ХОЗЯЙСТВО. ОБЩЕСТВО. ПОЛИТИКА

 

Государство Саудидов возникло в Аравии в ХVШ в. на основе движе­ния мусульманских реформаторов — ваххабитов. Естественно, что ключ к пониманию ваххабитской идеологии, причин создания, развития, гибели и возрождения государства, которое сегодня именуется Саудовской Ара­вией, может дать прежде всего изучение аравийского общества. Заранее оговариваемся, что наше внимание сосредоточивается на цен­тральных, северных и восточных областях полуострова — Неджде и Эль-Хасе. Йемен и Оман остаются за пределами нашего исследования не толь­ко потому, что они сохранили самостоятельное от Саудовской Аравии су­ществование, но прежде всего в силу ясно выраженных особенностей (гео­графических, исторических, этнических, религиозных), которые дают основание рассматривать их жителей как отдельные народы со своей судь­бой. Святыни ислама Мекка и Медина были слишком заманчивой добы­чей для всех ближневосточных империй, чтобы Хиджаэ, где они располо­жены, сохранил независимость. Его общественно-политическое и хозяйственное устройство было примерно таким же, как Неджда, кото­рый практически не знал иностранного владычества, но положение про­винции Омейядского или Аббасидского халифатов, Египта или Османской империи, а также ежегодные доходы от паломников делали Хиджаз отличным от со­седей. Поэтому, говоря об «аравийском обществе», мы будем иметь в виду главным образом Неджд, колыбель ваххабизма и государства Саудидов, и прилегающие к нему районы к северу и востоку.

Два песчаных моря: на севере — Большой Нефуд, на юге — Руб-эль-Хали — примерно определяют южную и северную границы Неджда. С за­пада на восток Неджд простирается от гор Хиджаза до побережья Пер­сидского залива. Общий наклон территории идет с запада на восток. Кли­мат отличают правильные колебания температуры — очень большая, но сухая жара летом и довольно сильный холод зимой. Часто бывают годы совсем без дождей. Но когда идут дожди, это смешанное благословение. Бурные сели, проносящиеся по долинам — вади, иногда приносят катастрофы. Самая известная долина вади Эр-Румма, котора начинается в Хиджазе, к северо-востоку от Хайбара, идет на восток примерно 360 км, поворачива­ет на северо-восток, пропадает в песках и затем появляется под новым названием Эль-Батин и кончается около Басры в Ираке примерно в 1 тыс. км от своего «истока». Другие известные вади — Ханифа, Эд-Давасир, а также Наджран. В вади подпочвенные воды подходят наи­более близко к поверхности, и там может быть жизнь. Как раз в вади Ханифа и появилось несколько больших оазисов, которые стали колы­белью ваххабизма и династии Саудидов.

В вади Эр-Румма находятся главные города провинции Касим — Бурайда и Анайза.

Неджд разделен на районы с плохо определенными границами. Одна­ко эти районы сложились исторически и имели некоторое географиче­ское единство. Самые важные из них — центральные: Арид, который пе­ресекается вади Ханифа, Махмаль, Судайр и Вашм. В Ариде расположена столица государства — Эр-Рияд. На юге главные районы — Эль-Хардж, из­вестный своими глубокими колодцами и бассейнами, Эль-Афладж, в котором сохранились древние подземные оросительные каналы, вади Эд-Давасир и, наконец, Наджран. На севере лежат важные районы — Ка­сим и Джебель-Шаммар. В Касиме города-соперники Бурайда и Анайза расположены на пути из Басры в Медину, поэтому они всегда были важ­ными торговыми центрами. Джебель-Шаммар лежит южнее Большо­го Нефуда. Это самая северная часть Неджда.

Материалы ХVIII столетия донесли до нас изолированные фрагменты общественной жизни Аравии. Лишь более поздняя информация позволяет хотя бы в общих чертах восстановить всю картину. Замедленность разви­тия производительных сил, многовековая устойчивость социальных струк­тур дают возможность как бы проецировать общественные отношения Аравии XIX или начала XX в. на более ранние эпохи.

Жизнь подавляющего большинства населения Неджда, Эль-Хасы, а так­же Хиджаза была в основном связана с двумя видами хозяйственной деятель­ности — поливным земледелием в оазисах и кочевым скотоводством.

Поливное земледелие. Засушливый субтропический климат на большей части полуострова определяет необходимость искусственного орошения для земледелия. Более или менее обильные подземные воды пробиваются на поверхность лишь в восточных районах Аравии. В большинстве других областей оро­шение возможно при помощи колодцев; реже используются собранные дождевые воды или селевые потоки. Источники воды иногда отстоят друг от друга на десятки и даже сотни километров. Но в Неджде, где водонос­ные слои подходят близко к поверхности земли, и в Эль-Хасе можно на­блюдать сравнительно большое сосредоточение оазисов.

Создание колодцев требовало значительных труда и средств; прнми-тивпыс водоподъемные механизмы приводились в движение верблюда­ми, мулами или ослами. Все это, естественно, ограничивало площадь оро­шаемого земледелия и объем сельскохозяйственного производства. Из обычного колодца глубиной около 10м при помощи водоподъемника оро­шали примерно 1 феддан — две пятых гектара¹.

Главной сельскохозяйственной культурой северных и центральных областей Аравии была финиковая пальма. Ее плоды употребляли в пищу в разных видах, и они были единственным жизненно важным земледельче­ским продуктом, который в благоприятные годы как-то удовлетворял по­требности оседлого и кочевого населения. Финиковая пальма требовала постоянного тщательного ухода и начинала плодоносить в полную силу лишь лет через 15 после посадки.

На втором после фиников месте стояли зерновые — ячмень, просо, пшеница, овес. Известно, что из Неджда в отдельные годы вывозили не­которое количество зерновых в Хиджаз. Кое-где выращивали рис и хлопок. Там, где было иного воды, выращивали овощи и фрукты. Своими огородами и садами славился, например, Эт-Таиф.

На поливных участках получали относительно высокие урожаи, но общий объем продукции был незначителен из-за ограниченной площа­ди обрабатываемых земель, недостатка удобрений, примитивной агро­техники. Постоянные засухи, о катастрофических последствиях кото­рых сообщают и аравийские летописцы, и европейские путешественни­ки, означали невозможность гарантировать устойчивые урожаи даже на поливных землях. В период продолжительной засухи некоторые колод­цы пересыхали полностью. Тогда гибли посевы, сокращалась площадь обрабатываемых земель и высыхали даже финиковые пальмы; жители голодали, умирали или массами покидали насиженные места. Когда вновь выпадали дожди и колодцы и водоемы наполнялись водой, крестьяне возобновляли посевы, начинали ухаживать за уцелевшими финиковыми пальмами. Но некоторые оазисы исчезали навсегда, поглощенные пус­тыней.

Не только засуха, но и редкие проливные дожди могли быть врагами земледельцев. Случалось, что мощные сели скосили верхний слой почвы вместе с посевами, разрушали жилища, уничтожая плоды многолетнего труда. Часто саранча пожирала все растущее и оставляла людей без средств к существованию. Продуктов питания у населения оазисов зачастую не хватало до нового урожая. Жители Табука, например, весной утоляли го­лод почти ислючительно дикорастущими травами, «съедая их сырыми или варенными в воде без чего-либо более существенного в добавление»².

Повальные болезни (холера, чума) опустошали целые селения.

Узость производственной базы, враждебные земледельцу природные факторы (речь пока не идет о социальных), примитивная агротехника, изолированность оазисов — все это приводило к крайне замедленному развитию хозяйства. Возможность регулярного расширенного воспроиз­водства была незначительной, и оно часто прерывалось попятным движе­нием.

Оазисное земледелие отличалось дроблением хозяйственных усилий, деятельностью небольших групп крестьян или отдельных семей. Крупныхирригационных сооружений ибольших массивов обрабатываемых полив­ных земель, которые навязывали бы централизованную организацию об­щества, в средневековой Аравии не существовало. Разобщенность оази­сов не требовала объединения земледельцев под централизованным руко­водством для совместной хозяйственной деятельности.

Кочевое и полукочевое скотоводство. Скотоводческое хозяйство аравийских кочевников разделялосьна два типа.

«Настоящими» бедуинами считались кочевники, которые по преиму­ществу или исключительно занимались разведением верблюдов, «едва ли не самых универсальных из всех животных»³. Верблюжье молоко, свежее или кислое, сыр и масло шли в пищу, зачастую долгие недели бедуин мог жить только на молоке и молочных продуктах. В особых случаях живот­ное закалывали и ели его мясо и жир. Из шерсти верблюда изготовляли ткани, шкура использовалась для различных поделок,навоз — на топли­во, моча — для мытья и медицинских целей. Необычайно неприхотливый, выносливый, верблюд служил незаменимым транспортным средством при переходах через безводные местности. «Верблюд для пустыни столь важ­ное животное, что если бы он исчез, то вместе с ним исчезло бы все ее население»⁴, — справедливо замечал К.-Ф. Вольней.

Однако широко известное изречение австрийского востоковеда А. Шпренгера: «Бедуин — паразит верблюда» — не более чем острота. Труд кочевников-верблюдоводов был тяжелым и требовал навыков и умения. Они должны были хорошо знать и использовать пастбища, перегонять верблюдов, лечить их, доить верблюдиц, стричь шерсть. Молодняк при­учали выполнять различную работу, ходить под седлом или вьюком. Беду­ины рыли и поддерживали в пустыне колодцы. Протяженность перекочевок всрблюдоводов достигала нескольких тысяч километров.

Жизнь была полна лишений. В редкие снежные зимы молодняк поги­бал, скот голодал, верблюдицы переставали давать молоко. Лишения и опасности подстерегали бедуина и сухим летом, когда даже скудные запа­сы фиников и зерна кончались и малоимущие бедуины питались дикорас­тущими съедобными корнями и плодами, а многие гибли от недоедания. Около летних стоянок бедуинов обычно расположены кладбища⁵.

Знаменитые арабские лошади — предмет гордости владельцев и завис­ти неимущих — использовались лишь для военных целей и парадных вы­ездов. В долгих перекочевках для лошади всегда везли запас воды или поили ее верблюжьим молоком. Небогатый бедуин отрывал воду и моло­ко от сноси семьи, чтобы поддержать этоблагородное животное.

Тех скотоводов, кто преимущественно или исключительно занимался занимался разведением овец и коз, чаще всего называли шавия. Возможности пе­рехода по безводной местности у них были ограниченны, поэтому они кочевали лишь на расстояние нескольких сот километров; близ пастбищ обязательно должны были находиться источники воды.

Сравнительно небольшие расстояния перекочевок в местах с по­стоянными водными источниками позволяли овцеводам заниматься зем­леделием. Они прерывали кочевание в месяцы земледельческих работ, чтобы ухаживать за рощами финиковых пальм или за полями зерновых. Для части овдаводои земледельческий труд становился главным.

Описание такого рода сочетания земледельческого и кочевого скотоводческого хозяйства в Северном Неджде можно найти у Г Валлина: «Вследствиетесных иблизких уз, связывающих два подразделения шаммаров, мы находим, что сельчане в определенной степени еще цепляются за обы­чаи и нравы кочевой жизни, в то время как бедуины обращаются к заня­тиям, которые обычно считаются для иих неподобающими. Большое чис­ло первых весной кочует со своими лошадьми и стадами овец в пустыне, где они некоторое время живут в шатрах, как номады, а многие бедуинские семьи владеют рощами пальм и полями зерновых... которые они об­рабатывают сами» ⁶.

И. Бурххардт сообщал, что одно из подразделений хиджазского пле­мени харб «владеет несколькими водопоями, расположенными в плодородной местности, где они сеют рожь и ячмень. Но они живут в шатрах и большую часть года проводят в пустыне» ⁷.

Между кочевниками-верблюдоводами, полукочевниками-овцеводами и оседлыми непреодолимых границ в смысле хозяйственной деятельности, как правило, не было. Многие бедуины-верблюдоводы начинали заниматься разведением овец: часть кочевников оседала на землю. Одновременно происходил встречный процесс номадизации. Скользящее равновесие между кочевниками и оседлыми определялось природно-историческими условиями Аравии и не могло выйти за определенные рамки. Избыточное кочевое население мигрировало на север. Если оно оседало там, то по большей частинавсегда порывало со своим бедуинским прошлым. Неда­ром говорили, что «Ирак — могила арабских племен» ⁸. В известной степе­ни это относится и к Сирии. Поэтому в пределах самойАравии оседание и номадизация уравновешивали друг друга.

Деление на бедуинов-верблюдрводов и полукочевников-овцеводов мог­ло совпадать с делением на племена. Иногда часть одного племени зани­малась верблюдоводством, другая часть — разведением овец и коз, а тре­тья — оседлым земледелием.

Кочевое хозяйство в еще большей степени, чем оседлое, зависело от выпадения осадков. При обильных дождях степи и пустыни покрывались сочной травой, стада тучнели, кочевники процветали. Засухи, зимние хо­лода, эпизоотии приводили к массовому падежу скота, голоду ивымира­нию бедуинов. Возможности расширенного воспроизводства, получения прибавочного продукта были в кочевом скотоводстве еще меньшими, чем в оазисе.

Ремесло и торговля. Домашнее ремесло оседлых крестьян удовлетворяло их весьма огра­ниченные потребности. Из пальмовых листьев плели корзины, мешки, циновки, из пальмового волокна — веревки и упряжь, стволы деревьев шли для изготовления сельскохозяйственного инвентаря, применялись для строительства жилищ. Производили примитивные гончарные изде­лия, шерстяные и хлопчатобумажные ткани.

В то же время значительная часть продукции менее развитого ремес­ленного производства бедуинов (грубые шерстяные ткани, кожаные изде­лия) не оставалась полностью в кочевье, а попадала на рынок.

В крупных оазисах полухило некоторое развитие профессиональное ремесло. Среди ремесленников (суннаа) были оружейники, кузнецы, мед­ники, лудильщики, ювелиры, столяры и плотники, мастера по различным деревянным поделкам, строители, штукатуры, специалисты по изготовле­нию колес для водоподъемных сооружений, сапожники, швеи и злато-швеи, портные, изготовители мраморных ступок для кофе, плетельщики циновок ⁹. Наиболее многочисленную прослойку ремесленников составляли металлисты и оружейники. В узком смысле именно их называли суннаа. Оружейники, впрочем, больше чинили привозное оружие, чем делали его сами. Сложилась известная специализация производства по отдельным районам, но ее контуры до XVIII в. определить трудно. Известно, напри­мер, что в «Неджде производили хлопчатобумажные ткани, которые слу­жили для изготовления одежды жителей и для обмена с племенами на шерсть и скот»¹⁰. В некоторых районах получило развитие изготовление шерстяных тканей, пошив из них плащей аба (ими особенно славилась Эль-Хаса), полотнищ для шатров.

Каких-либо крупных мастерских в Аравии не встречалось. В редких случаях ремесленники создавали подобие цеховых организаций.

Часть ремесленников кочевала вместе с бедуинскими племенами. Они подковывали лошадей, чинили оружие и утварь, некоторые из них лечи­ли скот. Кочевые суннаа и сами занимались скотоводством,

В Аравии трудно было найти город в прямом смысле слова, для боль­шинства жителей которого сельское хозяйство не было бы главным ис­точником существования ¹¹. Мекка представляла собой яркое исключение. Понятия «город» и «крупный оазис» в Аравии в большинстве случаев сов­падали. Столицу будущего государства Саудидов — Эд-Диръию образовали несколько близко стоявших селений.

Ремесло не определяло хозяйственную жизнь аравийских городов-оазисов. Их важная роль в аравийском обществе была связана с интенсив­ным торговым обменом, вызванным глубоким разделением труха между земледельцами и кочевниками-скотоводами.

У кочевников хозяйство носило гораздо менее самообеспечивающий характер, чем у земледельцев. Хотя некоторые бедуины часто были вы­нуждены питаться в основном верблюжьим молоком, в своей массе они не могли обойтись без продуктов земледелия — фиников и зерна; они нуж­дались также в предметах ремесленного изготовления. И. Буркхардт так определял расходы богатого кочевника: четыре верблюжьи ноши пшени­цы — 200 пиастров, ячмень для кобылы — 100 пиастров, одежда — 200 пиа­стров, кофе, табак сладости, баранина — 200 пиастров. В сумме все это было равно 55 — 40 ф. ст.¹² Отсутствие в этом списке фиников, видимо, вызвано тем, что состоятельные бедуины могли их получать не путем то­варного обмена, а в виде дани с подвластных земледельцев. Рядовые беду­ины, очевидно, тоже приобретали многие из перечисленных И. Буркхардтом товаров, хотя и вменьшем количестве.

Летом бедуины стекались к крупным оазисам и торговым центрам, предлагая скот, шерсть, масло, сыр для обмена на финики, зерно, ткани, циновки, подковы, оружие, порох и пули, медикаменты, кофе, табак. Часть торговли совершалась путем натурального обмена. Однако постоянное упоминание аравийскими летописцами цен в денежном выражении на самые различные товары свидетельствует о развитом денежном обраще­нии в Аравии той эпохи. Летнее движение кочевников к торговым цент­рам, называемое «мусабила». и для них, и для оседлых считалось «вели­чайшим событием года»¹³. Именно на летние ярмарки падала основная пасть товарообмена между кочевниками и оседлыми.

Бедуины торговали не только в близлежащих оазисах. Диапазон их торговых связей был несравненно шире и выходил за пределы полуостро­ва. Верблюды в те годы являлись основной статьей аравийского экспорта и пользовались большим спросом. Эти животные служили транспортным средством не только для населения Аравии, но и для жителей других стран Ближнего Востока. Из Аравии вывозили также шерсть, масло, шкуры, породистых лошадей. Внешняя торговля в еще большей мере, чем внут­ренняя, способствовала развитию товарно-денежннх отношений на полу­острове.

В Северную и Центральную Аравию, но особенно в Хиджаз, поступа­ли египетский и индийский рис, египетские и йеменские пшеница и ячмень. Ввозили также кофе из Йемена, пряности из Индии, сухофрукты из Сирии, сахар из Египта, оружие, железо, медь, свинец для пуль и серу для изготовления пороха ¹⁴. Конкуренция развитых ремесленных центров Ближ­него и Среднего Востока препятствовала прогрессу местного, аравийско­го ремесла.

«Куфии в Неджд поступают из Ирака, Эль-Хагы, Эль-Катифа, — сооб­щал автор хроники «Блеск метеора», — плащи-аба — из Эль-Хасы и Ирака. Богатые женщины одеваются в индийский шелк, и стоимость одного пла­тья — 20 риалов или больше. Шелка разноцветные — красные, желтые и зеленые. Женщины в Неджде чрезмерно любят драгоценности, даже бед­ные покупают себе какие-нибудь золотые украшения, а мужчины украша­ют серебром сабли, ружья и пики»¹¹.

«Из особенностей занятий жителей Неджда, — продолжал летописец, — торговля. Многие из них торговцы, которые путешествуют в земли Рума (Передняя Азия и Анатолия. — А.В.) и разные концы Аравийского полуос­трова. Но они не едут со своими собственными товарами из Неджда в страны румов, однако несут с собою деньги и привозят из Халеба и Дама­ска шелк, а также медь, в зависимости от условий, железо, свинец. Прода­ют они чистопородных лошадей. На них большой спрос в землях румов. Также они продают много верблюдов в Халебе и Дамаске. Мне говорили некоторые из людей: я видел торговцев из Неджда, особенно из Касима, они продают финики из своих областей вДамаске — в Сирии; может быть, они ездят даже в Египет, однако они покупают только оружие и кораллы. Они торгуют и с другими арабскими странами. Они едут туда с деньгами. Из Йемена они привозят много кофе, и строковую смолу, и благовония... Я знаю, что у торговцев из жителей Неджда нет особых складов для продажи и купли, но все вещи, которыми они торгуют, они держат у себя дома. А у тех, кто продает понемногу, есть лавки... Нет у них крытого базара, как у иранцев. И нет тесноты, как у них. Но у них есть открытый рынок, без крыши. Дорога через рынок очень широкая, по ней могут про­ходить груженые караваны. Я также знаю, что некоторые товары из Ин­дии, подобные сахару, кардамону и гвоздике, корице, перцу и куркуме, пользуются спросом у жителей Неджда. Большую часть этого привозят из портов Йемена. Кое-что привозят из портов побережья Омана. Много приходит к ним из портов Эль-Катифа и Бахрейна... У недждийцев есть обычай — они могут уезжать со своей родины на двадцать лет и больше, даже в Китай. Многие из недждийскнх торговцев живут в Халебе и Дама­ске, есть и в Египте...

Оседлые жители Неджда много возделывают полей, сажают деревья и пальмы и заботятся о них. У оседлых жителей есть мелкий рогатый скот, коровы, верблюды. Может быть, и немного, но они используют скот для получения молока, мяса и для передвижения.

Что касается бедуинов Неджда, то они живут в палатках из козьей шерсти. У них нет ничего, кроме скота. Кто-тоиз них занимается торгов­лей лишь тогда, когда случается засуха. Они прибывают в города и дерев­ни вместе со своими семьями. Некоторые кочевники-арабы путешеству­ют с женой, или с сестрой, или матерью, или дочерью, куда хотят, в поис­ках пищи, и продают они кое-что из жира, шерсти, животных, потому что они говорят: взгляд женщины и атом деле сильнее. Они не любят зани­маться чем-либо из домашних дел без того, чтобы этого не хотели их женщины»¹⁶.

Бедуины поставляли скот и погонщиков для торговых перевозок в Аравии и участвовали в составлении караванов заее пределами. О Север­ной Аравии имелись объединения верблюдоторговцев и погонщиков верблюдов, которые причисляли себя к племени укайль. Они осели в различ­ных частях Неджда. но некоторые жили также в Ираке. В конце XVIII в. только они имели право составлять, вести и охранять караваны, пересе­кавшие Сирийскую пустыню ¹⁷.

Торговцы наживали крупные состояния. Правда, купеческим домам Неджда было далеко до хиджазских оптовиков. В Джидде капиталы тор­говцев кофе и индийскими товарами достигали десятков тысяч, а то и сотен тысяч фунтов стерлингов. Но и купцы Центральной Аравии на выво­зе верблюдов и лошадей и ввозе продовольствия и ремесленных изделий получали солидные барыши.

Исключительное значение для Аравии в целом, а особенно для Хиджаза, имело ежегодное паломничество мусульман в Мекку и Медину. Главные караванные пути паломников шли через Северный Хнджаз из Египта и Сирии. Через северные районы Неджда с отклонением в разные годы на север или на юг пролегал путь ирано-иракского хаджа, хотя ои и уступал первым двум по значению. Четвертый путь шел от портов Персидского залива и из Омана через Центральный Неджд и Хиджаз, пятый — из Йеме­на. Хадж сочетался с торговлей, и паломники везли разнообразные това­ры. Перевозка паломников обеспечивала многим бедуинам средства к су­ществованию.

Элементы патрархально-родовых отношений в оазисах. Большая часть оседлых жителей Аравии относила себя к тем или иным родовым группам, считалась выходцами из определенного племени. Осед­лые и кочевые соплеменники поддерживали тесные связи, которые могли сохраняться на протяжении многих поколений. Иногда в одних и тех же оазисах выходцы из разных племен жили в отдельных кварталах.

Потомственные феллахи и горожане возводили свою генеалогию к дрсопеарабским племенам.

Несколько больших и малых семей составляли объединение, называв­шееся хамуля, или джамаа. «Джамаа, — писал Ч. Доути, — это естест­венный союз хозяйств, члены которых состоят в близком родстве и счи­таются имеющими одного и того же джадда, т. е. праотца. Они объедине­ны под властью старейшины, главы всего дома, наследующего власть ро­доначальника. Только в этих родственных союзах и подразделениях воз­можны корпоративная жизнь и безопасность в безвластной, опустошен­ной стране. Присоединившиеся чужаки считаются союзниками своих друзей. Вольноотпущенники становятся клиентами господствующего дома... Все они — "племянники" данной джамаа... Джамаа в оазисах — братства, члены которых населяют несколько кварталов. Когда ссорятся горожане из разных братств, их старейшины стараются помирить их, хотя в боль­ших самоуправляющихся оазисах, подобных Анайзе, горожане обраща­ются со своими спорами к заседающему в маджлисе эмиру... Пока вахха­битская власть не установила гражданского благоденствия, жители боль­шинства поселений внутренней Аравии постоянно враждовали — джамаа против джамаа, сук (базар. — А.В.) против сука»¹⁸. Человеку, жившему вне такого объединения, безродному одиночке, приходилось тяжело, за его спиной не стоял коллектив, обязанный защитить его от посягательств на его жизнь и собственность.

Особенно крепкими родственными связями отличались эмирские и шейхские семьи. Это придавало им больший вес и влияние. Их также ча­сто объединяла общая собственность на землю и получаемые доходы.

«Оседлое население, за исключением той его части, которая совсем недавно перешла к оседлости и еще не полностью порвала прежние связи, совершенно не знало родо-племенной организации, — отмечает советский этнограф А. И. Першиц. — Реально сохранялись лишь большая семья и сравнительно неболь­шая группа родственников, представлявшая собой ту пережиточно-родовую ячейку, которая в нашей этнографической литературе часто называ­ется патронимией» ¹⁹. Мы можем принять эту характеристику, лишь от­вергнув категорическое «совершенно не знало». Факты даже последней четверти XX в., не говоря о более ранних временах, показывают, сколь живуча родо-племенная организация среди оседлых Аравии и вообще всей Передней Азии. Поэтому правильнее было бы говорить о значительном ослаблении или, скорее, изменении родо-племенной организации у зем­ледельцев.

Большая семья сообща владела земельной и иной собственностью, вела нераздельное хозяйство под началом отца. После смерти отца происхо­дил раздел имущества. Преимущественные права на наследство имел стар­ший, сын.

В некоторых районах Аравии сохранялись различные формы обшир­ной собственности на землю отдельных родов. Там, где орошение произ­водилось из крупных водных источников, сельские жители совместно вла­дели и пользовались водой. Иногда в общинной собственности оседлых были пастбища. Если жители оазисов не имели собственных пастбищ, они вынуждены били пасти свой скот на землях, принадлежавших кочевым племенам ²⁰.

Обычаи патриархально-родовой взаимопомощи в некоторой степе­ни существовали в среде оседлого населения. Земледельцы коллективно содержали пастухов и сторожей своего скота, почитали обычаи госте­приимства, хотя особым, хлебосольством и не славились. Сохранялись традиции соседской взаимопомощи. Бывало, что собсгвениини убирали упавших колосьев, оставляя их беднякам. Иногда беднякам выделяли несжатый участок поля или несколько пальм с плодами ²¹. Однако не этипатриархально-родовые связи определяли социальные отношения в оазисах.

Классовое деление в оазисах. В земледельческом обществе Аравии XVIII в. в результате длительного и сложного процесса часть земли попадала во владение знати, как бедуин­ской, так и давно осевшей в оазисах. Правитель оазиса Аяйна, например, в первой половине XVIII в. имел собственность в Эль-Хасе и получал с нее доходы ²². Участки пальмояых насаждений, садов и полей могли принадле­жать и богословам, как показывает пример основателя ваххабизма Мухам­меда ибн Абд аль-Ваххаба ²³. Но ни у аравийских летописцев, ни у европей­ских путешественников мы не находим указаний на то, что крупная зе­мельная собственность была преобладающей или господствующей в Неджде. Хиджазе или Эль-Хасе. У. Пэлгрев примерно в середине ХIХ в. отме­чал, что земля «редко находилась в руках крупных землевладельцев, по­добных индийским заминдарам и крупным английским фермерам»²⁴.

Мелкие земледельцы, опутанные долгами, могли потерять собственность на землю, которая переходила к богатым ростовщикам и купцам. «Они и их доля земли, — писал Ч. Доути о крестьянах, — пожираются (едва ли меньше, чем в Египте и Сирии) богатыми заимодавцами, в течение долгого времени опутывающими их кабальными ростовщическими долгами»²⁵. Это явление, видимо, было распространено и накануне появления движения ваххабитов в XVIII в., иначе нельзя объяснить, почему они с такой настойчивостью осуждали лихвенные проценты.

Землевладельцы сдавали крестьянам участки в аренду на различных условиях. Основным путем получения ренты была натуральная издольщина, размеры которой определялись обычаем.

Захват в частное владение больших и малых источников воды позволял их хозяевам продавать воду и тем самым взимать поборы в свою пользу с орошаемой земли. Многие крестьяне, не имея своего рабочего скота, не могли самостоятельно пользоваться общественными колодцами или источниками, обрабатывать землю и вынуждены были арендовать скот.

Большие доходы приносили знати различные поборы, налагаемые на население. Известно, например, что в середине XVIII в. эмир, обладая политической властью, собирал с местных жителей какой-то налог²⁶. «Пошлины» на проходящие торговые караваны также обогащали прежде всего аристократию. Сильные оседлые правители могли существенно пополнять свою казну во время личных военных набегов (газу) на соседние оазисы, кочевые или полукочевые племена. Для многих феодалов газу становился основным источником дохода.

Способы обогащения правящей аристократии оазисов можно видеть на примере мекканского шерифа. Наибольшие доходы ему приносили таможенные сборы в Джидде. Он участвовал в прибыльной транзитной торговле, которая велась через этот город, владел морскими судами, про­давал продовольствие паломникам. Он облагал тяжелыми подушными поборами персидских хаджи и получал подношения от богатых паломников-суннитов. Ему доставалась также часть денег, посылаемых из Стамбу­ла в Мекку в качестве дара султана жителям священного города. В казну шерифа стекались доходы от земельной собственности в Эт-Таифе и дру­гих оазисах, а также от принадлежавших ему домов. По мнению И. Буркхардта, ежегодный доход мекканского шерифа достигал 350 тыс. ф. ст.²⁷ Конечно, правитель Мекки находился в Аравии на особом положении, но и другие эмиры имели некоторые из перечисленных статей дохода, хотя и в мень­шем объеме.

В Аравии не получили развития формы прямого прикрепления крестьянина к земле. К. Нибур отмечал: «Крестьянин, недовольный своим сеньором, волен его покинуть и поселиться о другом месте» ²⁸. Но невозмож­ность обойтись без покровительства могущественного человека или клана в условиях отсутствия безопасности приводила к возникновению личной зависимости крестьянина от правителя оазиса, хотя она была очень слабой.

В аравийских оазисах в интересующий нас период, несомненно, суще­ствовали классовые отношения, которые, очевидно, сложились за много столетий до XVIII в. Однако, характеризуя их как «феодальные», мы долж­ны сделать существенную оговорку. Социальная структура земледельче­ского населения Аравии, в общем-то отсталой периферии Ближнего Вос­тока, повторяла в примитивном виде основные элементы общественного устройства более развитых стран этого района. Поэтому, употребляя в дальнейшем термин «феодализм» для характеристики аравийского обще­ства, мы будем подразумевать, что это был феодализм, характерный для стран Ближнего Востока.

Патриархально-родовые отношения внутри кочевых племен. Хроника «Блеск метеора» оставила нам перечень кочевых объеди­нений Центральной, Восточной, Северной и Западной Аравии в XVIII — начале XIX в. ²⁹, чего мы не находим в ваххабитских летописях того периода. Самым крупным из арабских племен (мы назвали бы его конфедерацией племен) автор «Блеск метеора» считал аназа, разделенные на три группы, в каждой из которых было примерно 60 тыс. мужчин. Под этой цифрой анонимный летописец подразумевал бедуинов, способных носить оружие. (Ф. Манжен упоминал, что соотношение воинов и женщин, детей, немощных, стариков составляло один к трем ³⁰, что позволяет определить общее число аназапримерно в полмиллиона человек.) Аназа славились искусством верховой езды. Традиции взаимопо­мощи и солидарности были у них сильнее, чем у других племен. Когда во время засухи часть подразделений аназа перекочевывала из Неджда в полупустыни Сирии, им помогали жившие там (соплеменники.

Анонимный летописец сообщал, что большая часгь аназа подчинилась Саудидам без войны. Это многозначительный факт. Видимо, централизаторские, объединительные усилия диръийских эмиров отвечали интересам племени, распространившегося по значительной части Аравии.

Шаммары, обосновавшиеся в Северном Неджде, которые считали своими предками кахтанов из объединения тай, могли выставить 20 тыс. воинов. Хиджазское племя харбов имело 30 тыс. вооруженных мужчин из числа кочевников и оседлых.

Недждийское племя мутайр, славившееся своими воинами и боевым духом, имело 14 тыс. бойцов, племя атайба (из кахтанитов), расселенное в Неджде и Хиджазе, — 40 тыс., бакум — 14 тыс., племя субай, особо преданное Саудидам, — 12 тыс., сухуль— 10 тыс.

На юге Неджда в могущественном племени кахтан было 50 тыс. воинов, и его никто не смел трогать. Кахтаны присоединились к Саудидам на условии поддержки Эд-Диръией их набегов на Тихаму, Горный Йемен и Хадрамаут.

Аджманы могли собрать 5 тыс. бойцов. Это племя в XVIII в., откочевав из района Наджрана на север, видимо, разрослось и укрепилось. В последней трети XIX в. они выставляли в Восточной Аравии на поле боя многие тысячи воинов.

Бану мурра, или ааль мурра, жившие на кромке Руб-эль-Хали, насчитывали до 2 тыс. бедуинов «или больше», замечал автор «Блеска метеора». Суровые условия их жизни поражали даже аравийского летописца, и он не преминул отметить, что бану мурра могли питаться одним молоком верблюдиц и пить солоноватую воду.

Наконец, бану халид, хозяева Восточной Аравии в середине XVIII в. и соперники Диръийского эмирата в период его возвы­шения, насчитывали 30 тыс. воинов.

Не вызывает сомнения, что все эти цифры очень приблизитель­ны. Летописец не уделил внимания ни «неблагородным» племенам, ни рабам и вольноотпущенникам, ни ремесленникам — суннаа, о которых речь пойдет ниже. Но перечисление племен дает хотя бы условную статистическую картину кочевого общества Аравии того времени (без Йемена и Омана). Общее число воинов-бедуи­нов достигало почти 400 тыс., что позволяет определить числен­ность кочевников Аравии примерно в 1,2— 1,5 млн.

Общие черты социальной структуры аравийских кочевников достаточно хорошо изучены, и мы ограничимся здесь ее кратким описанием.

Низшей ячейкой племени была семья. Иногда группа из трех-четырех семей, связанных между собой узами близкого кровного родства, владела «более или менее нераздельным имуществом»³¹, но это явление встречалось редко. Сами потребности кочевого хозяйства, уход за скотом и его выпас не делали необходимым в условиях Аравии объединение больших коллективов людей для совместного труда.

Несколько семей близких или дальних родственников, помнивших или знавших общего предка, составляли небольшую родовую группу.

Широкая родовая группа охватывала семьи, объединенные отдален­ным родством. Самое распространенное ее название — ашира. Ее члены были связаны строгими обязательствами и правами взаимопомощи и вза­имоответственности. Во главе аширы стоял старейшина — шейх, иногда военачальник — акыд. Род также имел знатока и толкователя обычного права. У каждой аширы были собственное имя, тамга, военный клич, не­редко родовое кладбище. Род мог принимать в свой состав и чужаков.

Далее шло подплемя — группа родов, связанных вымышленными гене­алогическими или фактическими родственными отношениями, а также политическим или военным союзом.

Следующей ступенькой общественной стру