Наступление на Сталинград

В конце июля 6-я армия достигла главными силами большой излучины Дона в районе между Калачем и Клетской. Несколько дивизий она вынуждена была оставить у Дона для прикрытия своего левого фланга, так как армии союзников еще не подтянулись. Подвижные соединения 4-й танковой армии повернули на юг.

Теперь 6-я армия вместе с оставшимися дивизиями 4-й танковой армии на узком фронте подошла к позициям русских, которые уже прекратили отход. Дальнейшее развертывание наступления было затруднено, так как левое крыло, которое по первоначальному плану должно было продвигаться через Воронеж на Саратов, застряло у Дона. Ударная сила немецких войск была недостаточной для того, чтобы наступать к Волге широким фронтом по обоим берегам Дона. Левый фланг 6-й армии на Дону был стеснен и находился под постоянной угрозой. И все же имелось простое средство расширить фронт наступления если не а север, то хотя бы на юг. 23 июля немецкие войска, наступавшие на Кавказ, достигли левым крылом Дона в районе Цимлянской. Эти соединения после переправы через реку еще могли бы повернуть на восток и смять русскую борону в районе между Доном и Волгой.

Не вызывает почти никакого сомнения, что Сталинград в начале августа можно было взять внезапным ударом с юга. Но находившиеся поблизости дивизии, которые могли бы это сделать, должны были продолжать свой путь на Кавказ. Силы же, повернувшие на Котельниково, были слишком слабыми.

Таким образом, 6-я армия и ослабленная 4-я танковая армия должны были вести фронтальное наступление против непрерывно усиливавшейся обороны противника на Дону. 21 августа удалось захватить плацдарм в районе северо-восточнее Калача, с которого немецкие войска узким клином продвинулись к Сталинграду. 25 августа была достигнута западная окраина города.

Постепенно высвобождались другие дивизии 6-й армии, обеспечивавшие раньше фланг на Дону. В течение августа 8-я итальянская армия в составе шести пехотных и одной кавалерийской дивизии подошла к Дону и сменила немецкие войска на фронте между западным флангом 6-й армии и Новой Калитвой. Итальянцы примыкали ко 2-й венгерской армии, располагавшейся выше по течению Дона до 2-й немецкой полевой армии. Вскоре русские стали оказывать сильное давление на итальянские и венгерские войска. Кое-где им даже удалось вклиниться на значительную глубину в румыно-венгерскую оборону, и хотя эти вклинения были локализованы большей частью с помощью немецких резервов, они показали, каким непрочным был удерживаемый союзными войсками фронт.

Сталинград, несмотря на неблагоприятную тактическую обстановку, которая требовала фронтального наступления, был окружен 6-й армией с запада и севера благодаря неутомимому упорству наступавших войск и интенсивной поддержке авиации. Перед этим 6-я армия в тяжелых боях сумела настолько расширить на север клин, который она в конце августа продвинула через Дон, что ее левый фланг стал свободным. Позиция, примыкавшая в районе Дубовки к Волге, а в районе Качалинской к Дону, сделала невозможной всякую помощь городу с севера, но подвергалась постоянным атакам русских и поэтому требовала большого расхода сил. Так как одновременно 4-я танковая армия вместе с румынскими частями продвигалась на Сталинград с юго-запада, то и на юге удалось близко подойти к городу, растянувшемуся на 40 км вдоль левого берега Волги.

Затем в начале октября началась не поддающаяся никакому описанию битва за город. Она продолжалась два месяца. Сталинград постепенно превращался в груду развалин, и в этом море руин немецкие пехотинцы и саперы, поддерживаемые танками, самоходными установками, огнеметами, артиллерией и пикирующими бомбардировщиками, с гранатами и ножами в руках прокладывали себе путь от дома к дому, от подвала к подвалу и от развалины к развалине. Огромные военные заводы превратились в крепости. Но чем больше становилось развалин, тем больше укрытий находили обороняющиеся. Всякий раз, когда немецкие пикирующие бомбардировщики или артиллерия разрушали два наведенных понтонных моста через Волгу, упорным русским, трудившимся с усердием муравьев, удавалось их восстанавливать. На восточном берегу они расположили очень сильную артиллерию, которая облегчила довольно тяжелое положение защитников города. Неоднократные приказы Сталина и Тимошенко побуждали обороняющихся к фанатическому сопротивлению.

Эта битва стала действительно символом борьбы двух враждебных миров. Немецкие войска напрягали свои последние силы, считая, что для достижения решающего исхода войны они должны любой ценой выполнить поставленную перед ними задачу. Фанатическое стремление Гитлера во что бы то ни стало захватить у своего противника в Москве этот город, носивший его имя, брала верх над всякими трезвыми соображениями о том, стоило ли вообще вести такую битву ради преимуществ, которые мог принести в военном или политическом отношении захват этого города. В это время у Гитлера, конечно, были глубокие сомнения относительно правильности своих стратегических планов. Поэтому он все сильнее старался убедить себя и других в удачном и планомерном ходе операций за два года войны, а также в будущих успехах. Его выступление 30 сентября в Спортпаласте по случаю начала кампании зимней помощи армии содержало очень опасные мысли, сулившие большие бедствия немецкому народу.

При всех обстоятельствах удерживать то, что следовало удерживать, атаковать обязательно там, где атака необходима при всех обстоятельствах, – вот, по его словам, очень простой план действий на этот год. Уже удалось захватить у противника последние большие хлебородные области, остатки коксующегося угля и приблизиться к его нефтяным районам, по крайней мере отрезать их от остальной части России. Утверждение Гитлера, что остается взять Сталинград, чтобы перерезать последнюю и крупнейшую транспортную артерию противника – Волгу, было неубедительным – ведь немецкие войска стояли уже у самой Волги. А его заверение в том, что нас никто не сдвинет с этого места, было вообще непростительным легкомыслием, которым демагог связал руки государственному деятелю и полководцу и которое неизбежно должно было привести к тяжелейшему конфликту, если бы произошло обратное. Действительно, Гитлер в своем экстазе пришел к дилемме и нашел бессмысленный и гибельный выход в удержании любой ценой захваченных позиций.

В середине октября было предпринято крупное наступление с целью захватить город. Так как, по мнению Гитлера, для этого было достаточно одной гигантской ударной группы, то для усиления наступающих войск было переброшено по воздуху из Германии и из резервов, стоявших позади союзных войск для поддержки и обеспечения фронта на Дону, пять саперных батальонов. Начавшийся 17 октября штурм города действительно принес значительные успехи. В северной части наступавшие прорвались к Волге. Уже на другой день после начала наступления Москва сообщила о том, что положение в Сталинграде значительно ухудшилось. Натиск немцев, которые после интенсивных воздушных налетов и выхода к Волге почти парализовали сообщение через реку, продолжался около двух месяцев. Брошенные в бой свежие силы противника были уничтожены. В руках русских оставалась лишь незначительная часть города. Но и немецкие войска тоже были ослаблены: они понесли тяжелые потери, численность некоторых частей и подразделений снизилась до четверти штатной численности. Далеко не достаточные пополнения не отвечали суровым боевым требованиям. А какую пользу могло принести теперь овладение городом, если его захват в рамках общей обстановки потерял интерес, а его удержание стало опасным?

Это все больше беспокоило генеральный штаб германских сухопутных сил, возглавляемый еще Гальдером, и командование группы армий «Б», ответственное за положение на этом участке фронта. Их беспокойство возрастало по мере того, как становилось ясным, что эта крупная операция развивается неблагоприятно и уничтожить войска противника не удается. Какое значение имел бы захват всех нефтяных районов Кавказа и Волги, которую стремились представить как важнейшую коммуникацию русских, – хотя к тому времени они уже создали восточнее Волги другие коммуникации, о которых тогда еще ничего не было известно, – если бы все эти завоевания не удалось отстоять? В этом отношении оценка возможностей противника, произведенная в германском генеральном штабе со всей тщательностью и, как вскоре выяснилось, вполне правильная, внушала серьезные опасения. На эти соображения и наблюдения и опирался генерал-полковник Гальдер в своих докладах. Наконец, со своими постоянными сомнениями и предостережениями он стал для Гитлера таким же невыносимым, каким был десять месяцев тому назад главнокомандующий сухопутными силами, и 24 сентября Гитлер сместил его с поста начальника генерального штаба.

Его преемник генерал Цейтцлер был значительно моложе; кроме того, он пользовался репутацией исключительно волевого человека. Если Гальдер по своему возрасту и продолжительности службы принадлежал еще к верхушке старейших генералов и, естественно, имел больший авторитет, чем командующие группами армий, то у Цейтцлера не было этих предпосылок, облегчающих выполнение его служебных обязанностей. Цейтцлер должен был сначала завоевать авторитет своей деятельностью, что ему вскоре и удалось. Надо сказать, что Гитлер совершенно не был заинтересован в самостоятельном руководителе генерального штаба. Он хотел иметь на этом посту такого человека, которому бы он мог доверять и который бы всегда полностью соглашался сего мыслями. Но Цейтцлер не хотел снизойти до роли простого исполнителя, а с присущим ему темпераментом резко и решительно отстаивал свои взгляды и поэтому вскоре вступил в тяжелую борьбу с Гитлером. Он занял свой пост в надежде, что, пользуясь доверием Гитлера, он сможет скорее оказать на него влияние, чем его впавший в немилость предшественник. Но и ему не удалось избежать конфликта между солдатом, который, будучи приучен трезво оценивать обстановку, должен был призывать и предостерегать, и «фюрером», который не мог простить, когда генералы не верили в его непогрешимый гений. Если генералы, занимавшие руководящие посты, при серьезных разногласиях по оперативным или стратегическим вопросам указывали на ответственность перед историей и перед немецким народом с целью своим возражением отвратить тяжелое несчастье, Гитлер такой довод не признавал. Всю ответственность он брал только на себя одного. Если Цейтцлер не хотел пасть жертвой бесконечных конфликтов со своей совестью, он должен был, несмотря на все вытекающие лично для него из такого шага последствия, сложить с себя полномочия. Это и произошло летом 1944 года.