Настя уже стояла на пороге и держала на руках Андрюшку. Она услышала голоса и вышла встречать.

— Ну, как он себя вел? — спросила Милана, забирая сына.

— Такой непоседа, кошмар, — покачала Настя головой. — Но вообще — все хорошо. Да, малыш? — Она потрепала кроху за щечку, и Андрюшка заулыбался.

Саша решил подождать ребят у Миланы с Димой и поиграть с Андрюшкой. Они давно, с самого Андрюшиного рождения поладили, поэтому он всегда радовался, когда Саша приходил в гости, и охотно играл с ним.

Вернулись парни. Максим достал клавиши, завернутые в майки, а Ваня заменил свою акустическую гитару электрической. У Паши и Саши своих инструментов, увы, не осталось — Паша почти сразу же пустил барабаны на производство множества бытовых вещей, а Саша свой бас не привез на их последнюю нормальную репетицию — забыл дома. Поэтому сейчас оба они играли на общественных инструментах — тех, что имелись в последней сохраненной репетиционной комнате. Впрочем, в ней всегда находились три гитары, два баса и две барабанных установки, а также клавиши — весьма недурственный комплект, играть на таком наборе можно было все, что душе угодно.

— Ну, пока, — сказал Саша, отдавая Андрея маме, как только вернулись ребята.

— Пока, — ответила Милана. — Вы нам покажите, когда сделаете видео. Там же еще какие­то кадры будут, Саша говорил, ну и ­вообще хочется посмотреть на готовый результат.

— Конечно, о чем речь, — сказал Максим. — Выдадим вам подарочный экземпляр. Ну что, — повернулся он к парням. — Пора переходить к следующему этапу планов на вечер?

Над репетиционной комнатой, казалось, время было не властно. В ней были такие же белые, в маленьких дырочках стены из звукоизоляционного материала, на полу — черный ковролин, усыпанный щепками от барабанных палочек и клубками намертво спутанных проводов для комбиков.

Когда Саша находился здесь, ему иногда казалось, что вот сейчас он откроет оббитую мягкой тканью дверь, выйдет в освещенный коридор, в котором курят отдыхающие музыканты, спокойно минует его, выйдет за угол, поднимется наверх по длинной широкой лестнице и, щуря отвыкшие от яркого света глаза, зашагает в сторону метро по залитой лучами ослепительного закатного солнца улице. Увы, Саша знал точно, что за дверями теперь все совсем по­другому.

— Ребята! — обратился Ваня к распутывающей шнуры и подключающей инструменты команде. — Я сейчас хочу рассказать вам, что надумал. Слушайте. Давайте все эти песни, и новые и старые, оформим в альбом, да так и назовем — «Последний альбом». А? Мне кажется, неплохое название... — добавил Ваня и задумался.

Забавно, подумал Саша. Мысли сходятся. Про себя он так и называл всю эту затею — последний альбом, как минимум, потому, что это и был бы их последний альбом на данный момент, просто по факту. Пусть будет «Последний альбом», почему бы и нет.

— В общем, записать все на болванки, видео и музыку, положить в прочную упаковку и спрятать тут, на заводе, в место по­укромней, — продолжил Ваня. — Пусть лежит себе, есть же не просит. Мало ли, может, найдет кто­то потом. Чем черт не шутит. Сделаем такой вот своеобразный последний релиз нашей группы. Может быть, это будет вообще последний альбом музыкальной группы на Земле? Как звучит­то, а? — Ваня усмехнулся.

— Я знаю, кто его найдет. Дети эмо­панков, — заметил Максим. Паша засмеялся.

— Ну и неплохо будет, кстати, — серьезно ответил Ваня. — Послушают хоть истории из мира, в котором довелось когда­то жить их родителям... Если, конечно, не будут дикими настолько, что наделают из дисков зеркалец и ожерелий на шею, — Ваня грустно улыбнулся. — А насчет того, что это прям совсем последняя запись, можете не переживать. Может, сделаем еще что­нибудь. Предлагаю потом всем заняться сольными проектами. У кого какие идеи появятся, будем вместе реализовывать.

Вот даже как. Сама затея спрятать альбом в цеху была достаточно детской — что­то в духе записок, которые Саша с маленьким братом писали на клочках бумаги, а затем закупоривали в бутылки и выбрасывали подальше в море, когда отдыхали на побережье с родителями. Вдруг кто­то найдет и сможет прочесть их детские каракули, пусть и через много лет? Музыканты в каком­то смысле навсегда остаются детьми, до конца жизни предпочитая игры с любимыми шумящими игрушками многим другим «серьезным делам». Даже тут, на базе, где, казалось бы, совсем не до музицирования, некоторые все же не смогли оставить свое любимое дело.

Саша, кстати, почему­то не обратил внимания на второстепенный, несколько пессимистичный подтекст названия, предложенного Ваней. Да и потом, ну какая разница, как альбом будет называться? Все, что они задумали, было так здорово, и погружаться в тягостные размышления Саше совсем не хотелось. Распутать бы побыстрей шнур от баса да начать играть.

— Ну ладно, потом еще, после репетиции поболтаем, если хотите... времени уже мало осталось. Давайте играть. Паш, ставь на метрономе девяносто. Смотри, бас тут такой... Соль...

И Саша целиком погрузился в осмысление басовой партии, на какое­то время забыв обо всем — и о проходе на «Парк Победы», и даже про альбом. Наконец, через двадцать минут четыре ноты все­таки склеились в незамысловатый басовый рифф. Он за­играл ровно, Ваня стал играть на гитаре и запел, музыка звучала все уверенней и уверенней, переливалась красивая мелодия... у Саши стало так хорошо на душе, как не было уже очень давно. Впервые за последнее время он, кажется, вдруг почувствовал себя спокойным и счастливым человеком.

Они довольно быстро разобрались с аранжировкой новой песни, затем стали вспоминать какие­то свои старые треки...

Позже все вернулись в комнату, весело переговариваясь, разгоряченные, насквозь промокшие от пота, и, переодевшись, уселись вокруг компьютера — склеивать отснятое в цеху видео с кадрами из обширного Сашиного архива. Они просматривали файл за файлом. Разных коротких роликов во время поездок было отснято довольно много — вот путешествие на Дальний Восток, вот — Средиземное море, Израиль, Таллинн, а вот Сибирь — Саша нетвердой от вчерашней вечеринки рукой снимает из окна автобуса ка­кие­то бескрайние, до горизонта, поля... На всех видео за кадром стоял веселый шум и гам, камера тряслась, периодически кто­нибудь хватал за руку снимающего и начинал что­то взахлеб говорить, чуть ли не уткнувшись носом в объектив.

Не отрывая глаз, ребята смотрели ролик за роликом, поначалу даже забыв о поставленной цели — у каждого всплывали какие­то свои воспоминания, ассоциации с увиденным... Саша с застывшей на лице улыбкой смотрел на экран, его обуревали очень противоречивые эмоции... он видел всю свою группу, слышал беззаботный гомон, улыбался давно забытым шуткам. Но где­то в подсознании все равно таилась черная мысль, что все это далеко в прошлом и никогда уже не будет таких вот поездок, хмельных, веселых и безбашенных.

Выбор подходящих кадров и монтаж не занял много времени, и вот уже на рабочем столе Ваниного ноутбука лежали две папки с файлами — «Последний альбом» и «Последнее видео». В них находились треки, отобранные Ваней, и видео — снятые на телефон фрагменты той самой вечеринки, на которой ребята играли «Жечь электричество», а все остальные месились в безумном танце, и только что смонтированное видео с кадрами из цеха.

— Я как­то даже не ожидал, что так просто все будет, — сказал Ваня, отодвигаясь от экрана компьютера. — Видите, как это все без радиостанций, лейблов и продюсеров быстро делается: сутки — и альбом готов, никакого мозгоклепства. А то сейчас началось бы — вот тут ты не так спел, эту аранжировочку бы сделать попопсовей, чтобы побольше людей послушало, и вообще нужен же хит, хит, мать твою! А тут уже не нужен хит. Вот бы раньше так, — он улыбнулся. — Считай даже два клипа есть. Полный набор. Принимайте.

— Да уж, и с распространением дисков нынче проблем никаких. Главное, только властям эту работу не показывать — а то найдут опять пропаганду какой­нибудь ерунды. Например, пропаганду апокалипсиса, — Максим изобразил хмурящегося Силовика, и все рассмеялись.

— Может, тогда еще наклейку Parental Advisory стоит налепить? Ну, чтобы Милана с Димой Андрюшке не поставили случайно, — пошутил Паша.

— Да, Андрюшке­то как раз поставить нашу пластинку в первую очередь надо будет, как подрастет, — Ваня вдруг погрустнел и замолчал.

— Так, ну что, все готово? Завтра надо будет только на болванки залить. Они вроде у нас остались еще, да? — нарушил повисшую на минуту тишину Саша.

— Да остались болванки, — успокоил его Иван. — Я залью, не волнуйся. Ты лучше поищи, в чем мы его прятать будем, по возможности понадежней и покрепче что­нибудь.

— Макс вон пусть поищет, — ответил Саша.

— А чего это опять Макс? — встрепенулся Максим, и все на десять минут углубились в долгие разбирательства, кто что должен сделать, выясняли, кто о чем договаривался и кто что продинамил, но все это было как­то совсем иначе, чем вчера, — весело, шутливо, театрально и явно с хорошим настроением... Было решено, что они займутся «Последним альбомом» завтра вечером, после работы.

Саша сказал, что прямо с утра хочет пойти в тридцать восьмой корпус — с новыми силами броситься на раскапывание завала.

— А может быть, и нет никакого коридора на «Парк Победы», а? — вдруг сказал Ваня. — Что, если там опять тупик? Вот тогда там все и спрячем, места на базе глуше точно не найти.

Саша не хотел думать о том, что коридор, раскапыванию которого отдано столько времени и сил, ведет в никуда. Но с предложенным Ваней вариантом он согласился — по крайней мере, он сможет сначала узнать, что там с завалом, а потом уже они спокойно займутся своим «релизом». «Черт, поскорей бы завтрашний день», — нетерпеливо думал Саша.

Все еще долго болтали и шутили, даже после того как разлеглись по койкам и вроде был объявлен отбой. Засыпал Саша в крайне хорошем расположении духа, думая о завтрашнем дне, обещавшем быть еще насыщенней прошедшего, отнюдь не бездарно проведенного. Только Ваня уснул раньше всех, иногда вздрагивая во сне и что­то невнятно бормоча.

 

 

Саша проснулся до звонка будильника, все еще спали. Ему снился какой­то интересный сон, он уже не мог вспомнить, о чем именно, но что­то явно очень хорошее, совсем не та бредятина, что приснилась ему вчера. Саша просто лежал, разглядывая причудливые узоры облупившейся известки на потолке, закинув руки за голову и наслаждаясь приятным шлейфом, который оставил за собой сон.

Прозвонил телефон­будильник Максима, все начали ворочаться и приходить потихоньку в себя. Вот встал Макс, зашевелился и сел в своей кровати Ваня. Саша тоже решил, что пора вставать, поднялся со своей тахты и прошел в соседнюю комнату, где стоял умывальник. Ополоснув лицо привычно отдающей машинным маслом водой, он собирался вернуться, но тут на пороге внезапно появился Леня.

— Доброе утро, Сань, — весело сказал он. — Сегодня оно особо доброе, может быть, правда? Я к тебе вот по какому вопросу. Как ты считаешь, нужна тебе помощь сегодня? Вон Макарон рвется в бой, я ему рассказал про твои достижения. Прямо не терпится ему, помогать хочет.

Саша задумался. Копать вдвоем было тяжело, проход был узкий, и сразу двум вози­ть­­ся там было неудобно — однажды они уже пробовали и сочли эту затею неразумной.