Экономическая мысль и экономическая политика

258 Период наполеоновских войн был своего рода кульминацией экономического национализма и империализма предыдущих столе­тий, что нашло свое отражение в попытке британской блокады континента и, как реакции на нее, наполеоновской Континенталь­ной системе.

258 Ни та, ни другая не достигли своей главной цели,

259 которая заключалась в ограничении или разрушении военного по­тенциала экономики противника, но обе они представляли собой крайние формы политики экономического национализма. Однако еще ранее появились течения экономической мысли, осуждавшие такую политику.

259 В 1760—1770 гг. физиократы (которые во Франции называ­лись les economistes) начали отстаивать преимущества экономичес­кой свободы и конкуренции. В 1776 г., в год провозглашения аме­риканской Декларации независимости, Адам Смит в книге «Ис­следование о природе и причинах богатства народов» сформули­ровал идеи, ставшие подлинной декларацией индивидуальной эко­номической свободы. Адам Смит иногда изображается как аполо­гет интересов бизнесменов или «буржуазии», но такая точка зре­ния обусловлена неправильной интерпретацией его книги (или не­знакомством с нею). Его критика купцов не менее жестока, чем осуждение глупости и некомпетентности правительств. Относи­тельно их склонности к образованию монополий, например, он писал: «Представители одного и того же вида торговли или ремес­ла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-нибудь соглашением о повышении цен»¹. Однако глав­ная идея Смита, проходящая через всю его книгу, заключается в том, что упразднение обременительных и «неразумных» ограниче­ний частного предпринимательства способствует усилению конку­ренции в экономике и, таким образом, максимизации «богатства народов». Книга Смита пользовалась популярностью, очень высо­кой для философского трактата. Она выдержала 5 изданий до смерти автора в 1790 г. и была впоследствии переведена на все основные языки. Государственные деятели и политики по обе сто­роны Атлантики цитировали его книгу, выступая с поддержкой или критикой отдельных законодательных мер. Уже при своей жизни он приобрел также последователей на европейском конти­ненте. Однако только через много лет после его смерти, когда ряд других авторов, таких, как Томас Мальтус и Давид Рикардо, внесли свой вклад в корпус литературы, известной как «класси­ческая политическая экономия», идеи Смита стали воплощаться в законодательстве. Впервые это произошло в Великобритании в 1820—1830 гг. На деле многие реформы, такие, как пересмотр уголовного и процессуального законодательства в сторону его гу­манизации, сокращение числа преступлений, за которые полага­лась смертная казнь, и создание муниципальной полиции в боль­шей степени отражали влияние идей Иеремии Бентама и утилита­ристов, чем Адама Смита и экономистов-классиков (хотя некото­рые авторы, такие, как Джон Стюарт Милль, принадлежали к обеим школам). Наивысшим достижением классиков стала отмена

¹ Смит А. Указ. соч. С. 109.

Хлебных законов, ознаменовавшая наступление в Великобритании эры свободной торговли.

Помимо утверждения свободной торговли, принципы экономи­ческого либерализма (как стала называться новая доктрина) при­зывали к сокращению вмешательства государства в экономику. Во имя этих принципов система налогообложения была значительно перестроена и упрощена, а законы об объединениях, о мореплава­нии, против ростовщичества и другие законодательные символы Старого режима в экономической сфере были отменены. В соот­ветствии с учением Смита и его «системой естественной свободы» правительство имело только три функции: «во-первых, обязан­ность ограждать общество от насилий и вторжения других незави­симых обществ; во-вторых, обязанность ограждать по мере воз­можности каждого члена общества от несправедливости и угнете­ния со стороны других его членов, или обязанность установить хорошее отправление правосудия; и, в-третьих, обязанность созда­вать и содержать определенные общественные сооружения и уч­реждения, создание и содержание которых не может быть в инте­ресах отдельных людей или небольших групп»¹.

Это идеализированное изображение роли государства в рабо­тах экономистов-классиков породило миф о laissez faire. Это вы­ражение впервые вошло в употребление в Англии в 1825 г. Об­щепринятое его понимание заключалось в том, что индивидам, особенно предпринимателям, необходимо предоставить свободу от государственных ограничений (кроме уголовных законов) в пре­следовании своих личных интересов. Томас Карлейль саркасти­чески передал этот принцип выражением «анархия плюс кон­стебль».

Однако на практике принцип laissez faire не был столь бессер­дечным, эгоистичным и безжалостным, как можно было предполо­жить, исходя из вышеприведенных экстремистских формулиро­вок. Главным объектом атаки экономистов-классиков был старый аппарат государственного регулирования, который во имя «наци­ональных интересов» часто создавал широкие наборы привилегий и монопольных прав, а также другие препятствия на пути инди­видуальной свободы и стремления людей к обогащению. Парал­лельно с демонтажем старой системы регулирования и привилегий парламент принимал новое законодательство, касающееся вопро­сов общественного благосостояния, в особенности благосостояния тех слоев населения, которые были в наименьшей степени способ­ны сами защитить свои интересы. Эти законодательные новации включали в себя фабричное законодательство, новые законы в об­ласти здравоохранения и санитарии, а также реформу местного самоуправления. Эти достижения не были делом рук какого-либо одного класса или слоя населения, хотя они и опирались на ин-

¹ Смит А. Указ. соч. С. 497.

ллектуальный б_агаж утилитаристов. Реформаторы из рядов аристократии _и среднего класса объединили усилия с лидерами пролетариата для агитации в пользу реформ, за которые в парла­менте проголосовали как виги и тори, так и радикалы.

Экономический либерализм имел своих приверженцев и на континенте, но они не смогли достигнуть такого успеха, как их британские коллеги. Одна из причин этого заключалась в том, что традиция государственного патернализма имела на континенте более глубокие корни, чем в Великобритании. Другая причина была связана с тем, что в условиях технологического лидерства Великобритании многие на континенте полагали, что именно дей­ствия правительства помогут преодолеть возникший технологичес­кий разрыв. Хотя принцип свободной торговли завоевал ряд сто­ронников, а масштабы вмешательства правительства в экономику несколько снижались, в целом роль правительства в странах кон­тинентальной Европы была гораздо более активной, чем в Вели­кобритании.

За океаном, в Соединенных Штатах, наблюдалась уникальная комбинация государственного активизма и частного предпринима­тельства. Экономисты-классики имели здесь немногих преданных последователей. Хотя в экономической политике различных шта­тов наблюдались значительные расхождения, она представляла собой плод прагматичного компромисса между требованиями ин­дивидуальной свободы и запросами общества. Ввиду столкнове­ния различных отраслевых и территориальных интересов и три­умфа Демократической партии Джефферсона и Джексона, феде­ральное правительство играло в экономике минимальную роль, предписанную ему классической теорией, и, вплоть до Граждан­ской войны, в основном следовало либеральной политике низких таможенных тарифов. В свою очередь, правительства штатов и органы местного самоуправления играли активную роль в под­держке экономического развития. «Американская система», как назвал ее Генри Клей, рассматривала правительство как агента, задача которого — помогать частному предпринимательству в ус­корении развития материальных ресурсов страны.