Биологический детерминизм

 

Понятие об организме существенно изменилось под воздействием двух великих учений - Ч. Дарвина и К. Бернара (1813 - 1878).

Жизни присуща целесообразность, неистребимая устремленность отдельных целостных организмов к самосохранению и выживанию, вопреки разрушающим воздействиям среды. Дарвин и Бернар объяснили эту телеологичность (целесообразность) действием естественных причин. Первый - отбором и сохранением форм, случайно оказавшихся приспособленными к условиям существования. Второй — особым устройством органических тел, позволяющим заблаговременно включать механизмы, способные удержать основные биологические процессы на стабильном уровне (впоследствии Кеннон, соединив бернаровские идеи с дарвиновскими, дал этому явлению специальное имя — гомеостазис). Детерминация будущим, т.е. событиями, которые, еще не наступив, определяют происходящее с организмом в данный момент — такова особенность биологического детерминизма в отличие от механического, не знающего других причин, кроме предшествующих и актуально действующих. При этом, как показал Дарвин, детерминация будущим применительно к поведению индивида обусловлена историей вида.

С этим была связана радикальная инновация в понимании детерминизма, который отныне означал не «жесткую» однозначную зависимость следствия от причины, а вероятностную детерминацию. Это открывало простор для широкого применения статистических методов. Их внедрение в психологию изменило ее облик. Что касается открытий Бернара, то благодаря им организм понимался как устройство, которое саморегулируется благодаря обратной связи. Сам Бернар ввел этот тип детерминизма в объяснение процессов, которые совершаются внутри организма. Однако вскоре новое понимание детерминизма было распространено и на внешнее поведение.

Эти крупные сдвиги в строе мышления изменяли трактовку психических функций. К этому вынуждала их зависимость от организма. Новая «картина организма» требовала изучить эти функции под новым углом зрения. Вопрос о преобразовании психологии в специальную науку, отличную от философии и физиологии, возник, когда физиологами были открыты с опорой на эксперимент и количественные методы закономерные зависимости между психическими феноменами и вызывающими их внешними раздражителями. Здесь зародилось два главных направления: психофизика и психометрия. Оба направления опирались на свидетельства сознания испытуемых. Сознание, каким оно мыслилось со времени Декарта, и стало считаться истинным предметом психологии. Его отношение к организму в условиях, когда он мыслился как физико-химическая машина, которой правит закон сохранения энергии, неотвратимо представлялось по типу параллелизма. Признать сознание способным взаимодействовать с телом значило бы нарушить этот закон природы.

С параллелизма и ассоцианизма - этих детищ механо-детерминизма - психология и начинала свой путь в качестве суверенной науки (ее официальную декларацию о суверенитете первым сформулировал В. Вундт, соединивший интроспективный взгляд на сознание с психофизическим параллелизмом). Это было несовместимо с новой, успешно развивавшейся под звездой дарвинизма, эволюционной биологией.

Учение об естественном отборе как могучей силе, безжалостно истребляющей все, что не способствует выживанию организма, требовало отказаться от трактовки психики как праздного продукта нервного вещества. На смену вундтовской концепции, названной структурализмом, приходит вскормленный новыми биологическими идеями функционализм. Он сохранил прежнюю версию о сознании. Но предпринял попытку придать ему роль деятельного агента в отношениях между интересами организма и возможностью их реализовать.

Действие, исходящее от субъекта, рассматривалось как инструмент решения проблемы, а не механический ответ на стимул. Но конечной причиной самого телесного действия оставалось все то же, не имеющее оснований ни в чем внешнем, целеустремленное сознание субъекта, на которое возлагалась роль посредника между организмом и средой.

Функционализм, подобно структурализму, исходил из сознания как если бы оно было самостоятельным живым индивидом. За исходное принимались данные в самонаблюдении феномены, т.е. чрезвычайно поздний продукт исторического развития.

Объективная телеология живого, объясненная с позиций детерминизма понятиями об естественном отборе Дарвина и о гомеостазе Бернара, подменялась изначально присущей сознанию и потому несовместимой с детерминизмом субъективной телеологией. Неудовлетворенность функционализмом вела к его распаду.

В начале XX века его самый яркий лидер Джемс, приехав в Рим на V Международный конгресс психологов, озадачил сообщество вопросом: «Существует ли сознание?» Он уловил дух времени. Прежнее понятие о сознании обвально рушилось, не выдержав испытания принципом детерминизма. Остро назрела потребность в том, чтобы открыть психическую причинность. Причем не в том смысле, который придал ей Вундт с его постулатом о «замкнутом каузальном ряде», согласно которому психическое не может определяться ничем, кроме как психическим же. Истинно психические детерминанты подобны тем, с которыми имеют дело другие науки. Они действуют объективно, стало быть, независимо от сознания, служа уникальными регуляторами взаимоотношений между организмом и средой - природной и социальной.

Основные категории психологического познания (образ, действие, мотив, отношение, личность), складывающиеся веками, изменяли свои «параметры» в различные эпохи в зависимости от смены форм детерминизма. Эти формы складывались исторически, концентрируя достижения научной мысли.

На рубеже XX века было открыто, что реалии, запечатленные в психологических категориях, не только могут быть объяснены действием природных или социальных факторов, но и сами исполнены активного детерминационного влияния на жизнедеятельность организма.

Содержание категорий психологического мышления обрело смысл особых детерминант. Система этих категорий выступила в методологическом плане как форма детерминизма, отличная от всех других его форм. Это был психический детерминизм. С его утверждением никто не мог оспаривать достоинство психологии как самостоятельной науки.

Первые крупные успехи на пути перехода от биологического детерминизма к психическому сопряжены с разработками категорий образа, действия, мотива. Наиболее типично это запечатлело творчество Гельмгольца, Дарвина и Сеченова.

Гельмгольц как физиолог, объясняя ощущения, стоял еще на почве механодетерминизма. Ощущение трактовалось как прямое порождение нервного волокна, которому присуща «специфическая энергия». Однако перейдя от ощущений к сенсорным образам внешних объектов, он внес в понятие о восприятии признаки, соотносившие его с неосознаваемыми действиями организма (глаза), которые строятся по типу логической операции («бессознательные умозаключения»). Само же ощущение, считал он, соотносится не только с нервным субстратом, но и внешним объектом, находясь с ним в знаковом отношении.

Дарвин, непосредственно занимаясь проблемами психологии, объяснил генезис инстинктивного поведения, а также адаптивную роль внешнего выражения эмоций. Тем самым категория мотива, которая прежде выступала в виде желания или хотения субъекта, либо как заложенная в его психическом механизме интуитивная сила, получала естественнонаучное объяснение.

Сеченов ввел понятие о сигнальной роли чувствований (образов), которые регулируют работу мышц. Будучи наделены чувственными «датчиками», мышцы уж сами несут информацию как об эффекте произведенного действия, так и об его пространственно-временных координатах. Тем самым принцип обратной связи объяснял роль чувственного образа и реального телесного действия в жизненных встречах организма со средой. Таким образом психический детерминизм утверждался как особый вид саморегуляции поведения организма, а не регуляции его актами или функциями сознания как внешних по отношению к нему, не имеющих основания ни в чем, кроме как в самом этом сознании.

Функционализм скомпрометировал себя как чуждая детерминизму концепция. На его обломках возникают школы, стремившиеся покончить с сознанием как верховным, устремленным к цели агентом. Главные среди них - психоанализ, гештальтизм и бихевиоризм. Все они вышли из функциональной психологии (учителем Фрейда был автор психологии акта Брентано, Вертгеймера - функционалист Кюльпе, Уотсона - функционалист Эндхелл).

Психоанализ поставил сознание в зависимость от трансформаций психической энергии. Гештальтизм заменил понятие о сознании как особом причинном агенте понятием о преобразованиях «феноменального поля». Бихевиоризм вычеркнул понятие о сознании из психологического лексикона. В поисках причинного объяснения психических феноменов эти школы (к ним можно присоединить школу Пиаже, учителем которого был функционалист Клапаред) явно или неявно обращаются либо к физическим представлениям об энергии и поле, либо к биологическому принципу гомеостазиса.

В бернаровской концепции принцип гомеостазиса относился только к регуляции процессов во внутренней среде организма. Будучи перенесен на взаимоотношения между организмом и внешней средой, он привел к постулату о том, что смысл этих взаимоотношений определяется задачей на достижение равновесия (а не на активное преодоление организмом сопротивления среды и ее преобразование).

И в бихевиористских моделях (ср. «закон эффекта» у Торндайка, принцип «редукции потребности» у Халла, «подкрепление» у Скиннера), и во фрейдистских представлениях о стремлении психической энергии к разряду, и в теориях поля, соответственно которым психикой движут неравновесные «системы напряжений», и в учении Пиаже о том, что уравновешивание организма со средой (достигаемое посредством ассимиляции и аккомодации) определяет развитие интеллекта - во всех этих концепциях запечатлен отразивший влияние физики и биологии психический детерминизм. Но если в естествознании понятия об энергии поля, гомеостазисе и др. отображают реальность, то в контексте психологических исканий они приобрели характер метафор. Ведь, когда говорилось об энергии мотива, напряжении поля или стремлении системы к равновесию, под этим вовсе не предполагалось объяснение психического в категориях физики или физиологии.

Психический детерминизм в силу своеобразия факторов, которые специфичны для человеческого уровня жизнедеятельности, укреплялся включением в структуру категорий (как психодетерминант) признаков, почерпнутых в сфере социокультурных процессов. Поэтому развитие психического детерминизма шло по пути разработки таких объяснительных схем, которые формировались в своеобразном «диалоге» между «голосами» естественных наук и социальных.

Фрейд искал источник психических травм в общении ребенка с родителями, Скиннер объяснял вербальное поведение подкреплением речевых реакций со стороны собеседника, Левин ставил «локомоции» отдельного члена группы в зависимость от «социального поля», хотя в этих схемах и протягивались нити от отдельного лица к его человеческому окружению.

Идея о том, что душевным устройством человека правят социальные силы, является очень древней. С возникновением психологии как самостоятельной дисциплины, когда обострилась потребность в том, чтобы перевести общие воззрения о зависимости индивидуального сознания от социальных причин на язык конкретно-научных понятий, определилось несколько подходов.

Групповое действие и сотрудничество вошли в психологию в качестве новых детерминант. Это обогатило психический детерминизм и систему преобразованных им категорий, позволив продвинуться в исследовании основных проблем психологической науки к новым рубежам.

Переходя от механизмов саморегуляции поведения, присущих всем живым существам, к человеку, научная мысль сталкивается с тем, что здесь в действие вступают особые закономерности - социоисторические. Они радикально преобразуют всю систему психодетерминант, а тем самым требуют ввести в аппарат психологического познания новые категории, водораздел между предчеловеческой и человеческой психикой обозначило понятие о сознании. Оно издревле, со времен Плотина и Августина, утвердилось в роли достояния человека, которому Бог даровал способность сосредоточиться на том, что происходит в его собственной душе. Сознание понималось как личный внутренний опыт, позволяющий взамен призрачного знания о тленном, внешнем мире постичь самого себя и высший божественный промысел.

Через чреду столетий Декарт, вслед за Августином, отверг скептицизм, указав на невозможность сомневаться в существовании самого сомневающегося Я и тем самым его самосознания. Утверждалось, что первая реальность, непосредственно данная сознанию человека — это его собственная личная мысль. Декартов взгляд стал аксиомой, которая прочно держалась в течение двух веков, дойдя до Вундта с его трактовкой сознания как «непосредственного опыта» в качестве особого предмета психологии и его версией о «замкнутой психической причинности». Вопреки этой версии, утверждался психический детерминизм, представленный в таких регуляторах поведения, как образ, действие, мотив.

«Бессознательные умозаключения» как операции по построению образа у Гельмгольца, «темное» мышечное чувство как организатор «предметного мышления» у Сеченова, инстинкт как движущая сила поведения у Дарвина — все эти понятия отражали реальные детерминанты психики, действующие объективно, то есть независимо от сознания. Между тем логика развития детерминистского знания побуждала объяснить своебразие высшего сознательно-волевого уровня активности личности. Уникальные признаки этого уровня отнюдь не фиктивны. Они нередуцируемы к уже освоенным психическим детерминизмом реалиям.

На всем историческом пробеге детерминизм полярен телеологии. Каждый его успех ознаменован ее отступлением. Телеологию (целесообразность) живого детерминистски объяснило учение Дарвина. Телеологию психического образа и действия - учение Гельмгольца, а затем Сеченова. Что же касается телеологии сознания, то здесь она прочно удерживалась в силу самоочевидной способности человека поступать сообразно предваряющей его телесные и умственные акты цели.

Впервые эта способность была объяснена с позиций детерминизма в философии марксизма. Трудовая деятельность, будучи изначально социальной и орудийной, сформировала особую систему общения реализующих ее индивидов. Притом иную систему, чем заданную биологической адаптацией, сообразно которой сложился прежний психический детерминизм. Труд предполагает внутренний план действий, их проектируемый результат в виде знаемой цели и средств ее достижения. Построенный субъектом, этот план становится причиной объективных событий. Идеальное творит материальное. Здесь детерминизм сталкивался с последним опорным пунктом телеологии. Попытки им овладеть шли в нескольких направлениях.

Задача заключалась в том, чтобы, не принимая сознание с его реальными ипостасями (способностью к целеполаганию, рефлексией, рациональным анализом ситуации, выбором оптимальной реакции на нее, предваряющей телесное действие и т.п.) за непосредственно данное, которое, все объясняя, само в причинном объяснении не нуждается, вывести эти ипостаси из объективных, внешних по отношению к индивидуальному сознанию детерминант.

Это привело к новым поворотам в развитии идеологии психического детерминизма. За исходное принимается социальный опыт, общение, объективное взаимодействие индивидов, эффектом которого становится его субъективная проекция. Такой взгляд стал отправным для новой формы психического детерминизма как механизма преобразования социальных отношений и действий во внутрипсихические.

Первый проект такого механизма наметил Сеченов. Главную преграду на пути объяснения психики с позиций детерминизма он усматривал в противопоставлении непроизвольных действий произвольным, за источник которых принимался в качестве первопричины волевой импульс. Сеченов рассчитывал преодолеть эту преграду, используя генетический метод.

Силы, которые движут ребенком, даны в независимой от его сознания системе отношений.

К этим силам относятся «чужие голоса» - управляющие его действиями команды других лиц. Постепенно эквивалентом «приказывающей матери или няньки» становится образ Я, обладающий собственным голосом. За индивидуальной волей и индивидуальным сознанием скрыта интериоризированная субъектом полифония чужих голосов и команд, т.е. система микросоциальных отношений.

В сходном плане объясняли генезис сознания и воли Жане, Пиаже, Выготский. В поисках детерминант этих высших психических проявлений они обращались к групповому действию и общению.

Позиция Выготского сложилась под влиянием марксизма, указавшего на орудия труда как уникальный фактор того процесса, в котором люди, изменяя природу, сами преобразуются. По аналогии с орудиями труда, направленными на внешние объекты, Выготский предложил ввести понятие о знаках как психологических орудиях. Они опосредуют внимание, память, мышление и другие функции, которые появляются сперва в общении между людьми, а затем становятся внутрипсихическими. С различных сторон в категориальный аппарат психологии внедрялась применительно к детерминистскому объяснению человеческого сознания категория отношения, как бы подтверждая положение Маркса о том, что «мое сознание есть мое отношение к среде», прежде всего к социальной. Наметившийся у Выготского постулат о том, что это отношение опосредовано знаками, придало разработке психического детерминизма новое измерение. Если до него в объяснительных схемах доминировало диадическое отношение: социальное - индивидуальное, то при обращении к знаковым системам оперирование ими (сперва во внешнем, затем во внутреннем диалоге) включало сознание в еще один (вслед за общением) объективный, независимый от сознания круг явлений, а именно в мир культуры.

Существуя на собственных основаниях и исторически изменяясь по собственным законам, он с колыбели определяет психический строй человеческой жизни. Специфика ориентации на культурные ценности, перед которой были бессильны прежние формы психического детерминизма, дала основание утверждать, будто эти ориентации в принципе не подвластны причинному объяснению и адекватно постижимы лишь телеологической мыслью с ее методами интуитивного прозрения.

Такова была точка зрения В. Дильтея и его последователей. В полемике с ними Выготский обратился к центральному понятию этого направления - понятию о переживании с тем, чтобы придать ему признаки, открывающие перспективу его анализа с позиций детерминизма. Но для этого следовало обогатить психический детерминизм новыми объяснительными возможностями. Концепция переживания приобрела у Выготского «гибридный» характер. Подобно тому, как в значении слова нераздельны мышление (оно представляет психический мир) и речь (социальный, реализуемый в знаковых системах процесс), в переживании нераздельны особенности личности и социальная среда, преломленная сквозь эти особенности. При этом сама среда мыслилась как остросюжетная драма, означающая столкновение, противодействие, конфликт характеров.

Не безличностные внешние обстоятельства, а имеющая свой «сценарий» динамическая система взаимоориентаций и поступков действующих лиц - такова социальная «среда», в которой формируется личность как один из героев этой драмы. Здесь в драматизме общения прорисовывается иной уровень психического детерминизма, чем при «обмене» знаками, передаче информации и т.п.

Итак, психический детерминизм представлен в нескольких формах. Образ, действие и мотив служат детерминантами поведения всех живых существ. Они радикально меняют свой строй с переходом к человеку, социальное бытие которого порождает новый тип организации психической жизни, у которой появляется внутренний план, обозначаемый термином «сознание».

Причинное объяснение этого плана привело к еще одной категории научной психологии — категории отношения (общения, взаимоориентации, взаимодействия индивидов).

И, наконец, переход от диады «социум-индивид» к триаде «социум-культура-личность» обогатил аппарат психологического познания еще одной категорией - категорией личности. Выделяя принцип детерминизма в качестве осевого для этого аппарата, следует иметь в виду, что его обособление от других осей предпринято в аналитических целях. В реальной работе научной мысли детерминизм неотделим от принципов системности и развития.