Студопедия — Великая тишина
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Великая тишина






 

Того же лета cede Иван Данилович на великом княжении всея Руси и быстъ оттоле тишина велика на 40 лет...

Рогожский летописец

 

В эти спокойные годы успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле.

В. О. Ключевский

 

Расправившись с тверским мятежом, хан Узбек стал размышлять над тем, как избежать его повторения. Важно было правильно распределить власть между русскими князьями, не оказывая одному из них слишком большого предпочтения. Вместе с тем хан понимал, что разоренная Русь сможет платить Орде установленную дань только в условиях относительного покоя и порядка. Он вовсе не собирался резать курицу, приносившую ему золотые яйца...

Летом 1328 года русские князья были вызваны в Орду. Здесь они узнали окончательное решение Узбека. В Твери утвержден был на княжении брат мятежного Александра князь Константин Михайлович, а в кашинском уделе Тверского княжества – другой брат, Василий.

Распоряжение хана относительно великого княжения Владимирского поразило всех своей необычностью. Обеспокоенный тверским мятежом, хан решил разделить области великого княжения между двумя правителями – Иваном Калитой и суздальским князем Александром Васильевичем, который также принимал участие в походе на Тверь. Так на Руси появились сразу два великих князя Владимирских. Стольный Владимир с округой, а также вернувшиеся в 1320 году в состав великого княжения Владимирского нижегородские земли хан передал Александру Васильевичу. Калите досталась другая часть великого княжения – Костромская земля. К ней хан сделал существенный «довесок» – половину Ростовского княжества, правители которого не в состоянии были выполнять своих финансовых обязательств перед Ордой. Но самой большой победой Калиты было то, что за ним остался Новгород. Его наместники сидели там уже с конца 1327 года, когда стало ясно, что правлению великого князя Александра Тверского пришел конец.

Хан мог перетасовать карты и передать право на новгородский стол Александру Васильевичу Суздальскому. Опасаясь такого исхода, новгородцы послали в Орду свое посольство во главе с боярином Федором Колесницей. Они хотели видеть в Новгороде князя достаточно сильного, чтобы оборонять их рубежи, но при этом достаточно благоразумного, чтобы не посягать на их уклад жизни и достояние. Иван казался им именно таким правителем. Судя по всему, хан тоже оценил способности князя Ивана и признал его как бы старшим великим князем, ответственным за весь ход дел на Руси.

Небывалый раздел великого княжения Владимирского напомнил далекие времена хана Батыя. Тогда, в 1249 году, татары поделили великое княжение между Александром Невским и его братом Андреем. Это деление продержалось всего три года: в 1252 году Андрей чем-то прогневил Орду и был силой изгнан из Владимира. Александр стал полновластным хозяином всей территории великого княжения. С тех пор она оставалась неделимой.

Предпринятый Узбеком раздел существовал, как и первый, всего лишь три года. После кончины суздальского князя в 1331 году Иван Калита получил его долю великого княжения. Однако для того, чтобы достичь такого исхода, московский князь должен был проявить за эти три года не меньше талантов, чем его великий дед.

Одним из последствий раздела 1328 года стало обесценивание великокняжеского титула. И если в 1328 – 1331 годах в Северо-Восточной Руси было два законных великих князя, то в середине XIV века многие русские князья начинают называть себя «великими». При этом обладание Владимиром перестает быть необходимым условием ношения титула «великого князя». Появляются великие князья тверские, нижегородские, рязанские...

Вероятно, тогда же, летом 1328 года, Иван Калита одержал в Орде и еще одну бескровную победу. Летопись сообщает, что, кроме земель из состава великого княжения Владимирского, хан Узбек «и иныя княжениа даде ему к Москве» (22, 195). Это были три огромные территории, центрами которых служили города Галич, Белоозеро и Углич. Внук Ивана Калиты князь Дмитрий Донской, передавая эти земли своим сыновьям, назвал их в своем завещании «куплями деда своего».

Историки давно спорят о том, как понимать слово «купля».

Скорее всего Иван Данилович купил в Орде ярлыки, дававшие ему право на пожизненное управление этими областями. Измельчавшие местные князья (главным образом – из ростовского дома) не в состоянии были своевременно и в полной мере платить положенную дань в ханскую казну. Московский князь взял на себя их долги и платежные обязательства, а за это получил право верховной власти над огромными лесными территориями.

Зачем понадобилось Ивану становиться «лесным царем», брать на себя управление безбрежными, как океан, безлюдными пространствами? Прежде всего эти области имели большое стратегическое значение для борьбы с Новгородом за русский Север. Кроме того, Углич с округой имел очень выгодное положение на Волге: отсюда начинались водные пути в тверские, новгородские и белозерские земли. Наконец, лесные княжества были богаты пушным зверем. Ценные меха составляли важнейший источник пополнения казны московского князя. «Мягкое золото» было главной статьей русской торговли с восточными и западными соседями.

Князь Иван посылал на Север и артели охотников-«со-кольников» для добычи высоко ценившихся в Орде ловчих птиц – соколов и кречетов. Местным властям он строго-настрого приказывал беречь сокольников, не брать с них никаких поборов, «занеже ми люди те надобны» (2, 15).

Осень 1328 года – важный рубеж в жизни нашего героя. Он получил почти всю возможную власть, которую мог иметь правитель в тогдашней Северо-Восточной Руси. Оглядываясь назад, князь вспоминал, как медленно и тяжело, словно по крутой лестнице с высокими ступенями, шел он к этой вершине. И каждая ступень – это чья-то надгробная плита. Вот первая ступень – отец; вот братья – Юрий, Андрей, Борис, Афанасий; вот злосчастная жена Юрия – татарка Агафия-Кончака, умершая в тверском плену, так и не успев стать матерью и родить наследника московского престола. Поживи она хоть немного дольше – и, быть может, не видать тогда Ивану ни владимирского золотого стола, ни даже московского престола, на котором воссел бы узкоглазый внук хана Узбека! Но вот еще ступени страшного восхождения: тверские сородичи Ивана, князья Михаил Ярославич и Дмитрий Михайлович. А вот и последняя ступень – изгнанный из родных краев Александр Тверской со всем его семейством.

Да только ли они! Припомнить – и многие другие встанут в памяти, волей или неволей ставшие ступенями на пути его восхождения. Так зачем же поднялся он на такую головокружительную высоту? И как устоять там, на вершине, одному под грозным взором Всевышнего?! Одно неловкое движение – и можно сорваться вниз, в бездну, увлекая за собою многих...

Затворившись в дворцовой молельне, Иван любил по ночам беседовать с Богом, изливая душу то в горячем покаянии, то в неторопливом рассуждении под строгим и взыскательным взглядом древнего оплечного Спаса – родовой иконы московских Даниловичей. Прежде, в молодые годы, Иван просил Бога дать ему знания и силы, необходимые для управления людьми. И Господь не отказал ему в этом. Теперь он уверенно держал в руках поводья власти. Ему уже было под сорок. За плечами – огромный опыт управления Московским княжеством и всем великим княжением Владимирским от лица брата Юрия Даниловича. Он знал Орду и все ее тонкие механизмы власти. Это был зрелый мастер княжеского ремесла, смотревший далеко за пределы Московского княжества.

Но Господь дал ему и более того, что он просил. Помимо разума, он одарил его верой. Князь Иван превосходил других правителей не только численностью своих дружин. Его возвышала вера в свою избранность, в соответствие своих замыслов путям Божьего Промысла. Многие обстоятельства его жизни, которые мы посчитали бы случайными, казались ему знаменательными. Ранняя смерть старших братьев и отсутствие у них наследников неизбежно должны были навести его на мысль о собственной избранности. Ведь «страстные натуры никогда не в состоянии примириться с предположением, что тем, что их касается, руководила случайность. Им кажется, что все было предустановлено Богом и они видят в самых незначительных обстоятельствах знаки высшей воли» (116, 51).

И небеса посылали Ивану все новые и новые знаки, подтверждавшие его предчувствия. Падение Твери и его приход к верховной власти совершились в 1327 – 1328 годах – спустя 70 лет после татарской переписи 1257 – 1258 годов. И в этом вновь приоткрывалась московскому князю великая тайна Провидения. Он вчитывался в Священное Писание – и оно открывало ему то, что он искал.

Именно перепись, подробно описанная всеми русскими летописями, была для людей той эпохи подлинным началом «ордынского плена». Она произвела неизгладимое впечатление на современников. И глубоко символическим было число лет, прошедших от татарской переписи до великого княжения Калиты. Древнерусские книжники (а князь Иван был их учеником) вообще были склонны к поискам магии чисел. Но в этом случае тайна лежала на поверхности. «Вавилонский плен» иудеев, согласно Библии, должен был продлиться 70 лет. «Ибо так говорит Господь: когда исполнится вам в Вавилоне семьдесят лет, тогда Я посещу вас и исполню доброе слово Мое о вас» (Иеремия, 29, 10).

Это «доброе слово», согласно Иеремии, будет связано с появлением праведного царя. «Вот, наступают дни, – говорит Господь, – и восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на земле» (Иеремия, 23, 5). Этим «царем», избранным Богом для утверждения правды, князь Иван и ощутил себя, поднявшись на вершину власти. Это ощущение он сохранил до последних дней своей жизни и запечатлел знаменитой записью в Списком Евангелии 1340 года: «О сем бо князи великом Иване пророк Езекии глаголеть: в последнее время в апустевшии земли на запад встанеть цесарь правду любя и суд не по мзде судя ни в поношение поганым странам. При сем будеть тишина велья в Рускои земли, и въсияеть в дни его правда, яко же и бысть при его царстве» (103, 95).

В этих словах ощутим ритм человеческого дыхания. Должно быть, князь Иван сам диктовал их писцам незадолго перед кончиной, оглядываясь на прожитую жизнь и готовясь к переходу в жизнь вечную. Как и было принято в то время среди книжных людей, он цитирует Священное Писание по памяти, смешивая тексты из разных книг Ветхого Завета и стараясь сохранить лишь общий смысл. Многозначность библейской символики позволяла ему использовать образ Царя-Христа в более узком, земном смысле – как царя-правителя...

Но вернемся к событиям 1328 года. Главной заботой нового великого князя стал мир. Иван хотел дать стране покой, прекратить ордынские «рати». Трудно даже представить, сколь сложной была эта задача. Но Калита сумел добиться своего. Летописец, работавший во второй половине XIV века, оглядываясь на времена Ивана Даниловича, позволил себе небольшое, но очень интересное рассуждение. Сообщив о приходе Калиты на великое княжение в 1328 году, он добавляет: «И бысть оттоле тишина велика на 40 лет и престаша погании воевати Русскую землю и заклати христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великиа истомы многыа тягости, от насилиа татарского, и бысть оттоле тишина велика по всей земли» (25, 90).

Эта «великая тишина» продолжалась, по мнению летописца, сорок лет – с 1328 года до начала московско-литовских войн в 1368 году. Задумаемся над этим суждением. В нем отражены религиозно-политические теории ранней Москвы. Конечно, число лет «великой тишины» названо условно. В той же Симеоновской летописи под 1368 годом летописец указывает, что «от Федорчюковы рати до Олгердовы лет 41» (25, 109). Но его явно увлекло число 40 – одно из самых многозначительных в христианской символике. Это и сорок дней искушения Спасителя в пустыне, и «сороковница» Рождественского поста, и «четыредесятница» Великого поста. Число «сорок» в христианском сознании ассоциировалось с идеей очищения от грехов. Летописец словно намекает на то, что продолжительность установленной московскими князьями «великой тишины» – парафраза «Великого поста» – есть новое свидетельство богоугодности их деятельности.

Многозначительное число «сорок» книжники находили и в истории правления предков Ивана Калиты, сыновей Александра Невского. «Бысть же княжения сынов Александровых и великаго князя Даниила Московскаго лет 40» (8, 197). Но то были сорок лет раздоров и бед. Князь Иван подарил Руси сорок лет «великой тишины».

Конечно, «великая тишина» существовала не только в воображении московских книжников. Это была политическая реальность, вселявшая надежду на перемены. Она стала возможной только благодаря тому, что князь Иван, а позднее его сыновья Семен Гордый и Иван Красный, сумели обеспечить полную и своевременную выплату ордынской дани с русских земель. Правители Орды ханы Узбек (1313 – 1341) и Джанибек (1341 – 1357) были вполне удовлетворены таким положением дел и не препятствовали постепенному усилению московского княжеского дома. Начавшаяся в Орде после смерти Джа-нибека длительная смута («замятия великая», по выражению русских летописей) открыла новые возможности для Москвы, которыми не преминул воспользоваться внук Ивана Калиты князь Дмитрий Иванович Донской. Объединив под своим началом большинство князей Северо-Восточной Руси, Дмитрий начал открытую вооруженную борьбу с Ордой, увенчавшуюся великой победой на Куликовом поле. С этого времени, несмотря на все последующие неудачи и промахи московских князей, Москва окончательно стала центром формирующегося единого Русского государства.

Историк В. О. Ключевский справедливо отмечал благотворное воздействие этой «великой тишины» на духовное, нравственное развитие русского народа, которое, в свою очередь, содействовало успехам московской государственности. «Русские люди, сражавшиеся и уцелевшие в бою на Сити (3 марта 1238 года. – Н. Б.), сошли в могилу со своими сверстниками, безнадежно оглядываясь вокруг, не займется ли где заря освобождения. За ними последовали их дети, тревожно наблюдавшие, как многочисленные русские князья холопствовали перед татарами и дрались друг с другом. Но подросли внуки, сверстники Ивана Калиты, и стали присматриваться и прислушиваться к необычным делам в Русской земле. В то время как все русские окраины страдали от внешних врагов, маленькое срединное Московское княжество оставалось безопасным, и со всех краев Русской земли потянулись туда и простые люди. В то же время московские князьки, братья Юрий и этот самый Иван Калита, без оглядки и раздумья, пуская против врагов все доступные средства, ставя в игру все, что могли поставить, вступили в борьбу со старшими и сильнейшими князьями за первенство, за старшее Владимирское княжение, и при содействии самой Орды отбили его у соперников. Тогда же устроилось так, что и русский митрополит, живший во Владимире, стал жить в Москве, придав этому городку значение церковной столицы Русской земли. И как только случилось все это, все почувствовали, что татарские опустошения прекратились и наступила давно не испытанная тишина в Русской земле. По смерти Калиты Русь долго вспоминала его княжение, когда ей впервые за сто лет рабства удалось вздохнуть свободно, и любила украшать память этого князя благодарной легендой.

Так к половине XIV века подросло поколение, выросшее под впечатлением этой тишины, начавшее отвыкать от страха ордынского, от нервной дрожи отцов при мысли о татарине. Недаром представителю этого поколения, сыну великого князя Ивана Калиты, Симеону современники дали прозвание Гордого. Это поколение и почувствовало ободрение, что скоро забрезжит свет» (84, 66).

Именно это поколение, возросшее под сенью «великой тишины», дало Руси трех знаменитых духовных вождей и учителей – игумена Сергия Радонежского, митрополита Алексея и епископа Стефана Пермского. «Все три святых мужа, подвизаясь каждый на своем поприще, делали одно общее дело, которое простиралось далеко за пределы церковной жизни и широко захватывало политическое положение всего народа. Это дело – укрепление Русского государства, над созданием которого по-своему трудились московские князья XIV века» (84, 67).

Основанием «великой тишины», за которую так чтили Ивана Калиту современники, потомки и историки, был исправный сбор ордынской дани. Этот успех московского князя стал возможным только благодаря общему укреплению государственного начала в жизни Северо-Восточной Руси. Разумеется, на этом пути он не мог обойтись без насилия. Наведение порядка осуществлялось средневековыми методами. Письменные источники сохранили жалобы и стоны удельной знати, попавшей под тяжкие жернова московского порядка. Автор «Жития Сергия Радонежского» монах Епифаний Премудрый, рассказывая о детстве и отрочестве своего героя, делает небольшой исторический экскурс. Он сообщает, что в Ростове, где около 1314 года родился будущий подвижник, царило в то время страшное оскудение. Обнищал и отец Сергия ростовский боярин Кирилл. «Како же и что ради обнища, да скажем и се: яко частыми хоженми еже с князем в Орду, частыми ратми татарскими еже на Русь, частыми послы татарскими, частыми тяжкыми данми и выходы еже в Орду, частыми глады хлебными» (14, 288).

Ко всем бедам ростовчан зимой 1327/28 года добавилась страшная татарская рать, «глаголемая Федорчукова Туралы-кова». Но и это был еще не конец тяжелых времен. Примернр черед год после рати (то есть где-то в конце 1328 года) «наста насилование, сиречь (потому что. – Н. Б.) княжение великое досталося князю великому Ивану Даниловичю, купно же и досталося княжение ростовьское к Москве. Увы, увы тогда граду Ростову, паче же и князем их, яко отъяся от них власть, и княжение, и имение, и честь, и слава, и вся прочая потягау к Москве» (14, 288).

Получив от хана распоряжение о сборе недоимок в Ростове (или попросту взяв на откуп эту статью дохода ханской казны), князь Иван вскоре предпринял суровые меры по отношению к задолжавшим ростовцам. Посланные им воеводы Василий Кочева и Мина учинили в Ростове настоящий погром. Насилием, а порой и пытками они заставляли жителей отдавать последние деньги и ценности. По-видимому, князь Иван выплатил ханской казне недоимку по ордынской дани с Ростова и за это года три спустя получил от хана право включить Сретенскую половину Ростовского княжества в состав великокняжеских владений.

Агиограф в нескольких фразах рисует эту черновую, неприглядную работу князя Ивана и его людей по «собиранию Руси». Когда московские воеводы вошли в Ростов, «тогда възложиста велику нужю на град да и на вся живущаа в нем, и гонение много умножися. И не мало их от ростовец мос-квичем имениа своа с нуждею отдаваху, а сами противу того раны на телеси своем с укоризною въземающе и тщима рукама отхождааху. Иже последняго беденьства образ, яко не токмо имениа обнажеши быша, но и раны на плоти своей подьяша, и язвы жалостно на себе носиша и претръпеша. И что подобает много глаголати? Толико дръзновение над Ростовом съдеяша, яко и самого того епарха градскаго, старей-шаго болярина ростовскаго, именем Аверкый, стремглавы обесиша, и възложиша на ня руце свои, и оставиша поругана. И бысть страх велик на всех слышащих и видящих сиа, не токмо в граде Ростове, но и во всех пределах его».

(«И когда они вошли в город Ростов, то принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телам своим с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бедствия, так как не только имущества лишались, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского, по имени Аверкий, повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, – не только в Ростове, но и во всех окрестностях его» (14, 288 – 290).

Так же, как в Ростове, действовал князь Иван и в других благоприобретенных землях. Однако цель его заключалась не только в том, чтобы выжать из населения припрятанные средства и решить свои сиюминутные финансовые проблемы. Он смотрел дальше. Беспощадно обирая, например, ростовцев, он в то же время давал им возможность подняться и хотя бы отчасти восстановить свое благосостояние, но уже на другой, московской земле. И уже в качестве подданных московского князя. «Житие Сергия Радонежского» повествует, что князь Иван, разорив Ростов, в то же время предоставил широкие льготы тем ростовцам, которые готовы были переселиться в Московское княжество. Обширная и слабозаселенная волость Радонеж в северо-восточной части московских земель, ближе всего к границам Ростовского княжества, была поставлена в особые условия. Здесь князь Иван «лготу людем многу дарова, и ослабу обещася тако же велику дат Ея же ради лготы събрашася мнози, яко же и ростовская ради нужа и злобы разбегошася мнози» (14, 290).

Как и надеялся князь Иван, со временем переселенцы забывали о причиненном им зле. Своим трудом, своей службой они укрепляли Московское княжество. А некоторые из них становились столпами его экономического, военного или духовного могущества. Так, среди ростовцев, перебравшихся в Радонежскую волость после погрома 1328 года, был сын боярина Кирилла 14-летний отрок Варфоломей – будущий основатель Троицкого монастыря и великий подвижник Сергий Радонежский.

Стремясь упрочить свое положение в ростово-ярославских и белозерских землях, князь Иван прибегнул к старому, испытанному средству – династическим «бракам по расчету». Одна из дочерей Калиты, Мария, в 1328 году была выдана замуж за юного ростовского князя Константина (21, 201). Отец жениха князь Василий Константинович к этому времени уже давно умер, а старший брат Федор, едва ли обрадованный таким поворотом дела, не мог в тех обстоятельствах противиться воле московского князя. (Мнения же самих молодых никто, разумеется, не спрашивал.)

Вероятно, свадьба была сыграна осенью 1328 года, вскоре после возвращения Ивана Даниловича из Орды с великокняжеским ярлыком. Тогда же Калита обеспечил владельческие права своего зятя, организовав формальный раздел города Ростова и Ростовского княжества на две половины – Сретенскую и Борисоглебскую (91, 268). Первая досталась старшему брату, Федору Васильевичу, а вторая – младшему, Константину. После смерти Федора в 1331 году московский князь уговорил хана передать ему Сретенскую половину Ростовского княжества во временное управление как часть великого княжения Владимирского. На практике этими землями от имени Калиты стал править его зять Константин, соединивший под своей рукой обе части Ростовского княжества. Так, благодаря тонкому расчету Калиты (и удивительно своевременной кончине одного из братьев!), Константин Васильевич Ростовский стал одним из сильнейших русских князей, но при этом остался послушным «подручником» московского князя.

Князь Константин Васильевич, кажется, тяготился своей пассивной ролью и долго копил злобу на могущественную московскую родню. Пока великое княжение оставалось в руках московских князей – Константин молчал и повиновался. Но когда в 1360 году суздальский князь Дмитрий Константинович отобрат великое княжение у малолетнего князя Дмитрия Московского, ростовский князь не утерпел. Сговорившись с новым великим князем Владимирским, он присвоил себе всю полноту власти в Ростовском княжестве, захватив не только великокняжескую Сретенскую половину, но и волости, купленные москвичами в ростовской земле в качестве вотчин.

Однако торжество Константина продолжалось недолго. В 1363 году московские войска нагрянули в Ростов и утвердили здесь на княжении племянника и соперника Константина Васильевича – князя Андрея Федоровича. Этот юный искатель удачи давно уже жил при московском дворе в ожидании будущих политических комбинаций. Теперь час настал, и его пустили в дело.

Старый ростовский князь, посрамленный и униженный, поспешил уехать в Устюг – самый северный и далекий угол ростовских владений. Его никто не преследовал. Должно быть, юный Дмитрий Донской сжалился над своей престарелой тетушкой, княгиней Марией Ивановной, и ее незадачливым супругом. Там, в Устюге, Константин Васильевич и окончил свои дни. Есть известия, что его сыновья (внуки Калиты!) владели какими-то глухими волостями по рекам Ваге и Северной Двине.

Другая дочь Калиты, Феодосия, была выдана замуж за князя Федора Романовича. Ее муж со временем стал старшим в доме белозерских князей. Он не был завистлив, дружно жил со своим московским тестем, а потом и с шурьями – Семеном Гордым и Иваном Красным. В 1375 году Федор по призыву Дмитрия Московского принял участие в походе на Тверь. В 1380 году зять Калиты вместе со своим сыном Иваном сложил голову в битве на Куликовом поле, куда он явился во главе белозерских полков. Его владения перешли под власть Москвы.

Княгиня Феодосия Ивановна прожила долгую жизнь. Она была еще жива в 1389 году, когда по завещанию Дмитрия Донского основная часть белозерского княжества была передана его третьему сыну, князю Андрею Дмитриевичу. Однако своей тетке Феодосье Дмитрий Донской оставил в пожизненное владение несколько белозерских волостей. После ее кончины они должны были перейти ко вдове Дмитрия Ивановича княгине Евдокии.

Свою третью дочь, Евдокию, Иван Данилович выдал замуж за ярославского князя Василия Давыдовича, внука знаменитого своим буйством князя Федора Черного и дочери ордынского хана Тохты (29, 113). Василий Ярославский, носивший красноречивое прозвище «Грозные Очи», кажется, унаследовал крутой нрав своего деда. Он не желал тянуть в одной упряжке с Калитой и подчиняться его власти. В 1339 году дело дошло до скандала. Василий поехал в Орду, где должен был решаться старый спор между Иваном Калитой и Александром Тверским. Московский князь, проведав о недобрых замыслах зятя, послал отряд в пятьсот всадников, чтобы перехватить его по дороге. Однако лихой потомок Федора Черного сумел отбиться от московских воевод и уйти в Орду. Вероятно, эта удача спасла ему жизнь. Одолев Александра Тверского, Калита не стал немедленно сводить счеты с крамольником-зятем. А менее чем через год Иван Данилович сошел в могилу, и его наследник Семен Гордый примирился с ярославским князем. В 1342 году княгиня Евдокия Ивановна умерла. Муж Евдокии также умер молодым, пережив ее всего лишь на три года. У них был сын по имени Василий, который ходил с московскими полками на Тверь в 1375 году.

Помимо брачных союзов, московские правители широко использовали и еще один мирный способ овладения соседними землями – покупку. И сам Иван, и его бояре приобретали у местных правителей на началах частной сделки села, деревни и целые волости. Опираясь на эти островки московских владений, они продолжали внедряться в чужие территории.

Историков давно занимает вопрос: откуда Иван Калита брал деньги для своих приобретений? Одни полагают, что он утаивал часть ордынской дани, другие считают, что он резко увеличил торговлю хлебом, третьи указывают на освоение им богатых пушниной областей русского Севера.

Но все это не более чем догадки. Заметим, что от исследователей как-то ускользало самое простое и, как нам кажется, естественное объяснение. Московский князь твердой рукой навел относительный порядок в том беспределе анархии, воровства и местного произвола, который царил на Руси. Огромное количество средств (в том числе и тех, которые должны были идти на выплату ордынской дани) попросту разворовывалось всякого рода «сильными людьми». Эту вакханалию грабежа дополнял разбой на дорогах, сильно затруднявший торговлю между городами.

Один из древних источников с похвалой отзывается об Иване Калите за то, что он «исправи Руськую землю от татей (воров. – Н. Б.) и от разбойник» (10, 465). Можно только догадываться, каких усилий это ему стоило и сколько разбойничьих гнезд, свитых в лесных чащобах, было обнаружено, захвачено и разорено тогда московскими воеводами.

По-настоящему приняться за эту работу князь Иван смог только после того, как внес существенные изменения в тогдашние правовые нормы. Согласно древней традиции крупные земельные собственники (бояре, монастыри, епископские кафедры) имели право суда по всем без исключения уголовным делам в пределах своих вотчин. Однако далеко не все вотчинники имели возможность вести успешную борьбу с разбойничьими шайками или матерыми преступниками-одиночками. Кроме того, даже изловив злодеев, местные судьи зачастую отпускали их за взятку. Только сильная рука центральной власти могла как следует наладить это сложное дело.

Иван Калита стал изымать наиболее серьезные уголовные дела из ведения вотчинников и передавать их своей администрации. Сохранилась его грамота новгородскому Юрьеву монастырю. Согласно ей, монастырские люди, живущие в городе Волоке (современный Волоколамск), должны судиться у своих монастырских властей по всем делам «опроче татьбы, и розбоя, и душегубства»... Расследование и наказание этих преступлений князь вверяет своим наместникам.

Случай с юрьевскими вотчинами – не исключение. Исследователи древнерусского права отмечают, что в московских землях княжеская администрация взяла в свои руки борьбу с тяжкими преступлениями гораздо раньше, чем в других русских княжествах (107, 365).

Но главными ворами всегда были представители местной знати. С ними князь Иван расправлялся «не взирая на лица». Судьба ростовского «епарха градскаго (то есть, видимо, тысяцкого. – Н. Б.), старейшаго болярина» Аверкия, подвешенного за ноги и замученного до полусмерти московскими палачами, служит примером того, какими средствами Иван Данилович сбивал спесь с этих людей. Конечно, жестокость остается жестокостью, даже если она совершается во имя благой цели. И все же трудно не вспомнить в этой связи одного суждения Макиавелли. «Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица» (101, 40).

Свою задачу правителя Калита понимал, однако, гораздо шире, чем только как борьбу с разгулом «лихих людей». Библия воспитала в нем чувство постоянной личной ответственности перед Богом за свою землю. Она учила его во всем устремляться к высшим идеалам. Благодаря ей князь Иван был велик и в своих взлетах, и в своих падениях.

«Вот, Царь будет царствовать по правде, и князья будут править по закону; и каждый из них будет как защита от ветра и покров от непогоды» (Исайя, 32, 1).

Издавна одной из главных обязанностей князя в Древней Руси был суд и судебное законодательство. Занятые множеством других дел, князья обычно передавали эти полномочия своим управляющим (тиунам), а те, в свою очередь, – другим доверенным лицам. В конце концов, суд становился источником обогащения для судей, получавших доходы не столько от положенных им по закону судебных пошлин, сколько от всяческих «посулов», то есть взяток. Свое отношение к суду народ издавна выражал известной поговоркой: «С сильным не борись, с богатым не судись».

Церковные проповедники часто укоряли князей за пренебрежение справедливым судом. От времени Калиты сохранился список наставления тверского епископа Семена (умер в 1288 году) полоцкому князю Константину Безрукому. Однажды во время пира князь заспорил с владыкой о том, где будет на том свете тиун – в раю или аду? Распалясь, князь заговорил начистоту: «Тиун неправду судит, мьзду емлет, люди продает, мучит, лихое все деет»... Епископ не стал с этим. спорить, но заметил, что на то и князь, чтобы избирать не плохих тиунов, а хороших. «Аки бешена человека пустил на люди, дав ему меч, – тако и князь, дав волость лиху человеку губити люди. Князь во ад и тиун с ним во ад!» (13, 464).

Не знаем, как отбирал Иван Данилович своих тиунов. Однако несомненно, что он много занимался улучшением суда и развитием законодательства. Исследователи древнерусского права установили, что при Калите, а возможно, и по его указу, на Руси велась работа по собиранию и обработке памятников византийского и русского права. Современники недаром сравнивали его с византийским императором Юстинианом, знаменитым своей законотворческой деятельностью.

Однако сам князь Иван видел свою цель не только в создании хорошего законодательства, но и в утверждении в своей земле Правды. В приписке к Сийскому Евангелию главной добродетелью Ивана Даниловича представлена любовь к правде. Это понятие трижды встречается в первой части произведения.

«О сем бо князи великом Иване пророк Езекии глаголеть: в последнее время в апустевшии земли на запад встанеть цесарь правду любя и суд не по мзде судя ни в поношение поганым странам. При сем будеть тишина велья в рускои земли и въсияеть в дни его правда, яко же и бысть при его царстве. Хвалит римьская земля Петра и Павла, Азия Иоана Богословца, Индийская Фому, Ераполь Филипа, Руская земле первозванаго апостола Андрея, греческая земля цесаря Костянтина; сему благородному князю великому Ивану, створ-шему дела подобна в Рускои земли правоверному цесарю Костянтину; о сем бо песнословец глаголет: „постави, Господи, законодавца над ними да разумеют языци яко человеци суть; то же рек: „Боже! суд цесареви дай же правду сынови цесареву“. Сии бо князь великой Иоан имевше правый суд паче меры, поминая Божественае Писания“ (103, 95).

Какой смысл вкладывал Калита в слово «правда»? В языке того времени оно было весьма многозначным. Его первое, узкое значение – закон или свод законов («Русская правда»). Но, кроме этого, «правда» может означать и истину, и добродетель, и праведность как соответствие высшему нравственному закону, и божественную волю и, наконец, – справедливость. В Похвале Ивану Калите из Сийского Евангелия слово «правда» применяется в двух смыслах: правда как справедливость (в сочетании с идеей справедливого суда) и правда как христианское учение («и воссияет в дни его правда»). Это последнее значение слова «правда» было общеизвестно благодаря таким церковным песнопениям, как, например, тропарь на праздник Сретения Господня: «Радуйся, Благодатная Богородице Дево, из Тебе бо возсия Солнце правды, Христос Бог наш» (глас 1-й).

Видимо, Иван Данилович действительно стремился утвердить в своей земле «правду» как справедливость, наладив праведный, нелицеприятный суд. Для этого князь должен был, конечно, лично участвовать в разборе тяжб и вынесении приговора, не полагаясь на своих тиунов. При всей его невероятной занятости (одних только поездок в Орду он совершил около десятка!) Иван находил время для «правды» – справедливости. Такое отношение к делу было редким среди князей и создавало Калите славу в народе.

Почитая своим долгом заботу о «правде» – справедливости, князь Иван не только утверждал «правый суд», но и старался помочь тем, кто был обездолен судьбой. В приписке к Сийскому Евангелию сказано, что он был «сирым (бедным, нищим. – Н. Б.) в бедах помощник, вдовици от насильник изимая яко от уст львов» (103, 96).

Согласно библейской традиции милосердие считалось одной из главных добродетелей правителя. В книге пророка Даниила (как и в приписке к Сийскому Евангелию) милосердие упоминается в сочетании с правдой. Пророк предрекает царю Навуходоносору грядущие бедствия и наставляет: «Посему, царь, да будет благоугоден тебе совет мой: искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным; вот чем может продлиться мир твой» (Даниил, 4, 24).

Несомненно, книга пророка Даниила была одной из любимых книг Ивана Калиты. И не отсюда ли тема правды и милосердия перенеслась в Похвалу Ивану Калите? (Так именуют иногда приписку к Сийскому Евангелию). Впрочем, было еще одно произведение, послужившее источником не только для «Похвалы», но и для самой жизненной философии князя Ивана. То было «Слово о законе и благод







Дата добавления: 2015-09-18; просмотров: 554. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Тактика действий нарядов полиции по предупреждению и пресечению правонарушений при проведении массовых мероприятий К особенностям проведения массовых мероприятий и факторам, влияющим на охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, можно отнести значительное количество субъектов, принимающих участие в их подготовке и проведении...

Тактические действия нарядов полиции по предупреждению и пресечению групповых нарушений общественного порядка и массовых беспорядков В целях предупреждения разрастания групповых нарушений общественного порядка (далееГНОП) в массовые беспорядки подразделения (наряды) полиции осуществляют следующие мероприятия...

Механизм действия гормонов а) Цитозольный механизм действия гормонов. По цитозольному механизму действуют гормоны 1 группы...

Сравнительно-исторический метод в языкознании сравнительно-исторический метод в языкознании является одним из основных и представляет собой совокупность приёмов...

Концептуальные модели труда учителя В отечественной литературе существует несколько подходов к пониманию профессиональной деятельности учителя, которые, дополняя друг друга, расширяют психологическое представление об эффективности профессионального труда учителя...

Конституционно-правовые нормы, их особенности и виды Характеристика отрасли права немыслима без уяснения особенностей составляющих ее норм...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия