НРАВСТВЕННОСТЬ И ПРАВО

(Извлечение)

 

Признавая между правом и нравственностью внутреннюю существенную связь, полагая, что они неразлучны и в прогрессе, и в упадке своём, мы сталкиваемся с двумя крайними взглядами, отрицающими эту связь на прямо противоположных основаниях. Один взгляд выступает во имя морали и, желая охранить предполагаемую чистоту нравственного интереса, безусловно отвергает право и всё, что к нему относится, как замаскированное зло. Другой взгляд, напротив, отвергает связь нравственности с правом во имя последнего, признавая юридическую область отношений как совершенно самостоятельную и обладающую собственным абсолютным принципом.... В настоящее время наиболее значительные... представители обоих крайних взглядов принадлежат России. Как безусловный отрицатель всех юридических элементов жизни высказывается знаменитый русский писатель граф Л. Н. Толстой, а неизменным защитником права, как абсолютного самодовлеющего начала, остается... Б. Н. Чичерин. Оставаясь на почве собственно философской и имея в виду лишь центральный пункт спора, я желал бы рассмотреть дело по существу для уяснения положительной истины....

Право возникает фактически в истории человечества наряду с другими проявлениями общечеловеческой жизни, каковы язык, религия, художество и т.д. Все эти формы, в которых живёт и действует душа человечества и без которых немыслим человек как таковой, очевидно, не могут иметь своего исторического начала в сознательной и произвольной деятельности отдельных лиц, не могут быть произведениями рефлексии; все они являются сперва как непосредственное выражение инстинктивного родового разума, действующего в народных массах; для индивидуального же разума эти духовые образования являются первоначально не как добытые или придуманные им, а как ему данные.... Впрочем, мы имеем здесь только частный случай более общего факта, ибо родовой разум не ограничивается одним человечеством, и как бы мы ни объясняли инстинкт животных, во всяком случае несомненно, что разумные формы общежития, например, в пчелиных или муравьиных республиках являются для отдельных животных данного рода не как что-нибудь ими самими придуманное или добытое, а как нечто готовое и данное, как некоторое наитие, которому они служат лишь проводниками и орудиями.

Итак, право дано нам как органическое произведение родового исторического процесса. Эта сторона действительного права не подлежит сомнению, но столь же несомненно, что ею право ещё не определяется... - это есть только первый образ его существования, а никак не его сущность. Когда же на эту органическую основу права обращается исключительное внимание, когда она отвлекается от всех других сторон и элементов права и признаётся как его полное определение, тогда получается тот односторонний исторический принцип права, который так распространён в новейшее время и несостоятельность которого... легко может быть обнаружена.

И прежде всего несомненно, что история человечества только в начатках своих может быть признана как чисто органический, то есть родовой безличный процесс, дальнейшее же направление исторического развития знаменуется именно все большим и большим выделением личного начала. Община пчёл всегда остаётся инстинктивною, невольною и безличною связью, но человеческое общество последовательно стремится стать свободным союзом лиц.... А потому и право как необходимая форма человеческого общежития, вытекая первоначально из глубины родового духа, с течением времени неизбежно должно было испытать влияние обособленной личности и правовые отношения должны были стать в известной степени выражением личной воли и мысли.... Так, например, если можно допустить, что право англо-саксов было чисто органическим произведением их народного духа, то сказать то же самое о государственном праве Английского королевства в XIII веке, то есть о начатках знаменитой английской конституции, совершенно невозможно уже по той простой причине, что в этом случае нет того единого народного духа, той национальной единицы, творчеству которой мы могли бы приписать помянутую конституцию....

Если отношение между лицами, не вышедшими из родового единства, есть непосредственная прямая солидарность, то лица обособившиеся, утратившие так или иначе существенную связь родового организма, вступают по необходимости во внешнее отношение друг к другу - их связь определяется как формальная сделка или договор....

В самом деле, исторический принцип развития права, как непосредственно выражающего основу народного духа в его нераздельном единстве, прямо соответствует началу общинности, а противоположный, механический принцип, выводящий право из внешнего соглашения между всеми отдельными атомами общества, есть, очевидно, прямое выражение начала индивидуалистического....

Два основные источника права, то есть стихийное творчество народного духа и свободная воля отдельных лиц, различным образом видоизменяют друг друга и поэтому взаимное отношение их в исторической действительности является непостоянным, неопределённым и колеблющимся, соответственно различным условиям места и времени....

И, во всяком случае, какие бы исторические формы ни принимали правовые отношения, этим нисколько не решается вопрос о сущности самого права, о его собственном определении.... Правом, прежде всего, определяется отношение лиц. То, что не есть лицо, не может быть субъектом права. Вещи не имеют прав.... Лицом же, в отличие от вещи, называется существо, не исчерпывающееся своим бытием для другого, то есть не могущее по природе своей служить только средством для другого...; существо, в котором всякое внешнее на него действие наталкивается на возможность безусловного сопротивления, как нечто такое, что этому внешнему действию может безусловно не поддаваться.... А это и есть свобода в истинном смысле слова, то есть... в смысле полной определённости и неизменной особенности всякого существа, одинаково проявляющейся во всех его действиях. Итак, в основе права лежит свобода, как характерный признак личности; ибо из способности свободы вытекает требование самостоятельности, то есть её признания другими, которое и находит своё выражение в праве.... Но свобода сама по себе, то есть как свойство лица, в отдельности взятого, ещё не образует права.... Но если я проявление своей свободы ограничиваю или обусловливаю признанием за другим такой же принципиальной свободы или признаю его за такое же лицо, как я сам, то таким признанием я делаю свою свободу обязательною для него, или превращаю её в своё право.... Таким образом, моя свобода, как право, а не сила только, прямо зависит от признания равного права всех других. Отсюда мы получаем основное определение права:

Право есть свобода, обусловленная равенством.

В этом основном определении права индивидуалистическое начало свободы неразрывно связано с общественным началом равенства, так что можно сказать, что право есть не что иное, как синтез свободы и равенства....

Свобода как основа всякого человеческого существования и равенство как необходимая форма всякого общественного бытия в своём соединении образуют человеческое общество как правомерный порядок....

В эмпирической действительности, воспринимаемой внешними чувствами, все человеческие существа представляют собою бесконечное разнообразие, и если, тем не менее, они утверждаются как равные, то этим выражается не эмпирический факт, а положение разума, имеющего дело с тем, что тождественно во всех, или в чём все равны.

О простом или безусловном равенстве здесь, очевидно, не может быть речи. Ясно, что ограничения свободы для малолетнего и взрослого, для психически больного и здорового не могут быть равны. И в других отношениях равенство всегда условно: все равно свободны заниматься врачебною практикой, если имеют свидетельство о своих медицинских знаниях; все равно свободны владеть землёю, если её приобрели и т.д. Следовательно, в праве свобода каждого обусловлена не только равенством всех, но и действительными условиями самого равенства. Далее, когда мы говорим о равном ограничении, то, чтобы стать фактором права, само это ограничение помимо реально обусловленного равенства должно ещё иметь некоторое собственное качество: не всякое ограничение, хотя бы и равное, может образовать право.... Кривда, равно применяемая ко всем, не становится от этого правдой. Правда и справедливость не есть равенство вообще, а только равенство в должном. Справедлив и прав не тот должник, который равно отказывает в уплате всем своим кредиторам, а тот, который всем им равномерно уплачивает свой долг; справедлив и прав не тот человек, который равно готов зарезать или обокрасть всякого своего ближнего, а тот, который равно никого не хочет убить или ограбить; справедлив и прав не тот отец, который всех своих детей равно выкидывает на улицу, а тот, который всем им уделяет равные заботы....

Требования нравственности и требования права отчасти совпадают между собою, а отчасти не совпадают. Убивать, красть, насиловать - одинаково противно и нравственному, и человеческому закону - это вместе и грехи, и преступления. Тяжба с ближним из-за имущества или из-за личного оскорбления противна нравственности, но вполне согласна с правом и узаконяется им. Гнев, зависть, частное злословие, неумеренность в чувственных удовольствиях молчаливо допускаются правом, но осуждаются нравственностью как грехи. В чём тут принцип разграничения?... Попытки установить этот принцип, исходя исключительно из противоположности правовой и нравственной области и пренебрегая их общностью, оказываются неудачными. Остаётся испробовать другой путь - от общего к различному....

Слово человеческое на всех языках непреложно свидетельствует о коренной внутренней связи между правом и нравственностью, понятие права и соотносительное с ним понятие обязанности настолько входят в область идей нравственных, что прямо могут служить для их выражения.... На всех языках нравственные и юридические понятия выражаются словами или одинаковыми, или производными от одного корня. Русское «долг», так же как латинское «debitum» - откуда французское «devoir» и английское «duty», а равно и немецкое «Schuld», «Schuldigkeit» имеют и нравственное, и правовое значение;... так же как по-русски «право» и «правда», по-немецки «Recht» и «Gerechtigkeit», по-английски «right» и «righteousness» различают эти два значения только суффиксами....

Когда мы говорим о нравственном праве и нравственной обязанности, то тем самым упраздняется с одной стороны всякая мысль о коренной противоположности или несовместимости нравственного и юридического начала, а с другой стороны указывается и на существенное различие между ними...

Оно сводится здесь к трём главным пунктам:

1) Чисто-нравственное требование, как, например, любви к врагам, есть по существу неограниченное или всеобъемлющее, оно предполагает безусловное стремление к нравственному совершенству. Всякое ограничение, принципиально допущенное, противно природе нравственной заповеди и подрывает ее достоинство и значение: кто отказывается в принципе от безусловного идеала, тот отказывается от самой нравственности, покидает нравственную почву. Напротив того, закон собственно-правовой, как ясно во всех случаях его применения, по существу ограничен; вместо совершенства он довольствуется низшею, минимальною степенью нравственного состояния, требует лишь фактической задержки известных крайних степеней проявления злой воли. Но это ясное и общее различие не есть противоречие, способное вести к реальным столкновениям. С нравственной стороны нельзя отрицать, что требуемое законом точное исполнение долговых обязательств, воздержание от убийств, грабежей и т.п. представляет, хотя и элементарное, но все-таки добро, а не зло, и что, если мы должны любить врагов, то и подавно должны уважать жизнь и имущество всех наших ближних. Не только нет противоречия между нравственным и юридическим законом, но второй предполагается первым; без исполнения меньшего нельзя исполнить большего…. А с другой стороны, хотя закон юридический не требует высшего нравственного совершенства, но и не отрицает его и запрещая кому бы то ни было убивать и мошенничать, он не может, да и не имеет надобности мешать кому угодно любить своих врагов; значит, и тут нет никакого противоречия. Итак, по этому первому пункту … отношения между двумя основными началами практической жизни выражается следующим образом: право (то, что требуется юридическим законом) есть низший предел или некоторый минимум нравственности, равно для всех обязательный.

2) Из неограниченной сущности чисто-нравственных требований вытекает и второе отличие между ними и нормами правовыми. А именно: высшие нравственные заповеди не предписывают заранее никаких внешних определенных действий, а предоставляют самому идеальному настроению выразиться в соответствующих действиях применительно к данному положению, причем эти действия сами по себе нравственной цены не имеют и никак не исчерпывают нравственного требования, которое остается бесконечным. Напротив того, юридический закон имеет своим предметом реально определенные внешние действия, совершением или задержанием которых этот закон удовлетворяется вполне. Но и в этой противоположности нет никакого противоречия: нравственное настроение не только не исключает внешних поступков, но естественно в них выражается, хотя и не исчерпывается ими, а юридическое предписание или запрещение определенных действий предполагает одобрение или осуждение соответствующих внутренних состояний. И нравственный, и юридический закон относятся собственно к внутреннему существу человека, к его воле, но первый берет эту волю в ее общности и всецелости, а второй лишь в ее частичной реализации по отношению к известным внешним фактам…. Это есть второй существенный признак права, и если оно первоначально определялось как известный минимум нравственности, то, дополняя это определение, мы можем теперь сказать, что право есть требование непременной реализации этого наименьшего нравственного содержания, то есть существенная цель права есть обеспеченное осуществление в действительности определенного минимального добра, или, что то же, - действительное устранение известной доли зла, тогда как интерес собственно-нравственный относится прямым образом не к внешней реализации добра, а к его внутреннему существованию в сердце человеческом. Так как, вообще говоря, небольшое, но действительно осуществленное добро предпочтительнее самого великого и совершенного, но реально не существующего (пословица о журавле и синице), то минимальное, но упроченное на деле содержание добра в области права не есть что-нибудь для нее предосудительное или унизительное.

3) Через это второе различие проистекает и третье. Требование нравственного совершенства как внутреннего состояния предполагает свободное или добровольное исполнение; всякое принуждение не только физическое, но и психологическое, здесь по существу дела и нежелательно, и невозможно. Напротив, внешнее осуществление известного закономерного порядка … по природе своей вполне допускает прямое или косвенное принуждение, и поскольку здесь собственною или ближайшей целью полагается именно реализация, объективное бытие известного блага (например, общественной безопасности), постольку принудительный характер закона становится необходимым, так как одним словесным убеждением, очевидно, нельзя сразу прекратить все убийства, обманы и т.д.

Соединяя вместе указанные три признака, мы получаем следующее определение права в его объективном отношении к нравственности: право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра или такого порядка, который не допускает известных крайних проявлений зла.

Теперь спрашивается: на чём окончательно основано такое требование, и совместим ли этот принудительный порядок с порядком чисто нравственным, который, по-видимому, самим существованием своим исключает всякое принуждение. Если совершенное добро утверждается в сознании как безусловный идеал, то не следует ли предоставить каждому свободно реализовывать его в меру своих возможностей? Зачем возводить в закон принудительный минимум нравственности, когда совесть требует свободно исполнять максимум добра?...

Юридический закон относится лишь к тем, кто в состоянии его нарушить. Добро как таковое должно быть абсолютно свободно - это вне вопроса. Вопрос только в свободе зла; мы утверждаем свободу и за ним, только с некоторыми ограничениями, которые требуются разумом.

Без личной свободы невозможно человеческое достоинство и высшее нравственное развитие. Но человек не может существовать, а следовательно, и развивать свою свободу, иначе, как в обществе. Итак, тот самый чисто нравственный интерес, который требует личной свободы, он же тем самым требует, чтобы личная свобода не противоречила условиям существования общества....

Добро не исчерпывается одним формальным принципом нравственной свободы..., а имеет определённое психологическое содержание, несовместимое, между прочим, с эгоистическим бесстрастием или равнодушием к страданиям ближних....

Цель нравственного закона та, чтобы человек жив был им, а живёт человек только в обществе. Существование же общества зависит не от совершенств некоторых, а от безопасности всех. Эта безопасность, не обеспеченная законом нравственным самим по себе, к которому глухи люди с преобладающими противообщественными инстинктами, ограждается законом принудительным, который ощутителен и для них. Отвергать его, ссылаясь на благодатную силу Провидения, долженствующую удерживать и вразумлять злодеев и безумцев, есть не более как кощунство: нечестно возлагать на Божество то, что может быть сделано хорошею полицией....

Требование личной свободы предполагает (для собственного своего существования) стеснение свободы в той мере, в какой она при данном состоянии человечества несовместима с бытием общества или общим благом. Эти два интереса - индивидуальной свободы и общественного благосостояния, - противоположные для отвлеченной мысли, но одинаково обязательные нравственно, в действительности сходятся между собой. Из их встречи рождается право....

Личность прямо заинтересована в своей свободе, общество прямо заинтересовано в своей безопасности и благосостоянии, но право и правовое государство заинтересовано прямо не в этом, а только в рациональном равновесии этих эмпирически-противоположных интересов. Именно равновесие есть отличительная специфическая характеристика права....

Право в интересе свободы дозволяет людям быть дурными, не вмешивается в их вольный выбор между добром и злом; оно только в интересе общего блага препятствует дурному человеку пребывать торжествующим злодеем, опасным для самого существования общества. Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царствие Божие, а только в том, чтобы он до времени не обратился в ад....

Нравственное начало требует реального противодействия преступлению и определяет это противодействие... как правомерное и обязательное средство деятельного человеколюбия, законно и принудительно ограничивающее крайние проявления злой воли не только ради безопасности общества и его мирных членов, но непременно также и в истинных интересах самого преступника.... Терпящий от преступления имеет право на защиту, общество имеет право на безопасность, преступник имеет право на вразумление и исправление. Законное противодействие преступлениям со стороны организованного общества или государства в согласии с нравственным началом должно осуществлять или, по крайней мере, иметь всегда в виду равномерное осуществление этих трех прав.

Настоящее своё наказание преступник, как и всякий безнравственный человек вообще, получает по законам нравственного порядка от суда Божия; человеческое же правосудие должно быть только целесообразною реакцией общества против явлений преступного характера ради необходимой самообороны, для действительной защиты находящихся под угрозой лиц и для возможного исправления самого преступника....

Как общество имеет право на охранение своей безопасности, как дошедший до преступления порочный человек имеет право на исправление, так и невинно потерпевший от преступления имеет право на возможное вознаграждение. Это вознаграждение потерпевшие (сами или в случае убийства - в лице своих семей) могли бы получать от государства, которое, в свою очередь, имело бы право покрывать этот расход за счет преступников. Источников для этого может быть два: конфискация имуществ и доход от принудительного труда осужденных....

Лишение свободы на более или менее продолжительный срок, определяемый не заранее, а сообразно с действительными переменами в состоянии преступника, и затем принудительные работы для собственной пользы и для вознаграждения потерпевших - вот и всё содержание нормального наказания....

Но возможно ли вообще исправление преступников? Многие представители криминальной антропологии утверждают физически-роковой характер наследственных и прирожденных преступных наклонностей и, следовательно, их неисправимость. Что существуют преступники наследственные и преступники прирожденные - это несомненно; что между ними есть неисправимые - это довольно трудно отрицать; но утверждение, что все или хотя бы большинство преступников безусловно неисправимы совершенно произвольно, противоречит опыту и не заслуживает критики. Если же мы вправе допустить только то, что некоторые из преступников неисправимы, то при невозможности сказать заранее с полной уверенностью, принадлежит или нет данный преступник к этим некоторым, необходимо ставить всех в условия, наиболее благоприятные для возможного исправления.

Первое и основное условие успешного решения исправительной задачи есть, конечно, то, чтобы во главе пенитенциарных учреждений стояли люди, способные к такому трудному и высокому назначению - избранные юристы, психиатры, моралисты и лица с истинным религиозным призванием. Нормальное уголовное правосудие и соответствующая ему пенитенциарная система - действительная правда и милость к преступникам без ущерба для невинных - вот самое явное и полное доказательство истинной связи между правом и нравственностью или истинного понятия о праве как о равновесии двух нравственных интересов: общественного блага и личной свободы.... Если дать перевес общественному благу, то преступников, как и вредных больных, следует просто истреблять. Если же дать перевес личной свободе, то нужно отказаться от всякого принудительного воздействия на тех и на других. Совесть и разум, а ныне уже и опыт, указывают на правый путь, не допускающий ни бесчеловечного истребления вредных людей, ни бесчеловечного дозволения им истреблять других.