ЗАКЛЮЧЕНИЕ 2 страница

§ 2, ВЛИЯНИЕ КЛАССИЧЕСКОГО

И РЕВИЗИОННОГО ПСИХОАНАЛИЗА

НА ОБОСНОВАНИЕ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА

Как известно, 3. Фрейд различал пер­вичные психические процессы — воображе­ние, сновидения, грезы и вторичные — мышление, восприятие и др. Первичные процессы мотивированы, тесно связаны с аффектом; в них находят свое выражение глубинные бессознательные тенденции личности; регулирует и управляет этими про­цессами так называемый “принцип удо­вольствия”. Детерминированные им про­цессы не знают социальных и культурных запретов, сознательных целей; в них про­исходит непосредственная разрядка энер­гии либидозных влечений. Иная природа у вторичных процессов: в них реальный мир отражается более “объективно” и как бы независимо от аффективного отношения индивида.

Самого Фрейда, особенно в ранний пе­риод формирования теории психоанализа, интересовали первичные процессы. В част­ности, воображение и любая другая твор­ческая деятельность рассматривались как самовыражение личности и прежде все­го — ее нереализуемых бессознательных потребностей и мотивов. Фантазия выпол­няла, таким образом, функции двоякого рода: она компенсировала неутоленные же­лания их галлюцинаторным удовлетворе­нием и одновременно, благодаря их “объ­ективации” в продуктах творчества “очи­щала”, создавала катарзический эффект. По-видимому, эти идеи раннего психоана­лиза оказали самое непосредственное влия­ние на понимание природы и задач проек­тивного исследования. Во всяком случае кажется неслучайным, что именно в период расцвета психоанализа Г. Роршах обнаруживает связь между фантазией и глубинными проявлениями личности. Еще более недвусмысленна позиция Г. Меррея, видевшего цель ТАТ в выявлении неосоз­наваемых (латентных) потребностей и конфликтов. Меррей, следовательно, отож­дествлял процесс восприятия неопределен­ных изображений с фантазированием в его фрейдовском понимании, из чего, в частно­сти, следовало, что содержание апперцеп­ции находится в прямо пропорциональной зависимости от силы доминирующей потребности.

С целью экспериментальной проверки этой ги­потезы сторонниками “аутистической” концепции восприятия был проведен специальный цикл иссле­дований [62; 64; 75].

В качестве экспериментальной модели исполь­зовалась диагностика пищевой потребности на раз­ных этапах ее депривации'. Результаты позволили сформулировать ряд положений относительно дина­мики выраженности фрустрируемой потребности в проективной продукции. Во-первых, было показано, что испытуемые до еды дают значительно больше “пищевых” ответов, чем после еды, и, следователь­но, можно сделать вывод о непосредственной зави­симости между силой потребности и ее проектив­ным выражением. Однако последующие исследова­ния уточнили это положение: оказалось, что после суточного периода голодания количество “пищевых ответов” уже не возрастало, а уменьшалось, что свидетельствовало о вмешательстве специального механизма контроля, работающего против выра­жения потребности. Аналогичные результаты полу­чили и другие авторы. Р. Левин и его сотрудники предположили, что возрастание “пищевых ответов” представляет функционирование “первичного” про­цесса, а их уменьшение показывает действие “вторичного” процесса, ориентированного на реальность, процесса, который подавляет фантазии, связанные с едой, когда они становятся чрезмерно интенсив­ными и потенциально разрушающими.

Итак, на ранних этапах своего разви­тия проективный метод связывался с идеей “первичных” процессов и их символическо­го удовлетворения в продуктах фантазии [65]. Экспериментальная проверка этой гипотезы дала между тем неоднозначные результаты; необъясненным оставался факт уменьшения апперцептивных ответов с увеличением времени депривации. Одна­ко эти данные не могли быть адекватно интерпретированы в рамках концепции первичных процессов. Следовало предполо­жить иное, а именно, что восприятие неоп­ределенных изображений активизирует не столько свободную фантазию испытуемого, сколько его познавательные (вторичные) процессы, и, следовательно, судьба потреб­ности будет определяться не “принципом удовольствия”, а “принципом реальности”. Иначе говоря, должна происходить “задержка” в непосредственном удовлетворении потребности в силу вовлеченности механизмов защиты и контроля.

Термины “психологическая защита”, “контроль” использовались уже 3. Фрей­дом, однако свою популярность в проектив­ной психологии они получили благодаря развитию новых направлений ревизованно­го психоанализа и экспериментальных ис­следований, получивших название “New Look”. С ними связан следующий этап в формировании концептуального аппарата проективной методологии, а также и самой практики проективного исследования [57; 71; 72; 77 и др.]. Именно поэтому целесообразно напомнить содержание этих поня­тий, прочно вошедших в современную пси­хологию.

Постановка проблемы психологической защиты принадлежит 3. Фрейду, и первоначальная ее разработка связана с изуче­нием метаморфозы либидозных влечений и генеза невротических симптомов. В его ранней концептуальной схеме (сознатель­ное — предсознательное — бессознательное) механизмы защиты выступали как средства разрешения конфликта между сознанием и бессознательным, как способы “канализирования” энергии либидо в со­циально приемлемые формы деятельности. Однако начиная с 20-х годов, в связи со все возрастающим интересом к социальным детерминантам личности, Фрейд большое внимание уделяет изучению “принципа реальности”, его роли в ходе развития лич­ности и ее приспособления к социальному окружению [29; 30; 31]. Исходя из разра­ботанной им в то время структуры лично­сти (“Ид”, “Эго”, “супер-Эго”), психоло­гическая защита рассматривается как ос­новная функция “Эго”, отвечающая целям интеграции и адаптации. Перед лицом реальности, когда удовлетворение требова­ний “Ид” возможно далеко не всегда, “Эго” пускает в ход специальные механиз­мы “задержки” влечений — вытеснение, сублимацию и т. д. Угроза целостности личности может исходить также из инстан­ции “супер-Эго”, представляющей собой систему интериоризованных норм и запре­тов. Понятно, что “Эго” приходится быть большим дипломатом, по остроумному вы­ражению одного из исследователей, удов­летворяя и укрощая двух господ одновре­менно.

Подчеркнем, что, по Фрейду, защитные механизмы врожденны, запускаются в экстремальных ситуациях и выполняют функцию “снятия” внутреннего конфликта. В других концепциях природа и функции психологической защиты трактуются не­сколько иначе.

Согласно А. Фрейд, “Эго” представляет собой не столько врожденную, сколько развивающуюся в ходе жизни ребенка структуру. Опасность, грозящая “Эго” (по­теря целостности), идет как со стороны инстинктивных влечений, так и из внешнегo мира. В этих условиях процесс развития “Эго” заключается в приобретении все бо­лее совершенных способов защиты от внешних и внутренних конфликтов. Тем са­мым снижается до границ толерантности уровень тревожности, исчезает субъективное чувство дискомфорта, препятствующие процессу адаптации. Более “тонким” ме­ханизмам защиты соответствует большая зрелость личности и более эффективная ее адаптация. Механизмы защиты форми­руются в период детства; их индивидуаль­ный набор зависит от многих факторов — внутрисемейной ситуации, отношений ре­бенка с родителями, в частности, демонст­рируемых ими паттернов защитного реа­гирования и, конечно, от тех конкретных обстоятельств жизни, с которыми ребенок встречается [50].

Таким образом, А. Фрейд вносит суще­ственные коррективы в предшествующую концепцию: во-первых, акцентируется роль механизмов защиты в разрешении внешних, т. е. социогенных конфликтов; во-вто­рых, механизмы защиты рассматриваются как продукты развития и научения; в-тре­тьих, указывается, что набор защитных механизмов индивидуален и характеризует уровень адаптированности личности.

Современный психоанализ насчитывает свыше двадцати видов защитных механиз­мов, различающихся по степени эффектив­ности, зрелости, а также в зависимости от локализации конфликта: в сфере влечений', моральных установок или внешней реальности [40; 58; 66; 79]. Дадим краткое описание тех из них, диагностика которых воз­можна проективными тестами.

Вытеснение — наиболее универсальное средство избежания внутреннего конфлик­та. Его цель — устранение из сознания социально неприемлемых влечений. Одна­ко вытесненные и подавленные, влечения дают о себе знать в невротических и пси­хосоматических симптомах, например в фо­биях и конверсиях, а также в “психопато­логии обыденной жизни” — обмолвках, описках, неловких движениях и юморе. Вы­теснение считается наиболее примитивным и малоэффективным средством защиты, так как, во-первых, вытесненное содержа­ние психики все-таки прорывается в созна­ние и, во-вторых, неразрешенный конфликт обнаруживает себя высоким уровнем тре­вожности и чувством дискомфорта. Вытес­нение характеризует инфантильность, не­зрелость личности; чаще всего встречается у детей и истероидных невротиков.

Отрицание реальности — частный слу­чай вытеснения: “Эго” отвергает сущест­вование ситуаций, несущих тревогу или заменяет их компенсаторно на воображае­мые, например бегством в грезы.

Реактивное образование — замена “Эго” — неприемлемых тенденций на пря­мо противоположные. Например, преувеличенная любовь ребенка к одному из роди­телей может быть преобразованием со­циально недопустимого чувства ненависти к нему.

Регрессия — так же, как и вытеснение, механизм универсального действия, это возврат на более раннюю стадию развития или к более примитивным формам поведения, мышления. Например, истерические реакции типа рвоты, сосания пальцев, дет­ского лепета, излишняя сентиментальность, предпочтение “романтической любви” и игнорирование сексуальных отношений у взрослого человека и т. д. Этот механизм пускается в ход, когда “Эго” не в состоя­нии принять реальность такой, какая она есть, или личность не в состоянии спра­виться с требованиями “супер-Эго”, или там, где другие защитные механизмы не эффективны. Регрессия, так же как образование реакции, характеризует инфан­тильную, как правило, невротическую лич­ность.

Более зрелое “Эго” вырабатывает бо­лее специфические и ньюансированные механизмы защиты. Оговоримся, что не су­ществует единой классификации механиз­мов защиты по критерию зрелости “Эго”.

Изоляция — отделение аффекта от интеллекта; неприятные эмоции блоки­руются, так что связь между каким-то событием или мыслительным содержанием и его эмоциональной окраской в сознании не выступает. По своей феноменологии этот вид защиты напоминает известный пси­хиатрам “синдром отчуждения”, для кото­рого характерно чувство утраты эмоцио­нальной связи с другими людьми, ранее значимыми событиями или собственными переживаниями, хотя их реальность и осо­знается.

Идентификация — защита от объекта, вызывающего страх, путем уподобления ему. Так, мальчик бессознательно старает­ся походить на отца и тем самым заслу­жить его любовь и уважение. Благодаря идентификации достигается также симво­лическое обладание желаемым, но недося­гаемым объектом (Эдипов комплекс). В расширительном толковании идентифи­кация — неосознаваемое следование об­разцам, идеалам, позволяющее преодолеть собственную слабость и чувство неполно­ценности. Считается, что идентификация может происходить с любым объектом — другим человеком, животным, неодушев­ленным предметом, идеей и т. д. Язык бо­гат иллюстрациями подобных идентифика­ций: говорят “силен как бык”, “стоишь как пень” или “утонуть в чужой душе”, “оку­нуться в работу”, “вчувствоваться”, “вдумываться”, “быть поглощенным чем-то” и т. д.

Рационализация — псевдоразумное объ­яснение человеком своих желаний, поступ­ков, в действительности вызванных причи­нами, признание которых грозило бы поте­рей самоуважения. Наиболее яркие фено­мены рационализации получили названия “кислый виноград” и “сладкий лимон”. Первый — известен по басне И. А. Крыло­ва “Лиса и виноград”; защита по типу “сладкого лимона” имеет своей целью не столько дискредитацию недосягаемого объ­екта, сколько преувеличение ценности имеющегося в данный момент, — по из­вестному принципу “лучше синица в руке, чем журавль в небе”.

Сублимация — защита посредством десексуализации первоначальных импуль­сов и преобразования их в социально-приемлемые формы активности. Например, агрессивность может сублимироваться в спортивных играх, эротизм — в дружбе, эксбиционизм — в привычке носить яркую, броскую одежду и т. д.

Проекция — приписывание другим лю­дям вытесненных переживаний, черт характера. В межличностных отношениях иногда выступает в виде феномена “козла отпущения”. Предполагается, что к проек­ции предрасполагают такие черты характе­ра, как недоверчивость, подозрительность, фанатизм. Ввиду особого места, которое занимает это понятие в обосновании проек­тивного метода, мы вернемся к проблеме проекции в § 4.

Механизмы психологической защиты, перечисленные выше, являются, как пра­вило, средством разрешения временно дей­ствующего конфликта. Личность в принци­пе обладает довольно широким ассорти­ментом защитных механизмов; в то же время можно говорить об индивидуально-типологических различиях в защитном реагировании. Этот момент особенно подчер­кивается в теориях неофрейдизма, где концепция защитных механизмов тесно связана с проблемой характерообразования, личностной типологией.

Резюмируя вышеизложенное, обратим­ся к понятию “конфликт”, центральному не только в психоаналитических концеп­циях защиты, но и в большинстве схем анализа и интерпретации проективных ме­тодик. Психоанализ исходит из противопо­ставления биологического и социального в личности, в свою очередь обусловленного изначальным антагонизмом человека и об­щества. Принятие этого постулата приво­дит к очень важным следствиям. Прежде всего, различаются и противопоставляют­ся друг другу так называемые аутистические и социогенные потребности индивида, вызванные к жизни требованиями реально­сти, т. е. общественной деятельностью человека³. Поскольку удовлетворению аутистических потребностей противостоит общест­во с его социальными и культурными за­претами, само существование человека превращается в бесконечную цепь времен­ных и хронических конфликтов. Не только инстинктивные биологические влечения не могут быть реализованы, но и такие чисто человеческие потребности, как стремление к эмоциональным контактам с другими людьми, потребность в теплоте, безопасно­сти, нежности и т. д. Фрустрация послед­них особенно опасна: недополучивший своен меры тепла человек разучается сам отда­вать тепло. Нередко следствием этого яв­ляются социопатические или невротические изменения характера и поведения, форми­руется защитный “стиль жизни”: человек становится холодным, жестоким, циничным. Вместе с тем из дуализма биологического и социального в личности вытекает постоянная дезинтегрированность и борьба “низших” и “высших” мотивов, инстинк­тивных влечений “Ид” и моральных требований “супер-Эго”, что, в свою очередь, также порождает многообразные внутрен­ние конфликты. Для ликвидации послед­них личность опять-таки вынуждена при­бегать к помощи защитных механизмов, как правило, лишь смягчающих травматическое воздействие конфликта, но не устра­няющего его причину. Результат поистине титанических усилий “Эго” тем не менее ничтожен — человек все равно обречен на невроз, психосоматические заболевания или социопатии.

³Нет нужды говорить здесь о методологичес­кой неправомерности подобной дихотомии. Из фак­та возможного несовпадения потребностей отдель­ной личности и общества не следует признание антагонистического характера их взаимоотношении.

Традиционно используемые в проектив­ной психологии понятия “психологическая защита”, “конфликт” оказываются тесно связанными с основными теоретическими и методологическими положениями психо­анализа⁴ в силу общности подхода к пониманию сущности самого объекта изуче­ния — личности и ее взаимоотношений с социальной средой. Личность рассматри­вается как арена борьбы двух факторов — биологических и социальных, бессознатель­ных влечений и социальных и культурных требований общества. Обобщенный порт­рет такой личности — невротическая, непринадлежащая себе личность, находящая­ся во власти никогда не разрешаемых конфликтов, отчужденная не только от других людей, но и от своей собственной природы компульсивным действием бессоз­нательных защитных механизмов. Введение в теорию и практику проективных ис­следований понятий “защита”, “конфликт” в их психоаналитическом понимании озна­чало принятие и соответствующей модели личности. Следует отметить, однако, что в период своего формирования концепции психологической защиты не выходили за пределы клинических фрейдистских и нео­фрейдистских направлений; проективной психологией они были ассимилированы позднее, благодаря экспериментальным ра­ботам в области восприятия, известным под названием New Look (Новый взгляд) ⁵. Мы не раз освещали исследования New Look в наших публикациях [20; 25; 26; 27], поэтому здесь коротко остановимся лишь на основных выводах, имеющих непосред­ственное отношение к проблеме психологи­ческой защиты.

⁴Сказанное не означает, что эти понятия не могут иметь иного (не психоаналитического) содер­жания. Хорошо известны исследования К. Левина, в которых природа конфликта выводится из дина­мики “квази+потребностей” и “барьеров” в “психо­логическом поле”; по существу, им были описаны и различные виды психологических защит как спо­собов “преодоления преград” и “выхода из поля” [61]. В отечественной психологии теоретической раз­работке проблемы конфликта и защиты посвящены работы Ф. В. Бассина, который предлагает интер­претировать эти понятия в терминах “значащих переживаний” и “установок” [3, 4]. Однако в рабо­чие схемы анализа и интерпретации проективных методик эти понятия входят, как правило, в своем традиционно психоаналитическом толковании — как средства ликвидации конфликта между требования­ми “Ид” (агрессией и сексуальностью) и запретами “сверх-Я”.

⁵Исключение составляют многолетние исследо­вания Рапапорта, Шафера и Джила в духе психо­логии “Эго”, о которых будет сказано ниже.

3. ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ “НОВОГО ВЗГЛЯДА” ДЛЯ ОБОСНОВАНИЯ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА

 

В многочисленных экспериментах New Look было показано, что восприятие эмоционально значимого, но социально-запрет­ного материала (“слов-“табу”, сюжетных картин) в условиях технической затруд­ненности процесса его опознания (тахистоскопическое предъявление, использование “шумов”) может подвергаться значитель­ным флуктуациям. Это касается как поро­га опознания, так и воспринятого содержа­ния. Для объяснения этих феноменов вы­двигалась гипотеза о трех механизмах селективности восприятия [42; 43].

I. Принцип резонанса — стимулы, ре­левантные потребностям, ценностям лич­ности воспринимаются правильней и быст­рее, чем не соответствующие им.

II. Принцип защиты — стимулы, проти­воречащие ожиданиям субъекта или несущие информацию, потенциально враждеб­ную “Эго”, узнаются хуже и подвергаются большему искажению.

III. Принцип сенсибильности — стиму­лы, угрожающие целостности индивида, могущие привести к серьезным наруше­ниям в психическом, функционировании, узнаются быстрее всех прочих.

После того как в одной из своих работ Брунер специально подчеркнул близость экспериментальной схемы, используемой New Look парадигме проективного исследования, Эриксен и Лазарус опубликовали данные о действии перцептивной защиты и сенсибилизации в тестах Роршаха и ТАТ [45; 46; 47; 59]. Согласно точке зрения этих авторов, обнаруженные перцептивные фе­номены представляют собой частный слу­чай действия механизмов психологической защиты, ранее описанных клиническим психоанализом.

Экспериментальные данные показали существование индивидуальных различий в реагировании на стрессогенный материал. Так, можно говорить о “репрессорах”, людях истероидного склада с вытеснением в качестве преимущественного типа защиты. Их поведение в жизни, характер отноше­ний с окружающими людьми, познаватель­ные процессы имеют ряд общих черт: избегание эмоционально насыщенных ситуа­ций, “забывание” событий, связанных с собственными неудачами, амбивалентные чувства к родителям, сексуальным пробле­мам и социальным явлениям; для них ха­рактерен высокий уровень тревожности, ригидность мышления и восприятия и т. д. Испытуемые с подобным набором личност­ных особенностей чаще всего и демонстри­руют феномен перцептивной защиты. Иной тип поведения отличает людей, склонных к изоляции или рационализации. В конф­ликтных ситуациях они не уклоняются от встречи с угрозой, а нейтрализуют ее, интерпретируя безболезненным для себя образом; они инициативны в отношениях со своим социальным окружением; могут понять и принять себя такими, какие они есть и т. д. Лазарус, Эриксен и Фонда по­казали, что испытуемые подобной типоло­гии раньше других опознают отрицательно аффектогенные стимулы, т. е. пускают в ход механизм сенсибильности [60].

Благодаря исследованиям New Look во­прос о возможности прямой диагностики потребностей по данным проективных те­стов получил свое окончательное разрешение. Была доказана связь между содержанием потребности, ее интенсивностью и проективным выражением. Оказалось, что потребности, не несущие угрозы “Я”, т. е. социально приемлемые, но в силу объек­тивных обстоятельств не находящие удовлетворения в открытом поведении, могут непосредственно (аутистически) прояв­ляться в проективной продукции. Иначе обстоит дело с латентными потребностями, разрядка которых в поведение блокирова­на цензорными инстанциями личности; в проективных тестах они, как правило, опосредуются механизмами защиты. Анало­гичным образом потребность прямо отра­жается в проективной продукции до тех пор, пока увеличение ее интенсивности ни приводит к стрессу; чрезвычайно сильная потребность выступает лишь в той или иной защитной форме [59]. Эксперименты New Look способствовали также пере­ориентировке проективных исследований на диагностику защитных механизмов и их специфических форм в том или ином, тесте [40; 71; 77].

С 40—50-х гг. для обоснования проек­тивного метода начинают привлекаться но­вые психологические категории, среди ко­торых, в частности, можно выделить такие, как “контроль” и “когнитивный стиль”. Введение в контекст проективной методо­логии понятия “защита” означало перенос акцента на “вторичные”, познавательные процессы “Эго”. Но в рамках защитной концепции реагирования оставалось неяс­ным, каким же образом достигается адап­тация к реальности, если индивид все-та­ки ориентируется в большей степени не на ее объективные свойства, а на собственные аффективные состояния. Необходимо бы­ло предположить, во-первых, существова­ние процессов, служащих целям адапта­ции, и, во-вторых, механизмов, посредст­вом которых эта адаптация достигается. Теоретический фундамент исследований в этом направлении составили положения Хартмана и Рапапорта о “функциях “Эго”, — свободных от конфликта” и ме­ханизмах контроля [53; 72]. Согласно Д. Рапапорту, развитие “Эго” характери­зуется процессами двоякого рода: прогрессирующим освобождением когнитивных функций от влияния примитивного аффек­та — с одной стороны, и дифференциацией самих аффективных структур, их автономизацией от базальных влечений — с другой. В результате не только элиминируется искажающее влияние “драйвов” и конф­ликтов на познавательные процессы, которые, таким образом, преобразуются 8 “функции — “Эго” — свободные от конф­ликта”, но и возникают более совершен­ные механизмы их регуляции. Одним из таких механизмов является контроль. Кон­троль произволен от базальных влечений, он как бы продукт их вторичной “задерж­ки”, и по отношению к ним может рассмат­риваться как мотивацнонная структура высшего порядка. В то же время контроль является функцией “Эго” и его цель — канализирование энергии влечений в со­ответствии с требованиями объективной действительности. Следовательно, контроль опосредует отношения индивида с окру­жающей средой так, что одновременно учи­тываются потребности самой личности и объективные свойства стимуляции.

Рапапорт подчеркивает, что возникно­вение в ходе адаптации “функций — “Эго” — свободных — от конфликта” вов­се не подразумевает их полной изоляции от аффекта, а только означает изменение структуры мотивации и форм ее проявле­ния. В плане методологии, при таком понимании генеза иерархии мотивов сни­мается противопоставление якобы мотиви­рованных (первичных) и немотивирован­ных (вторичных) процессов.

Как механизм регуляции влечений кон­троль сопоставим с защитой; однако, если защита пускается в ход исключительно в ситуациях угрозы “Я”, например, при опознании слов-“табу” или картин социально-неприемлемого содержания, контроль дей­ствует в любых ситуациях, при решении любых познавательных задач. Защита — это индивидуальный подход к разрешению конфликта в аффективно-стрессовых условиях; контроль — это индивидуальный подход к разрешению аффективно-нейтральной задачи. Так, для эксперименталь­ной диагностики механизмов контроля ис­пользовались задачи на визуальную оцен­ку размеров объекта, длин отрезков, ориентацию в пространстве и некоторые другие. Были выявлены также позитивные корре­ляции между определенными видами конт­ролей и механизмами защиты [25; 51; 56; 82; 83].

Относительно стабильный паттерн меха­низмов контроля, характеризующий индивидуальный тип адаптации и познаватель­ной деятельности, образует когнитивный стиль. Заметим, что в понятие “когнитив­ный стиль” некоторые авторы включают как познавательные, так и мотивационно-личностные компоненты. Это и индивидуальная стратегия решения познавательных задач, но также и особенности взаимоот­ношения личности с социальным окруже­нием, присущий ей способ регуляции соб­ственной аффективной жизни, свойства ее “Я” — концепции [82].

Изучение механизмов контроля и когни­тивного стиля позволило по-новому определить специфику процессов, детермини­рующих проективный ответ, и, в частности, заострить внимание на его зависимости от индивидуальной стратегии познания субъ­екта [40; 44; 72]. Проективная продукция стала рассматриваться как результат сложной познавательной деятельности, в которой воедино спаяны как собственно когнитивные, так и аффективно-мотивационные компоненты личности.

Концепция контроля и когнитивного стиля важна не только для понимания современной проективной методологии; эти понятия вошли составной частью во многие интерпретативные системы анализа и интерпретации и пользуются популярностью у практических психологов, особенно американского направления (Рапапорт, Шафер, Клопфер, Беллак).

 

§ 4. КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКЦИИ В ОБОСНОВАНИИ ПРОЕКТИВНОГО

МЕТОДА

В предыдущих параграфах освещались теоретические и методологические источники проективного метода: холистическая психология, классический и ревизованный психоанализ и экспериментальные исследо­вания New Look. Попытаемся проследить влияние названных направлений на форми­рование основной описательной и объяс­нительной категории проективного мето­да — проекции. Отметим, что плодотвор­ность использования этого понятия в це­лях обоснования проективного метода представляется достаточно дискуссионной по причинам, которых мы коснемся ниже.

Как уже говорилось, в проективную ме­тодологию термин “проекция” вошел благодаря Л. Френку; однако в его работах проекция фактически была лишена конкретного психологического содержания.

Основные положения его концепции могли рассматриваться лишь как самые общие методологические принципы; задача выяв­ления собственно психологических закономерностей и механизмов нуждалась в своем разрешении. Следствием этого явилось об­ращение части исследователей, ориентиро­ванных главным образом психоаналитиче­ски к концепции проекции 3. Фрейда. Од­нако, как отмечается рядом авторов [6; 19; 27; 39; 70], при попытке обоснования про­ективного метода на основе фрейдовской концепции возникает ряд трудностей, глав­ные из которых:

1) недостаточная разработанность, мно­гозначность термина “проекция” в психо­анализе, многообразие описываемых явле­ний;

2) лишь частичное сходство феноменов, обозначаемых в психоанализе этим термином, с процессами, имеющими место в про­ективном исследовании;

3) различие типов проекции в разных проективных тестах. Остановимся на ана­лизе каждого из перечисленных пунктов.

Впервые термин “проекция” в его пси­хологическом значении был использован 3. Фрейдом для объяснения патологиче­ских симптомов паранойи в 1896 г., а за­тем при разборе “случая Шребера” в 1911 г. В этих работах проекция понима­лась как приписывание другим людям социально-неприемлемых желаний, в кото­рых человек как бы отказывает сам себе. В этом случае проекция рассматривалась Фрейдом как механизм защиты против неосознаваемых асоциальных влечений, в частности гомосексуальности, которая ле­жит в основе бредообразования при пара­нойе. Впоследствии была описана так на­зываемая фобическая защитная проек­ция — вынесение вовне, экстериоризация страха, тревоги, в действительности имею­щих эндогенную природу [31]. В работах последующих лет, наконец, наряду с кон­цепцией защитной проекции, входящей в состав различных патологических состоя­ний, Фрейд вводит понятие проекции как нормального психологического процесса, участвующего в формировании нашего вос­приятия внешнего мира. Проекция интер­претируется им как первичный процесс “уподобления” окружающей реальности собственному внутреннему миру [29; 30; 31]. Таков механизм, например, детского и религиозномифологического мировосприя­тия.

Таким образом, проекцией Фрейд назы­вает два существенно отличающихся друг от друга явления, в основе которых якобы лежат процесс самозащиты и процесс “уподобления”. Их объединяет неосознаваемость трансформаций, которым подвергаются исходные влечения — в сознании выступает лишь продукт этих преобразо­ваний. Со временем проекция стала столь расхожим термином, что дифференциро­вать ее от явлений идентификации, перене­сения и некоторых других психоаналитиче­ских феноменов стало чрезвычайно трудно [58]. Например, говорят о проекции в пси­хотерапевтической ситуации, когда на врача “Переносятся” чувства, Предназначенные другому лицу; называют проекцией свое­образное отождествление художника со своим творением (Г. Флобер говорил: “Эм­ма — это я”), а также “сопереживание” при восприятии художественных произве­дений; проекцией объясняют существова­ние расовых и этнических предрассудков.