Пиренейский полуостров

Экономическая история Испании и Португалии в XIX в. до­статочно схожа, так что будет удобно рассматривать их одновре­менно. Обе страны вышли из периода наполеоновских войн с при­митивной, даже архаической экономической системой и реакцион­ными политическими режимами. Последняя черта вызвала рево­люционные взрывы в обеих странах в 1820 г., и хотя революции потерпели неудачу, они привели к гражданским войнам, которые нарушили нормальное течение экономической жизни и сделали невозможным проведение сколько-нибудь последовательной эко­номической политики. И Испания, и Португалия страдали от пла­чевного положения государственных финансов. Во время граж­данских войн обе стороны конфликта (в обеих странах) прибега­ли к иностранным займам для финансирования военных действий. Проигравшие, разумеется, не смогли выполнить своих обяза­тельств, но даже победители с трудом платили долги и, в конце концов, также частично отказались от них. Для Испании, постра­давшей от вторжения наполеоновских войск, утрата американских колоний (за исключением Кубы, Пуэрто-Рико и Филиппин, кото­рые были потеряны после Испано-американской войны 1898 г.) обусловила в 1800—1830 гг. резкое сокращение государственных доходов. Хронический дефицит государственного бюджета привел к манипуляциям с банковской системой, инфляции и иностран­ным заимствованиям, но доверие к правительству было настолько низким, что условия, на которых оно могло привлекать займы, были чрезвычайно обременительными. При размещении займа 1833 г. удалось собрать только 27% от его номинальной суммы. К концу столетия обе страны не один раз отказывались по крайней мере от части своих долговых обязательств.

Низкая производительность сельского хозяйства оставалась ос­новной причиной экономической слабости обеих стран. Еще в 1910 г. в аграрном секторе было занято около 60% рабочей силы в Испании и по меньшей мере столько же в Португалии. Но само сельское хозяйство по большей части было не товарным. Один ис­следователь охарактеризовал испанскую экономику XIX в. как «дуальную», с огромным натуральным сельскохозяйственным сек­тором, с одной стороны, и небольшим товарным сельскохозяйст­венным сектором, взаимодействующим с еще более скромным сек­тором городской промышленности, торговли и сферой услуг, с другой стороны. В 1840-х гг. правительственный декрет, требую­щий уплаты налогов наличными деньгами, а не в натуральной форме, вызвал восстание крестьян: в стране просто не существо­вало рынков, на которых они могли бы продавать свою продук­цию.

В Испании была предпринята попытка аграрной реформы, но она потерпела полное фиаско. Подобно правительству революци­онной Франции, испанское правительство конфисковало земли

II —5216

церкви, муниципалитетов и аристократов, которые оказали ему сопротивление в период гражданской войны, намереваясь продать эти земли крестьянам, но напряженность государственных финан­сов была так велика, что правительство было вынуждено продать их на аукционе лицам, предложившим наивысшую цену (которые могли расплачиваться обесцененными правительственными обяза­тельствами, принимавшимися по их номинальной стоимости). В результате большая часть земли стала собственностью и без того богатых людей — как аристократов, так и городской буржуазии. Крестьяне просто столкнулись со сменой одних землевладельцев другими, без какого-либо улучшения используемых технологий или увеличения капиталовложений. В Португалии и вовсе не было предпринято никаких попыток земельной реформы. Тем временем рост численности населения в обеих странах привел к увеличению распашки менее плодородных земель под зерновые, являвшиеся главными продуктами питания, и сокращению паст­бищ для скота, что, в свою очередь, привело к дальнейшему па­дению продуктивности сельского хозяйства.

На фоне этой общей мрачной картины существовало несколько светлых пятен — региональных вариаций на тему отсталости. Со­временная хлопчатобумажная промышленность, развивавшаяся в Каталонии, в Барселоне и ее округе в 1790-х гг. благодаря про­текционистским тарифам и защищенным колониальным рынкам Кубы и Пуэрто-Рико, процветала вплоть до потери этих колоний в 1900 г. Ориентированное на экспорт производство вина сущест­вовало в Андалузии (регионе, производившем херес, откуда про­изошло английское «шерри») и в провинции Опорто (от названия которой пошло слово «портвейн») в Португалии. В 1850 г. на вино и бренди пришлось 28% испанского экспорта, но сопровож­давшееся ужасными последствиями проникновение в Испанию филлоксеры, паразита виноградников, которая к тому времени уже поразила Францию, нанесло виноделию огромный урон в последние десятилетия века. К 1913 г. поставки вина за рубеж да­вали менее 12% экспортных поступлений Испании.

^Тем временем развивались новые отрасли, связанные с добы­чей полезных ископаемых и металлов, которые восполнили поте­рю доходов от экспорта вина. Знаменитые ртутные рудники Аль­мадена разрабатывались с XVI в., но экспорт ртути, хотя и обес­печивал определенные доходы, не оказывал заметного влияния на состояние платежного баланса. Однако в 1820-х гг. растущий ино­странный спрос на свинец для водопроводных труб привел к от­крытию чрезвычайно богатых залежей свинца в южной Испании. Уже в 1827 г. экспорт свинца приносил более 8% совокупных ва­лютных поступлений. Испания была ведущим мировым произво­дителем свинца с 1869 по 1898 г., после чего лидерство перешло к США. Новое горнорудное законодательство 1868 г. привело к резкому увеличению количества концессий (полученных преиму­щественно иностранными компаниями) на добычу полезных иско-

паемых, как свинца, так и меди и железной руды. К 1900 г. экс­порт минеральных ресурсов и металлов составлял около одной трети совокупного экспорта. К несчастью для Испании, металлы вывозились преимущественно в виде слитков (свинец и медь) или руды (железо), так что рост экспорта мало влиял на развитие на­циональной экономики.

Иностранный капитал занимал доминирующие позиции и в других современных отраслях экономики, особенно в банковском деле и в строительстве железных дорог. До 1850 г. эти отрасли практически не развивались. В банковской системе доминировал Банк Испании, который, прежде всего, был инструментом финан­совой политики правительства; к концу 1840-х гг. было построено лишь несколько километров железных дорог. В 1850-х гг., после очередной смены правительства, новый режим создал благоприят­ные условия для иностранных (преимущественно французских) инвесторов в сфере учреждения банков и строительства железных дорог. Иностранный капитал действительно стал поступать в эко­номику, привлеченный государственными гарантиями на выплату процентов по железнодорожным облигациям, предоставленными на срок строительства соответствующих линий. К сожалению, когда главные линии были построены и гарантии по процентам были отозваны, железные дороги не смогли обеспечить достаточ­ное количество перевозок, чтобы окупить операционные расходы, и большинство из них обанкротились. Железные дороги были по­строены иностранными инженерами с использованием преимуще­ственно импортных материалов и оборудования. Таким образом, как и в случае горнорудной промышленности, они оказали незна­чительное влияние на национальную экономику по каналам спро­са. Только в конце столетия железные дороги стали рентабельны. Тем временем было ликвидировано большинство банков (с боль­шей или меньшей прибылью для своих иностранных владельцев), оставив свободным поле деятельности для местных предпринима­телей. В Португалии первая железная дорога, короткая линия из Лиссабона, появилась в 1856 г., и история железнодорожной от­расли в этой стране была даже еще более печальной, чем в Испа­нии. Построенные на средства иностранных (в основном француз­ских) инвесторов, португальские железные дороги страдали от мошенничества и коррупции, терпели банкротства и мало способ­ствовали развитию экономики.

Испания имела некоторые запасы угля (Португалия не имела их вовсе), но уголь был низкого качества, а его месторождения были расположены неудобно с точки зрения их промышленной эксплуатации. Тем не менее, в последние два десятилетия XIX в. на северном побережье в окрестностях Бильбао определенное раз­витие получили предприятия черной металлургии и металлообра­ботки. Используя богатую железную руду региона и некоторое ко­личество импортного угля и кокса, отрасль медленно прогрессиро­вала, конкурируя с импортной сталью, железом, машинами и обо-

II* 323

рудованием, которые, однако, она так и не смогла полностью вы­теснить с рынка. В XX в. этот регион Испании стал одним из самых богатых и экономически развитых в стране. В Португалии ничего подобного не наблюдалось.

Италия

До 1860 г. характеристика Меттернихом Италии как «геогра­фической метафоры» подходила к ее экономике в не меньшей сте­пени, чем к политике. «Итальянской экономики» как таковой не существовало. Оставшись с начала Нового времени вне сферы экономических перемен, раздробленная и отчасти подчиненная иностранным державам, Италия уже давно утратила свое лидерст­во в экономической сфере. Войны и династические интриги сдела­ли ее полем сражений иностранных армий, которые разграбили и ее бесценные произведения искусства, и более утилитарные формы материального богатства, в то время как периодически по­вторявшиеся финансовые катастрофы ликвидировали накоплен­ные сбережения и подорвали доверие инвесторов.

Венский конгресс восстановил сложную мозаику номинально независимых княжеств, но большинство из них, включая Папское государство и Королевство обеих Сицилии, находилось под кон­тролем и влиянием империи Габсбургов. Ломбардия и Венеция были аннексированы Австрией. Эти две наиболее экономически развитые провинции, где прежде были сосредоточены знаменитые центры промышленности и торговли, были отделены от остальной Италии высокими таможенными барьерами. Сардинское королев­ство, единственное подлинно независимое государство, представ­ляло собой удивительную искусственную конструкцию, составлен­ную из четырех больших частей с различным климатом, ресурса­ми, институтами и даже языком. Остров Сардиния, от которого королевство и получило свое название, погряз в болоте феодализ­ма; землевладельцы, не проживавшие в своих поместьях, не были заинтересованы в их развитии, в результате чего неграмотное на­селение существовало в самых примитивных условиях. Савойя, которая дала королевству, а позднее и всей Италии правящую ди­настию, в культурном и экономическом отношении была частью Франции. Генуя (с прилегающим к ней регионом Лигурии), круп­ный коммерческий центр, на протяжении веков до вторжения На­полеона имела статус независимой республики. Пьемонт, окру­женный с трех сторон горными цепями, составлял географическое продолжение Ломбардской равнины, но его высокое расположе­ние над уровнем моря и климат выделяли его из Ломбардии. В Пьемонте проживало примерно четыре пятых всего населения ко­ролевства, насчитывавшего около 5 млн человек. До 1850 г. он не имел промышленности, кроме небольшого числа шелкопрядиль­ных фабрик и нескольких небольших металлургических заводов,

однако под руководством ряда прогрессивных землевладельцев его сельское хозяйство стало самым передовым и процветающим на всем полуострове.

Региональные экономические различия, важные почти для всех стран, были особенно заметны в Италии. Здесь экономичес­кий градиент север — юг, заметный даже сегодня, существовал еще со Средних веков. Он, возможно, был несколько менее заме­тен в XIX в. из-за общей отсталости полуострова, но, тем не менее, он сохранялся. Продуктивность сельского хозяйства была выше на севере, особенно в Пьемонте и в долине реки По, где также получила некоторое развитие промышленность. И именно на более развитом в экономическом отношении севере началось движение за национальное объединение.

После неудавшихся революций и попыток объединения 1820-х, 1830-х и 1848—1849 гг., подавленных Габсбургами, в королевстве Сардиния вышел на политическую арену выдающийся государст­венный деятель. Это был граф Камилло Бенсо ди Кавур, прогрес­сивный землевладелец, владевший также железной дорогой, газе­той и банком, который в 1850 г. стал министром морского флота, торговли и сельского хозяйства в правительстве вновь созданной конституционной монархии своей маленькой страны. В следую­щем году он получил также портфель министра финансов, а в 1852 г. стал премьер-министром. Он постоянно подчеркивал, что финансовый порядок и экономический прогресс являются двумя «обязательными условиями», которые необходимы Пьемонту в глазах Европы, чтобы принять на себя лидерство на Апеннинском полуострове. Для достижения этих целей он приветствовал ино­странную экономическую помощь, включая иностранные инвести­ции. Сразу же после вступления в должность в 1850 г. он начал переговоры о заключении торговых соглашений со всеми наиболее важными торговыми и промышленными державами Европы. В 1850 — 1855 гг. экспорт страны вырос на 50%, в то время как им­порт увеличился почти в три раза. Французские инвестиции фи­нансировали связанное с подобной внешнеторговой динамикой крайне высокое пассивное сальдо торгового баланса. В течение сле­дующих пяти лет французы, с поощрения Кавура, построили желез­ные дороги, учредили банки и другие акционерные компании и фи­нансировали растущий государственный долг королевства.

Наращивание государственного долга отчасти было связано с ликвидацией последствий проигранных войн 1848—1849 гг., но большая часть средств пошла на подготовку удачной войны 1859 г., в ходе которой королевство Сардиния, благодаря военной и финансовой помощи Франции, нанесло поражение Австрийской империи, тем самым подготовив почву для объединения Италии в 1861 г. Новое государство с числом жителей почти в 22 млн чело­век имело среднюю плотность населения в 85 человек на 1 км² — одну из самых высоких в Европе. При том, что большая часть ра­бочей силы была занята в низкопроизводительном сельском хо-

 

зяйстве, Италии даже при самых благоприятных условиях пред­стояло пройти длинный путь экономического развития. Объедине­ние страны способствовало ликвидации одного из главных препят­ствий на этом пути — фрагментации рынка, но без развития путей сообщения и коммуникаций даже это достижение оказалось бы иллюзорным. Распространение прогрессивного законодательст­ва и административной системы Пьемонта на всю территорию вы­росшего королевства не могло сразу же изменить отсталый харак­тер институтов или ликвидировать неграмотность и невежество на­селения остальной части полуострова. Ни один закон не мог ком­пенсировать бедность природных ресурсов, и только самое мудрое законодательство и самая справедливая администрация могли пре­одолеть такое препятствие, как недостаток капиталов. К несчас­тью для Италии, интенсивная деятельность Кавура в эти бурные годы, связанная с высоким напряжением сил, привела к его преж­девременной смерти всего лишь через три месяца после провозгла­шения нового государства, которому очень не хватало его мудрос­ти и энергичного руководства. Его преемникам, хотя и не мень­шим патриотам, недоставало его опыта, талантов и, прежде всего, твердого понимания экономических и финансовых вопросов. Ита­лия оставалась зависимой от иностранного, особенно французско­го, капитала и рынков, но действия правительства последователь­но отпугивали иностранных инвесторов, и наконец в 1887 г. втя­нули Италию в драматическую десятилетнюю тарифную войну с Францией, которая имела катастрофические последствия для обеих экономик.

В конце 1890-х гг., после окончания таможенной войны с Францией и нового вливания иностранного капитала, на этот раз из Германии, Италия пережила короткий период индустриального роста, который длился, с колебаниями, до начала Первой миро­вой войны. Италия еще не стала индустриальной страной, но пер­вые шаги на пути индустриализация были сделаны, хотя и с за­позданием.