Деятельность Генриха Мореплавателя

 

Генрих (Энрики, Энрике) Мореплаватель (4 марта 1394 г. – 13 ноября 1460 г.) – португальский инфант, сын короля Жуана I, организатор многих португальских морских экспедиций на юг вдоль западноафриканского побережья. Участвовал в захвате Сеуты (1415 г.), ставшей форпостом португальской экспансии в Африке. С 1418 г. обосновался на юге Португалии у города Лагуша и основал там обсерваторию. В городе Сагреше им была основана навигационная школа.

После смерти Генриха Мореплавателя наступил некоторый перерыв в продвижении португальцев на юг. Однако его деятельность во многом заложила основы морского и колониального могущества Португалии.

О деятельности Генриха Мореплавателя рассказывается в сочинении Гомиш Ианниш де Зурара «Хроника достославных событий, кои произошли при завоевании Гвинее по приказу инфанта дона Энрики»

 

(Гомиш Ианниш де Зурара, «Хроника достославных событий…», V)

 

ГЛАВА V.

В коей кратко излагаются достославные дела, что инфант дон Энрики свершил во имя служения Богу и славы королевства.

С чего же еще мог бы я лучшим образом положить почин главе сей, как не с того весьма славного завоевания, коим был покорен великий город Септа, от каковой знаменитой победы небеса ощутили славу, а земля – пользу? Представляется мне, что то есть слава необычайная для святой коллегии небесных добродетелей – столько святых жертв со столь священными церемониями, сколько до сего дня было содеяно в том городе, во славу Христа, нашего Господа, и милостью Его будет [совершаться] всегда. Ибо пользе, [тою] землею полученной, Восток и Запад суть весьма явные свидетели, когда [ныне] жители их могут обменивать добро без большой опасности для своих товаров – ведь, без сомнения, невозможно отрицать, что город Септа есть ключ ко всему Средиземному морю.

В каковом завоевании сей принц был предводителем весьма большого и могучего флота, и, как храбрый рыцарь, лично трудился в день, когда она [Септа] была завоевана у мавров; под началом коего [принца] находился граф Барселуш, внебрачный сын короля, и дон Фернанду, сеньор Брагансский, племянник его, и Гонсалу Вашкиш Котинью, бывший великим и могущественным фидалгу; и, равным образом, многие иные сеньоры и фидалгу со всеми своими людьми, и иные, что примкнули к оному флоту из трех комарок, scilicet, из Бейры, Трал-уж-Монтиш и Энтри-Дору-и-Минью.

И первым королевским полководцем, захватившим землю близ стен Септы, был сей, о коем я пишу, а квадратное его знамя – первым пронесенным чрез городские ворота, от тени какового [знамени] сам он был неподалеку. И удары его оказались в тот день выдающимися среди всех прочих, ибо на протяжении пяти часов сражался он не переставая, и ни зной, бывший весьма великим, ни тяготы [сего] труда не смогли заставить его удалиться на отдых. В каковом промежутке [времени] он вместе с четырьмя своими сопровождавшими (ибо из прочих, что должны были за ним следовать, одни были рассеяны из-за обширности сего города, другие же не могли туда прибыть по причине ворот, чрез кои инфант с теми четверыми прошел обратно вместе с маврами, каковые ворота охранялись иными маврами, что пребывали поверх стен) около двух часов удерживал иные ворота, по другую сторону тех, что находятся между двумя поселками, на повороте стены в тени замка, ныне называемые воротами Фернандафонсу. При сем была там задержана большая часть мавров, покинувших другой поселок, со стороны Алмины, там, где был совершен вход в город; и, наконец, невзирая на огромное множество врагов, они закрыли те ворота. Был ли празден труд их, или же нет, ясно можно было видеть по числу павших, что лежали распростертыми по всей той земле.

И в сем городе был инфант сделан кавалейру [рыцарем], весьма почетно, рукою отца своего, в день освящения кафедральной церкви, вместе братьями своими.

И состоялось завоевание города, в четверг, двадцать первого дня месяца августа, в год Христа тысяча четыреста пятнадцатый.

И тотчас по возвращении, предпринятом королем доном Жуаном в свои королевства, в одном месте в Алгарви утвердил он сего славного принца в герцогском достоинстве, со своим сеньоратом.

И затем, по прошествии трех лет, пришла на оный город великая мощь мавров, каковые впоследствии были исчислены алфакеки в сто тысяч. Ибо были там люди королей Фецского, Граадского [Гранадского], Тунисского, Марокканского и Бугийского, со многими [военными] машинами и артиллерией, с коими думали они завоевать оный город, осадив его с моря и с суши. Каковому [городу] на помощь сей инфант прибыл весьма скоро, вместе с двумя своими братьями, scilicet, инфантом доном Жуаном и графом Барселушем (каковой затем стал герцогом Брагансским), со многими иными сеньорами и фидалгу, и собрав большой флот. И, учинив великое избиение среди мавров, город же освободив и восстановив, вернулся он с великою почестью в Португалию не весьма, впрочем, удовлетворенный победою, ибо ему не представилось случая завоевать поселок Гибралтар, к чему уже приказал он готовиться. И главною причиною его препятствия [в сем предприятии] была ненастность зимы, в начале коей они тогда находились, ибо, сколь бы ни была обычна опасность, кою представляет в это время море на всем своем пространстве, там оно гораздо более опасно по причине великих течений.

Также снарядил он весьма великую армаду против островов Канарии, с намерением указать им путь к святой вере.

И затем, в царствование короля дона Эдуарти, он, по его приказу, в третий раз переправился в Африку, в каковой осадил город Танжер и прошел с простертыми знаменами девятнадцать лиг по земле своих врагов, и держал его [города] осаду двадцать два дня, в течение коих были свершены весьма выдающиеся дела, достойные великой памяти, не без великого урона для противников, как о том в истории королевства вы лучше можете узнать.

Он управлял Септою по велению королей, своих отца, брата и племянника, тридцать пят лет, с такою дальновидностью, что никогда по упущению его корона королевства не претерпевала урона для своей чести. И, наконец, по причине великих своих трудов, он оставил оное правление королю дону Афонсу, в начале его царствования. И, после того, как оный город был взят, постоянно выводил он снаряженные корабли в море против неверных, каковые причинили весьма большие разрушения на побережье по ту и по эту сторону [пролива], таким образом, что страх перед ними держал в безопасности все соседние земли в море нашей Испании, и даже большую часть купцов, что торговали от Востока до Запада.

Он приказал заселить в великом море Океане пять островов, каковые на время составления сей книги имели умеренное число поселенцев, в особенности остров Мадейра. И как от сего, так и от прочих [островов] ощутили наши королевства великую пользу, scilicet, в виде хлеба, сахара, меда, воска, дерева и многих иных вещей, от коих не только наше королевство, но также и чужеземные получали и получают великие прибыли.

Отправился также инфант дон Энрики вместе с королем доном Афонсу, своим племянником, в [числе] того воинства, что собрал он против инфанта дона Педру, вслед за чем последовала битва при Алфарробейре, в каковой оный инфант [дон Педру] был убит, а граф Дабраншис, бывший с ним, и все войско его разгромлены; и там, коли достаточно для того моего разумения, воистину могу сказать я, что преданность людей всех веков была ничем в сравнении с его [преданностью]. И хотя [здесь] услуга его не была соразмерна в том, что касается труда, с теми [услугами], о коих уже мною сказано, поистине, обстоятельства придают ей блеск и величие над всеми прочими, о чем полное оглашение я оставляю для общей истории о делах королевства.

Сделал он также весьма великие приумножения для ордена Христа, чьего рыцарства был он управителем и наместником властью святого отца [папы], каковой даровал ему все церковные доходы над островами; и в королевстве купил он земли, из коих создал новые коменды, не считая домов и имений, кои присоединил к оному ордену. И добавил он в монастыре две весьма красивые крытые галереи и одни высокие хоры с многочисленными и богатыми украшениями, каковые [пристройки] предоставил в его пользование.

И, будучи большим почитателем девы Марии, приказал он построить в честь ее весьма благочестивый молитвенный дом в одной лиге от Лиссабона, близ моря, в месте, называемом Рештелу, посвящение коего [дома] звучит как «Святая Мария Беленская». И в Помбале и в Сори, приказал он [также] построить две весьма выдающиеся церкви.

Он оставил весьма благородные дома городу Лиссабону, и ему доставляло удовольствие оказывать [им] свое покровительство во имя большей славы святых писаний. И повелел он, дабы всегда выдавалось кафедре теологии по десять марок серебра ежегодно. И одной своей часовне, Святой Марии Победоносной, тем же образом выдавал семь марок; однако должна ли была сия сумма быть увеличена после его кончины, в настоящем мне о том не ведомо, ибо к тому времени, когда король дон Афонсу повелел написать сию книгу, он был еще жив, в возрасте немногим менее шестидесяти лет, и посему я не могу поведать до конца о благодеяниях его, ибо по нраву своему был он велик для того чтобы всегда творить благие дела; уверен я, что члены могут ослабнуть вследствие течения времени, но воля никогда не может быть мала или же слаба для того, чтобы творить и завершать множество благих дел, пока душа имеет связь с телом. И сие воистину могли узнать те, кто видел его готовым и почти взошедшим на корабли для того, чтобы отплыть в Септу, с намерением завершить там свою жизнь, трудясь оружием своим во славу королевства и возвеличивания святой веры, ибо в таком образе действий всегда желал он закончить дни свои; каковую вещь не стал он тогда претворять в жизнь, ибо король договорился со своим советом воспрепятствовать его путешествию, хоть прежде и дал ему [на то] дозволение. И хотя основная причина сего большинству неведома, кое-что смогли постичь некоторые сведущие люди не из членов главного совета, а именно, что сеньор король как человек величайшей осмотрительности, принимая во внимание великие дела, что в королевстве должны были быть свершены, повелел ему остаться, дабы при выборе средств оставить за ним решающий голос, как за своим дядей, особым другом и слугою. Однако не столь важно, остался ли он по сей причине или же какой-либо иной, лежащей за пределами нашего знания; достаточно и того, что чрез сей порыв вы можете познать основную долю конечного его намерения, чего с основанием должен ожидать я относительно уже мною сказанного.

Есть среди сих дел и многие другие, умеренного величия, кое иного [мужа], не обладающего превосходством сего [принца], могло бы удовлетворить; о каковых [делах] я храню молчание, дабы не отдалять моего писания, от того, что обещано было мною вначале; не то, чтобы, однако, я хотел умолчать обо всех, ибо в общей хронике королевства я намерен коснуться их каждого в своем должном месте.

И так же как положил я начало сей главе с завоевания города [Септы], я хочу положить ей конец на [рассказе о] том благородном поселке, что сей принц повелел заложить на мысе Сан-Висенти, там, где сходятся оба моря, scilicet, великое море Океан с морем Средиземным. Однако о совершенствах сего поселка я не могу говорить много, ибо во время написания сей книги в нем были одни только стены, имевшие добрую прочность, с некоторыми немногими домами, однако же трудились над ним постоянно. И, согласно общему разумению, инфант хотел устроить там особый поселок для купеческой торговли и для того, чтобы все корабли, идущие с Востока на Запад, могли бы сделать там остановку и отыскать провизию и лоцманов, как делают в Калесе, коего порт далеко не столь же хорош, как сей, ибо здесь корабли получают укрытие от всех ветров (за исключением лишь одного, что мы в сем королевстве зовем «травессия»); и тем же образом при всех [ветрах можно] выйти, в любое время, когда мореход пожелает.

И слышал я, что, когда заложен был сей поселок, давали за него большую цену генуэзцы, каковые, как вам известно, суть люди, что никогда не употребляют своих денег без определенной надежды на прибыль. И хотя оный поселок называли некоторыми иными именами, полагаю я, что ему пристало называться, сообразно намерению того, кто приказал его возвести, «Поселком Инфанта», ибо сам он так именовал его, как изустно, так и письменно.

 

(Гомиш Ианниш де Зурара, «Хроника достославных событий…», VII, XCVI)

 

ГЛАВА VII.

В коей показываются пять причин, подвигнувших сеньора инфанта повелеть отыскать земли Гвинейские.

Тогда лишь мним мы, что знаем какую-либо вещь, когда известны нам ее создатель и причина, по коей произвел он подобное творение. И так как в предшествующих сему главах мы представили сеньора инфанта как главного вершителя сих дел, дав о нем столь ясное представление, какое только могли, будет добро, чтобы в сей настоящей главе мы узнали цель, ради коей он их содеял.

И надлежит вам добро наблюсти, что великодушие сего принца вследствие естественной стесненности всегда звало его начинать и завершать весьма великие деяния, по каковой причине после взятия Септы всегда выводил он, раз за разом, снаряженные корабли против неверных; и [также] потому, что имел он желание узнать землю, лежащую по ту сторону островов Канарии и мыса, называемого Божадор, ибо до того времени ни по записям, ни по памяти каких-либо людей не было с определенностью ведомо свойство земли, распространявшейся по другую сторону оного мыса.

Правда то, что некоторые утверждали, будто там проходил святой Брандан, иные же говорили, что туда отправились две галеры и никогда более не вернулись. Однако мы никоим образом не находим, чтобы сие могло случиться, ибо нельзя полагать, что если оные галеры туда отправились, то какие-либо иные корабли не позаботились бы (se nao antremeteram) разведать путь, ими проделанный. И поскольку оный сеньор [инфант] пожелал узнать о сем правду, – ибо показалось ему, что если он или какой-либо иной сеньор не потрудится узнать сего, то никакие моряки и купцы никогда сим не озаботятся (ведь ясно, что никто из сих никогда не потрудится плыть иначе как туда, где они наверняка ждут выгоду), – а также видя, что никакой иной князь не трудился над сим, послал он в те края свои корабли, дабы иметь обо всем очевидное свидетельство, подвигаемый к сему службою Богу и королю дону Эдуарти, своему господину и брату, что в то время царствовал.

И, до сего, была то первая причина его побуждения.

Второю было его суждение о том, что буде в тех землях отыщется какое-нибудь христианское население или гавани, куда можно будет заходить без опасности, то станет возможным завозить в сии королевства множество товаров, кои найдут хороший сбыт, согласно здравому суждению, ибо с ними не торговали иные люди сих краев, а равно и никаких иных, кои были бы известны; и что они [португальцы] равным образом смогли бы вывозить восвояси [товары] из тех, что в сих королевствах будут, каковыми торговля великую прибыль принесет [нашим] уроженцам.

Третья причина была та, что утверждалось, будто мощь мавров в той земле Африканской была гораздо более великою, нежели обычно думалось, и что не было среди них ни христиан, ни какого-либо иного рода; и поскольку всякий рассудительный человек естественным благоразумием понуждаем к тому, чтобы стремиться узнать могущество врага своего, потрудился оный сеньор повелеть о сем разузнать, дабы с определенностью ведать, до каких пределов простиралось могущество тех неверных.

Четвертая причина была та, что за тридцать один год, в течение коих воевал он с маврами, ни разу не встретил он христианского короля или сеньора вне сей земли, каковой из любви к нашему Господу Иисусу Христу пожелал бы ему в сей войне помочь; и желал он узнать, найдутся ли в тех краях какие-нибудь христианские князья, в коих милосердие и любовь к Христу окажутся столь сильны, что они пожелают помочь ему против тех врагов веры.

Пятою причиною было великое его желание приумножить святую веру нашего Господа Иисуса Христа, и привести к ней все души, кои пожелают спастись, ибо ведал он, что все таинство воплощения, смерти и страстей нашего Господа Иисуса Христа было содеяно ради сей цели, scilicet, ради спасения заблудших душ, каковые оный сеньор желал своими трудами и издержками привести на истинный путь, ведая, что не сделать тем Господу большего одолжения.

И коли Бог обещал сто благ за одно, справедливо будет нам поверить, что за столько благ, scilicet, за столько душ, сколько чрез посредство сего сеньора было спасено, имеет он в царстве Божьем столько сотен наград, что душа его после сей жизни может быть восславлена в царстве небесном; ибо я, что сию историю написал, зрел столько мужчин и женщин из тех краев, обратившихся ко святой вере, что даже если бы сей принц был язычником, молитв сих [людей] было бы достаточно, чтобы привести его к спасению. И не только сих [людей], но и детей их и внуков видел я столь истинными христианами, как если бы божественная благодать вдохновляла их, дабы дать им ясное познание самой себя.

Однако сверх сих пяти причин есть у меня и шестая, каковая, как представляется, есть корень, от коего все прочие происходят; и сие есть наклон небесных сфер. Ибо, как я писал не так уж и много дней тому назад в письме, отправленном мною сеньору королю, хотя и написано, что сведущий муж будет владычествовать над звездами и что пути планет, согласно верным расчетам святых докторов, не могут повредить (empecer) доброму человеку, очевидно, все же, что [планеты] суть тела, посвященные в таинство нашего Господа Бога, и движутся по определенным измерениям и с разнообразными целями, раскрываемыми людям Его благодатью, каковых [планет] влияниями самые низкие из тел склоняемы бывают к определенным страстям. И, говоря как католики, коли верно то, что враждебным предопределениям небесных сфер, по естественному суждению, при некоторой божественной благодати можно воспрепятствовать, то гораздо более здраво то, что те [из сфер], кои предопределены с пользою, тою же самой благодатью не только последуют своим путем, но даже еще более приумножатся. Посему я желаю также описать вам здесь, как под воздействием естественного влияния сей славный принц имел наклонность к сим делам.

И сие было оттого, что его асцендентом был Овен, каковой есть дом Марса и экзальтация Солнца, и его господин пребывает в одиннадцатом доме, сопровождаемый Солнцем. И поскольку оный Марс пребывал в Водолее, каковой есть дом Сатурна, и в доме надежды, [сие] означало, что сей сеньор будет трудиться над высокими и могучими завоеваниями, особенно же над поисками вещей, кои были сокрыты прочим людям, и потаенны, согласно свойству Сатурна, в доме коего он пребывает. И так как он был сопровождаем Солнцем, как я сказал, и Солнце при том находилось в доме Юпитера, [сие] означало, что все его договоры и завоевания будут воплощены в жизнь с преданностью и к удовольствию его короля и господина…

ГЛАВА XCVI.

В коей автор объявляет о том, сколько душ было привезено в сие королевство с начала сего завоевания.

В начале сей книги изложил я пять причин, по коим наш великодушный принц в ходе труда по сему завоеванию был подвигнут на то, чтобы столько раз посылать свои корабли. И поскольку о четырех причинах, как мне представляется, дал я вам достаточно знания в главах, где говорил о распределении краев Востока, мне остается сказать о пятой, дав точное число душ неверных, что из тех земель прибыли в сию благодаря доблести и таланту нашего принца; каковые сочтя, я обнаружил, что их было девятьсот двадцать семь, из коих, как я сказал вначале, большая часть была обращена на истинный путь спасения.

Теперь же взгляните на число колен, кое от сих [душ] могло произойти, и на то, какое взятие города или поселка могло бы принести почесть большую, нежели сия, о коей я до настоящего времени писал; ибо, помимо сих [душ] и тех, что от них произошли и до конца мира могут произойти, много больше иных прибыло впоследствии, как вы в следующей книге сможете узнать. Ибо нам было необходимо положить здесь конец деяниям сего года от рождества Христова 1448-го, поскольку в сию пору обрел король дон Аффонсу Португальский, пятый по имени и двенадцатый в порядке властвования, в полной мере управление своими королевствами, пребывая уже в возрасте семнадцати лет, женатый на весьма добродетельной и славнейшей принцессе донне Изабел, каковая была дочерью инфанта дона Педру, герцога Коимбрского и сеньора Монтемора, что в предыдущие годы правил королевством от имени короля, как в некоторых частях сей истории нами было сказано и как вы гораздо более совершенно найдете в общей хронике королевства.

Полагая, что все прочие дела почти что начинались тогда [заново] вместе с новым правителем, мы сочли разумным, чтобы [в сем месте] брали начало и все книги о его деяниях и историях. И, затем, поскольку нам показался достаточным сей том, уже нами написанный, мы кладем здесь конец, как уже сказано, с намерением написать иную книгу, каковая дойдет до конца деяний инфанта, хотя последующие дела и не были свершены с таким трудом и отвагою, как предыдущие; ибо после сего года и далее деяния в тех краях всегда совершались более путем торговли и договоров, нежели отвагою и ратным трудом.

 

(Гомиш Ианниш де Зурара, «Хроника достославных событий…», VIII-X)

 

ГЛАВА VIII.

По каковой причине корабли не отваживались проходить за мыс Божадор.

Возымев, таким образом, сие побуждение, согласно основаниям, о коих вы уже слышали, инфант начал готовить свои корабли и людей, каковых надобность для такого случая требовала; однако в равной мере можете вы узнать, что, сколь бы много раз ни посылал он туда – и даже людей, кои по опыту великих деяний среди прочих имели в ратном деле выдающееся имя, – так и не нашлось никого, кто отважился бы пройти тот мыс Божадор, дабы узнать о земле по другую сторону, как того желал инфант. И сие, говоря по правде, было не вследствие недостатка твердости или доброй воли, но вследствие новизны дела в сочетании с общею и стародавнею славой, каковая передавалась среди моряков Испании едва ли не из поколения в поколение. И хотя бы она и была обманчива, но поскольку сие испытание грозило уроном предельным [смертью], то велики были сомнения насчет того, кто первым пожелает положить жизнь свою в подобном приключении.

– Как пройдем мы, – говорили они [моряки], – пределы, установленные отцами нашими, и какую выгоду может принести инфанту погибель наших душ, вместе с телами, ибо сознательно сделаемся мы [тогда] убийцами самих себя? Разве не было в Испании иных князей и сеньоров, столь же жаждущих сего знания, как инфант, наш господин? Поистине, нельзя сомневаться в том, чтобы среди стольких и столь благородных [сеньоров], столь великие и высокие деяния свершивших во славу памяти своей, не нашлось кого-нибудь, кто сим [делом] не озаботился бы. Однако, воочию узрев опасность и не имея надежды на славу и выгоду, они оставили сие [предприятие].

– Ведь то ясно, – говорили [далее] моряки, – что там, за сим мысом, нет ни людей, ни какого-либо поселения; земля не менее песчаная, нежели пустыни Ливийские, где нет ни воды, ни дерева, ни зеленой травы; море же столь мелко, что в одной лиге от земли не достигает в глубину и одной сажени. Течения же таковы, что всякий корабль, там прошедший, никогда уже не сможет вернуться. Посему наши предшественники никогда не озабочивались тем, чтобы пройти его; и, поистине, немалым мраком было скрыто для них знание о сем [мысе], когда не смогли они нанести его на карты, коими управляются все моря, где люди могут плавать.

– Теперь, каков же, по-вашему, должен быть капитан корабля, пред коим были бы изложены подобные сомнения (да к тому же еще и людьми, коих с основанием следует наделять доверием и авторитетом в подобных местах), но каковой все же отважится на подобную дерзость, при столь верном ожидании смерти, каковое ему пред очами явили?

«О ты, дева Фемида (Примечание оригинала. Дева Фемида. Надлежит знать, что вблизи горы Парнас, каковая находится посередине между Востоком и Западом, есть два холма, кои соперничают с облаками. И в одном из них находилась пещера, в каковой во времена язычников Аполлон давал ответы неким девам-жрицам, кои служили в храме, имевшемся там [для] оного Аполлона. И жили те девы вблизи источников горы Касталий. Среди каковых дев была та дева Фемида, кою некоторые почитали за одну из Сивилл. И говорят, что так страшились те девы войти в ту пещеру, что без весьма великого принуждения не дерзали сего делать, как рассказывает Лукан в пятой книге и шестой главе, где говорит об ответе, что получил консул Апий об исходе войны между Цезарем и Помпеем), – говорит автор, – что среди девяти муз горы Парнаса имела особую привилегию выведывать тайны пещеры Аполлоновой, – сомневаюсь я, что столь же велик был страх твой пред тем, чтобы поставить стопы свои на тот священный стол, где божественные откровения доставляли тебе труд лишь немногим меньший, нежели смерть, сколь был он в сих [моряках], коим угрожал не сам страх, но лишь тень его, коих великое заблуждение было причиною весьма великих издержек, ибо двенадцать лет непрерывно продолжал инфант сей труд, посылая каждый год в тот край свои корабли, много тратя из доходов своих, в каковые [годы] так и не нашлось никого, кто дерзнул бы совершить сей проход.

Правда то, что они не возвращались без почести, ибо, дабы исправить то, в чем терпели неудачу, не выполняя в совершенстве веление своего господина, одни отправлялись [войной] на побережье Граады, иные бороздили море Левантийское до тех пор, пока не захватывали большую добычу у мавров, с коею с почетом возвращались в королевство».

ГЛАВА IX.

Как Жил Ианиш, уроженец Лагуша, стал первым, кто преодолел мыс Божадор, и как он снова туда вернулся, а вместе с ним Афонсу Гонсалвиш Балдая.

С великим терпением неизменно встречал инфант тех, кого таким образом посылал капитанами своих кораблей в поисках той земли, не выказывая им какого-либо порицания за их недостаточность, но с благосклонною приветливостью выслушивал о выпавших на их долю происшествиях (aquecimentos), оказывая им [затем] те милости, какие имел обыкновение оказывать добро ему служившим. И тех же, либо каких-нибудь иных избранных [людей] (especiais) своего дома посылал он вернуться [туда] обратно, с их снаряженными кораблями, с каждым разом все более приумножая поручение, обещая все большие награды, буде прибавят они что-нибудь к путешествию, свершенному первыми, дабы мог он получить какое-нибудь знание для разрешения того сомнения.

И, наконец, спустя двенадцать лет, приказал инфант снарядить барку, капитаном коей поставил некоего Жила Ианиша, своего эшкудейру (коего впоследствии сделал кавалейру и принял весьма добро), каковой, следуя тому же пути, что и прочие, обуреваемый тем же страхом, доплыл не далее островов Канарии, откуда доставил некоторых пленников, с коими и возвратился в королевство. И было сие в год Иисуса Христа тысяча четыреста тридцать третий.

Однако затем, на следующий год, приказал инфант снова снарядить оную барку; и, отозвав Жила Ианиша в сторону, много наказывал ему, дабы он все же потрудился пройти тот мыс; и что, даже если ничего больше не свершит в то путешествие, пусть почитает то достаточным.

– Вы не можете, – сказал инфант, – отыскать опасность столь огромную, в сравнении с коею надежда на награду не была бы многократно большею. И, по правде, изумляюсь я, что была то за выдумка, чрез кою прониклись вы все верою в нечто столь малодостоверное, ибо, коли сии вещи, что говорятся, имели хотя бы какой-нибудь авторитет – сколь бы мал он ни был, – то не возлагал бы я на вас такую вину. Однако вы хотите сказать мне, что [вы прониклись сей верой] вследствие мнения четырех моряков, каковые прибыли по пути из Фландрии или какого-то иного порта из тех, куда обычно они плавают, и не умеют более пользоваться ни стрелкой, ни мореходной картой. Посему все равно отправляйтесь и не страшитесь мнения их, совершая путешествие ваше, ибо, с Божьею милостью, вы привезете из него только почет и выгоду.

Инфант был человеком весьма большого авторитета, коего вследствие его выговоры, хотя бы и были мягки, в людях благоразумных вызывали весьма великие упреки совести, как это проявилось и в сем [муже], каковой после сих слов решил по собственной воле не возвращаться более пред лицо своего господина без точного сообщения о том, за чем он его посылал. И так он действительно и сделал, ибо в том путешествии, презрев всякую опасность, обогнул он мыс с другой стороны, где обнаружил, что дела обстояли весьма противно тому, что он и прочие до того полагали.

И хотя бы [сие] деяние, в том, что касается свершения, было малым, вследствие одной лишь отваги было оно почтено за великое. Ибо коли первый, кто оказался близ того мыса, сделал бы то же, он не был бы так же восхвален и отблагодарен; но так же, как и опасность [сего] дела прочих привела в величайший страх, то и величайшую же почесть принесло свершение его.

О том же, доставило ли Жилу Ианишу происшедшее с ним какую-либо присущую лишь ему одному славу, ясно должно быть ведомо по словам, сказанным ему инфантом перед отбытием; какового [Жила Ианиша] истинный опыт был достаточно очевиден во время его прибытия, ибо был он им [инфантом] весьма добро принят, не без выгодного приумножения в почести и состоянии.

И тогда поведал он ему [инфанту] обо всем деле, как оно прошло, рассказав, как приказал он спустить на воду лодку, из каковой вышел на землю, где не обнаружил никаких людей и признаков населенности.

– И поскольку, сеньор, – молвил Жил Ианиш, – мне показалось, что я должен доставить какую-нибудь принадлежность [той] земли, ибо я сходил на нее, собрал я сии травы, представляемые мною здесь вашей милости, каковые мы в сем королевстве зовем розами святой Марии.

И по окончании, таким образом, рассказа о путешествии, повелел инфант снарядить баринел, в коем отправил Афонсу Гонсалвиша Балдаю – каковой был его виночерпием, – а также Жила Ианиша с его баркою, приказав им снова туда вернуться, как они и сделали.

И по ту сторону мыса преодолели они пятьдесят лиг, обнаружив там землю без домов, а также следы людей и верблюдов. И – потому ли, что так им было приказано или же вследствие необходимости – возвратились они с сим сообщением, не содеяв ничего иного, о чем следовало бы поведать.

ГЛАВА X.

Как Афонсу Гонсалвиш Балдая прибыл на Золотую реку.

– Что ж, коли вы отыскали следы людей и верблюдов, – сказал инфант тому Афонсу Гонсалвишу Балдае, – то весьма представляется, что население пребывает не очень далеко оттуда; или, может статься, это люди, переправляющиеся со своими товарами в какую-нибудь морскую гавань, в коей имеется некая надежная якорная стоянка, где корабли принимают груз. И так как они – люди, то, сколь бы звероподобными ни были, по необходимости должны зависеть от морской добычи – по крайней мере, в том, что касается рыбной ловли; и тем более те из них, кто живет в глуби. Посему я намерен отправить вас туда снова, в том же самом баринеле. И, равным образом дабы вам сослужить мне службу и приумножить славу вашу, я наказываю вам пройти так далеко, как только сможете, и потрудиться добыть толмача из тех людей, захватив кого-нибудь, чрез кого вы могли бы о сем точно узнать – ибо, согласно моему желанию, немалым достижением будет раздобыть какого-нибудь человека, чрез коего можно будет получить о сем знание.

Корабль был весьма скоро приготовлен, и в нем отбыл Афонсу Гонсалвиш Балдая – не без великого желания исполнить волю инфанта.

И, следуя своим путем, проплыли они на семьдесят лиг далее того места, коего достигли в прошлый раз, что составило сто двадцать лиг от мыса [Божадор], где нашли устье словно бы от речного потока (rio cabedal), где было много добрых якорных стоянок, в каковое [устье] вход углублялся в землю на восемь лиг; где они и бросили свои якоря.

И поскольку среди вещей, что вез Афонсу Гонсалвиш, были также две лошади, данные ему инфантом с тем, чтобы отправить на них двух юношей, то тотчас приказал он свести лошадей на берег; и прежде, нежели какие-либо иные люди сошли с корабля, приказал он юношам, дабы проехали они верхом на тех лошадях и прошли бы по земле так далеко, как только смогут, всюду высматривая, не будет ли какого-нибудь поселения или людей, едущих каким-либо путем. И дабы не давали они лишнего труда ни себе, ни лошадям, велел он им не брать с собой никакого защитного оружия, а только их копья и мечи, чтобы нападать, буде придется. Ибо, коли повстречают они людей и те пожелают их захватить, главное их спасение будет заключаться в ногах их лошадей – если только не встретят одного лишь [человека], коим без опасности для себя смогут воспользоваться.

И ясно показали юноши по свершении того деяния, что за люди находятся далее. Ибо, хотя и пребывали они столь далеко от своей земли, не ведая, каких людей и в каком числе встретят, не говоря уже о страхе перед дикими зверями, чья страшная тень должна была препятствовать им, учитывая их юный возраст (ибо каждому из них было приблизительно не более семнадцати лет от роду) – все же, отставив все сие, отбыли они с великою отвагой, проследовав вдоль той реки на семь лиг, где встретили девятнадцать человек, собравшихся все вместе толпою, не имевших никакого иного оружия для защиты или нападения, кроме азагай. И как только увидели их те юноши, то с великим мужеством двинулись на них. Однако те неведомые люди, хотя и было их столько, не возымели храбрости сойтись с ними на равнине, но ради своей безопасности укрылись среди некоторых скал, где и сражались с юношами на протяжении доброго промежутка [времени]. И в продолжение их схватки был ранен один из тех юношей в ногу, каковая рана, хотя и была малою, не осталась неотомщенною, ибо они также ранили одного из противников. И таким образом продолжали они свою битву до тех пор, пока солнце не стало подавать приметы ночи, по каковой причине они вернулись на свой корабль. И я весьма уверен, что урон от битвы не был бы столь мал, коли враги пребывали бы на равнине.

«Две вещи заставляют меня задуматься здесь, – говорит тот, кто написал сию историю. – Первая – что за измышление представилось воображению тех людей при виде подобной новизны, scilicet, двух таких отважных юношей, цветом [кожи] и чертами столь им чуждых; или что могли они думать о деле, туда их приведшем, и, к тому же, верхом на лошадях, с копьями и мечами, кои суть оружие, некоторыми из них ранее никогда не виданное! Поистине, думается мне, нерешительность их сердец, по каковой не схватились они с ними с большим мужеством, не была бы столь велика, если бы не страх перед новизною.

Вторая вещь – это отвага тех двух юношей, кои, находясь таким вот образом в чужой земле, столь далеко от поддержки своих товарищей, возымели все же смелость одолеть подобное число [врагов], коих умение в искусстве сражаться было для них столь неопределенно.

Одного из сих юношей знал я впоследствии, когда был он уже знатным фидалгу, весьма доблестным в ратном деле. И звался он Эйтор Омен, какового в хронике королевства найдете вы испытанным в великих деяниях. Другого звали Диегу Лопиш Далмейда [Диогу Лопиш ди Алмейда], [и был он] фидалгу и добрый муж по своему нраву, согласно выясненному мною у некоторых из знавших его».

Таким образом, те [двое] продолжали свой путь к кораблю, как мы рассказали, к каковому прибыли незадолго до утра и немного там отдохнули.

И как только стало светать, Афонсу Гонсалвиш приказал приготовить свою лодку, в каковую поместился с некоторыми людьми. И, проследовав вдоль той реки, отправив юношей с лошадьми по земле, достиг он места, где мавры были предыдущим днем, с намерением сразиться с ними и захватить какого-нибудь. Однако труд его был напрасен, ибо ужас был столь велик, что [мавры], хотя и были оставлены юношами, не смогли избыть великий страх, с каковым и бежали, бросив там большую часть скудного своего имущества, коим Афонсу Гонсалвиш приказал нагрузить свою лодку в подтверждение своего труда. И, чувствуя, что следовать далее вперед было бесполезно, он вернулся на свой корабль.

И поскольку он увидел на одной отмели, что была при входе в реку, великое множество тюленей (коих, по расчетам некоторых, было до пяти тысяч), то приказал [своим людям] убить тех, кого смогут, каковых [тюл