Иной физический воздух

Постепенно Мать соединяла в своем теле обе двери.

Мы говорим «сверхжизнь», как будто это уже раз и навсегда установленное и зафиксированное новое состояние, несколько необычное, разумеется, но определенное и имеющее название. Однако для Матери не было ничего заранее известного, остановиться было не на чем, перед Ней неизменно разворачивалась опасная и подвижная неизвестность, и было неясно, куда ведет Ее это растущее противоречие: в сторону жизни, в сторону смерти, или сверхжизни и сверхсмерти, или... Понятно было лишь то, что это состояние создавало необходимые условия для трансформации тела, но когда должна произойти эта трансформация? Она не могла ждать века (даже если могла Она, не могли другие), и какой она будет?.. Мать продвигалась вперед в неведении, испытывая то страдания, то блаженство, переживая распад и трансформацию, странным образом похожую на окончательный распад. Все это переживалось в ясном, светлом, все видящем и понимающем сознании, а сами явления подробнейшим образом изучались с научной точки зрения. Нам остается лишь продолжить таблицу клинических наблюдений (точнее, лабораторный журнал) в надежде усмотреть здесь некую кривую — нас интересует эта кривая, она наша, в ней тайна нашего будущего. Здесь открывается наша дорога. Позже вдоль нее выстроятся телеграфные столбы, мы легко пойдем по ней и скажем: «Как это просто!» Или, может быть, даже: «Смотрите, это и есть эволюция!» Аминь. Если только не разучимся вешать ярлыки и не научимся видеть живое чудо.

Феномен противоречия был ясен и определен, причем в мучениях: «Поистине, в прежнем состоянии были смерть и страдания. А в другом состоянии они стали казаться совершенно... нереальными. Вот». И это не было психологической «нереальностью», фантазией «свободного», витающего в облаках сознания, нет: физически уходит боль, физически прекращаются сердечные приступы, и смерть не может прийти. «Когда я сижу вот так, молча и неподвижно, полностью отрешившись от мира, все хорошо. Малейший пустяк может вывести из этого состояния, и тогда я чувствую... будто умираю. Это необыкновенно!» На самом деле, никаких «будто» не было — мгновенное удушье. «Мне кажется, для того чтобы 6ыть услышанной, мне надо поднять непосильную тяжесть. Такое впечатление, что говорить надо очень громко, очень громко, чтобы меня услышали. [И вправду Ее голос будто пробивался сквозь толщу многочисленных слоев.] Словно масса... Знаешь, будто я нахожусь под землей и должна кричать, чтобы меня услышали на поверхности». Подземелье находилось снаружи — это наше старое состояние, в котором приходилось разговаривать, объяснять, решать глупые проблемы... «И нужно приложить усилие — серьезное усилие. На тебя как будто наваливается масса коричневатого землистого цвета. Как будто меня закопали и приходится кричать». Как аксолотль, пробуждающийся в глубине пещеры. Мы спрашивали Мать, полагая, что поняли Ее: «Наверное, ты чувствуешь плотность сознаний?» — «Воздух, это в воздухе». Очевидно, Ее физический воздух состоял из чего-то другого. Другой физический воздух. Другой способ дыхания, при котором смерти, страданий и болезней не существовало, они не имели доступа к Ней. Это было невозможно. Под угольным пластом лежала подлинная Материя. А феномен становился все конкретнее: «События принимают крайнюю форму. В атмосфере чувствуется порыв к сиянию... почти неощутимый, но в то же время я чувствую, что в любой момент можно... умереть (не умереть, но тело может раствориться). Наложившись друг на друга, эти ощущения дают очень странное сознание». Она прокладывала путь сквозь угольный пласт, и недостаток воздуха торопил новое состояние пробивать дорогу в старом. С каждым Ее судорожным вздохом «нечто» становилось ближе. Мать покачала головой: «Все, что было, кажется пустым ребячеством; там [в новом состоянии] все чудесно и удивительно. Вот. Тело молит только об одном, об одном и том же: удостой меня узнать Тебя, удостой меня служить Тебе, удостой меня быть Тобой... Вот. Я уже почти не могу есть, и мне не хочется есть. Я чувствую, как во мне нарастает сила... но иная... В молчании и созерцании. Нет ничего невозможного».

Там нет ничего невозможного.

Трансформация — детская забава.

Естественное, очевидное, почти обязательное следствие этого состояния — там нет «законов». Там один Закон. Но... старая оболочка должна стать связующим звеном. Над этим Она и работала. «Чтобы сознание проявилось без искривлений, что-то в вибрации тела должно измениться. Тело, телесное сознание забито ложью, иллюзиями и предрассудками, и Господь может проявиться там, только после их ухода. Это искривление порождает... убожество, которое уже сейчас кажется телу кошмарным. А когда искривление исчезает, убожество преображается в блаженство».

Должна измениться вибрация тела. Похоже, что трансформация зависит от какого-то пустяка, который служит причиной искривления, нарушения сознания тела. «Маленькая вибрация лжи» [20] — говорила Она еще в 1950. Зачем преобразовывать ткани, обновлять клетки, переделывать кости? Достаточно сменить вибрацию. Она вызывает старение, окоснение, болезни, разложение — и прочие напасти. Причин не сорок, а одна. И очень может быть, что эта маленькая неправильная вибрация и создала угольный пласт. Стоит ее поправить, и ткани, кости, нервы — вся земля исполнится истинного Сознания. Тогда не будет ничего невозможного. Стоит изменить состояние физического сознания, и маленькая вибрация, порождающая искривления, исчезнет.

Но каков механизм? Что нужно сделать аксолотлю для того, чтобы изменилась его дыхательная среда?