Радбрух Густав 3 страница

Философия права

гельскому Понтию Пилату с его вопросом «что есть истина?» (Еванге­лие от Иоанна, гл. 18, п. 38), заставившим умолкнуть наряду с теоре­тическим и практический разум, сколько Натану (Мудрому) Лессинга, для которого молчание теоретического разума означает страстный призыв к разуму практическому: «В споре каждый стремится показать себя с лучшей стороны». Ведь релятивизм допускает множественность мировоззренческих обоснований. С точки зрения релятивизма при доказательстве окончательного ценностного суждения нет необходи­мости приводить своего мнения лишь потому, что все обоснования в равной степени ставятся под сомнение. Такая ситуация близка скеп­тицизму Пилата. Когда же твердо верят в истинность одного из обо­снований среди прочих, но не в состоянии его доказать, то это -агностицизм Натана (Мудрого)¹⁰. Однако возможна и третья точка зрения, которая подобно воззрению Натана связывает релятивизм с деятельной целеустремленностью. Еще и потому релятивизм отка­зывается настаивать на собственном мнении по поводу конкурирую­щих ценностей, что все и каждая из них со своими характерными особенностями в рамках этого учения рассматриваются как абсолют­но равнозначные, поскольку релятивизм живет верой в то, что все не­доступное нашему сознанию существует в высшем сознании. Это антиномия, суть которой прекрасно прокомментировал Вальтер Рате-нау (министр иностранных дел Веймарской республики. - Пер.) сле­дующим образом: «Мы не композиторы, а музыканты. Каждый показывает в игре на своем инструменте самое лучшее, на что он спо­собен. Он может даже импровизировать, но в рамках общего звуча­ния всех струн все инструменты одинаково важны. О гармонии не стоит беспокоиться. Ее создает нечто иное»^(!Щ. Релятивизм может со­слаться и на великого Гёте, который после ознакомления со «сравни­тельной историей философских систем» в своем письме от 22 января 1811 г. писал Райнхарду: «При чтении этой работы я уловил то новое,

'"" С заоблачно далекой точки зрения историка, каковой она и должна быть по определению, общее звучание колоколов представляется малиновым звоном, независимо от того, звучат ли они вблизи дисгармонично или нет. Discordia concors (согласное разноголосие) JakobBurckhardt - Auswahl, S. 51.

"" Марианна Вебер о Максе Вебере в «Grunder der Soziologie» (Sozialwissenschaftl. Bausteine, herausg. von F.K. Mann, Bd. 4), 1932, S. 141 ff. «Беспринципность и научная объективность не имеют ничего общего» (цит. по Максу Веберу).

^<20> О моем релятивизме см. также Fr. Orestano, Filosofia del Diritto, 1941, p. 23.

¹⁰ За такой «умеренный» релятивизм - Anrats, Das Wesen der sog.freien wissen-schaftl. Berufe, 1930, S. 200 ff. (представляет несомненную ценность для адвокатской практики. - Radbruch, Justiz, Bd. 7, S. 52 ff)'²⁰'.

2 4

§ 2. Философия права как наука о ценности права

что автор очень четко сформулировал: отличие людей друг от друга лежит в основе разномыслия. И именно поэтому единые для всех кри­терии убеждения невозможны'²^. Если человек твердо знает, на какой стороне он стоит, то он сделал уже достаточно. И тогда он спокоен в отношении себя и справедлив к другим». То, что божественный реля­тивизм тождественен не скептицизму Пилата, а агностицизму Натана (Мудрого), доказывает следующий стих из «Ксений»:

Когда б я знал путь потаенный Бога,

Я тотчас бы пошел его дорогой.

И окажись я с Истиною под одною крышей,

Я б никогда из-под нее не вышел.

^т Krieck (Wissenschaft Weltanschauung Hochschulreform 1934) отворачивается от релятивизма, как от «научного сноба». Сам, однако, выступает за отно­сительность науки в смысле «принципа национально-политической нераз­делимости жизни»: «не существует «чистого разума» и «абсолютной науки». Существуют лишь разум, наука и познание истины, действующие только для нашей расы, народа, реализации наших исторических задач». Истина - «закон познания», но не «смысл и цель» науки, которая включена в «неразделимость жизни». «Для нас существует одна истина - а именно: истина, существующая только для нас. Мы знаем, что мы, познавая нашу истину, можем участвовать в познании вечной истины только по-своему и только в соответствии с условиями того места, где мы находимся» -Крик называет это «политической наукой» (цитируется по Frkfrter Zeitg. Hochschulbeilage, 3. 2. 35). - Крик упускает из виду, что: 1) в любом нацио­нальном сообществе не одно, а множественное понимание ценности, даже если одно из них претендует на абсолютность; 2) задача каждой нацио­нальной науки заключается в том, чтобы «осознать себя в отношениях с другими национальными науками»; 3) любое понимание, если оно не про­диктовано «голым» прагматизмом, приходит в конечном счете к реляти­визму.

В круговороте противоречий я чувствую себя, как рыба в воде; Забавно, но никто не оставляет другому права ошибаться.

Гёте

§ 3. Научные направления в философии права

Философия права, основанная на методологическом дуализме и реля­тивизме, неизбежно является итогом развития этой науки в XIX в. Поэтому ниже эти направления будут рассматриваться не столько по существу, сколько с точки зрения их методологических особен­ностей.

1. Вплоть до начала XIX в. философия права представляла собой есте­ственно-правовое учение. Разумеется, понятие естественного права включает в себя явления, в корне отличные друг от друга. Основной проблемой античного естественного права было противоречие между природой и моральным долгом подчиняться законам общества, в Сред­невековье - противоречие между божественным и светским правом, а естественное право нового времени характеризуется противоречием между правовым принуждением и разумом индивида. Естественное право часто используют то как инструмент усиления позиций пози­тивного права, то, наоборот, против него. Но во всех своих формах естественное право характеризуется четырьмя существенными черта­ми, которые, разумеется, по-разному проявляются в различные пери­оды времени: в содержательном плане оно всегда содержит правовые суждения (оценки) ценности. Эти ценностные суждения соответствуют источникам естественного права - природе, божественному открове­нию, разуму. Они общеобязательны (общепризнаны) и не подверже­ны изменениям. Они познаваемы. А будучи познаны, они имеют примат перед противоречащим им законодательством. Позитивное право уступает естественному.

Нельзя считать, что притязание естественного права служить основой для общепризнанных и неизменных правовых принципов и норм можно опровергнуть чисто эмпирически традиционным обращением к пестрому многообразию правовых воззрений различных эпох и на­родов. Логику такого обращения с ее выводом от сущего к должному, эту «вульгарную ссылку на заранее противоречивый опыт» (Кант), сторонник естественного права отверг бы совершенно обоснованно. Он увидел бы в множестве правовых воззрений лишь множество оши-

§ 3. Научные направления в философии права

бок, которым противоречит единая естественно-правовая истина: error multiplex, Veritas una (заблуждение многолико, истина одна). И не история права и компаративистика, а теория познания, не историчес­кая школа, а критическая философия, не Савиньи, а Кант нанесли ре­шающий удар по естественному праву. Кантова критика чистого разума показала, что «разум» не является арсеналом готовых теорети­ческих знаний и уже сформулированных этических и эстетических норм. Скорее он представляет собой лишь инструмент достижения таких знаний и норм, совокупность не ответов, а вопросов, мнений, с помощью которых опосредуется данность (Gegebenheit), совокуп­ность форм и категорий, посредством которых становится возмож­ным воспринимать окружающий материальный мир и давать ту или иную ценностную оценку содержанию конкретного предмета дей­ствительности. Такие содержательно определенные знания или оцен­ки ни в коем случае не являются «продуктом» «чистого» разума, но лишь применением его к конкретным данностям. И потому эти оцен­ки всегда конкретны и не носят обобщающего характера. И поэтому ответы на вопросы об общеобязательности (Allgemeingiiltigkeit) дей­ствия естественного, т.е. «правильного», «истинного» права коррект­ны лишь в отношении данного состояния общества, определенного времени и народа. Лишь категория истинного, справедливого (des richtigen, gerechten) права общеобязательна (allgemeingueltig), но никак не категория форм его применения. Если понятие «истинное право» («richtiges Recht») хотят определить посредством единой категориальной формы и назвать «естественным правом», то неизменное естественное право «старого стиля» (вслед за Штаммлером) следует противопостав­лять «естественному праву с изменяющимся содержанием» или, как принято было говорить, «культурному праву».

Если бы истинное право, будь то «естественное право старого стиля» или естественное право с изменяющимся содержанием, понималось вопреки релятивистским взглядам однозначно, то это неизбежно при­вело бы к тому, что оно должно было бы служить «лакмусовой бу­мажкой» для обнаружения отклоняющихся от него законов, подобно тому как свет истины проясняет отнюдь неочевидные заблуждения. Не существует спекулятивных доказательств того, что основанное на законе право (позитивное право), несправедливость которого несом­ненна и общепризнанна, должно продолжать действовать, хотя по­пытки в этом направлении и предпринимались. Ниже будет показано, что действие позитивного права может быть основано лишь на непоз­наваемости (Unerkennbarkeit) истинного (т.е. естественного) права, понимаемого как единое целое. И наоборот, последовательные сто-

Философия права

ронники такого понимания естественного права должны соответствен­но отрицать «двухмерность» правового пространства, разделенность (вслед за Ласком) естественного права на «материальное» и «формаль­ное», равно как отождествлять правильность и действительность пра­ва. Они не могут признавать самостоятельность позитивного права по отношению к естественному. Для них позитивное право полностью поглощается естественным, действительность права - правовой цен­ностью, наука права - философией права.

2. Историческая школа придерживается диаметрально противопо­ложной точки зрения, согласно которой позитивное право поглощает естественное, правовая действительность - правовую ценность, наука права - философию права. По крайней мере именно такое впечатление оставляет первое знакомство с программными заявлениями представи­телей «исторической школы». Она отбрасывает наряду с естественно-пра­вовыми все правовые и философско-правовые суждения и подменяет позитивистское самоограничение науки эмпирическими исследова­ниями исторических реалий права. В дальнейшем ее последователи воплощали эти идеи на практике. Однако неистребимая потребность в философском осмыслении вновь и вновь создает тайные лазейки для ценностных суждений именно там и тогда, где и когда от них часто стараются избавиться. При вторичном, более пристальном рассмотре­нии все же оказывается, что «историческая школа» в целом не отвер­гает ценностный подход к праву. Скорее это относится к различиям в оценке отдельных историко-правовых явлений. Историческая школа все их оценивает одинаково высоко, поскольку она признает право­мерным каждое явление, порожденное в силу необходимости взаимо­действия истории и «народного духа». Благоговение перед всем существующим, перед прошлым и зарождающимися ростками ново­го, пиетет перед реальностью - вот основная отличительная черта «ис­торической школы». И не без оснований ее характеризуют не только как «квиетизм», но и как «пиетизм», точнее - как одно из его направле­ний (Тибо). Но в этом случае не ценностная, а скорее религиозная фи­лософия права служила бы фоном развития исторической школы. Однако при этом она не могла бы в длительной перспективе избежать различных оценок различных правовых явлений.

Поскольку историческая школа объявляет все позитивное право един­ственно истинным, то оно не является необходимым следствием своего исторического и национального развития и результатом законода­тельной деятельности эпохи естественного права. И она ведет борьбу против естественного права с целью решительно отказаться от ценно-

§ 3. Научные направления в философии права

стного подхода при вынесении приговора естественному праву, эпохе Просвещения, Великой французской революции, воле законодателя в пользу столь же решительного положительного, основанного на ценностных критериях вывода об органическом становлении права посредством «внутренних, незримо действующих сил», «народного духа». «Тот, кто находится под влиянием органических представлений

0 государстве и праве, очень легко и охотно забудет, что ураганы
и землетрясения принадлежат природным явлениям, равно как и не­
заметный для человеческого глаза рост животных или растений»¹. Из
недр неосознанного, внеценностного правового позитивизма, надцен-
ностной религиозной философии права как-то незаметно появилась
философия права романтического толка, - правовая политика консер­
вативного направления². Фридрих Юлиус Шталь, теоретик консерва­
тизма, даже пришел к выводу, что теоретическая суть исторических
правовых исследований зиждется не на фактической, а на этической
стороне становления права, то есть на выявлении не сущего, а должно­
го становления и содержания права. И соответственно назвал свою соб­
ственную теорию «Философия права с исторической точки зрения»³.

Итак, в действительности эволюционность исторического процесса служит колыбелью исторического сознания. Факт общественной жизни становится достоянием истории, если (и когда) свидетельствует о пре­емственности, неразрывной взаимосвязанности исторического про­цесса, а не о его прерывистости. Если же какое-то историческое событие в сознании современников произвольно вырывается из взаи­мосвязи всего исторического наследия, то как уже свершенное собы­тие оно становится безвозвратно потерянным для присущей тому времени характерной формы научного исторического мышления, для категорий непрерывной постепенности. В дальнейшем лишь задним числом историческому мышлению открывается также суверенная воля, столь же непоколебимая, сколь и долг, порожденный крепкими узами длительных дружеских отношений. Это подобно триумфу авиаторов, смело стремящихся преодолеть земное притяжение, но тем не менее неизбежно остающихся в этом мире, удерживаемых силой собственной тяжести. С исторической точки зрения событие настоя­щего времени может быть рассмотрено только по истечении опреде­ленного времени. Как правило, в отношении современников история

¹ A. Menger Das buergerl. R. u. d. besitzlosen Volksklassen, 4 Aufl., 1908, S. 13.

² Cm. Rothacker. Einleitung l.d Geisteswissenschaften, 2 Aufl., 1930, S. 60 ff.;
Zwilgmeyer, Die Rechtslehre Savignys, 1929, S. 32 ff.

³ О наиболее характерных программных трудах исторической школы см. /./. Ва-
chofen. Selbstbiographie u. Antnttsrede, 1927.

Философия права

обязана молчать и молчит, особенно когда речь идет о необходимо­сти. Событие настоящего времени может стать достоянием истории лишь по истечении определенного времени. Обычно история не впра­ве судить современников, особенно когда требуется дать оценку поли­тической деятельности. Ошибка исторического подхода коренится также в стремлении опосредовать политическую деятельность катего­риями исторического сознания, возвести категорию исторического познания в норму политической деятельности.

3. С первого взгляда кажется, что методологическому монизму исто­рической школы, которая стремится оперировать лишь фактами, бли­же всего гегелевская философия права с ее знаменитым девизом, общим для всех направлений философии тождества (Identitatsphilosophie): «Что разумно, то действительно, а что действительно, то разумно». И в са­мом деле, Гегель разделяет точку зрения исторической школы, проти­воположную естественному праву. Он не противопоставляет, как это делают сторонники естественно-правового учения, индивидуальное правовое мышление правовой действительности. Скорее он выводит право разума (Vernunftrecht) из исторической действительности пра­ва⁴: «Что разумно, то действительно». И все же, несмотря на то что Гегель и историческая школа являются противниками естественного права, существование принципиального противоречия между ними со­вершенно очевидно. Если для исторической школы идентичность дей­ствительности и ценности зиждется на непознаваемой Воле Божьей, определяющей ход исторического развития, то для Гегеля она зиждется на диалектике исторического процесса, в рамках которой происходит саморазвитие и самопознание разума: «Что действительно, то разумно». Разум противопоставляется народному духу, рационализм - иррацио­нализму и романтике. Это принципиальное противоречие находит свое выражение в острой полемике между сторонниками учения Гегеля и ис­торической школы. Гегель называет враждебное отношение Савиньи к кодификации «одним из величайших оскорблений, когда-либо нане­сенных нации или сословию (а именно - юридическому)». И наоборот, противники Гегеля называли его учение «враждебной силой» (Шталь), «непристойной философией» (Пухта). Но было совершенно очевидно, что учение Гегеля обладает большим потенциалом развития⁵.

В этом же смысле Лассаль: «Естественное право само является историческим правом». - Syst. d. erw. Rechte, Bd. 1, 1861, S. 70.

Последнюю систему философии права в гегелевском духе опубликовал в 1882 г. Адольф Лассон. Так называемое неогегельянство (Kohler. Lehrb. d. RPh., 3 Aufl., 1923; Berolzheimer, System der Rechts - u. Wirtschaftsph., 5 Bande, 1904 ff.) не имеет ничего общего с Гегелем. Гегельянство без диалектики - не гегельянство.

§ 3. Научные направления в философии права

4. Этот потенциал использовали К. Маркс и Ф. Энгельс для обоснова­ния исторического материализма⁶. Но если для Гегеля, рассматриваю­щего действительность как саморазвитие разума (духа), в тождестве должного и сущего должное играет определяющую, активную, дея­тельную, а сущее - подчиненную, пассивную роль и служит лишь внеш­ним проявлением должного, то в историческом материализме должное, или, по выражению К. Маркса, сознание, определяется сущим, или бытием. «Тем самым гегелевская диалектика вновь стано­вится с головы... на ноги» (Ф. Энгельс). Экономическая теория явля­ется, с одной стороны, наукой идеологической, а с другой - наукой объективно необходимой. Марксисты постулируют положение об «экономическом базисе и политико-правовой надстройке, в которой в конечном счете находят отражение исторически обусловленные ре­лигиозные, философские и прочие взгляды и интеллектуальные тече­ния каждого определенного общества». В то же время она содержит политический прогноз: логика экономического развития с объективной необходимостью приводит к формированию социалистического обще­ства и соответственно к созданию социалистического правопорядка.

Марксисты, исходя из своей гипотезы об объективном причинно-следственном характере исторического процесса, не ограничиваются телеологическим обоснованием своих теоретических выводов, а ут­верждают грядущую неизбежность перехода социализма «от утопии к науке». И таким образом постулируются два принципа: согласно первому принципу философия права рассматривается, по-видимому, сторонниками исторического материализма как несамостоятельная составная часть социальной философии. Согласно второму принципу социальная философия в свою очередь является составной частью эм­пирической социологии.

Но эти два принципа следует толковать ограничительно. С одной сторо­ны, на более поздних этапах развития исторического материализма был признан самостоятельный характер идеологии и права. Уже К. Маркс считал, что идеальное - это преобразованное, измененное в челове­ческом сознании материальное. Но при этом он не уточнял, в какой форме материальное отражается в сознании людей. В дальнейшем Ф. Энгельс признает, что они оба «...из-за содержания пренебрегали вопросом формы»⁷. Вот наглядный пример той роли, которую играет

Гораздо более важным, чем необозримая литература об историческом материа­лизме, является его применение к историческому опыту О праве см. К Rentier, Die Rechtsinstitute des Pnvatrechts und lhre soziale Funktion, 1929: Paschukams, Allg. Rechtslehre und Marxismus, 1927. ⁷ Brief an Mehnng v. 14 Juli 1893.

3 1

Философия права

форма при преобразовании материального в идеальное. Требование свободы и ее осуществление отвечало интересам и возросшему влия­нию нарождающейся буржуазии. Однако свобода, которую она имела в виду, была свободой не только для нее, но свободой для всех, и имен­но потому, что она боролась за эту свободу как за собственное право.

Право же по своей сути направлено на достижение справедливости. Справедливость требует всеобщности закона, равенства всех перед за­коном. Требование, предъявляемое в форме закона, означает также признание за другими права на то, что каждый требует для себя. По­скольку буржуазия требовала предоставления ей свободы в форме за­кона, постольку эта свобода была для всех, постольку она могла также быть свободой пролетариата, использующего ее в качестве инстру­мента борьбы против той самой буржуазии, интересам которой эта свобода призвана была служить.

Этот пример показывает, во-первых, что подобная трансформация экономических интересов и сил в форме права означает его самостоя­тельное развитие независимо от материальных народно-хозяйственных факторов, лежащих в основе данной правовой формы. И во-вторых, что самостоятельно развивающееся право способно со своей стороны воздействовать на экономические отношения. И как следствие этого, экономический базис и политико-правовая надстройка взаимодей­ствуют друг с другом⁸.

И если тем самым подтверждается самостоятельность философии права среди других общественных наук, то как следствие этого следу­ет критически относиться к отождествлению социальной философии и социологии, сущего и должного, предопределенной объективной тенденцией к прогрессивному развитию и целесообразности. Несом­ненная притягательность Коммунистического манифеста заключалась в том, что в противоположность своим предшественникам-утопис­там, взгляды которых опирались на зыбкую почву желаний и надежд, благих намерений, прекраснодушной, но далекой от реальности метафи­зической идеологии, основоположники научного социализма, убежден­ные во всепобеждающей силе разума, строили свое учение на прочном фундаменте доказуемых и неопровержимых расчетов. Для них социа­лизм - объективная закономерность развития человеческого обще­ства. Его наступление неизбежно, как если бы это было предписано судьбой, которой бесполезно оказывать сопротивление и которая ок-

F. Engeb. Brief an Conrad Schmidt v. 27 Oktober 1890 (со ссылкой на право); Radbruch. Klassenrecht und Rechtsidee, Zeitschr. f. soziales R. Jhrg 1, 1929, S. 75 ff.

§ 3. Научные направления в философии права

рыляет Надежду. Однако совершенно очевидно и то, что учение о не­избежном социалистическом будущем человечества способно скорее убеждать его сторонников, нежели обеспечивать его правоту. И в са­мом деле, социалисты провозглашают свою приверженность социа­лизму. Но не в силу их убежденности в его окончательной победе, а потому, что видят несправедливость современного им общества, по­строенного на «ограблении» и «угнетении» трудящихся. Установление же социалистического строя продиктовано с их точки зрения требова­ниями справедливости. Социализм в действительности не только прогноз, но и лозунг, не только пророчество, но и Программа, не толь­ко фатализм, но и политика. С тех пор, как идея социализма более не является мечтой отдаленного будущего, а служит руководством к действию, ее осуществлению на практике все чаще стремятся дать теоретическое обоснование. Материалистическое понимание истории, рассматривающее процесс общественного развития с позиций диалек­тически трактуемого эмпиризма и причинно-следственных связей, вольно или невольно становится теоретической базой для телеоло­гической (в антропоцентристском смысле) социальной философии и философии права социализма⁹.

5. Итак, пламя философии вновь и вновь освещало пути развития ис­торической науки, как в гегелевской, так и в материалистической (мар­ксистской) интерпретации, вопреки позитивизму, который угрожал потушить его, и благодаря ценностному подходу к опосредствованию мира действительного бытия. Ныне, увы, это пламя угасло. Мы всту­паем в десятилетия юридического позитивизма. Правовая ценность уже более не служит критерием правовой действительности. Ее объяв­ляют лишенной научной значимости и сознательно ограничивают эмпирическими исследованиями права. Место философии права за­нимает «Всеобщая теория права», которая представляет собой самый верхний этаж позитивной правовой науки. Перед ней в свою очередь стоит задача сперва изучить правовые понятия, общие для различных правовых дисциплин, может быть, даже выходящие за рамки нацио­нального правопорядка. Затем рассмотреть родственные правовые понятия различных правопорядков в сравнительном плане. И нако­нец, выходя за рамки сферы права, исследовать их взаимосвязи с дру­гими областями культуры¹⁰.

⁹ Наиболее ярким примером данного направления теоретической мысли являет­ся Hendnk de Man, Psychology des Soziahsmus, 1926, Radbruch, Uberwindung des Marxismus? Gesellschaft 1926, II, S 368 ff ¹⁰ Программу всеобщей истории права разработал К Bergbohm, Junsprudenz u Rechtsphilosophie, 1892 Основные представители этого направления - Р Бирлинг, А Меркелъ, К Биндинг.

2-301

Философия права

Эта чисто эмпирическая всеобщая теория права заслуживала бы здесь упоминания лишь исключительно в связи с «эвтаназией» философии права, если бы в ней самой почти помимо ее воли не пробудился фи­лософский инстинкт. Развиваемые ею правовые понятия - это по большей части не только те понятия, общность которых для всех ис­следуемых правопорядков доказана индуктивным методом, но скорее даже такие, которые могут быть априорно принципами, действующи­ми в любом мыслимом правопорядке. Ниже будет показано, что такие понятия, как субъект и объект права, правоотношения и противо­правность, равно как и само понятие права, не случайные понятия правопорядков, но служат необходимым условием для определения правопорядка в собственном смысле этого слова. Такого рода понятия не являются предметом эмпирической «Всеобщей теории права», но уже относятся к философии права - правда, лишь позитивного права. Полученные в результате критического анализа позитивного права, они не могут быть использованы вне его рамок, для его оценки. И хотя к этим понятиям применим критерий ценности, они представляют собой не предмет права, а инструмент его познания. И потому вопрос, на который они отвечают, звучит следующим образом: «Какова суть правильного понимания права?» Но отнюдь не вопрос: «В каких случа­ях право правильно применяется?» Все эти понятия относятся к юри­дической теории познания, то есть к философии как к науке, но не к философии права как одной из отраслей практической философии.

6. Всеобщая теория права была бы немыслима без Рудольфа фон Иеринга, вклад которого в развитие права выходит далеко за рамки позитивизма. И потому его нельзя оценивать только с позиций этого направления юридической мысли. Он вобрал в себя все упомянутые выше идеи. Благодаря ему из сплава этих идей возродилась филосо­фия права и были пересмотрены юридические методы.

Иеринг реализовал программу исторической школы и пошел дальше. Реализовал, поскольку в своей работе «Дух римского права» (полное название - «Дух римского права на различных ступенях его развития». - Ред.) гениально выявил связь права с «народным духом». Но и пошел дальше. Вместо расплывчатого «стремления» он поставил целенаправ­ленную «волю» в качестве движущей силы развития права: «Цель -творец права в целом» и «В борьбе обретешь ты право свое» - вот лейтмотив обеих его работ «Цель в праве» и «Борьба за право». Ирра­ционализму «исторической школы» он вновь противопоставляет ра­циональность. Но, в отличие от Гегеля, не как «логическую диалектику понятия», а как «практическую императивность цели», не как фило-

§ 3. Научные направления в философии права

софское, а как историко-социологическое учение. Однако и Иерингу также не удалось выйти за рамки эмпиризма. Его «цель», как «творец права», не является сверхэмпирической идеей «цели», скорее всего совершенно бесполезной для развития права в реальной действитель­ности, но призвана служить критерием его оценки. Она - эмпириче­ский факт человеческого целеполагания, не противоположность, а одна из разновидностей причинно-следственных связей: причина, опреде­ляющая цель, causa finalis. Иеринг твердо стоит на почве монистичес­кого метода. Для него характерен лишь один научный подход -каузальный: с его точки зрения, телеологический метод - не что иное, как выявление причинно-следственных связей в человеческом поведе­нии. Иногда создается впечатление, что Иеринг отчасти сознательно манипулирует с помощью договорной теории государства фикцией, в которой истоки зарождения права выступают у него в образе сверхэмпирической первопричины, будто он под телеологизмом правового института подразумевает абстрактную идею цели. И соот­ветственно ведет речь об эмпирическом целеполагании в рамках кау­зальных отношений (подобно философу права в платье социолога), облекая философско-правовое содержание своего учения в социоло­гическую форму. Но как бы то ни было, Иерингу осталось сделать все­го один шаг, чтобы перейти от социологии к философии права: рассматривать себя не только как стороннего «созерцателя», но как телеологически ориентированного участника развития права. Такой подход позволил бы прозреть сквозь призму фактического целепола­гания саму поставленную цель, сопоставить правовую данность со шкалой юридических норм, выявить дуализм позитивистского и цен­ностного анализа права и в конечном счете «включить в снятом виде» категорию разрозненных целеполагании, понимаемых им в утилитарист­ском смысле, в высшую категорию абсолютной идеи права (in einer letzen absoluten Rechtsidee). Он сделал этот шаг, противопоставив в своей работе «И в шутку и всерьез» формально-логическому методу «юриспруденции понятий» свой телеологический метод. И тем самым была признана творческая роль юриста как активного участника про­цесса развития права. И это несомненно внесло бы необходимые кор­рективы в дуализм исследовательской методологии Иеринга, если бы ему удалось завершить свой труд «Цель в праве». Но кончина вырвала перо из рук творца.