Роберт Гвискар и его политика

(Вильгельм из Апулии, «Деяния Роберта Гвискара», III-V)

 

Роберт Отвиль по прозвищу Гвискар (1016 – 17 июля 1085 гг.) – четвертый граф (с 1057 г.) и первый герцог Апулии (1059-1085 гг.) из дома Отвилей. Окончательно изгнал из Италии византийцев и, тем самым, завершил завоевание норманнами Южной Италии. В 1061 г. совместно с младшим братом Рожером I начал завоевание Сицилии. В конце жизни предпринял попытку нанести поражение Византии. Был прозван Гвискаром, что переводится со старофранцузского как «Хитрец».

Вильгельм Апулийский – средневековый хронист норманнов. Создал между 1096 и 1099 гг. труд «Деяния Роберта Гвискара», в котором прославлял деяния Роберта Гвискара.

 

Книга III

Римской империей (т.е. Византией) правил тогда Михаил¹ с братом совместно своим Константином. Было губительно грекам правление их, ибо они пренебрегали делами войны, предпочитая жить праздно. В плену оказались они у обманчивых чар потворства их слабостям, и ленность постыдная их покрыла позором…

И не осталась бы эта земля до наших дней под властью империи, если б не галлов род мощный, склонный к войне больше прочих народов, который, Богом ведомый, врага победил и вновь даровал ей (земле той) свободу. Духом, внушенным им Богом, стремились они дороги открыть к Гробнице Святой², прежде столь долгое время закрытые. Несчастные, чьим наставлением муж сей великий был зрения лишен, схвачены были, изгнаны прочь со двора (царского) и подверглись возмездию, что заслужили вполне. Было приказано всех, кто прежде невинных казнил, за преступления эти самих подвергнуть мучениям многим.

Вестник отправлен из Бари был в Константинополь, просил императора он помочь горожанам несчастным. И по приказу того, снарядили пиратов суда для доставки зерна [а также] оружия, коим флот мог защититься в пути своём в город тот (Бари). (Чтобы избавить матросов от страха, а город от нужд). Велел император возглавить сей флот Жоселину/Иосцелину. Бежал из Италии он из страха пред герцогом, который его ненавидел за то, что устроил он заговор против него. Вскоре пришёл Жоселин/Иосцелин с судами военными, чтобы ободрить трепещущих граждан. Близко уж был он от города, войти в него ночью спокойно имел он надежду, но Роберта флот нежданно набрел на данайцев/греков суда, шедшие чтобы усилить врагов его. Герцога корабли (naves) в сражение ночное вступили охотно, предполагая, что время такое для них благоприятнее, чем для врагов, ибо известны им местные воды, их же противникам – нет. После немалых усилий Жоселина/Иосцелина корабль был поражен и захвачен, а сам он как пленник доставлен был к герцогу. Также еще одно судно данайцев/греков потоплено было, (а) прочим уйти удалось.

Норманнов народ до поры той не ведал сраженья морского. Но этот победный исход весьма увеличил уверенность их предводителя, ибо он знал, что не сумели жителям города помощь данайцы/греки доставить в достаточной мере, чтобы осаде препятствовать. И в то же время он рад был весьма новизне той победы на море, надеясь, что он и норманны в следствие этого смогут в дальнейшем вступать в сраженья морские с большей надеждою в них преуспеть. Жоселин/Иосцелин вёл жизнь несчастную, заперт в тюрьме (carcere) жил он долго; прошёл он чрез многие муки, и эти страданья его продолжались до самой кончины.

Город в осаде уже третий год пребывал³. И вот наконец, изнуренный бедами многими, голодом прежде всего, сломлен он был. Главой горожан в это время был Аргирицос. Когда убедил его герцог, что город должен быть сдан, тот не столкнулся с великим трудом, других горожан убеждая, ведь главные люди имели влиянье на мнение тех, кто был их меньше, чтобы склонить поступать их так, как им было угодно. Роберт явил доброту и расположение гражданам, и поскольку всегда был заботлив он к тем, кого взял в подчинение себе, им подчинённые также любили его. Герцог вернул горожанам большую часть из того, что изъял у них хитростью или же силой: угодья, поместья, хозяйства. Он возместил также то, что утрачено было, и подать не наложил никакую на граждан, и не позволил другим возлагать на них бремя такое. Мир и свободу принес он тем, кто привык уже дань платить местным норманнам. Также Стефана седой головы пожалел он, не захотел обращаться он с ним как с врагом; и, предпочтя позабыть, как пытался убить тот его, был к нему ревностно добр. На удивление множеству греков/аргивян, его (т.е. Стефана), плененного было при взятии Бари, герцог оставил на воле без наказанья, хотя под надзором. Несколько дней проведя в Бари завоеватель велел барийцам готовить оружие и припасы, и следовать с ним, куда бы ни шел он. Повёл же он их вместе с войском своим к городу Реджо).

Слух появился, что в Адриатики волнах, неподалёку от берега, рыба явилась огромная, телом ужасная и необычная видом, невиданным прежде народом Италии, будто бы ветер весенний понудил приплыть её в тёплые воды. Герцог же, ловкий умом, используя всякие меры, добился поимки её. Когда заплыла рыба в сеть, из канатов сплетенную, грузы железные, что были к сети прикреплены, к дну увлекли ее. И наконец-то, изранено будучи сверху из множества мест (видимо, с судов/лодок) моряками, чудище на берег было извлечено, для обозренья народу. После того, разрубили её на многие части, как герцог велел, и долго потом еще он и люди его кормились ей, также как люди в Калабрии жившие. Даже из мест самых дальних Апулии жители долю свою получили. Спинной же хребет, когда рассекли его, мерою был четыре ладони в обхвате.

Пробыв здесь недолго, /герцог/ Роберт направился к городу Реджо. За время что был он там, мост был построен, и вот целая область теперь называется Мост Гвискара. Барийцы исполнили все предписания его по укреплению стен города Реджо? Actu Barenses huius praecepta secuti, Quaeque paranda parat Reginae moenibus urbis. Собрав воедино припасы, войска и суда, герцог с сопровожденьем немалым в Сицилию прибыл, море преодолев. Море же это, пусть оно и не широкое, трудно его переплыть. Сцилла с Харибдой являют в нем две различных напасти: одна обращает лодки вверх дном, другая о скалы их бьет.

В Сицилии герцогу дух подняла помощь, что оказал ему брат его Рожер, уже покоривший немалую часть той страны. Рожер был младше его, но (при этом) не менее храбр. Из прочих братьев его, как ни были прекрасны они, никто не вступил в ту войну благородную, чтоб возвеличить Веру Святую, в которой живём мы. Долго сражался он (Рожер) с сицилийцами, врагами Божьего Имени, большую часть своей юности он посвятил тем трудам, пока наконец, подчинившись, народ сицилийский ему отдохнуть не позволил.

Уверенный в помощи брата, и в многочисленном войске, что взял он с собой, герцог надеяться мог осадить и взять город Палермо, бывший, как слышал он, из городов сицилийских наизнатнейшим. И окружённый множеством воинов Роберта, город наполнился страхом. Жители стены и башни свои укрепляли, приготовляли оружие и людей, ворота закрыли они уязвимые и разместили для охранения стражников по всему городу. Герцог велел своим рыцарям в вооружении полном к воротам приблизиться, с тем чтоб маневром таким могли они вызвать врага (на сражение). Он в хитроумии своем был намерен проделать всё, что имел в своих силах, чтобы чинить горожанам ущерб и затрудненья. Не устояв перед тем, сицилийцы ворота покинули и оказались снаружи, храбро сражались они, но не сумели противиться долго свирепым норманнам. Народ агарян (т.е. арабы) держался какое-то время, но одолеть не сумел ведомых Христом. И побежали они, мужами гонимые нашими, многих из них те убили мечами и пиками. Дротики, стрелы повсюду летели со стен высоты, [также] пытались они повредить нашим людям камнями и ядрами. Загнав их опять в укрепления города, наши войска возвратились с веселием в стан.

Палермцы тогда обратились за помощью к африканцам/жителям Африки, и, соединившись силами с ними, дали на море сраженье такое, какого они предпринять на суше не смели. Они полагали, что эта стихия им подойдёт куда лучше для действий военных. Согласно всем правилам боя морского суда свои выстроив, покрыв парусиною красной их для защиты, чтоб отражать ей удары камней или копий, смело на битву поплыли они, готовые действовать как подобает мужам, пренебрегая жизнью и смертью. Герцог велел норманнам, калабрийцам, барийцам и грекам, которых [недавно] он покорил, укрепиться Телом Христовым, а после того как сие они получили, и Кровью, чтоб в битву вступить. Пищей такой защитившись, верных войска вышли сражаться, суда свои оснастив всем для успеха потребным. Неверные целое море наполнили звуками труб своих, горнов и криков. Христиане напротив, искали поддержки лишь у Правителя Вечного, Плотию чьей они были напитаны/вскормлены. Не испугал их ничуть этот шум и врагам они сопротивлялись жестоко, смело разя их ударами. Первое время суда африканцев и сицилийцев упорно сражались, однако в конце концов, с помощью Божьей, были принуждены к отступлению. Когда же они попытались уйти, одни из них были захвачены, другие потоплены, большая часть же едва избежала той участи, быстро работая вёслами. По возвращении в порт они сразу же подняли цепи, что запирали обычно входы в каналы. Но христиане сквозь эти цепи прорвались, и часть их судов захватили, а больше того подожгли.

Эта победа вселила уверенность в герцога. Ныне внимание все посвятил он тому, чтобы пробить проход в город, используя всякие меры ко взятию последнего. Вооружил он пехоту пращами и луками, коннице латной велел идти вслед за собой. Пехота к стене подошла и валы обстреляла камнями и стрелами. Неверные вышли из города с нею сразиться, и пехотинцы не устояв, побежали. Герцог увидев, что уступили они и по равнине рассеялись, подал войскам своим знак к нападенью внезапному, голосом их побуждая и жестами, как подобает (не)истовому полководцу. И сицилийцы, после сраженья того помедлив немного, герцога видя, в ужасе бросились прочь. Герцог урон им нанёс, и призывая воинов в спины неверных разить, не прекращал он врагов убивать пока не достиг ворот города. Каких только ран люди герцога не наносили врагам, ранили их и мечами, и пиками, многих они поразили стрельбой из пращей, больше всего же вреда причинили им стрелы. Через убитых тела, пытался войти он в ворота с бегущими сицилийцами, и взять этот город, и этим закончить свой труд. Но город был столь устрашен нападением врага, что горожане закрыли и заперли двери, оставив снаружи людей своих многих, и все они были убиты.

Видя, что конница духом упала в ходе сражения долгого, Роберт людей попросил быть упорными в том, что было начато. «Воины, мужество ваше восстало к решению многих задач, однако оно, – говорил он, – не только хвалу заслужить может вам, но и хулу. Город сей – враг Божий и, почитания Бога не ведая, правят им демоны. Сил своих прежних лишённый, ныне трепещет он (т.е. город – Палермо), ибо надломлен. Если узрит он, что вы продолжаете действовать храбро, то не осмелиться он вам противиться дальше. Если же вы прекратите усилия ваши, то завтра, силы свои обновив, он воспротивится вам с большею яростью. Так поспешите, покуда у вас есть такая возможность! Город взять трудно, но, Христа милостью, будет открыт он. Христос работу тяжёлую делает легкой. Доверьтесь его руководству, положим конец сему спору, и все поспешим на штурм города!».

Речью такою ободрил людей своих Роберт. И устремились они взбираться на стены по лестницам, дав обещанье исполнить желание герцога. Сходным путем колесничий хороший, когда понимает, что быстрые кони его могут не выдержать скачки, щадит их, дает передышку. После же, как отдохнут они и восстановят дыханье, он возвращает на круг их и гонит как прежде, путь весь пока не закончат. Так, руководством вожатого мудрого, тот кто казался разбитым, того обгоняет, кто уже свыкся с победой.

Видя сколь тяжко приходится людям его под стенами, сам приложил он усилия к этой работе, лестницы им поднося. После велел подниматься он людям своим. И ринулись вверх они разом, и против них люди Палермо заполнили стены, распределившись вдоль вала. Оба народа в старании были равны, но цели их были различны: взять нужно было город одним, другим – защитить его. Та сторона билась ради себя, ради жён и детей своих; эта стремилась взять город для удовольствия герцога. Хотя обе стороны бились с немалым упорством, удача была добра к герцогу, а к городу – немилосердна, ибо внезапно несколько рыцарей, взобравшись по лестницам, достигли вершины стены. Защитники сицилийские повернулись и бросились в бегство. Был взят новый город, и укрылись они в городе старом.

Видя, что силы у них истощились и потеряв все надежды свои на спасенье, просили у герцога агаряне явить к горькой участи их сострадание и отказаться от мести. Герцогу сдались они без условий, с просьбой единственной жизни им их сохранить. Сдача такая (а также мольбы их) им обеспечили милость и расположение герцога. Он обещал им их жизни и милость свою. Никто исключеньем не стал в том, и, слово свое соблюдая, хотя они были язычники, он позаботился, чтобы никто из них не пострадал. [Однако же] Богу во славу разрушил он даже следы нечестивого/беззаконного храма, и там где стояла прежде мечеть он церковь построил Матери-Девы (т.е. св.Богородицы), и то, что пристанищем было для Мухаммеда и демона, то сделал он домом Бога, вратами на Небо для праведных. Замки возвел он со стенами крепкими, в них его войско могло пребывать в безопасности от сицилийцев, замки же эти снабдил он колодцами и припасами щедрыми.

Выстроив крепости и взяв заложников несколько, Роберт победно вернулся в град Реджо, в Палермо оставив рыцаря именем тем же (т.е. Роберт), который был дан сицилийцам как их амират [т.е. эмир]. Грекам, захваченным им при взятии Бари, позволил свободно уйти он со Стефаном Патераносом. Так столь любезно герцог без наказанья врагам удалиться позволил, поскольку [превыше того] почитал обрести в них сторонников верных. Сопровождаем барийцами, калабрийцами, заложниками из Палермо и рыцарями своими, направился герцог к стеной защищенному городу Мельфи. Был для Апулии всей этот город столицей. Вместе сошлись в нем все графы и главные люди со всей этой местности; каждый хотел вновь увидеться с принцем своим. Только вот Петр, Петра того самого сын, о ком я рассказывал прежде, придти отказался. Когда умер Гофри, брат его старший, он получил все права на наследство отца и племянников, вплоть до поры, когда Ричард, сын брата его, достигнет лет полных. Герцог к Петру доверия не имел: тот отказался прежде помощь направить ему на Сицилию. В прочем, Петра опасенья уняв, к себе он призвал его. И сказал ему герцог, что дан был Таранто ему его братом, и ныне он (герцог) требует дар этот брата вернуть. Петр отдать ему то, что отец его силой оружья добыл, отказался. Это и стало причиной ссоры той крепкой, что разразилась меж ними. Следуя в Андрию, Петр готовиться всячески начал к войне: он приказал подготовить оружие новое, войско набрал и искал себе помощь повсюду, стремился владенья свои сохранить он все в целости.

Герцог тем временем Трани решил осадить, город с прославленным именем, полный богатства, оружия и с населеньем немалым. Петр привёл к тому городу с дюжину рыцарей лучших, чтоб побудить горожан сохранить ему верность, а также присутствием личным, их успокоить. Когда обращался он к ним с продолжительной речью, Роберт и войско его появились внезапно, и по равнине рассеялись. Жители города были в осаде 50 дней, и Петр был вместе с ними заперт в стенах городских. Графа просили они согласиться сдать город, поскольку они не могли уже больше мириться с ущербом, который был им причиняем. Сперва он всерьёз оскорбился и отказался. Но все же они наконец одолели его, и слёзно просил он, чтобы ему и его спутникам было позволено город покинуть свободно; на этом условии он согласился, что город будет сдан герцогу. Вышел из города он (Петр), не дав на себя взглянуть герцогу, и не пожелав того видеть – столь ненавистен ему был самый герцога лик.

После капитуляции славного города Трани, жители Джовинаццо и Бисчелье также предались (ему). Был Бисчелье у Петра во владении, а Джовинаццо (Iuvenacus) – у Амика, отец того дядей Петру был. Герцог его ненавидел за то, что тот брату оказывал помощь, и потому что пытался уйти он в Далмацию без его (герцога) дозволения. По получении этих вестей, тем озабочен, как бы добиться сдачи Петра, герцог Корато блокировал и осадил. Петр узнал, что сей замок был окружён осадными замками и, не решившись дать бой там, бежал невредимо к Андрии стенам. Однако за время, что он отсутствовал в Андрии, в Трани уйдя в сопровожденьи 50 рыцарей с тем чтобы вывезти кое-какую добычу, по приказанию герцога (т.е. Роберта) Гвидо, жены его брат, ввёл 40 рыцарей в город. Тогда, совершили они внезапную вылазку, рассеявшись по полям, и в плен захватили Петра, чтобы силой доставить к герцогу мужа, который ранее отказался увидеться с ним. Пленение это конец положило трудам герцога. Однако, дав клятву вассальную, Петр был тотчас отпущен, и снова обрел он всё то, что прежде утратил. Мужем свободным ушёл он, лишившись единственно власти сеньора над Трани.

Тем временем, люди Амальфи, какое-то время уже платившие дань ежегодную герцогу Роберту, за помощью несколько раз обращались к нему. Они утверждали, что нападения Гизульфа их непрестанно тревожит на суше и в море. В ответ на их просьбу Гизульфу Роберт велел прекратить досаждать амальфийцам, привыкшим платить ему дань. Он не хотел разрывать договор старый дружбы, (надеясь на то, что) быть может любовь к сестре заставит его (Гизульфа) прекратить [нападения эти]. Он обещал возместить ему эту потерю. Гизульф ответил надменно послам, что сообщенье доставили. Он заявил, что не даст мира герцогу он до тех пор, пока тот на службу к нему не поступит, как ему должно.

Наглый ответ сей терпеть не желая, рассерженный герцог пошёл на Салерно с войском огромным и осадил этот город с суши и моря. Когда завершался четвертый месяц осады, голод ужасный потряс населенье несчастного города, люди едва выживали, ели собак, лошадей, крыс, ослиные трупы. Один горожанин, из города выйдя, в котором оставил отца, к герцогу в лагерь явился. Собака его, жившая в доме отца, искала его и нашла нюхом острым. Он дал ей поесть, и, пищей уняв её голод, на грудь прикрепил ей мешок, наполненный хлебом, достаточным для одного человека на день. На удивленье собака бежала обратно без остановок и сразу же в дом всё доставила, так сберегло то животное мудрое пищу себе и хозяину. В восьмой месяц осады вышли из города люди, брешь проломив в стене боковой, (тем) предложив весьма лёгкий в город проход, и бросили город открытым для герцога Роберта. Гизульф напуган был страшно взятием города Робертом. В башню бежал он на горной вершине стоявшую, откуда был виден весь город, доступ к той был затруднён и природой, и [человека] искусством. Кажется, не было более крепкой твердыни в Италии целой. Роберт ту крепость в осаду взял мощными силами. Но как-то раз получил герцог камнем удар по нагруднику, брошен тот был с высоты с великою силой, часть от него откололась к несчастью и повредила ему благородную грудь. В прочем, немного спустя, с Божьей помощью, рану ему залечили, и возвратилось здоровье к нему. Оправившись, он ещё больше усилил свой натиск на Гизульфа. Тот же, увидев, что стало его положенье отчаянным, и, не имея надежды на облегчение, герцогу отдал на милость себя как и всё, что имел. Себе он просил лишь свободы уехать, и так, оставляя владения все свои герцогу, он и уехал, свободный. Чести лишённый быть графом Салерно, отправился он первым делом к папе Григорию. Папа его по приезде принял радушно и над Кампаньей правление вверил ему.

Роберт был рад одолеть равно город, и цитадель. Он разместил в цитадели той верхней надёжную стражу на случай, если когда-нибудь вдруг населенье поднимет мятеж. Он же построил внизу неприступную крепость, чтоб обеспечивать подданых безопасность. Город, прекрасней чем этот, в Италии вряд ли найдется, полон он фруктов, деревьев, вина, и воду имеет в избытке. Нет недостатка ни в яблоках там, ни в орехах, ни в превосходных дворцах, ни в женах, красивых воистину, ни в почтенных мужах. Частью находиться он на равнине, а частью в горах, и, кому что милее, украшен и сушей, и морем. В это же время обрёл и Амальфи он, город богатый, будто кишащий людьми. Нет места богаче, чем он, серебром, златом, тканями из областей самых разных. Там проживает и множество моряков, искусных в путях морских и небесных, множество всяких вещей доставляют сюда из Александрии царственной и Антиохи. Люди его много морей переплыли. Знают они арабов, ливийцев, сицилийцев и африканцев. И славны те люди почти по всему свету, поскольку они доставляют повсюду товары, и любят обратно с собой привезти то, что купили.

Когда эти люди все стали повластны ему, и он закончил дела свои полностью, в Трою герцог вернулся. В то время, как он пребывал в стенах этого города, прибыл к нему из Ломбардии знатный муж в сопровождении многих людей благородных страны той. Звался он Ацо, с собой же привел он и сына славного именем Гуго, и попросил он у герцога дать ему (Гуго) дочь его (герцога) в жены. Герцог призвал своих графов с баронами в город, что обсудить, как поступить ему с этим. По их совету отдал Роберт дочь свою сыну Ацо, и свадьбу отметили, как это принято, пиром и многих подарков раздачей. Когда же все празднества брачные были закончены, герцог велел, чтобы графы и прочие важные люди там бывшие, преподнесли мужу с женою подарки, чтоб проводить их в путь веселей. Прежде однако, когда дочь другая его отправилась в дом к Михаилову⁴ сыну, им не пришлось оказать (подобную) помощь. Были они все огорчены и удивлены тем, что герцог от них требует подать такую. Но не могли воспротивиться, и предоставили мулов, коней и другие подарки. Герцог же отдал всё это своему зятю, добавив к тому и дары от себя, потом он отправил в их земли обратно его и отца его, с честью великою, флотом, который был приготовлен для них.

Графы норманнов часто, ропща между собой, обсуждали плохое, достойное возмущения обращение герцога с ними, но долгое время втайне хранили они свою злобу и вероломство. Однако, в конце концов, в планы свои посвятили они Жордана, Ричарда сына, и, в то же время, открылись они и графу Райнульфу, дяде последнего. Веря в их помощь, Петр и Гофри, открыли измену свою, выйдя войною на герцога. Племянник последнего, Абелард, сын Гумфрида, помня потерю земель своих, всем, что имел в своих силах, старался герцогу вред причинить, союз заключил с Градилоном, которому отдал он в жёны сестру свою. Не оставались они и без помощи Балдуина, самого красноречивого и воинственного из мужей. Средь прочих участников были ещё Генрих и Амик, а также умный граф Роберт из Монтескальозо, братом он Гофри был, и оба они были детьми сестры герцога. Желанье его (т.е. герцога) ими править воспламенило в племянниках злобу, и все они прилагали усилия многие, чтобы лишить его звания герцога.

Этот мятеж не ограничился только Апулией, но дал побеги в Калабрии, как и в Лукании и даже в Кампании. Врага приходилось везде опасаться, злоба/набеги разбойничья/и местность ту сотрясала/и повсюду. Сонмы/банды грабителей распространились в Италии повсеместно. Были норманны разбиты на разные части. Но, хоть враги герцога были куда многочисленней чем его войско (agmine), самые боеспособные люди всегда оставались верными Роберту. Трани поддался Петру, и Аргирицос, которому Роберт доверил город великий – Бари, его (т.е. Бари) уступил Абеларду, которому отдал он также и дочь свою в жены. Однако, когда в ходе этих волнений крупные города отпадали, верный народ Джовинаццо герцога не покинул. Их призывал Аргирицос отдать этот город Амику, который владеть им был должен. Им угрожал Аргирицос, что, если откажутся сдаться, выдаст Амику в заложники он сыновей их, тех самых, что герцог доверил ему (Аргирицосу) в попеченье. Однако не отдали верность свою они в жертву отеческим чувствам, сказали, что будут всегда служить они герцогу. Амик отправился, чтоб осадить этот город, с ним был граф Петр и войско большое. Принял участие и Аргирицос в осаде, с ним заодно были люди из Бари, Корато и Трани, а также из Андрии и Бисчелье. Был непреклонен народ Джовинаццо, не убедили его ни оружие, ни осада; стены они защищали со всею предосторожностью, стражу расставили и отражали полные ярости тех, кто их окружил. Те нападали, защитники гнали их прочь, и хоть осада теснила их с суши и моря, не привела она к взятию города.

Был из Битонто посланник отправлен с приказом распространять слухи ложные, замысел сей хитроумно придумал сын Иво Вильгельм, которому герцог доверил сей город (Битонто). Посланник тот говорил: «Смотрите, сын Роберта Рожер идёт сюда с полчищем конным и пешим, герцог ему вверил оное в руководство». И, полагая, что близится армия эта, все те войска, что привёл для осады Амик в надежде взять город, вдруг разбежались.

Хоть он и слышал, сколь много мятежников вместе объединилось, герцог ничуть не был (этим) напуган. Всех их он превзошел или оружия силой или же хитростью, располагая одних к себе ласковым словом, других поражая в сражениях. Хитрый и храбрый, ведал он оба пути. Замки одних осаждал он, других, кто никак не поддался бы силе, он убеждал сдаться речью медовой. Итак, он оставил конное войско свое на берегу реки Брандано, и с частью сил своих вышел в Калабрию. Там усмирил он Козенцы людей, которые были славными пехотинцами, так что оттуда он возвращался ведя их с собою. Но прежде чем выступить в этом сопровожденьи, дал этим людям он всё, что только мог. Сразиться спешил он со всеми, кто его предал. В верный ему Джовинаццо отправил он нескольких рыцарей. Прежде всего же стремился устроить на Бари атаку он мощную, где, как он знал, Абелард находился. Жители Бари, доверив себя числу своему и предводителю, бывшему воином мощным, вступили в сражение с герцогом. Однако кольчуга его (Абеларда), пикой пронзенная, его защитить не сумела. Раненый в грудь тем ударом не смог он продолжить сраженье, и убежали войска его в стены обратно.

После победы Роберт отправился сразу же в Джовинаццо. Верные граждане встретить его поспешили. Кто описать сможет всю благодарность к нему обращённую? Он же хвалил их за то, что они свою клятву вассальную выше поставили даже детей дорогих. Обнял тогда он их и сказал им: «Не бойтесь. Юношам вашим Амик не причинит никакого вреда, ибо он просит, чтобы позволено было ему вновь вернуться в милость мою». Люди ответили так: «Можете быть вы уверены полностью в том, что всегда мы готовы следовать вашим приказам, и доверять судьбу наших детей нашему господину, и никакая (другая) любовь не сильна настолько, чтобы лишить нас вашей любви. Мы только просим, чтобы в ответ на нашу любовь вы были нам покровителем и правителем добрым». Услышав мольбы сих людей, герцог на то согласился, о чём просили его. Он от всей дани избавил их на 3 года, и половину дани навеки простил.

С этим покончив, он их покинул, вернувшись поспешно в Салерно. И по пути туда рыцарям роздал своим деревни и замки мятежные, сперва подчинив их. Дал он немало сражений в разных местах. Удача была с ним, и, при нападаньи на Асколи, город мятежный, Балдуин взят был им в плен в столкновении конном. Штурмом он взял замок Вико. Там Градилон был им схвачен и света/зренья лишен, а равно и уд детородных. Балдуину было позволено невредимым остаться, в прочем, как Абеларда сторонник, он содержался в тюрьме под охраной.

Произведя деяния эти в пути, герцог в Салерно явился. Посланники Жордана встретили там его просьбой о мире. Герцог же видел, хотя несогласие кончилось, может он быстро утратить большую часть преимуществ, достигнутых им, и потому он ответил послам благосклонно и доброжелательно. Он объявил перемирие, сделаны были приготовления для встречи и герцог назначил день для неё. Послы возвратились домой весьма вдохновлённые тем, как любезно он принял их, и сообщили хорошие вести. Было угодно весьма Жордану то, что они рассказали. В это же время герцог послал в Джовинаццо несколько рыцарей лучших, велев им не только помочь его собственным людям, но и работать к ущербу врага, вред причинять ему образом всяким доступным. Прибыли те в Джовинаццо, крюк сделав немалый, путями окольными, ибо прямой невозможен туда был проход, враги же их были бесчисленны. Там (т.е. в Джовинаццо) оказавшись, стали усердно они нападать на противников герцога. Те, сами прежде привыкшие грабить окрестности, запричитали, что жертвы они и что шагу не могут ступить без опаски.

В назначенный день герцог и принц Жордан оба в Сарно устремились. Мир заключён был меж ними, и согласован с Раинульфом на тех же условиях. Дядей он был по отцу Жордану, а герцог – по матери. Закончив дела сии, герцог вернулся к Апулии крепостям. Замок Спинаццола взял он, тот, что укрепил и снабдил оружьем Амик, и над которым поставил он сына с рыцарей войском большим, герцог же всех их пленил. Только Амика сын сумел убежать и избегнуть той участи. Новых потерь опасаясь, Амик о мире просил. Герцог ему благосклонно его (т.е. мир) даровал и получил обратно заложников. Детей возвращение радость вернуло печальным отцам, и матерей Джовинаццо уняло рыданья.

Заключение этих договоров привело в ужас гордых племянников герцога, графов Роберта и Гофри. И, когда они попросили прощенья, дядя их был снисходителен к ним, забыв тот ущерб, что они нанесли ему, забыв и свой собственный гнев. Рассчитывая на союз с ними, герцог осадил Бари с большим войском рыцарей. Аргирицос, тесть Абеларда, единственного, кто пока ещё избежал заключения мира, пригласил (к себе) герцога в город (Бари) и вновь вернулся под его (герцога) покровительство. Зять же был исключён из мирного договора и изгнан из города. Абелард, поскольку не собирался он быть в мире с герцогом, покинул владенья свои, которые он от отца унаследовал, и отбыл в изгнание он в страну греков, где правил тогда император Алексий⁵. И этот муж добрый милостью встретил его, отнесся с почтеньем и много даров ему дал. Но смерть-завистница, что не щадит никого, поразила заразной болезнью юное тело. И он, веривший в то, что однажды вернётся к власти с триумфом, украшенный фасциями⁶, умер, напротив, в изгнаньи средь греков и там захоронен.

Усилив войска своими людьми из Бари, которые ныне к нему присоединились, герцог, восстаньем Петра раздражённый, осадил Трани. Оставил свою он жену там при этой осаде, в то время как сам выступил на Таранто со множеством рыцарей, и обложил этот город и с суши, и с моря, и вскоре его захватил. Затем он стал лагерем возле Кастелланеты, устроив осаду ей. Граф Петр был в это время терзаем ужасной тревогой, и видя, что к герцогу благосклонна удача, к нему же враждебна, он стал искать прощенья и мира. Герцог направил посланников, те сообщили ему (Петру), что должен он будет отдать герцогу Трани и Кастелланету. Если не сможет он этого сделать, то мир не получит. Петр явился (к герцогу) в лагерь в одеждах изодранных, войдя же, просил он о мире и о прощеньи. Призвал он той крепости стражей и приказал им их башни покинуть, согласно его указаньям они передали Роберту стены. Также он отдал и Трани, чтобы вернуть себе расположение герцога, и клялся ему он в покорности, став его верным вассалом.

Так герцог, храбрый и умный, склонил (врагов) шеи тугие, знал он, как положить конец разногласьям.

Книга IV

Сброшен был с трона тогда своего Михаил, обращенный в монаха. Тот самый муж, что обошелся с Романом безвинным жестоко и недостойно. Брат его, бывший с ним заодно, также был выдворен. Роберта дочь горевала о ниспровеженьи супруга. Муж сей несчастный в изгнание был сослан.

Герцог, как только все замки и города ему подчинились, покинул Апулию, взяв путь на Салерно. Раймонд, граф славный, что правил (тогда) Барселоной, прибыл в Италию/Гесперию в город (т.е. Салерно), искал он женитьбы на дочери герцога. И получил из них старшую. Еще одна дочь вышла замуж за славного и рождением знатного графа французского Эбалус, мужа, который не знал поражений. Сведущий в войск предводительстве, также владел красноречием он, и языком своим был (он) искусен, не менее чем рукою.

Папа Григорий в то время пришел в Беневенто, город подвластный Римского папы суду. Папа обижен однако был тем, что осаде подверг герцог тот город. И Роберт туда поспешил, чтоб прощение просить у него за сие оскорбленье. Принят он был (муж столь могучий чести такой был достоин), и как проситель папе стопу целовал, когда тот восседал перед ним. Долго они совещались в отдалении от слуха всех прочих (присутствующих), после чего папа призвал своих fideles и объявил им, что обсуждалось секретно. Евангелие принесли и герцог папе поклялся, что сколько жизни ему ни осталось, будет блюсти он клятву верности вечной вассала Церкви Святой, чьей власти покорен весь мир. И утверждают, что папа ему обещал корону Римского царства/королевства, ибо король Генрих проклят им был за прегрешения многие, им совершенные, ведь не боялся церквями святыми тот торговать, следуя Симона вероученью греховному, и даровал он епископа сан лишь тому, кто доставлял ему дорогие подарки. А кроме того предавался он связам кровосмесительным и блудодейным. Жизнь, что он вел, составляли разврат, беззаконие и святотатство, общества мужей достойных он избегал, предпочитая всегда им нечестивцев. Праведный папа Григорий эти пороки его возненавидел, судом своим он отрешил его царства. Саксонцам же он повелел не подчиняться их королю, и (даже) напротив, сопротивляться ему всею мощью, и наставления направил он герцогам, Рудольфу с Вельфом, призвав на сражение их против Генриха на стороне [святых] Петра и Павла, на коих сей новый Симон (т.е. Генрих) восстал. Все полагали, что он (т.е. папа) даровал корону Рудольфу. Последний, соединившись с саксонцами, войско имея большое, войну объявил врагу/супостату (досто)почтенного папы. Многие люди (однако) верны оста(ва)лись прóклятому королю, помня о праве наследном его и не желая ставить другого наследником царства. И между сими двумя (сторонами/группами) была битва большая. Род тот суров, отступленья не любит, [так что] обмен совершили ударами мощными с одной стороны лотарингцы, с другой же саксонцы, атаковали друг друга жестоко, раной за рану платя, стояли за землю свою и норовили отпор дать друг другу. Как утверждают, в бою этом 30 тысяч мужей было убито. Однако, хотя ни один из народов не был повержен, оба они отступили, силы истратив, а Рудольф убит был. Услышав о гибели Рудольфа, Генрих был рад, будто взял верх в сражении (том). Полон усердия напал он на папу, который, как было известно ему, лишил его царства, выступил он с большим войском на Рим для осады. Зная об этом, папа премудрый (Hoc prudens comperto) искал у герцога помощи, чтобы последний оружие взяв сослужил ему службу, разбил вражье войско.

По заключении вечного мира из Беневенто в Рим возвратился Григорий, а герцог – в Салерно. Там в этом городе церковь возвел он красы удивительной для тебя, Матфей (апостол), себе же он выстроил великолепный дворец.

Герцога сердце весьма огорчило то беззаконие, коему был подвергнуты зять и дочь его, будучи изгнаны с трона империи. Многие это сочли оскорблеием жестоким для герцога, так что желал отомстить за него он. Муж престарелый, Никифор⁹, бразды взял правленья. Был он несведущ в деле войны, хоть и ловок (умом), изворотлив и бдителен к скрытым угрозам, но (также) был он труслив, и сам страх испытывал больший, чем тот что другому внушал. Его поддержал главный военачальник Алексий, воин могучий, муж ума острого, видный и родом, и мужеством. От юности первого цвета большую часть своей жизни провёл он с оружием в руках, и никогда без успеха не оставались те предприятья, как бы трудны они ни были, в коих участвовал он, коли велела ему святая империя. Сей полководец сразил врагов/супостатов империи Василиака с Вриеннием, греков знатных, славных и мужеством и богатством, но над обоими был победителем он. Вриенний сражался в решающей битве с ним неподалеку от Города, был побеждён и взят в плен. Василиак был повержен уловкой/хитростью. Оба они, выйдя с тем, чтобы встретиться в битве, к дня окончанию лагерем стали довольно близко друг к другу.

Той же ночью изобразил бегство хитрый Алексий: лагерь покинул, не взяв ничего из поклажи и часть палаток оставив стоять. Утром палатки и утварь, что бросил он, несколько лошадей, создали видимость бегства. Видя, что нет никого из построенных к битве, а лагерь покинут, Василиак выслал людей для разведки окрестностей, чтоб доложили ему,