Выход из второй сети

Мы опираемся только на «факты» (хотя и не всегда знаем, факты чего), то есть на опыты с чистыми клетками, как их пыталась передать Мать. Опытов множество, иногда они почти противоречат друг другу, хотя, впрочем, не больше, чем травы и булыжники в саду противоречат пруду; причина в том, что мы плохо улавливаем связь между ними, мы не знаем «сада».

Сначала чаще всего наблюдалось явление текучести (или сознания) клеток, то есть казалось, что исчез механизм, собиравший клетки в единое целое, прекратилось повторение, обычная связывающая клетки вибрация, создающая «я» человека и ящерицы: «Как будто произошло растворение: нечто хотело растаять. Сильнейшее впечатление. И это производит в клетках вибрации небывалой мощности, совершенно несоразмерной с человеческим телом — потрясающе!» В этой вибрации и заключается тайна. Ее называют супраментальной, но хотелось бы знать, что такое супраментальное. «Когда это начинается, я смотрю и вижу, как одни люди тают (не все, очень немногие), а другие падают в обморок! Поднимаются и спасаются бегством...» И правда, когда мы чувствовали, что «это» шло, было... страшновато, возможно, потому, что совершенно непривычно для человеческого тела, эта вибрация была почти угрожающей в своей чужеродности телесной субстанции. «Достаточно прекратить деятельность [внешнюю], на две-три секунды, самое большее на одну-две минуты, чтобы ощутить, как тело плывет, плывет. Открывается бесконечность, океан вибрирующего, светоносного, золотого, мощного Сознания. И оно плывет в нем...» Мы размышляли: не это ли первая Материя? То «нечто», которое каждый вид преобразовал по-своему, обратив в жидкость или камень: первая мировая субстанция, вибрация, породившая все остальные вибрации, повторяющие ее либо в уменьшенном, либо в измененном виде и делающие из нее жгутик или ящерицу. То, что мы называем «Материей», есть способ организовывать и заключать в себе это «нечто»; существуют всевозможные формы Материи. Так что же будет происходить в теле, сквозь которое оно проходит? Растворится ли оно или «замкнет» его в себе каким-то новым образом? Каким будет новый принцип связи, если он вообще возможен?

Начало опыта «пугает» тело. «Разжижение» похоже на растворение; исчезает «я», послушно повторявшее организующую вибрацию, бесконечный невидимый трепет, собиравший все воедино: «Как сохранить форму, отказавшись от эго, вот в чем проблема. Особенно интересно наблюдать за ходом событий. Бывают минуты, когда чувствуешь, будто все-все растворяется, распадается, и я видела: сначала физическое сознание было недостаточно опытным, и когда совершалась внутренняя подготовка, оно думало, что смерть близка. А потом постепенно пришло сознание того, что это совсем не смерть, а только внутренняя подготовительная работа. Даже наоборот, так явно наблюдая эту необыкновенную пластичность, поразительную гибкость, думаешь, что если дать этому реализоваться... Очевидно, необходимость смерти пропадет. Иными словами, неведомое состояние; можно сказать, физически нереализованное». Ничто не препятствует потоку, и очевидно, что причин для смерти больше нет, потому что ее необходимость была обусловлена замкнутостью и жесткостью потока. Но как удержаться на ногах при такой «пластичности»? Над этой проблемой Мать билась многие месяцы; в каком-то смысле она останется до тех пор, пока в теле не сформируется новое, — как Она говорила, «гибкая устойчивость». Труден переход. «Телу очень тяжело совершить его самопроизвольно, то есть не меняя старых привычек и способа существования, так как в этом случае внутренняя организация мало чем будет отличаться от хаоса. Это тяжело. Проблемы возникают постоянно — нет ни одной телесной функции, которая не вызывала бы затруднений из-за этого [текучести]. Принимать пищу становится проблемой, спать — проблемой, говорить — проблемой, одни проблемы... Процесс жизнедеятельности совсем не тот, что раньше, все уже не так, как было, а то, что есть, непривычно, не происходит само собой обычным образом, то есть это не естественно для тела; нужно, чтобы сознание постоянно контролировало все, даже поглощение завтрака... Ох! Какой труд! С помощью концентрации сознания приходится поддерживать противоестественный для старой природы образ существования, но это, тем не менее, будущее тела. Почти геркулесова работа».

Новый образ существования — почти что не-существования («существовать» подразумевает прежде всего привычное прозябание) — не предполагает особого центра управления, тюрьмы больше нет, все распространяется во все стороны. «Тело ощущает прилив сил, но... Оно даже не чувствует, как они проходят. Они текут сквозь... Даже непонятно, сквозь что. Полная эфемерность. А осознание себя или окружающего очень неприятно — тяжесть, невыразимая тяжесть. Границ тут нет, понимаешь [Мать показывала на свое тело], вот что интересно... Например, такое любопытное явление [среди многих других]: у меня нет ощущения, что "я" ем, следовательно нет и осознания того, что я кладу что-то в рот, должна это проглотить и... Нет, что-то одновременно пребывает И ВО МНЕ, И В ПИЩЕ. Не то, чтобы оно "входило": как будто... [Мать рисовала в воздухе какое-то силовое вращение], как будто разворачивается то, чему дали развернуться. И... Тогда становится хорошо. Но как только возвращается старое сознание, как только я осознаю, что ем, чувствую вкус пищи, сознаю, что кладу ее в рот, — появляется тяжесть... мне стоит нечеловеческих усилий не глотать сквозь... исчезает ощущение "того, через что" проходит Божественное. Это неподвижно и эфемерно; у него нет самосознания, оно сознает только... Божественное действие. Тогда все хорошо. Но едва возникает ощущение, что вещь проходит "сквозь", появляется дурнота. Ну, я могла бы сказать (звучит литературно!), что в определенном состоянии, когда тело не ощущает себя, и остается только сознание Божественного, появляется чувство бессмертия, вечности, но при малейшем ощущении "того, в чем " проявляется Божественное, оно превращается в ощущение смерти — ты моментально становишься смертным».

Ты вновь оказываешься в тюрьме.

Тут же начинаешь вырабатывать смерть.

«Это состояние стало очень напряженным, — добавляла Она. (А станет еще напряженнее).— Если что-то вмешивается — все! Я не могу глотать, даже дышать... Такое впечатление, что жизнь перестает зависеть от обычных условий и переходит в подчинение иным, еще не определившимся условиям, к которым тело пока не привыкло, так что переход представляет сплошное затруднение». Это был некий всеобъемлющий непреходящий парадокс, резкое, опасное, ощущаемое каждую минуту противоречие между состояниями жизни и смерти, новым и старым состояниями. «Невероятно: или истинное сознание, или ощущение общей неотвратимой опасности. Понимаешь, опасно все: есть, умываться... Телу словно демонстрируют на всевозможных и бесконечных примерах пути к смерти и пути к жизни: это относится ко всем частям тела, всем органам, всем функциям — невозможно выразить... Забавно, что при малейшем спаде напряжения, — к примеру, стоит на секунду забыться (то есть вернуться к старым земным привычкам), — в теле моментально возникает чувство, будто оно сейчас растворится. И тут же... брр! На две-три секунды появляется ощущение, что сейчас все просто растворится». Иногда Мать переставала понимать, где Она находится, с той стороны или с этой, на пути к жизни или к смерти, к распаду или чему-то иному. Тогда у Нее вырывался крик: «Понимаешь, впечатление такое, будто я погрузилась в неведомый мир, и пытаюсь там существовать по неведомым мне законам, и совершить столь же непонятные мне преобразования — какова их природа?» Мы пытались высказать Матери то, что втайне ощущали в душе, как вполне очевидную вещь: «Конечно, дорогая Мать, но у меня полное впечатление, что тебя умышленно ведут сквозь тьму и неведение "законов" туда, где обнаружится разгадка».

— «Ты прав. Ты прав, я могла бы даже сказать, что и я так "думаю" (я не думаю), но... есть такое ощущение. Но... есть и то, что лежит в промежутке». Она заливалась смехом, дразня нас: «Ну-ну! Давай дальше!» Мы возражали, глубоко убежденные, что этот ад имеет свою логику, мы уже почти прозревали другую сторону «по man's land»: «He может быть, чтобы ничего не получилось!»— «Почему?» И у нас вырывалось из самого сердца, как будто этот невероятный переход был последней земной надеждой: «Потому что... потому что ты — тело земли! Потому что это в самом деле Надежда!»— «Это... это какая-то поэзия!» В этом вся Мать, Она не любила «поэзии», даже, возможно, стыдилась ее, потому что ТВОРИЛА поэзию. — «Да нет же, дорогая Мать, это не поэзия, так и оно есть. Это же очевидно: внешний мир все больше напоминает ад». — «Вот тут ты прав». — «Так вот, этот переход и совершается в твоем теле». Это действительно был переход к другому миру, другому царству, к истинной и свободной земле, лежащей вне всякого плена.

Освобождение из второй сети.

Физиологии и генетики.

Было это в 1970 году.