Генезис представлений о гражданском обществе в западных странах

В данном параграфе будут рассмотрены следующие вопросы:

1. Проявление и развитие идеи гражданского общества в древнегреческий и римский период.

2. Особенности эпохи раннего феодализма в историческом процессе формирования гражданского общества.

3. Характеристика периода становления городской феодальной культуры и его роли в развитии идеи гражданского общества.

4. Естественно-правовой период (этико-правовой идеализм) и его влияние на развитие гражданского общества.

5. Характеристика рационалистического периода становления гражданского общества.

6. Определение своеобразия социологического периода развития идеи в западных странах.

 

Процесс формирования представлений о том, что такое гражданское общество в нашей стране протекал весьма скоропалительно по сравнению с вызреванием этого явления в западной цивилизации. И уже в силу этого возникло много проблем с осознанием философско-исторических основ данного явления, а, следовательно, и проблем с его реальным формированием и функционированием в России.

Тема гражданского общества как актуальная и популярная возникла в российском политическом дискурсе в конце 80-х годов ХХ века. Само понятие, по мнению В.Э. Гончарова[2] и многих других исследователей, с которыми мы солидарны, было заимствовано как минимум из двух источников. Во-первых, это была философия «консервативного сдвига» конца 70-х годов в странах «первого мира». Западные неоконсерваторы в то время как раз выступали против сильного государственного влияния, подавляющего, по их мнению, активность гражданского общества. Это, как они заявляли, приводит к паразитированию масс на государстве. Процессы самоорганизации слабеют, трудовые навыки утрачиваются. Как писал Раймон Арон: «Демократические режимы функционируют хорошо тогда, когда мотор заложен в гражданском обществе, а тормоз – в правительстве».[3]

Во-вторых, источником представлений о гражданском обществе стал восточно-европейский диссидентский дискурс, описанный Е Шацким.[4] По сути дела это были неомарксистские интерпретации идей Антонио Грамши, которые взятые на вооружение для истолкования практики антисоветских движений, в частности, опыта польского профсоюза «Солидарность». И здесь государство также представлено как тотальный диктатор, тотально уничтожающий гражданское общество. Отсюда легко формулировался обратный вывод: чтобы перейти к демократии, нужно как можно быстрее демонтировать существующее государство.

Таким образом, в Россию на крыльях гласности залетели идеи о том, что гражданское общество должно выполнить функцию энергетической мобилизации процесса государственной деструкции. А вот что оно должно создать взамен разрушенного, не было предметом рефлексии ни российских политических партий, ни общественных движений того времени, ни средств массовой информации.

Так, например, на III съезде партии «Демократический Союз» в январе 1990 г. был представлен проект новой программы партии «Гражданский путь». Этот путь определялся как «путь противостояния гражданского общества тоталитарному государству, а, в конечном счете, – осуществление его мирового переворота над государством».[5] Независимые общественные институты как политическая инфраструктура гражданского общества должны были выступить альтернативой власти государственной. На первых пятнадцати страницах термин «гражданское общество» встретился 44 раза, что не добавило ясности его сути.

Естественно, что такие представления о гражданском обществе не могли способствовать стабилизации общественного развития, а скорее наоборот, порождали дополнительную конфликтность. Однако как это ни покажется странным, они продолжают существовать в нашем обществе и поныне. И это несмотря на то, что 12 июня 2001 года на встрече с лидерами общественных организаций в Кремле президент России официально провозгласил в стране курс на построение гражданского общества. Естественно, что он при этом не имел в виду демонтаж государственной власти. Но тогда возникает вопрос, что именно он имел в виду, произнося данное словосочетание?

Очевидно, что для продуктивной деятельности по формированию гражданского общества и выяснения роли в этом процессе СМИ и журналистики в целом необходимо определить сущность понятия «гражданское общество». И здесь не обойтись без исторического экскурса, поскольку содержание понятия менялось во времени, и имеет особенности проявления в западном и восточном пространствах.

Кроме того, нам представляется важным обозначить именно онтологические основы понятия. Максимально обобщенные представления о гражданском обществе, лишенные отличительного разнообразия, накладываемого историей и территорией, на наш взгляд, позволят наиболее рельефно очертить сущностные качества явления.

Современные исследователи феномена «гражданское общество» предлагают различные периодизации эволюционных представлений об этом понятии. Но дело не в споре о точных датах - так или иначе, они условны. Нам представляется важным замечание, высказанное Т.Н. Наумовой, о том, что «понятие «гражданское общество» на каждом историческом этапе отражало уровень постижения идеи гражданского общества, то есть его сущности»[6] и, как мы добавили бы, сущности онтологической. Вот эту сущность нам и предстоит выяснить.

Самые ранние даты упоминания о гражданине и гражданском обществе относят к временам античности. Автором термина «гражданское общество» называют Аристотеля. Е. Руткевич определяет этот период как предисторию идеи, ее историко-философские предпосылки.[7] Свою точку зрения она обосновывает тем, что для античности и средневековья было не свойственно как-либо различать понятия общество и государство. Государственное, общественное, полисное означали по сути одно и то же. Гражданское общество понимается здесь как определенное состояние общества - государство особого типа, в котором юридически обозначены и политически защищены основные права и свободы личности, благодаря чему оно может считаться цивилизованным, то есть гражданским обществом.

Как же именно осуществлялось такое общественное устройство? В Греции впервые в истории обнаруживаются самостоятельные крестьяне-землевладельцы. Только эти люди, наделенные собственностью, получают некие права и обязанностями, и на этом основании именуются гражданами. Право на участие в принятии решений относительно устройства общественного бытия – политическое право и право защищать свой полис в случае необходимости составляют суть гражданских прав.

Итак, в Афинах возникло первое в истории человечества демократическое государство, в котором не все население, но все граждане могли и реально участвовали в принятии решений об устройстве общественной жизни. Показательно, что в одном из первоначальных смыслов греческое слово «идиот» означало человека, замкнувшегося в частной жизни и не принимающего участия в общественных делах. Так выразительно отражалось в языке почтительное отношение греков к гражданским правам и активность в их реализации.

Регулятором общественных отношений в античности выступали в совокупности нравственные нормы, сформированные на основе сложившихся традиций и обычаев, и впервые возникшее юридическое право. Цицерон в своих «Диалогах» указывал на правильное устройство гражданской общины, которое основано «на публичном праве и обычаях?»[8]

Если Греция стала первым демократическим государством, то Рим – первым государством, в котором в полной мере получили развитие еще и юридические нормы и процедуры, регулирующие жизнь граждан и государства. Они не могли не появиться, потому что присоединенные к великой империи государства обладали разными этическими принципами и нормами регулирования своей жизни. И чтобы управлять всем этим разнообразием, необходимо было вычленить хотя бы минимальное количество общих норм и провозгласить их всеобщими правилами жизни. Выросшее из естественной морали различных народов римское юридическое право изначально носило характер международного. Возможно, именно поэтому основные положения римского права не утратили своей актуальности и сегодня и изучаются современными профессионалами в вузах. Появилось право, появились и профессиональные юристы. Собственность и свобода стали личными правами граждан Рима, официально признаваемыми государством.

Интересным фактом жизни древнегреческого и римского государства было наличие очевидной и реальной для всех свободы информационного обмена, свободы слова. Широко известно, что древние греки и римляне являли собой образцы ораторского искусства, потому что имели широкие возможность оттачивать его. Ораторами назывались те, кто использовали слово для оценки происходящего. Это были государственные мужи и философы. Были и специалисты, которые изучали и владели формальными правилами красноречия, их называли риторами. Но они не брали на себя смелость судить о государственных делах.

Ораторы имели возможности произносить любые по содержанию речи. Так, например, оратор Кариеад произнес речь в защиту справедливости, а на следующий день блестяще опроверг все им же сказанное. Их искусство было искусством убеждения, то есть состязательным, свободным.

Высоко ставилась планка ответственности за произнесенное слово. Цицерон в «Диалогах» писал: «Так как в государстве самым неподкупным должно быть голосование, высказывание мнения, то я не понимаю, почему тот, кто все это купит за деньги, заслуживает кары, а тот, кто купит это своим красноречием, даже удостаивается похвалы. Я лично полагаю, что в подкупе судьи речью больше зла, чем в его подкупе платой, так как подкупить честного человека деньгами не может никто, а подкупить речью может».[9]

Труды Цицерона, подробно описавшего становление и развитие римской империи, убедительно показали, как наличие некоторых признаков (которые мы в последствии и назовем сущностными признаками гражданского общества) способствует устойчивому развитию общества. И наоборот, как их утрата ведет к разрушению всего государства.

Таким образом, греки и римляне дали миру образцы такого общественного устройства, которое прославилось всяческим процветанием, как материальным, так и духовным, а, следовательно, и высокой степенью устойчивости в своем развитии. Частная собственность, гражданские права, закрепленные в этических и юридических нормах, и личная активность граждан, получившая свое выражение в демократическом способе принятия основных решений и свободе слова, а также направленная на защиту своей собственности и свободы, с одной стороны, и общественной (государственной) целостности с другой, стали основой первых образцов гражданского общества. Здесь впервые проявилось диалектическое единство частного и целого: гражданина и общества.

После греков и римлян следует период времени с I в. до н.э. по Х в. н.э., известный как эпоха раннего феодализма. Тема гражданского общества не обозначалась в каких-либо трудах этого периода и фактически не имела проявлений в реальной жизни.

В феодальной Европе собственностью обладал только сюзерен, а все остальные - его вассалы - клялись ему в верности, получая взамен обещание защищать их. То была взаимность неравных обязательств. Правда, города-крепости вели хозяйственную деятельность, но довольно вялую, кое-как защищали своих обитателей и не давали им ни общественного положения, ни прав. Нигде не наблюдалось процветания, а феодальные распри свидетельствовали о нестабильности. Налицо было отсутствие всех сущностных признаков гражданского общества, которые мы наблюдали в Древней Греции и Риме.

Расцвет городов и становление городской феодальной культуры начались в Х веке, а в XI веке города стали центром торговли (Венеция, Генуя, Магдебург, города юной Италии и Ломбардии). Горожане превратились в собственников и стали состоятельными людьми. Естественно, они нуждались в самостоятельном городском управлении, отличном от общего феодального договора, а также в своих судах. Они нуждались в гарантиях собственности и личных правах.

Свободы горожане завоевывали иногда мятежами, иногда соглашениями с местными правителями. Постепенно феодальный контракт был заменен хартиями, которые по своему содержанию очень напоминали права древнегреческого полиса. «Если феодальный контракт послужил основой современного конституционного строя, то о хартиях, добытых средневековыми городами у властителей земель, где они находились, можно сказать, что они заложили основу современных гражданских прав», - делает вывод Р.Пайпс в своем исследовании истории развития института собственности.[10]

Самых больших успехов добились там, где не было монархий: Италия, Нидерланды, Германия. В Англии, Франции, Испании успехи горожан были скромнее.

В этих городах впервые в истории был провозглашен равный статус для всех членов общин мужского пола, и всем им дано право участия в общих собраниях. Жители были свободными независимо от их социального происхождения, должностные лица избирались на ограниченные сроки. Горожане постепенно образовали «третье сословие» наряду с духовенством и дворянством. И поскольку они были людьми небедными, их все чаще монархи стали приглашать на собрания парламентов для одобрения налогов. Сформировался довольно внушительный список политических, личных, экономических и правовых свобод. Средневековые города, наполненные духом свободы, выглядели особенно перспективно и привлекательно в общей удушливой атмосфере феодального рабства. Они фактически тоже стали прообразом гражданства со всеми присущими ему признаками.

В средневековой Европе с развитием торговли возникает особая нужда в обмене различной информацией. Для этой цели формируются информационные службы, которые занимаются сбором и распространением новостей (Novellanti в Риме, Scritori d’avviso в Венеции). Тогда же появились и первые газеты, которые получили свое название от названия монеты – “gazzetta”. За эту монету в Венеции можно было получить письменную сводку новостей.[11] Информационный обмен выходит за рамки узкого управляющего круга.

Термин «гражданское общество» вновь появляется в фундаментальном труде Гуго Гроция (1583-1645 г.г.) «О праве войны и мира». Здесь впервые намечается некоторое различие между государством и гражданским обществом, но оно обозначается автором лишь с той целью, чтобы показать их взаимозависимость и взаимодополняющее единство.

О государстве сказано, что оно является «общим носителем верховной власти», ему принадлежит «право верховенства… над гражданами и их имуществом в интересах государства»,[12] поскольку последнее реализует в своей деятельности тот публичный интерес, который не может быть реализован обществом без него: заключение мира, объявление войны, заключение договоров, сбор налогов и т.п.

С другой стороны, государство не абсолютно в правлении, оно есть ничто иное как «совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы»,[13] и в этом смысле «власть гражданская господствует в государстве.[14] Очевидно, что критерии гражданского поведения автор распространяет как обязательные и на государевых служащих, и на государственную деятельность. Гражданин и гражданский тип отношений, таким образом, как основа гражданского общества выступают объединительным началом двух противоположностей: государственного, общественного и негосударственного, личностного.

Мы вновь в средневековой Европе наблюдаем наличие некоторых признаков, характерных для древних греков и римлян, и именно эти признаки обеспечивают устойчивое развитие средневековым городам. Наблюдается прямо пропорциональная зависимость уровня развития собственности и уровня роста личных прав и свобод. Причем, в данном случае очевидно, что более демократические общества в большей мере способствуют развитию гражданских прав, включая право собственности. Государство по-прежнему остается включенным в гражданскую сферу, несмотря на специфичность своих функций.

Постижение сущности понятия «гражданское общество» продолжалось в истории далее уже в условиях становления буржуазного строя. Этот период исследователи датируют ХVII–ХVIII веками и называют «естественно-правовым». Его содержание раскрывается в трудах Ф. Бэкона, Дж. Локка, Т. Гоббса, Т. Пейна, Д. Юма, Б. Спинозы, Ж.Ж. Руссо, Ш. Монтескье, И. Фихте и других мыслителей. Общество переходит от естественного состояния, в котором уже самой природой заложены все необходимые для жизни качества, к некому новому политическому состоянию, возникающему в результате общественного договора граждан и государства.

По Джону Локку (1632-1704) это выглядит так: «Когда какое-либо число людей так объединено в одно общество, что каждый из них отказывается от своей исполнительной власти, присущей ему по закону природы, и передает ее обществу, то тогда и только тогда существует политическое или гражданское общество… И это переносит людей из естественного состояния в государство».[15] Как видим, гражданское общество – логическое и органическое следствие естественного состояния людей, в которое новая власть не должна привнести никакого своеволия.

Локк устанавливает жесткие рамки власти государства по отношению к гражданам и тому самому гражданскому обществу, в которое они добровольно объединились, делегировав ему часть своих полномочий. Верховная власть «не может являться абсолютно деспотичной в отношении жизни и достояния народа… она обязана отправлять правосудие и определять права подданного посредством провозглашенных, постоянных законов и известных, уполномоченных на то судей… она не может лишать человека какой-либо части его собственности без его согласия… законодательный орган не может передавать право издавать законы в чьи-либо другие руки».[16] Идеалом Локка была конституционная монархия с разделением власти на законодательную и исполнительную. Верховной считается власть законодательная, которая принадлежит парламенту, решающему вопросы в соответствии с волей большинства. Исполнительная власть передается кабинету министров и королю.

Джон Локк, основываясь на естественном происхождении права собственности, и его закреплении законом, заявляет о праве народа восставать против монарха, который не может обеспечить гражданам сохранность их собственности. Причем, собственность он понимает расширительно: обладание имуществом, жизнью, свободами. Более того, представление о том, что простейший вид нашей собственности – это мы сами, то есть наша личность, наше тело, означает, что собственность по необходимости предполагает свободу. Ибо сказать, что мы «принадлежим себе», то есть являемся своей «собственностью», равносильно утверждению, что мы вольны располагать собой, в чем и состоит смысл свободы.[17]

Теперь уже понятия собственности и свободы связаны онтологически, то есть не существуют друг без друга. Вновь подтверждена онтологическая закономерность гражданского общества, обозначенная еще древними греками.

Если Локк понимал естественное состояние людей как состояние равенства и свободы, то Т. Гоббс (1588-1679) – как «войну всех против всех». И в этом случае государство рассматривалось им как единственная возможность дисциплинировать дикую толпу вечно раздираемых распрями людей. Воля каждого гражданина должна быть подчинена безоговорочно воле общей – воле всего гражданского общества, которую, в свою очередь, выражает государство и государь. Личностные естественные права заменяются законом, а само гражданское общество полностью отождествляется с государством. Однако не поглощается им, потому что государство также берет перед гражданами и гражданским обществом обязательство защищать их внутренние и внешние интересы. Таким образом, можно говорить о взаимодействии государства, гражданского общества и граждан. Гоббс даже называет государство – «гражданским лицом».[18]

Если Локк и Гоббс в значительной степени занимали крайние позиции либерализма и консерватизма, отдавая предпочтение либо воле народа, либо воле государства, то просветители в лице Монтескье, Руссо, Дидро, Вольтера пытались критически осмыслить любую абсолютизацию. Шарль Луи Монтескье (1689-1755) рассматривал гражданское общество как некое «гражданское состояние», в котором должны находиться и граждане, и правительства. Основным носителем правосубъектности выступает народ, который в условиях демократии «в некоторых отношениях является государем, а некоторых иных подданным».[19] На деле это должно было выглядеть так: народ должен сам делать все, что он может делать хорошо, а что не может – избирать на то «от себя правителей, то есть должностных лиц государства».[20]

Гражданское состояние практически реализовывалось в организации обществом самостоятельных форм действия или так называемых промежуточных тел («властей»), которые защищали личность от деспотии государства. Ж.-Ж. Руссо (1712-1778) призывал «найти такую форму ассоциации, которая защищала бы и охраняла совокупной общей силой личность и имущество каждого участника и в которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы однако, только самому себе и оставался бы таким же свободным, каким он был раньше».[21]

По сути дела впервые речь заходит о необходимости гражданам объединяться в гражданские союзы самостоятельно, без организующей роли государства, и через эти союзы взаимодействовать с ним.

Однако философы по-прежнему не спешат разводить понятия «государственный» и «гражданский», поскольку реализация тех и других функций осуществляется людьми, свойства которых в любом случае должны быть добродетельными. Иначе о каком устойчивом развитии сообщества можно вести речь? Автор первого специального исследования «Опыт истории гражданского общества» Адам Фергюсон в 1767 году писал: «Внутренний распад наций всегда происходит не иначе как в силу порочности ее членов. Порой мы охотно признаем этот грех за своими соплеменниками; но кто и когда был готов признать его за самим собой?.. Люди способные, обладающие истинной силой духа и ценящие свое достоинство, не теряются в любой ситуации; они способны всюду проявлять себя надлежащим образом; они – истинные орудия проведения, направленного на благо людей; или, говоря иначе, везде, где они есть, государству уготована жизнь и процветание».[22]

Фергюсон весьма оригинально совмещает понятия государственного и гражданского управления, употребляя термин «гражданская администрация».[23] Тем самым он соединяет в нечто целостное управленческую функцию и добродетельное качество. Аналогично можно предположить и правомерность термина «гражданский бизнес».

В этот период времени активно идет формирование рыночных отношений, наблюдается рост торговли, развивается наука и культура. Растет и образовательный уровень людей. Наличие возможности производить печатную продукцию, возникновение почты – все это способствует возникновению периодических печатных изданий. Печатные газеты появляются в начале XVII века в Германии, Англии и Франции. Сначала они содержали экономические новости, а чуть позже, во Франции, стали использоваться и для политического влияния, появилась политическая пресса. Информационный обмен расширяется, его роль в общественных процессах возрастает. Революционные движения в Англии и Франции, активно использующие печатное слово, свидетельствуют о наличии в обществе определенной свободы информационных потоков.

Однако естественно-правовой период развития идеи гражданского общества часто называют теоретическим или этико-правовым идеализмом. Это связано с тем, что провозглашаемые идеи противоречили наблюдаемой действительности, и это не могли не замечать их авторы. Государство явно переставало совпадать с понятием общество. Именно это противоречие и побуждало философов к поиску наиболее органичного социального устройства, в котором успешно реализовывались бы цели всех вместе и каждого в отдельности.

Роль морально-этических и правовых регулятивов, личная активность граждан, наличие гражданских и политических свобод, демократическое если не правление, то влияние на правление и защита института собственности как основные признаки гражданского общества, обозначенные древними греками и римлянами, по-прежнему сохраняются в теории вопроса. Новой можно считать идею создания гражданских союзов для эффективного взаимодействия граждан с государством. Главным качественным признаком гражданского общества все четче становится присутствие в общественной системе фигуры гражданина как ее основного элемента и можно сказать - ее онтологической категории.

На смену идеалистам в конце ХVIII – начале ХIХ вв. приходят рационалисты в лице А. Смита, Ф. Гизо, Ф. Минье, О. Тьерри, В. Гумбольда, И. Канта, Г. Гегеля, К. Маркса, Ф. Энгельса и др. Они переводят теоретические дискуссии о сущности гражданского общества в разговор о существующей социальной реальности, в которой нельзя не заметить, что реальное содержание понятий «государство» и «общество» не совпадают. Г. Гегель (1770-1831) впервые сформулировал тезис об их различии. Некоторые исследователи считают, что он не просто разграничил понятия, а противопоставил государство и гражданское общество друг другу. Мы не склонны делать столь категоричных выводов.

В своей работе «Философия права» он рассматривал гражданское общество как особый этап всемирной истории. А под этой историей он понимал развитие абсолютного нравственного духа, реализующегося на трех ступенях развития общества: семья, гражданское общество и государство. «Государство есть всеобщее первое, внутри которого семья развивается в гражданское общество, а сама идея государства распадается на эти два момента»,[24] - писал Гегель.

На уровне гражданского общества личность реализует свои частные интересы, но при этом сочетает их с общими. В этом и проявляется диалектическая взаимосвязь единичного и общего (такое единство мы наблюдали у древних греков и римлян). Делается это в трудовом процессе, который протекает в различных корпорациях, представляющих собой объединения по интересу, делу или умению. Это структуры негосударственного характера: «Корпорации имеют право под надзором публичной власти заботиться о своих собственных, не выходящих за ее пределы интересах, принимать членов в определенной всеобщей связью коллектив, руководствуясь при этом объективным свойством их умения и честности, имеет право для пользы входящих в нее членов принимать меры против могущих возникнуть особых случайностей, заботиться о совершенствовании их годности быть ее членами и вообще иметь право заступаться за них, занять по отношению к ним то положение второй семьи, которое всеобщее гражданское общество, более отдаленное от индивидов и их особенных нужд, может занять лишь менее определенным образом».[25]

Гегель также включает в структуры гражданского общества правосудие, которое гарантирует свободу и защиту собственности, а за соблюдением права следит такая структура как полиция.

Поскольку гражданское общество мыслится как промежуточная стадия на пути восхождения к абсолютному нравственному духу, то оно еще далеко не совершенно. Гегель называет его «государством нужды и порядка». Истинное же государство – это «государство разума».

Таким образом, гражданское общество рассматривается философом двояко. И как целостное социальное образование с определенным уровнем развития (в этом случае, продолжая традиции Локка, оно отождествляется с государством). И как особая сфера со специфической структурой входящих в нее институтов, независимых от государства, но не противопоставленных ему. Последняя трактовка получит дальнейшее развитие в истории постижения сущности понятия «гражданское общество».

К. Маркс (1818-1883) выступил с «Критикой гелевской «Философии права». Он, прежде всего, разделяет экономическую и политическую жизнь человека, и гражданское общество как область самостоятельного действия относит лишь к жизни экономической. Однако активность граждан в экономической сфере непременно ведет к образованию частной собственности. А, выступая против частной собственности как источника эксплуатации, Маркс считает пережитком и самое гражданское общество с его гегелевскими корпорациями. «Гражданское общество и государство оторваны друг от друга. Следовательно, и гражданин государства оторван от гражданина как члена гражданского общества. Человеку, таким образом, приходится подвергнуть самого себя существенному раздвоению…», писал он.[26]

Однако нельзя сказать, что Маркс отрицал необходимость активности граждан как таковой, особенно в политической сфере. Он писал: «Что же касается теперешних кооперативных товариществ, то они ценны лишь постольку, поскольку они созданы самостоятельно самими рабочими и не пользуются покровительством ни правительства, ни буржуазии»[27]. И далее: «свобода состоит в том, чтобы превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган этому обществу всецело подчиненный, да и в наше время большая или меньшая свобода государственных форм определяется тем, в какой мере они ограничивают «свободу государства»[28]. Маркс подчеркивал, что «государство нуждается в очень суровом воспитании со стороны народа»[29].

Рационалистический этап постижения сути гражданского общества завершился работами А. де Токвиля, анализировавшего американскую демократию, сильно не похожую на западноевропейскую. Она по сути дела стала реальным воплощением хорошо разработанной к тому времени теории общественного договора.

Американцы настолько же законопослушны, насколько и свободолюбивы. Американец «повинуется обществу не потому, что он ниже тех, кто им управляет, или менее чем другой человек способен управлять собой. Он потому повинуется обществу, что признает полезным союз с подобными себе и знает, что этот союз не может существовать без власти, поддерживающей порядок. Таким образом, во всем, что касается взаимных отношений граждан, он становится в положение подданного. Во всем, что касается его самого, он остается господином…».[30]

Главным элементом гражданского общества являются общины, в жизнь которых не вмешивается государство. Именно поэтому они сильны и являются опорой и основой общегосударственного процветания. Хотя на практике Токвиль отмечает как раз обратную тенденцию и называет вездесущую власть главным врагом гражданского общества. Она «решительно не терпит, чтобы граждане каким бы то ни было образом вмешивались в обсуждение своих собственных дел; конкуренции она готова предпочесть полную скудость и застой общественной жизни».[31]

Общинная практика жизни порождает другие гражданские формы бытия, охватывающие почти все сферы социальной деятельности. Они становятся полифункциональными: продуцируют, реализуют и защищают нравственные ценности, а вместе с ними и гражданские и политические свободы, становятся школой самостоятельности, ответственного поведения, школой коллективного действия, школой демократии. Политические организации исполняют роль посредников в диалоге между государством и гражданским обществом. Токвиль впервые обратил внимание на ту значительную роль, которую играет независимая пресса в формировании граждан, гражданских отношений и широкого поля гражданского общества.

Этот период времени известен также как период бурного развития и европейской журналистики. Теперь своими изданиями стремились обзавестись все: политики, правительство, общественные структуры. Журналистика получила распространение в различных социальных средах и стала ориентироваться на разноплановые интересы. Появилась массовая (для широкой аудитории из низших слоев общества) и качественная (для узкого круга образованных людей) пресса. Все это способствовало расширению информационного обмена в обществе.

Итак, к началу XX века постепенно прочно укореняются представления о гражданском обществе с прежним набором его сущностных признаков, которое выступает связующим звеном между личностью и государством. Однако такое его понимание не означает, что гражданские отношения, основанные на этических и правовых нормах, не распространяются на государство и его структуры.

В начале века особенно сильно наблюдается дифференциация общественных наук, и социология выделяется из социальной философии. Изменения в мире, которые происходят под влиянием индустриальной модернизации, оказывают влияния и на развитие идеи гражданского общества. Социологический анализ общества представлен концепцией формальной рациональности М. Вебера, теорией механической и органической модернизации Э. Дюркгейма, типологией «община-общество» Ф. Тенниса и формальной теорией общества Г. Зиммеля. И, несмотря на то, что в данных теориях не встречается термина «гражданское общество», их следует рассматривать в литературе этой проблематики, поскольку они дают весьма определенные характеристики современных им общественных устройств и позволяют делать выводы о новых проблемах формирования гражданского общества.

Гражданское общество вынуждено вырабатывать новые организационные формы социального протеста против засилья рыночной психологии и экономического диктата. Из общества производителей оно все больше превращается в общество потребителей с соответствующей этому процессу сменой парадигмы гражданских ценностей.

И естественным следствием этого процесса является то, что к 70-80-ым годам ХХ века происходит отказ от сугубо рационалистической концепции гражданского общества. Ю. Хабермас и другие представители Франкфуртской школы, а также сторонники экзистенциально-феноменологической традиции в социальной философии и социологии все чаще стали рассматривать гражданское общество в контексте взаимодействия личности и официальных структур государства. В этой связи они затрагивают проблему отчуждения человека, колонизации жизненного пространства людей со стороны государства и других институтов. В проблематике гражданской темы возникает, кроме старой дихотомии «государство - гражданское общество», новая дилемма: «системный мир – жизненный мир», «гражданское общество – личность».

Крушение социалистической системы хозяйствования к концу ХХ века практически по всему миру приводит к бурному развитию рынка и рыночных отношений. Этот процесс оказался весьма болезненным для большей части населения стран социалистического лагеря. Но вместе с тем наличие разнообразных форм собственности, развитие предпринимательской активности - безусловно, позитивное явление, способствующее интенсивному и более эффективному экономическому развитию.

Изменение экономической основы организации жизни общества не могли не сопровождаться появлением политических свобод, ибо, как мы уже отмечали, понятия собственность и свобода органически связаны между собой и порождают друг друга. Рынок неизбежно порождает демократию, которая, в свою очередь, способствует развитию рынка.

Информационное пространство к концу ХХ века также изменяется: оно теряет свои границы и начинает формироваться как международное. Свобода информационного обмена благодаря Интернету становится практически безграничной, что является важнейшим условием для формирования основ гражданского общества. Правда, сам Интернет еще не имеет такого массового пользователя как традиционные печатные и электронные СМИ (радио и телевидение). Отметим вместе с тем, что социальные последствия внедрения информационно-коммуникативных технологий амбивалентны.

Как видим, к началу XXI века все признаки гражданского общества вновь совокупно проявились в действительности. Правда, степень их развитости в различных государствах сильно разнится. Причем, очевидно, что в странах высокого уровня развития названные признаки выражены наиболее ярко, что вновь позволяет сделать вывод о прямо пропорциональной зависимости между развитием сущно