Х ГОДОВ 9 страница

Первым произведением Горького-драматурга была пьеса «Мещане» (1901). (Первоначальное название ее–«Сцены в доме Бессемено-вых».) Буржуазная критика пыталась ввести пьесу в русло драматургии общедемократического направления, истолковывая тему «Мещан» как традиционную тему столкновения «отцов» и «детей». Пьеса Горького чаще всего сравнивалась с пьесой Найденова «Дети Ванюшина». Однако сходство было лишь тематическим, внешним. В горьковской пьесе иная, чем в пьесе Найденова, расстановка общественных сил, строится она на ином конфликте, исполнена иного идейного пафоса.

Основной конфликт пьесы Горького •– столкновение мира мещан-собственников с противостоящим ему лагерем Нила, буржуазной иде­ологии и этики с новыми взглядами на мир и человека, форми­рующимися в среде передовой демократической интеллигенции. Раз­деление сил происходит в пьесе не по признакам поколений, а по признакам социальным и идейным. Пьеса строится на идеологических спорах, столкновениях различных идейных платформ. На одном полюсе – Нил и Поля, к ним тянутся демократически настроенные интеллигенты, на другом – Бессеменовы (и старшего, и младшего поколения). Конфликт «отцов» и «детей» отодвинут на второй план, более того, он несущественный, временный. Горький подчеркивает внешний, комический его характер. Это «комедия» временного ухода либеральных «детей» и их возвращения.

Введя тему «отцов» и «детей», Горький подчеркивал лишь несуще­ственность идеологических расхождений в лагере Бессеменовых. Мо­лодое поколение – и Петр, и Татьяна – ощущают наступающую ломку русской жизни. Петр даже был «гражданином полчаса»: пропа­гандировал радикальные взгляды, исключен из университета за участие в студенческих беспорядках,– но... раскаялся и «отрезвел». Татьяна в поисках смысла жизни тоже пыталась сблизиться с радикально настро-^енными интеллигентами, но ее «тоскливый» бунт против «отцов» «Ыстро иссяк: она смирилась и вернулась «домой». Зорко провидит судьбу Петра и Татьяны Тетерев. «Он не уйдет далеко от тебя,– говорит Гетерев старику Бессеменову о Петре.– Он это временно наверх Поднялся, его туда втащили... Но он сойдет... Умрешь ты – он немножко перестроит этот хлев, переставит в нем мебель и будет жить – как ты, – спокойно, разумно и уютно... Он ведь такой же, как и ты...»

В отличие от Найденова, который в пьесе «Блудный сын» разрабатывал тему ухода и возвращения блудных «детей» с позиций всеобщего сострадания к людям, разобщенным условиями жизни, Горький трак­товал эту тему в политическом плане, связывая ее с темой буржуазного индивидуализма как идеологического выражения умонастроения ме­щан. Он изобличал мещанскую природу индивидуализма, анархиче­ских теорий «свободы личности». Эта тема связана прежде всего с образом Петра Бессеменова, который во имя пресловутой «свободы личности» поднимает бунт против старика Бессеменова. Но «свобода личности», как выясняется в ходе развития действия, понимается им как свобода от общественного служения, исполнения гражданского долга. Обосновывая свою позицию, Петр заявляет: «Я... не хочу... не обязан подчиняться требованиям общества! Я – личность! Личность свободна...» Логика дальнейшего развития социальной психологии Петра закономерно должна привести к разрушению его личности, которую он пытался утвердить. Таким образом, Горький в пьесе разоблачал и мещанство, и критику мещанства с позиций буржуазного, индивидуализма, столь модную в русской буржуазной философии и модернистской литературе конца века.

Горький утверждал, что критика мещанства с позиций индивиду­ализма на данном этапе развития русской демократии и русской демократической мысли, в сущности, включалась в борьбу против освободительного движения, против подлинного социального раскре­пощения личности.

В историко-литературных и критических работах о Горьком всегда подчеркивались связи горьковской драматургии с идейно-художест­венными принципами драматургии Чехова.

Пьеса «Мещане» обычно сопоставляется с «Тремя сестрами». Тема мещанства и напряженного ожидания будущего – в центре обеих пьес. Но если в пьесе Чехова мещанство наступает, то в горьковской пьесе складывается другая ситуация: активно наступает на весь уклад жизни новая сила – новые люди, у которых мечта о будущем опирается уже на реальные основания в настоящем.

В области драматургической формы Горький, автор «Мещан», следует за Чеховым: отказывается от интриги, необычных ситуаций. Конфликты в пьесе зреют в повседневном течении самой жизни. Но Горький обнажает расстановку социальных сил, противостояние идей­ных концепций. Основной конфликт «Мещан» отчетливо выражен в идейной борьбе.

В пьесе лагерю мещан противостоит Нил – человек, как говорил Горький в письме к Станиславскому, «"спокойно" уверенный в своей силе и своем праве перестраивать жизнь и все ее порядки по его, Нилову, разумению»[103]. Образ Нила был взят Горьким из жизни. Пьеса задумана была под впечатлением развернувшихся выступлений рабочих (в частности, в ней получили отражение события политической стачки

Тифлисских железнодорожных мастерских в августе 1900 г.). В образе Нила Горький хотел показать тип русского рабочего человека, который жадно тянется к знанию, участвует в кружках, читает газеты и книги. Протест его против порядков жизни имеет принципиально иной характер, чем бунт героев-одиночек ранних произведений Горького. Выходец из народа, Нил в своем протесте опирается на реальные процессы революционного развития жизни. Образ Нила стоит первым в галерее горьковских образов рабочих-революционеров.

Разделяя жизнелюбие Нила, его мечту о будущем, тянутся к нему демократически настроенные интеллигенты–Шишкин и Цветаева. Группа этих персонажей будет пополняться в последующих горько­вских драмах – «Дачники», «Варвары», «Дети солнца».

Действующие лица пьесы характеризуются Горьким в связи не только с их общественной позицией, но и с их философскими и эстетическими взглядами. Нил исполнен радостного мироощущения, оптимизма. Он верит в человека, в его разум, созидательные возмож­ности. В этом ему близки Поля, Шишкин, Цветаева. Оптимистической жизнеутверждающей философии Нила противостоит пессимистиче­ское восприятие жизни Петром и Татьяной. Они страшатся будущего, оно представляется им таким же безрадостным, как и настоящее. Этот социальный пессимизм влечет за собой приверженность Петра к философским системам, обосновывающим бесперспективность борь­бы за социальное переустройство мира, оправдывающим обществен­ную пассивность. Такая философия жизни определяла и характер восприятия Петром и Татьяной культуры, искусства. Если Поля славит героическое в жизни и ей близко высокое романтическое искусство, то Татьяна скептически относится к романтическим и героическим началам и в жизни, и в искусстве. Со спора о героике в жизни и искусстве и начинается пьеса.

Особое место в «Мещанах» занимают персонажи, которые как бы связывают пьесу, с одной стороны, с «босяцкими» рассказами Горького 90-х годов, с другой – с пьесой «На дне». Это певчий Тетерев и «вольный птицелов» Перчихин, силой социальных обстоятельств сбро­шенные на «дно» жизни. Они тоже протестуют против несправедливо­сти мира, но, в отличие от Нила, протест их ограничен отрицанием. Перчихин, отец Поли, видит неправду Бессеменовых, симпатизирует Нилу, но постоянно стремится уйти от борьбы, от спора. У него нет никакой положительной программы жизни.

Тетерев ненавидит мещан, их «звериный» ум и их повадки, но он тоже не хочет включаться в развернувшуюся борьбу. «Я сам по себе»,– таков его жизненный принцип. Правда его, как и Сатина в пьесе «Да дне»,– в отрицании, в «свободе нехотения», но эта правда ограничен­ная, что признает и сам Тетерев. Характерно, что борьба, которая Развернулась в критике вокруг «босяцких» рассказов Горького, нашла свое отражение в оценках этих образов «Мещан». Народнические, либеральные критики вновь заговорили о ницшеанстве Горького, о его люмпен-пролетарских пристрастиях. Н.К. Михайловский[104], например отрицая новаторский характер образа Нила, вводил его в круг мещан! Оригинальная фигура виделась критику лишь в Тетереве, ибо, по мысли Михайловского, Тетерев ближе всего сердцу автора.

Вторая пьеса Горького «На дне», написанная в течение зимы и лета 1902 г., принесла ему мировую известность. Она была откликом писателя на самые актуальные социальные, философские и нравствен­ные проблемы времени. Идеологическая злободневность сразу при­влекла к пьесе внимание русской общественности. Вокруг нее развернулась острая борьба различных идейных течений.

Пьеса была разрешена к постановке (причем с большими изъяти­ями) только Художественному театру, и то потому, что власти, как вспоминал В.И. Немирович-Данченко, рассчитывали на ее провал. Буржуазные критики писали о натурализме пьесы, о «лубочно-босяц­ком романтизме» писателя. Критики реакционно-монархического на­правления усматривали в ней революционную проповедь, подры­вающую общественные устои. Либеральная критика представляла пи­сателя проповедником христианской морали, говорила о появлении в творчестве Горького «каратаевского начала примирения». Критики-на­родники подвергли сомнению реалистическое содержание творчества Горького, а его гуманизм расценили как гордое презрение к маленькому человеку (Н.К. Михайловский и др.). Особенно резкими были нападки на пьесу критиков-модернистов. В то время в среде буржуазной интеллигенции усилились мистические искания, попытки «обновить» религию новейшей идеалистической философией, модернизировать моралистическое учение Достоевского и Толстого. К религиозному идеализму склонялись Мережковский и бывшие «легальные маркси­сты» – Бердяев, Булгаков. Философская идея пьесы была им враж­дебна. Недаром в работе «Чехов и Горький» Мережковский объявил анархистами, антиподами нового христианского учения, им создавае­мого, и Горького, и Луку. История борьбы вокруг пьесы подчеркивала ее идейную актуальность.

Тематически пьеса завершила цикл произведений Горького о «бо­сяках». «Она явилась итогом моих почти двадцатилетних наблюдений над миром <...> «бывших людей»[105],–писал Горький. По мере того как формировалось социальное сознание Горького, становилась более глубокой в сравнении с рассказами 90-х годов и социально-психоло­гическая характеристика представителей «босяцкого анархизма». Оби­татели ночлежки – уже типы, в которых писатель дал огромные социально-философские обобщения. Об этом сказал сам Горький.

«Когда я писал Бубнова,– отмечал он,– я видел перед собой не только знакомого «босяка», но и одного из интеллигентов, моего учителя. Сатин –дворянин, почтово-телеграфный чиновник, отбыл четыре года тюрьмы за убийство, алкоголик и скандалист, тоже имел «двойника» –это был брат одного из крупных революционеров, ко­торый кончил самоубийством, сидя в тюрьме»[106].

Пьеса была написана в период острого промышленно-экономического кризиса, который разразился в России в начале XX в. В ней нашли отражение действительно имевшие место факты и события современности. В этом смысле она явилась приговором социальному строю, который сбросил многих людей, наделенных умом, чувством, талантом, на «дно» жизни, привел их к трагической гибели. Живые картины нечеловеческих условий жизни с беспощадной правдой гово­рили о начавшемся процессе разложения общественной системы, в которой рядом с сытой благоустроенностью «хозяев» существовал мир неизбывной нищеты и страдания, втоптанных в грязь человеческих надежд и идеалов. У людей этого мира не осталось ничего, даже имени. Но и к ним тянутся еще лапы хищников костылевых. Предельно заостряя эту тему, Горький обнажал бесчеловечность психологии и.морали стяжательства.

Силой обличения пьеса возвышалась над всеми произведениями Горького 90–900-х годов. Горький утверждал, что общество, исказив­шее в человеке человеческое, существовать не может.

С проблемой «дна» и «хозяев», которая получает в пьесе уже политическое звучание, органически связана основная проблема пьесы и одна из «сквозных» во всем творчестве Горького – проблема гума­низма. Горький всегда выступал против «обидной людям» проповеди утешения. Каковы бы ни были проявления утешительства, он видел в них лишь форму примирения с действительностью. Проблема утеша­ющих иллюзий – содержание многих произведений писателя 90-х годов («Болесь», «Проходимец», «Читатель» и др.). Но ни в одном из них она не была разработана с такой полнотой, как в пьесе «На дне». Горький разоблачал утешительство в самых различных его идеологи­ческих проявлениях и осуждал тех, кто поддавался иллюзиям утеши­телей. В пьесе впервые в своем творчестве Горький поставил в связь философское и политическое содержание утешительства.

Герои пьесы – Актер, Пепел, Настя, Наташа, Клещ – стремятся вырваться на волю с «дна» жизни, но чувствуют собственное бессилие перед запорами этой «тюрьмы». У них возникает ощущение безысход­ности своей судьбы и тяга к мечте, иллюзии, дающим хоть какую-то надежду на будущее. Когда же иллюзорность надежд становится оче­видной, эти люди гибнут. Утрата надежды вызвала смерть его души, сказал Горький о судьбе Актера[107]. Упорно работает, страстно хочет вернуться к трудовой жизни Клещ. Действительность разбивает его иллюзию добиться правды только для себя. «Основной вопрос, который я хотел поставить,– говорил Горький о содержании пьесы в интервью 1903 г.,–это–что лучше, истина или сострадание? Что нужнее? Нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука? Это вопрос не субъективный, а общефилософский»[108].

Этот философский вопрос выходил далеко за пределы «дна». Позднее, в статье «О пьесах», Горький говорил, что имел в виду не только «нижние», но и «верхние» этажи русской жизни, «жителей» ее, звавших к покорности обстоятельствам, проповедовавших идею со­страдания человеку. Вокруг вопроса, что лучше – истина или состра­дание, и развертываются в пьесе горячие споры о человеке, о смысле и правде жизни, о путях к будущему.

Носителем идеи утешающего обмана в пьесе предстает Лука. Прин­цип его отношения к человеку – идея сострадания. Практическим выражением ее становится утешающий обман, утешающая иллюзия, во имя которой можно пожертвовать страшной, угнетающей человека правдой жизни. Обращаясь к Пеплу, Лука спросит: «И... чего тебе правда больно нужна... <...> На что самому себя убивать?» Это и есть основной вопрос пьесы, сформулированный Горьким, – что нужно человеку, правда, как она ни тяжела, или сострадание? Что есть человек – творец жизни или раб ее? Этот вопрос как бы задается каждому из обитателей ночлежки, на каждом проверяется возможный результат утешающего сострадания. Философия Луки подвергается испытанию жизнью. Всем ходом пьесы Горький показывает антигуманность пас­сивного сострадательного гуманизма.

Субъективно Лука – носитель идеи такого гуманизма – честен, вызывает симпатию даже угрюмого Клеща; он хочет помочь людям, внушив им, пусть иллюзорную, надежду на будущее. На пороге ноч­лежного дома он появляется со словами участия, сочувствия. С первых его слов и начинается спор о человеке и отношении к человеку. Для Луки человек слаб и ничтожен перед обстоятельствами жизни, которые, по его мысли, изменить нельзя. А если так, надо примирить человека с жизнью, внушив удобную для него утешающую «истину». И таких истин оказывается столько, сколько жаждущих ее найти: истина и правда жизни становятся понятиями относительными. С этим прин­ципом отношения к человеку и подходит Лука к каждому обитателю ночлежки –Анне, Пеплу, Наташе, Актеру, создавая для них иллюзию о счастье. И оказывается, что даже в этом мире, где сострадание было бы естественным выражением гуманного отношения к человеку, утешительная ложь ведет к трагической развязке. И она наступает в четвертом акте пьесы. Иллюзии рассеялись. Чем слаще был «золотой сон», навеянный старцем, тем трагичнее оказалось пробуждение – ночлежники впадают в отчаяние. Гибнет Актер, мечется Настя. Ноч­лежка являет собой картину полного разрушения. Характерна автор­ская ремарка к четвертому акту: «Обстановка первого акта. Но комнаты Пепла нет, переборки сломаны. И на месте, где сидел Клещ, нет наковальни... Ночь. На дворе ветер». Заключительный аккорд пьесы – смерть Актера. Так ход реальных событий приводит к разоблачению попыток Луки примирить человека с жизнью.

В свое время о философии пьесы и образе Луки было много споров и в русской, и в западной критике. Указывалось на сложность, проти­воречивость отношения к Луке самого автора, горьковский образ сопоставлялся с образами Толстого и Достоевского. Действительно, характер Луки психологически сложен и не поддается однолинейному истолкованию.

В 20-х годах Горький попытался «выпрямить» образ Луки в сцена­рии «По пути на дно», написав как бы предысторию персонажей пьесы. Лука в этом сценарии – прижимистый деревенский староста, кото­рый, спасаясь от гнева и мести односельчан, становится странником, постоянно «лукавящим» старцем. Но это уже другой образ.

Лука из пьесы «На дне» полемичен по отношению к героям Толстого и Достоевского. Философия и практическое поведение его явно компрометировали их моралистическое учение, идеи смирения и непротивления.

Горький, вводя в конкретные условия современного бытия нрав­ственные идеи Толстого и Достоевского, показывал ложность их абстрактной правды. Он разоблачал не только идеологию, но и психо­логию утешителей. Не случайно наделил он Луку психологией раба. Лука всегда смиряется перед силой, всегда старается быть в стороне от спора, а в третьем акте незаметно исчезает, как бы испугавшись последствий дела своих рук. Горький тем самым подчеркивает тесную связь рабской психологии с теорией жизни Луки – психологии раба и идеологии непротивления. Эта мысль выражена в известном афориз­ме Сатина: «Кто слаб душой... и кто живет чужими соками – тем ложь нужна... одних она поддерживает, другие –прикрываются ею... Ложь – религия рабов и хозяев».

Философии непротивления, психологии покорности Горький про­тивопоставил правду о свободном Человеке, отвергающем унижающую человека сострадательную ложь. Свои мысли о Человеке Горький вложил в уста Сатина. Он говорит о великих возможностях человека и человечества, которые своими руками, своей мыслью создадут жизнь будущего. «Человек –вот правда... Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Че-ло-век! – Это – великолеп­но! Это звучит... гордо!»

Однако, говоря об этом образе пьесы, надо иметь в виду протищщр речия характера героя. Сатина Горький заставил выразить свои мысли о человеке, которые в афористической форме выскажет сам писатель в поэме «Человек» (1903). Мечта Сатина –мечта Горького, характеру героя она явно противоречила. Сатин –«герой на час». Он способен понять высокую мечту, но не способен бороться за нее. Отравленный «босяцким» анархизмом, социальным скепсисом, он зовет в конечном счете не к активности, а к ничегонеделанию. Позднее Горький писал, что в пьесе нет положительных героев, но он хотел, чтобы в ней звучала речь о Человеке, а «кроме Сатина ее некому сказать».

К демократическому читателю, новому герою своего времени, обращался писатель выводами пьесы. Не случайно он интересовался прежде всего тем, как воспринимают его произведение рабочие. В письме к переводчику А.К. Шольду (1903) он говорил о том, что мнение «рабочего класса» о пьесе для него дороже «всех мнений, взятых вместе»[109].

В пьесе «На дне» проявилось драматургическое новаторство худож­ника. Используя традиции классического драматургического наслед­ства, прежде всего чеховскую, Горький создает жанр социально-философской драмы, вырабатывая свой драматургический стиль с его ярко выраженными характерными особенностями.

Установка на воспитание в человеке действенного отношения к жизни определила содержание эстетического кодекса Горького-драма­турга и его подход к социально-психологической характеристике пер­сонажей. Специфика драматургического стиля Горького связана с преимущественным вниманием писателя к идейной стороне жизни человека. Каждый поступок человека, каждое его слово отражает прежде всего особенности его сознания. Это определяет и характерную для горьковских пьес афористичность диалога, всегда наполненного философским смыслом, и своеобразие общей структуры его пьес.

Дореволюционная критика часто отказывала Горькому в художе­ственной самостоятельности и драматургическом новаторстве. Пьеса «На дне» объявлялась произведением несценическим. Говорилось, что Горький изобразил людей с устоявшейся психикой, создал характеры без внутреннего развития, что пьеса представляет собой сцены, сюжетно не связанные. Все это было заведомо не так.

Горький создал драматическое произведение нового типа. Особен­ность пьесы в том, что движущей силой драматургического действия является борьба идей. Внешние события пьесы определяются отноше­нием персонажей к основному вопросу о человеке, вопросу, вокруг которого и происходит спор, столкновение позиций. Поэтому центр действия в пьесе не остается постоянным, он все время смещается.

Возникла так называемая «безгеройная» композиция драмы. Пьеса представляет собой цикл маленьких драм, которые, однако, связаны единой направляющей линией драматической борьбы – отношением к идее утешительства. В своих сплетениях эти частные драмы, развер­тывающиеся перед зрителем, создают исключительное напряжение действия. Структурная особенность горьковской драмы состояла в перенесении акцента с событий внешнего действия на постижение внутренней содержательности идейной борьбы. Поэтому узел внешних событий развязывается Горьким не в последнем, четвертом, акте, а в третьем. Из последнего акта пьесы автор уводит много лиц, в том числе и Луку, хотя именно с ними связана основная линия в развитии сюжета. Последний акт оказался внешне лишенным событий. Но именно он стал самым значительным по содержанию, не уступая первым трем в сценической напряженности, ибо здесь подводились итоги основного философского спора.

Пьеса впервые была поставлена в Московском Художественном театре в декабре 1902 г. и вскоре обошла все провинциальные сцены. Она ставилась в Муроме, Твери, Одессе, Киеве, Нижнем Новгороде и в других городах. В жизни русского театра, в становлении его социаль­ного направления большую роль сыграла работа над пьесой Горького.

Если в пьесе «На дне» Горький подвел итог теме «босяка» в своем творчестве, то в других пьесах 900-х годов обозначился новый этап в разработке темы интеллигенции.

В 1904–1905 гг. Горький пишет пьесы «Дачники» (1904), «Дети солнца» (1905), «Варвары» (1905). Центральная проблема пьес – ин­теллигенция и народ, интеллигенция и революция.

Цикл этих пьес открывался «Дачниками». В июне 1902 г. Горький сообщал К. Пятницкому, что начал работать над пьесой «Дачники», где думает изобразить жизнь современной интеллигенции: «Очень хочется подарить «всем сестрам – по серьгам», в том числе и Бердяеву небольшие»[110]. В1901 г. Бердяев в книге «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии» выступил с пересмотром своих прежних общественных идей. Бердяев и стал одним из прототипов писателя Шалимова в пьесе Горького.

В 1904 г. пьеса была поставлена в театре В.Ф. Комиссаржевской. Основную тему пьесы Горький сам определил в письме к режиссеру: «Я хотел изобразить ту часть русской интеллигенции, которая вышла из демократических слоев и, достигнув известной высоты социального положения, потеряла связь с народом – родным ей по крови, забыла о его интересах и необходимости расширить жизнь для него...»[111]

В борьбе за «расширение жизни» для народа видел Горький назна­чение интеллигенции. В пьесе он отразил те явления ренегатства, которые проявились в начале 900-х годов, когда часть интеллигенции ушла в лагерь буржуазного либерализма, а в области идеологической стала проповедовать идеализм в философии. В цитированном письме Горький указывал, что пьеса направлена против политического и идейного ренегатства той интеллигенции, которая на подъеме освобо­дительного движения склонялась к индивидуализму и мистике: «Быс­тро вырождающееся буржуазное общество бросается в мистику <...<> всюду, где можно спрятаться от суровой действительности, которая говорит людям: или вы должны перестроить жизнь, или я всю изуродую, раздавлю.

И многие из интеллигенции идут за мещанами в темные углы мистической или иной философии – все равно – куда, лишь бы спрятаться. Вот –драма, как я ее понимаю»[112]. В этом горьковском суждении раскрывается смысл образов Рюмина, Калерии. Эти интел­лигенты, представляясь антиподами мещан, на самом деле люди того же жизненного и идейного направления, порождение той же среды, что и Басовы, Сусловы, которые, не скрывая своего жизненного кредо, заявляют о «праве на отдых» после волнений общественного движения. Вновь, как и в пьесе «Мещане», Горький противопоставляет в «Дачниках» два лагеря русских интеллигентов: в одном – «дачники», в другом –люди трудовой психологии, наследники гражданских иде­алов революционного прошлого. Жизненную и идейную позиции ренегатствующей интеллигенции излагает в пьесе адвокат Басов, сто­ронник жизненных компромиссов. Как и в рассказах второй половины 90-х годов, Горький сопрягает в пьесе понятия мещанства и обществен­ного ренегатства. Басов говорит о «дружеском», «доверчивом» отноше­нии к жизни, которая есть «славное занятие». Нил в «Мещанах» тоже утверждал, что жизнь – занятие славное. Но смысл этого афоризма в устах Басова и Нила различен. Нил звал «делать» жизнь, бороться за ее новые формы, Басов –паразитировать на жизни.

Тема ренегатства интеллигенции связана прежде всего с образом писателя Шалимова, в прошлом – вольнолюбца, «гражданина». Те­перь это не пророк и «учитель жизни», но человек типично мещанской психологии, у которого «крепость характера» в суете смены идей выродилась в систему идейных и нравственных компромиссов. Все эти омещанившиеся ренегаты группируются вокруг инженера Суслова, своего рода идеолога отступничества. Он и обосновывает теорию права своего поколения на отдых, выворачивая на мещанский лад идею гуманизма: «Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется

отдохнуть... вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голо­дную жизнь юных дней... И потому оставьте нас в покое!.. Я обыватель – и больше ничего-с! Вот мой план жизни».

Все эти люди отгородились от жизни и ее требований. Каждый из _них создает свою систему фраз, маскирующую под антимещанство мещанские жизненные идеалы. В этом смысле все они – ряженые. Изобличение идейной сущности ренегатства строится Горьким на принципе срывания масок с «ряженых», вскрытия подлинного суще­ства их «систем фраз». Тема противоречия между «системой фраз» и «подлинной ролью», какую играют «дачники» в жизни, реализуется в самом сюжете пьесы. Символическое значение приобретает мотив спектакля, который репетируют дачники-любители где-то за сценой. Создается второй план пьесы, сообщающий ей ироническое звучание. Мотив спектакля используется в пьесе для комического снижения изображаемого. Это ироническая параллель «спектаклю», который играют «дачники» в реальной жизни, проповедуя истины, чуждые им. Об этом их «спектакле» так говорят сторожа в начале 2-го акта: «...нарядятся не в свою одежду и говорят... разные слова, кому какое приятно... Кричат, суетятся, будто что-то делают... будто сердятся. Ну, обманывают друг дружку... Кому что кажется подходящим... он то и представляет...»

Горький срывает с мещанина маску духовной утонченности, слож­ности. Здесь снова звучит мысль писателя о декадентстве как о духовной маске мещанина. Критика ренегатствующей интеллигенции смыкается с отрицанием декадентской этики и эстетических взглядов, которые развивают в пьесе Калерия и Рюмин. Рюмин тоже когда-то клялся служить «общему делу», но кончил тем, что «научился» ценить покой и бояться за него. Он и оправдывает свою жизненную позицию системой фраз, утверждая, что человек вообще слаб и бессилен перед злом жизни, он требует уважать эту слабость, сострадать ей, умиляться ею. В интерпретации Горького Рюмин – своеобразный двойник Луки с «верхних этажей» жизни. Для него искусство – не зов жизни, не отклик на ее нужды, но защита от нее.

В сценическом разоблачении Рюмина и Калерии вновь снижающую роль играет тема любительского спектакля, в котором есть как бы параллельные им персонажи, реплики которых переводят высокие суждения Рюмина и Калерии об отношениях жизни и искусства в план комический, обнажая их мещанскую суть.

Интеллигентам-ренегатам, «дачникам», Горький противопоставля­ет демократическую интеллигенцию. Это врач Марья Львовна, Влас, Соня. Монолог Марьи Львовны о назначении интеллигенции в совре­менной русской жизни, как указывал сам Горький, был «ключом» к пьесе. «Мы все должны быть иными, господа! Дети прачек, кухарок, Дети здоровых рабочих людей – мы должны быть иными! Ведь еще никогда в нашей стране не было образованных людей, связанных с массою народа родством крови... Это кровное родство должно бы питать нас горячим желанием расширить, перестроить, осветить жизнь родных нам людей, которые все дни свои только работают, задыхаясь во тьме и грязи... Они послали нас вперед себя, чтобы мы нашли для них дорогу к лучшей жизни».

«Дачники» – самая «чеховская» пьеса Горького. Но конфликт пьесы, в отличие от социально-психологического конфликта чеховских пьес, приобрел у Горького характер социально-идеологический. Иное художественное значение получили и типично чеховские драматурги­ческие приемы («спектакль в спектакле» и др.). Чеховская традиция и одновременно новаторское переосмысление чеховских образов особен­но наглядно видится в сравнении образа Варвары Михайловны, жены адвоката Басова, с образами чеховских героинь. Дочь прачки, Варвара Михайловна мечтает о полезном труде, чувствует, что живет в мире, чуждом ей. «Мне кажется – говорит она,–что я зашла в чужую сторону, к чужим людям и не понимаю их». Под влиянием Марьи Львовны она порывает с «дачниками». Правда, дальнейшая жизненная судьба Варвары Михайловны не обозначена, но стремление ее «делать жизнь» симптоматично для честной русской интеллигенции в преддве­рии революции. «Я буду жить... и что-то делать против вас! Против вас!» – говорит она, уходя от Басова. В словах ее раскрывается и смысл названия пьесы: «Интеллигенция – это не мы! Мы что-то другое... Мы дачники в нашей стране...» Пути развития характера и судьба Варвары Михайловны приобретали у Горького значение призыва к интеллиген­ции служить народу и революции.