Музыкальная психология как наука

Первые ростки науки музыкальной психологии мы находим в работах античных философов. Одним из важных понятий этики Пифагора было учение об эвритмии, под которой понималась способность че­ловека находить верный ритм во всех жизненных проявлениях — не только в пении, танце и игре на музыкальных инструментах, но и в мыслях, поступ­ках, речах. Через нахождение верного ритма, которое позже оформилось в этике в таком широко распрос­траненном понятии, как «такт», античный человек мог войти в ритм жизни своего города, а затем и подклю­читься к ритму мирового целого — жизни Космоса, основанной на законах Вселенской гармонии. От Пи­фагора пошла традиция сравнивать общественную жизнь как с музыкальным ладом, так и с оркестром, в котором каждому человеку, подобно инструменту в оркестре, отведена своя роль.

Пифагором, по свидетельству его учеников, были установлены мелодии и ритмы, с помощью которых на души молодых людей можно было оказывать соот­ветствующее влияние. Здесь были мелодии против не­умеренных страстей, против уныния и душевных язв, против раздражения, гнева и других душевных неду­гов. Одним из самых известных подвигов Пифагора на музыкальном поприще является усмирение им не­коего разъяренного гневом греческого юноши, решив­шего поджечь дом своей неверной возлюбленной. Он приказал находившемуся неподалеку флейтисту сыг­рать мелодию в спондеистском ладу, чем и успокоил клокотавшую страсть страдальца.

По мнению другого греческого философа — Плато­на, могущественность и сила государства напрямую зависят от того, какая музыка в нем звучит, в каких ладах и в каких ритмах. Для государства, считал Пла­тон, нет худшего способа разрушения нравов, нежели отход от скромной и стыдливой музыки. Через распу­щенные ритмы и лады в души людей проникает такое же постыдное и распущенное начало. Ибо музыкаль­ные ритмы и лады обладают способностью делать души людей сообразными им самим. Платон и его последо­ватели считали, что в государстве допустима только такая музыка, которая помогает возвыситься индивиду до уровня общественных требований и осознать свой собственный мир как единство с полисной общиной.

Музыку как средство гармонизации индивида с общественной жизнью вслед за Платоном и Пифаго­ром развивал Аристотель. Аристотель разработал в своих трудах учение о мимесисе, в котором раскрыва­лись представления о внутреннем мире человека и способах воздействия на него при помощи искусства. В теории мимесиса была разработана концепция ка­тарсиса, согласно которой в душе зрителя и слуша­теля древнегреческой трагедии происходило осво­бождение от болезненных аффектов. По мнению Аристотеля, когда человек страдает от какого-либо болезненного переживания, его душа обособляется от жизни общества. Когда же в процессе глубокого пе­реживания он очищается от аффекта, его душа под­нимается от своей частной единичности до всеобщно­сти, которая предстает в виде общественной жизни. Такое понимание принципов нормализации психической жиз­ни сохраняется, в общем, и до настоящего времени, разумеется, при наличии самых разнообразных конк­ретных методических приемов, ведущих к нравствен­ному и психическому здоровью. С полной ясностью оно было выдвинуто ещё Аристотелем. «Ритм и мелодия, — писал: он, — содержат в себе ближе всего приближающиеся к реальной действительности отображения гнева и кротости, мужества и умеренности и всех противоположных им свойств, а также! и прочих нравственных качеств. Это ясно из опыта: когда мы воспринимаем нашим ухом ритм и мелодию, у кал изменяется душевное настроение».

Аристотель подробно описал музыкальные лады, ведущие к изменению психики в том или ином направ­лении. Музыка, звучащая в одних ладах, делает чело­века жалостливым и размягченным, звучание других ладов способствует раздражению или возбуждению. Так, Аристотель утверждал, что уравновешивающее воздействие на психику человека оказывает дорийский лад — мужественный и серьезный. Фригийский лад воспринимался им как неуравновешенный и возбуж­дающий, лидийский — как жалобный и размягчающий. В целях воспитания добропорядочных граждан реко­мендовалось сочинять, исполнять и слушать музыку, написанную главным образом в дорийском ладу, а му­зыку, написанную в других ладах, рекомендовалось до ушей молодого поколения не допускать: «Музыкальные лады существенно отличаются друг от друга, так что при слушании их у нас является различное на­строение, и мы далеко не одинаково относимся к каждому из них; так, слушая одни лады, например, так называемый миксолидийский, мы испытываем более жалостное и подавленное настрое­ние, слушая другие, менее строгие лады, мы в нашем настроении размягчаемся; иные лады вызывают у нас по преимуществу сред­нее уравновешенное настроеиие; последним свойством обладает, по-видимому, только один из ладов, именно дорийский. Что ка­сается фригийского лада, то он действует на нас возбуждающим образом».

Аналогичные предписания делались и для музыкальных инструмен­тов. Не рекомендовалась музыка, исполняемая на так называемых авлетических музыкальных инструментах, к которым относились авлос (род старинного гобоя), флейты, бубны, тимпаны. В противовес этому рекомен­довалась кифаристика, т. е. музыка, исполняемая на струнных — кифарах, лирах, наблах.

Древние греки именовали необразованного чело­века словом ахореутос, что в переводе означало инди­вида, не умеющего петь, танцевать, играть на музы­кальном инструменте и, следовательно, непригодного для участия в хорейе — так называлось древнее музыкально-хореографическое действо, объединявшее всех жителей древнегреческого полиса в единое целое.

У античных авторов мы находим множество сви­детельств, касающихся воздействия музыки на психи­ческое состояние человека. В эпосе об Одиссее при­водится описание того, как от музыки и пения рана Одиссея перестала кровоточить. Древнегреческий герой Ахилл приступы своей ярости смирял пением и игрой на лире. Знаменитый Орфей своим пением не только смягчал нрав людей, но также укрощал диких зверей и птиц. Суровый царь Спарты Ликург сам со­чинял музыку для своего войска и никогда не шел в бой, если его солдаты предварительно не были приве­дены в боевое состояние звуками труб и барабанов.

Демокрит, известный греческий философ, реко­мендовал слушать музыку при инфекционных заболе­ваниях. Когда Платон предлагал своим пациентам ле­карства, надо было обязательно слушать магические песни — считалось, что иначе лекарство действовать не будет.

В библейской истории также можно найти приме­ры воздействия музыки на человека. Так, библейский пророк Давид вылечил царя Саула от уныния и тоски своим пением и игрой на кифаре.

В китайской натурфилософии, представленной в ли­тературном памятнике «Люйши чунъцю» (IIIв. дон. э.), музыка рассматривалась как символ порядка и цивили­зации, которые привносятся в хаотическую среду для создания в социуме определенной структуры, нормы, иерархии, для гармонизации общественной жизни. Причины, вызывавшие дисбаланс в природе и в обще­ственной жизни, связывали с аномалиями в энергиях двух видов — «янь» и «инь». При помощи музыки до­стигалась гармонизация этих двух видов энергий, уст­ранялся хаос и восстанавливался космический и обще­ственный порядок.

В Древнем Китае музыка составляла важнейший элемент воспитания и входила в число наук, обяза­тельных для изучения. Китайское определение бла­городного мужа (цзюнь-цзы) как человека, наделен­ного всеми качествами высокого достоинства — знанием ритуала, чувством долга, проявлением че­ловечности, относилось, прежде всего, к человеку образованному. «Благородный муж» никогда не рас­ставался с музыкальными инструментами. Наличие такового считалось его видовым признаком. Извес­тно, что Конфуций, например, играл на цине (китай­ский музыкальный инструмент типа цитры. — В.П.) в минуты крайней опасности, демонстрируя непо­колебимую твердость духа и самообладание перед лицом смертельной угрозы (176. С. 45).

В Индии, как и в Китае, древние врачи широко использовали музыку в качестве лечебного средства. В оздоровительной системе «Биджа Мантрас» шесть звуков: «храам», «хриим», «хруум», «храйм», «храум», «хра» и магический звук «ом» использовались для лечения многих болезней. Вибрации, которые возни­кали в организме при произношении и пропевании этих мантр, приводили к выздоровлению. Так, мантра «храам» предписывалась при заболеваниях легких и помогала избавиться от таких болезней, как астма, бронхиты, туберкулез. Мантра «хруум» предписыва­лась при заболеваниях печени, селезенки, желудка и кишечника. Мантрой «храйм» лечили почки. Улавли­вая тончайшие изменения в ритмике пульса, восточ­ные врачи и сегодня могут поставить диагноз около двух десятков болезней.

В средние века музыкальная психология развива­лась в работах музыкантов-теоретиков (наибольшую известность получили Боэций, Гвидо Арретинский, Царлино), в XVII — XVIII вв. в трудах музыкантов-фи- лософов (среди которых можно назвать Кунау, Кирхера, Маттесона). Немецкий теоретик Атаназиус Кирхер так объяснял природу музыкальных вкусов с точки зрения их соответствия природному темпе­раменту человека: «Меланхолики любят серьезную, непрерывающуюся грустную гармонию, сангвини­ки благодаря легкой возбудимости кровяных паров всегда привлекаются танцевальным стилем. К таким же гармоническим движениям стремятся и холери­ки, у которых танцы приводят к сильному воспале­нию желчи. Флегматиков трогают тонкие женские голоса».

По мнению другого ученого — Кванца, выражаемый в музыке аффект, т. е. сильное и определенное чувство, может быть узнан по следующим признакам: «по то­нальности, мажорная она или минорная; по встречаю­щимся в музыке интервалам. Близко лежащие интер­валы выражают ласку и печаль. Ноты же, отрывисто взятые, состоящие из скачков и пунктирных ритмов, выражают нечто веселое и грубое. Пунктированные и выдержанные звуки — серьезное и патетическое. Ука­зателем выражаемого чувства может служить и слово, стоящее в начале пьесы».

Собственно же научная музыкальная психология берет свое начало в труде немецкого естествоиспыта­теля Г. Гельмгольца «Учение о слуховых ощущениях как физиологическая основа теории музыки». Гельмгольц разработал резонансную теорию слуха, со­гласно которой слуховые ощущения возникают в нас благодаря резонированию внутренних органов слуха в ответ на внешние воздействия. Другой плодотвор­ной идеей Гельмгольца было представление о том, что единичный звук представляет собой своего рода ак­корд, звучание которого основано на законах акусти­ки.

В созданной им же теории консонанса и диссо­нанса эти два музыкальных явления объяснялись наличием своеобразных биений между частичными и комбинационными тонами. Эти биения иначе называ­лись им «шероховатостями». Наибольшее число их было в диссонирующих интервалах — тритонах и сеп­тимах, наименьшее — в октаве и квинте. (такой принцип лежит в системе интервалов П.Хиндемита)

Большой вклад в изучение музыкальных явлений внес другой немецкий исследователь — К. Штумпф, работы которого вышли в конце XIX в. Штумпф зало­жил основы концепции о двух компонентах высоты музыкального звука. Суть этой концепции заключает­ся в том, что с изменением одного физического при­знака звука — частоты его колебаний — изменяются одновременно два психологических признака звука — его тембр и высота. Эти идеи были развиты затем в трудах М. Майера, Г. Ревеша, В. Келера.