Студопедия — Глава первая. Тревоги истории
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава первая. Тревоги истории






http://sobor.by/page/Unikalniy_kurs_34Osnovi_pravoslavnoy_psihologii34_otkrit_v_Minskom_duhovnom_uchilishche

Часть первая. Пропедевтика психолого-исторического знания

В первой части монографии речь пойдёт о самых общих предпосылках соединения исторического и психологического знаний. Я отнес к пропедевтике (предварительному рассмотрению) основ психолого-исторического синтеза следующие темы: социальные функции исторической и психологической наук, понятие времени, определение науки и научности в историко-гуманитарных занятиях. Задача – определить причины такого сосуществования двух смежных областей знания, когда неизменное и взаимное влечение никак не закончится устойчивым научным браком с естественным доказательством его жизнеспособности – появлением совместной, но независимой научной дисциплины. Возможно ли последнее? Автор склоняется к мнению, что да, и рассматривает свою книгу как шаг в указанном направлении. Он считает, что искомый результат появится, если партнёры глубоко изучат и поймут друг друга, а не просто наскоро, выборочно осмотрят чужое имущество. Впрочем, я менее всего желаю упрекнуть в научном эгоизме коллег-психологов и коллег-историков. Цель пропедевтики и состоит в уяснении программы отношений Психеи и Клио, лежащей глубже самых благих намерений. А её нельзя понять, если рассматривать социальные функции науки, как работу на заказ уже готовыми инструментами. Инструменты подбираются под заказ, внешние условия познавательной деятельности входят в саму материю научного поиска и становятся внутренними. Инструментальность истории и психологии принадлежит разным временам, а возможно, и сама является воплощением разных сторон времени. Даже если такое утверждение и преувеличивает, оно даёт шанс продвинуться в затянувшихся сопоставлениях Психеи и Клио. Я хочу показать, как объект науки формируется проблемно, из сигналов общества идущих как бы извне, от неотложных человеческих забот, однако по инициативе самой наукой. Другой сюжет этой главы, время, также числится во внешних аксессуарах психолого-исторических изысканий. Пока ему приходится довольствоваться ролью контейнера, в который помещены разные содержательные вещи: психологические структуры и ментальные признаки с внешней припиской к той или иной эпохе. Это ньютоновское отношение ко времени давным-давно устарело. По мере сил я пытаюсь показать, что время активно генерирует психолого-исторический объект. Разумеется, переписать психологические структуры в последовательности и темпы исторического времени - непосильная для книги задача, однако, скорее всего, так, как темпоралистику, только и можно строить самостоятельную науку о человеке в истории. Заключительный раздел показывает путеводную нить повествования, по которому гуманитарность переходит от натуралистических обмороков и неврозов к адекватному ей методу.

 

Глава первая. Тревоги истории

Клио и Психея: олицетворения двух подходов к изучению человека. История, как известно, многолика. Гранитом, бронзой, другими долговечными материалами, глазами музейных портретов, письменами пергаментов, строчками книг и листков календарей смотрит на нас прошлое. И по преимуществу строчками. Граниты, бронзы и пергаменты встречаются не на каждом шагу, а вот со школьной хронологией, историческим рассказом, календарной записью или телевизионным напоминанием о памятной дате знаком каждый.

Древнегреческая муза истории Клио - серьёзная, сосредоточенная дама; среди девяти сестёр-покровительниц искусств и наук - старшая. На папирусном свитке ведёт она учёт человеческих деяний. Здесь нужна осмотрительность: не каждое событие допускается в историю. Пожалуй, Клио подошли бы очки, придумай греки этот полезный предмет.

Есть и другая, недавняя история семейных альбомов, писем, памятных вещей и тех событий, которые происходят вокруг нас. Это живое прошлое растворяет даты со скрижалей Клио в потоке бытовых впечатлений и перемешивает их с настоящим. В завихрениях становления линия истории теряется, потому что она - не для близкого микроскопического зрения, а для телескопического обзора. Клио должна потрудиться: записать и рассортировать свидетельства, обобщить материал и дать ему свою вескую, несуетную оценку. Если событие и попадает в её архив, то пройдут годы, десятилетия, жизни прежде чем оно займёт место в связи времён.

Человек не может столько ждать, он говорит: представление, беспорядок, игра, комедия, карнавал, трагедия, катастрофа. Это - описание переживания индивидом исторического существования. В масштабе человека происходящее вокруг невозвратимо и уникально, как его жизнь. Чем необратимей - тем уникальней.

За толкованием индивидуальных мер человека принято обращаться к психологии, обязанной именем другой мифической гречанке - Психее. У неё иной, чем у Клио, характер. Олицетворённая душа - и не богиня по рождению, а земная подруга Эрота. Она молода, любопытна, легкомысленна. Нарушила запрет смотреть на божественного супруга, за что испытала много мытарств, пока не воссоединилась с возлюбленным и не получила бессмертие. Изображается с крылышками за спиной, а иногда в виде бабочки. Прекрасный символ человеческих стремлений!

На эту бабочку нацелен внушительный и разномастный арсенал эмпирической психологии. В его скрещённых лучах душевные порхания превращаются в траектории научного исследования. Современная психология собирает и обобщает самые тонкие и случайные движения психей. Уже давно она доросла до генерализующего (обобщающего) изучения индивидуальной структуры человеческого опыта и сравнялась научной основательностью с Клио, которая индивидуализирует общее (генеральное) в человечестве своими рассказами.

Что и говорить, за последние 100-150 лет юная гречанка из сказки Апулея сильно повзрослела. Она переняла у музы истории атрибуты научной респектабельности, да и по характеру она сейчас - напористая бизнес-вумен. Буква ψ больше не выглядит символом неуловимой внутренней жизни человека, скорее – логотипом сети информационных, образовательных, консультационно-терапевтических услуг с оборотом, превосходящим многие отрасли промышленности. Что касается Клио, то она едва ли была на подъёме, и не в последнюю очередь потому, что значительная часть её учёного и социального веса перешла к Психее. По рейтингам общественных предпочтений, психолог профессия модная, историк - старомодная. Общество всё менее почтительно и внимательно к прошлому, к его музам, жрецам, хранителям, толкователям; оно пытается эмансипироваться от традиции, чтобы жить в настоящем своими повседневными делами. Закрепиться в текущей жизни ему помогает психология, которая не просто изучает человека, но «вырезает» настоящее из связи времен и обустраивает как отдельное цивилизационное состояние. Клио и Психея оказываются соперницами в рейтингах услуг, профессий, проектов, да и в конкуренции за умы, энергию, ориентацию людей, выступая олицетворениями соответственно традиционализма и модернизации. Теперь уже известнейшей из муз приходится присматриваться к моде и перенимать у более молодых товарок их приёмы и темы. Несомненно, что к началу XXI в. в истории обозначился сильный антропологический крен. Когда я листал сборник трудов XIX международного исторического конгресса, состоявшегося в Осло летом 2000г., то сначала меня охватило замешательство. Возникало впечатление, что история оставила свои традиционные темы и присоединилась к психологии, социологии, политологии. Среди тем симпозиумов и круглых столов представительного форума мировой науки о прошлом значились идентичность и малые группы, насилие и гендерные исследования, семья и коллективная память, механизмы научного открытия и практики письма.[4] Традиционная проблематика историографии отступила на задний план и в значительной степени заместились проблематикой знаний о современности. Возникает впечатление, что история вбирает достижения социально-гуманитарных наук и становится комплексным изучением человека. И может быть, как это ни парадоксально звучит, наукой о современности? Однако такое суждение будет преждевременным, и психолог быстро заметит, что сочинения историков не касаются того, что его более всего интересует – индивидуального строения психики, структуры личности, характеристик и параметров, которые выявляются только с помощью наблюдения и тестирования реального индивида. Если такие характеристики и проскальзывают у историков, то с точки зрения психолога, они только названы, но не доказаны и не исследованы. Он заметит это с разочарованием, но, может быть, и с удовлетворением, поскольку тестово-экспериментальный эмпиризм, количественная доказательность, прикладной прагматизм есть его ноу-хау, приёмы продвижения на рынок услуг и маркирования модернизаторской ориентации.

Исторические (гуманитарные) науки – представители книжной учёности. То, что мы узнаём о людях прошлого, написано на бумаге и возникает от погружения нашего ума в ряды строчек. Современную психологию нельзя свести к письменным занятиям. Если историк – классический гуманитарий, то психолог – неклассический. Мигающие табло приборов, столбцы цифр и диаграмм – всё это, скорее, атрибуты инженерного труда, чем традиционной учёности. Психолог изучает живого современного человека в лаборатории, клинике, на рабочем месте, в быту; чтение документов имеет для него вспомогательное значение.

Правда, нужно уточнить, что указанное противопоставление принадлежит XIX-XX векам, а сейчас контраст размывается. Теперешний психолог в качестве психотерапевта, консультанта, социального работника имеет дело с историей человека, он пытается понять временную последовательность жизни и формирует «архив» биографических данных. Понятия и теории психологии становятся общеизвестными и популярными. С другой стороны, письменный архив новейшего времени густо разбавлен кино-, фото-, телематериалами; в начале третьего тысячелетия нашей эры видеосъёмка запечатлевает все сколько-нибудь значительные события жизни, размывает грань между текущим и фиксированным, видоизменяет проблему отбора материала на скрижали Клио. Для историка всё более привычно выступать экспертом по текущим социально-политическим процессам, работать с людьми, с «живой» историей. А распространение персональных компьютеров и общедоступных программ обработки информации сглаживает контраст между классическим и неклассическим гуманитариями. Всё это, возможно, предвещает продвижение наших наук в новое для них измерение времени – в будущее, а это сфера, где ни та, ни другая не имеет приоритета, но сделать что-то могут только вместе, и основательно изменившись.

Нынешнее смещение социальных функций, методов, культурных ориентаций добавляет пестроты полю гуманитарного знания. Указанный дрейф побуждает искать более глубокую основу отношений Клио и Психеи, чем просто обобществление и передел некоторого тезауруса тем. Иначе говоря, сравнивать по целому спектру социополитических, культурных, теоретических параметров, объединённых словами «человек во времени».

Историки и психологи легко находят общие темы, тем более, когда их объединяют общие ценности, например, гуманистические и демократические. Они не прочь перенять друг у друга отдельные созвучные теоретические положения и понятия. Однако найти общий язык для совместного исследования уже сложнее. Преодолеть же барьер метода удаётся редко, а общий предмет психолого-исторического знания не создан.

Теперь мы должны вспомнить ещё одну и, пожалуй, самую почтенную гречанку - философию, мать всех наук. Раньше научные синтезы вершились под эгидой философии, одного из её разделов - методологии (учения о методе). Обычно это сопровождалось экспансией определённой философской доктрины, которая «вбрасывала» в конкретные знания свои принципы, строила вокруг них эмпирические науки, становясь для них чем-то вроде метатеоретической надстройки. В XIX в. на этом специализировалось гегельянство, в XX в. – марксизм. Философскую крышу не всегда выбирали добровольно. Так, объединение павловской физиологии высшей нервной деятельности и теории познания, предписанное для советской психологии в начале 1950х годов, –яркий случай философского администрирования. Но во второй половине XXв. патронаж царицы наук над конкретным знанием отходит в прошлое. Науки предпочитают обходиться своими силами и объединяются вокруг авторитетных исследовательских программ. В западном человековедении теоретико-познавательную опору представителям разных сфер знания давали феноменология, экзистенциализм, психоанализ, структурализм. Более редкий случай – когда из отдельной науки выращивается основа для междисциплинарного синтеза. Такова генетическая эпистемология Ж.Пиаже, создававшаяся как универсальная теория для всех эмпирических наук на основе данных, полученных этим крупнейшим психологом о развитии ребёнка. Нельзя сказать, что под влиянием Пиаже науки стали выстраивать свои понятия по тем векторам, которые задаёт онтогенез. Однако широкое распространение и определённый междисциплинарный статус учение о стадиальном развитии интеллекта получило. Интересная особенность проекта Пиаже состояла в том, что свои всемирно известные исследования ребенка он начал, чтобы получить материал для генетической эпистемологии и, как он сам говорил, задержался в детской психологии на тридцать лет. Однако все эти годы швейцарский учёный помнил, для чего он углубился в эмпирические изыскания.

В исторической психологии положение иное. Историзаций психологии и психологизаций истории масса, но эти попытки редко доходят до такого равновесного состояния, где из них возникает устойчивое метатеоретическое качество. Энергия усвоения пограничного знания идёт на обогащение собственной науки, а нередко подпитывает историософию, задержавшуюся в гуманитарном знании. Чем дальше мы углубляемся в подоплёку отношений Психеи и Клио, тем яснее становится, что их трудные и затяжные перипетии коренятся в некой общей праоснове человеческого познания. История и психология сложились как науки о разных временах, а также как разные хронокультурные ориентации. Таким образом, в живом потоке времени эти науки разъединены и специализированы. Но человечество постоянно бьётся над воссоединением своих частей, и в эту работу включено познание. Время соединяет. Но и разъединяет! Это дилемма не столько науки, сколько разделённого человечества. Науки о человеке кумулируют его проблемы в соответствии со своими методами и хронокультурными ориентациями. Одни вычленяют вектор развития, другие – культурного наследования, указывающий назад. Они выступают как своего рода группы поддержки разных состояний человечества, во всякой случае, представляют различные функции его социокультурного организма.

Науки о человеке и перечень глобальных проблем цивилизации. Нынешние исследования, обозначающие себя исторической психологией, при всей их сумбурности, пестроте, наивностии конъюнктурности (а может быть, и благодаря последним качествам) всё-таки вполне отчётливо проявляют свои социокультурные приоритеты и функции. Какие бы теории, темы и методы отечественные гуманитарии к себе ни примеряли –они чувствуют, что за социальный заказ дышит им в затылок. Во-первых, продолжается идентификация и реидентификация российского народа. Пространственные и социально-политические конфигурации его обитания в ХХ веке никак не установятся. Поэтому вопрос «кто мы такие?» по-прежнему традиционалистски замыкает нас на «мы» этноса и территории, на коллективную память и герменевтику опыта. Во-вторых, продолжается обоснование современного, модернизирующего пути развития. Того, что предполагает урбанистический западный образ жизни по всей планете и культивирует индивидуальное сознание, свободное от давления прошлого, живущее настоящим в динамичной, но устойчивой среде. Ему идеально соответствуют структурно-функциональные модели современных социальных и психологических наук, формируемых по образцу естествознания Нового времени. Однако пик индустриализма исторически уже пройден и адаптация к его цивилизационным стандартам уже не воспринимается как предельная задача человечества. Спираль научного обобщения проходит сквозь ниши больших территориальных и цивилизационных групп и показывает на самый верхний этаж консолидации человечества – планетарный. Этот уровень знания украшен большим вопросом относительно психики и личности носителей будущего, их общежития. Под сенью нового вопроса идентификация по кланово-кастовым, территориальным, этническим, классовым, цивилизационным признакам, конечно, не теряют свою актуальность для соответствующих групп. Но в расширенном списке глобальных проблем человечества они уже выглядят частными по отношению к «быть или не быть? «человека как вида и перспективам его трансформации.

Итак, наука о человеке не только изучает свой предмет. Она ещё участвует в определении круга приоритетных задач, стоящих перед человечеством в его развитии. Проблемы бывают частные и глобальные, перспективные и неотложные; чем больше их обобщённость и неотложность, тем громче они звучат. С конца 1960х годов глобальные предупреждения человечеству посылает т.н. Римский клуб, объединение учёных, политиков, бизнесменов.

Клуб превратил смутный алармизм в научно обоснованный список грядущих катастроф и заставил прислушаться к себе правительства и общественность ведущих стран мира. Созданный в 1968г. А. Печчеи, он соединил общечеловеческую озабоченность последствиями неконтролируемой индустриализации и профессиональную экспертизу болевых узлов экономического и социального миропорядка последней трети ХХв. Авторы клуба показали, что для экспоненциального промышленного роста наша планета слишком мала и бедна природными ресурсами. Продолжение линии промышленной революции, утверждали римские эксперты, приведёт к перенаселённости планеты, разрушению окружающей среды и серии природных катастроф уже в начале ХХ1 в.

Предостережения ранней глобалистики были впитаны экологическим сознанием, им внимали авторы ресурсосберегающих программ, при помощи которых западная экономика выходила из энергетического кризиса 1970х годов. Разработки алармистов обосновывали международные соглашения и работу комиссий по загрязнению атмосферы, парниковому эффекту, истончению озонового слоя и другим угрожающим явления. Они вошли во фразеологию истеблишмента богатейших стран планеты и готовили идеологию глобальной озабоченности для встреч семёрки (а теперь восьмёрки) и других форумов сильных мира сего. Итак, идеи Печчеи и его единомышленников вполне институциализировались. Панацея же Римского клуба от коллапса- доктрина пределов роста - мировым сообществом в целом отвергнута. Причины коренятся как в объективных обстоятельствах мирового развития, так и в методологии прогностических разработок. Первое замечание относится к объекту глобалистики. Таковым в работе Дж. Форрестера, докладах Д. Медоуза, М. Месаровича и Э. Пестеля выступает среда обитания человека. Экспансия материального производства разрушает сложный баланс природных и социально-демографических сил на Земле, развитие человечества должно быть скорректировано так, чтобы возвратиться к глобальному равновесию. Диагнозу и лечению подлежит экосистема, она выступает априорной ценностью и отправной точкой анализа для римских футурологов. Системная методология, основанная на моделировании макропроцессов, берёт человека как элемент среды. Разумеется,- особый элемент, разрегулировавший своё местообитание неумеренными и неразумными потребностями. Только апеллируя к его здравому смыслу и чувству самосохранения, можно предотвратить планетарный крах. Но способен ли человек услышать обращённые к нему увещания и последовать за своими наставниками? Проверить это поглощённая своим масштабом глобалистика так и не успела. Она прошла мимо аксиологии и психологии человеческого выбора, привычно передала свои записки государственным и межгосударственным инстанциям. Можно возразить, что у специалистов по моделированию больших систем своя работа. Однако выбрасывать из футурологических расчётов микрокосм человека (или помещать его среди прочих факторов) больше невозможно.

Следующее замечание в адрес Клуба: его предостережения не стали голосом всего человечества.Заботы о нашем общем доме как-то сплелись с тем, что видится некоторым как бархатно-железный диктат кучки держав и транснациональных монополий. На транспарантах вместо старомодного «империализм» теперь всё чаще пишут «глобализм». Размах предвещаемых бедствий предоставляет власти функции чрезвычайного планетарного правления. До глобального правительства далеко, но в международных комиссиях уже нарезают куски экосистемного пирога. Апокалипсис растворяется в рутине бюрократических согласований, политиканства и практических расчётов. Парадоксальным образом взаимопонимание со странами, в наибольшей степени подверженных риску бесконтрольной индустриализации, удалось теоретикам ограниченного роста в наименьшей степени. Предупреждения встревоженных мыслителей воспринимаются в третьем мире как попытки богатых обитателей планеты законсервировать нищету остальных. Призывы к умеренности по-разному звучат в США и среди голодающих жителей Африки. Наивно ожидать, что Китай, Индия, Бразилия согласятся затормозить свой промышленный рост ради абстрактных целей глобального равновесия. Остаётся пока втуне и опыт тех стран, где конец индустриализма был ближе всего к катастрофическому сценарию.

Наконец, сценарии Римского клуба оказались не в состоянии предусмотреть развитие научно-технической цивилизации в последние 10-15 лет ХХв. и первые годы ХХ1 го. Перечислю список глобальных угроз человечеству, ходивший в последние десятилетия ушедшего столетия.:

- Термоядерная война между Западом и СССР.

-Гибель живой природы в результаты расползания урбанизированных и промышленных территорий.-

-Интоксикация человека отходами вредных производств, порча его наследственности, вымирание от рака.

-Истощение минеральных ресурсов.

-Истощение запасов пресной воды.

-Парниковый эффект в результате выбросов углекислого газа в атмосферу и затопление части планеты.

-Демографический взрыв в третьем мире.

Это сценарии техногенных катастроф и отрицательных последствий индустриального прогресса для окружающей среды. Язвы индустриализма остались, но список в целом устарел, он активно дополняется и пересматривается Глобальная проблематика сейчас собирается по-иному, потому что время меняется – не только в смысле эпохи, но и в смысле сборки времени. Медленные диагнозы хронических недугов замещаются быстрым конструированием сиюминутности. Ещё два года тому назад, когда я писал книгу «Искусство экономной смерти»[5], главные язвы мироустройства рисовались так:

-Терроризм без границ, запугивающий мир посредством телесети.

- Кризис институтов международного и государственного порядка.

- Вымирание «старых» наций, эпидемия СПИДа в Африке, вспышки неизвестных болезней, возможно, искусственного происхождения, в Азии.

- «Новый номадизм» - волны неконтролируемой миграции, угрожающие социокультурной устойчивости развитых стран.

-Поток мутагенных продуктов с неясными последствиями для биологии человека.

-Виртуализация общения, деятельности, культуры.

- Попытки генетически модифицировать и искусственно создавать человека.

- Распространение методик направленного изменения психики и поведения человека.

На 2001-2004гг. пришёлся пик мирового терроризма, который олицетворял неконтролируемость и децентрированность постистории в плоскости политики. Вызванные ими политические и психологические эффекты не соответствовали тяжести причинённых ими материальных и человеческих потерь. Самая большая операция террористов – самолётная атака на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке 11 сентября 2001г. – унесла жизни около трёх тысяч человек и уничтожила два небоскрёба. Эти жертвы нельзя сравнить с потерями в крупных сражениях и тем более войнах ХХ века. Однако по влиянию на мир американская трагедия 11 сентября 2001г. с ними вполне сопоставима. К 2005-06 гг. мировые державы в основном оттеснили глобальных террористов на их собственную территорию, превратив из глобальных в локальных. Место терроризма в начале списка заняли другие угрозы. Однако появление в числе заглавных тем саммитов Большой Восьмёрки экологически-энергетической проблематики едва ли означает, что мир возвращается в ХХ век.

Прежде чем продолжить обсуждение новых вызовов человечеству, обращу внимание на то, что перечень глобальных угроз цивилизации не является изобретением прошлого столетия. У каждого исторического состояния человечества свои насущные проблемы; способность и желание слушать новых кассандр сильно зависит от того, насколько их пророчества созвучны собственным заботам разных частей мирового сообщества. Насколько эти проблемы глобальны (а не локальны), как они формируются и насколько сигналы озабоченности имеют возможность быть переданными остальному человечеству? Логично схематизировать перечень всевозможных стадиальных конфликтов так:

Конфликты досовременности.

Конфликты перехода от досовременности к современности.

Конфликты современности.

Конфликты перехода от современности к постсовременности.

Конфликты постсовременности (ещё не вызрели)

Мир начала ХХ1 в. разнолик. На вершине развития- «золотой миллиард», страны Запада, Япония, приближающиеся к ним «восточноазиатские тигры». Они уже шагнули из индустриальной фазы в постиндустриальную. За ними следуют развивающиеся страны с интенсивным развитием тяжёлой промышленности (в их числе такие гиганты, как Китай, Индия, Бразилия) и государства с переходной экономикой (б. СССР и отчасти его бывшие европейские союзники-сателлиты). Если первые находятся в восходящей фазе промышленного развития (и становятся лидерами в разрушении природы), то вторые пережили кризис деиндустриализации. Ускоренная (революционная) индустриализация оставила им суррогат рациональности и технологизма в смеси с недоразрушенными пластами традиционного общества. Эти страны страдают одновременно от избытка промышленного уклада в экономике и от его ущербности. Движение в постиндустриальное общество обременено спецификой собственного (незападного) пути. Большая группа стран застыла на пороге современного мира. Наконец, около десяти процентов земного шара живёт в мало затронутой внешними влияниями архаике. Архаика не только территориальное понятие. Самое пышное процветание портят проплешины нищеты и деградации: трущобы богатых городов, стагнирующие территории, группы люмпенов, бездомных, наркоманов и других маргиналов, т.е. места и положения, в которых люди временно или постоянно ведут изолированное существование, стиснутое узким кругом физиологических забот и борьбы за их удовлетворение. Социология маргинальных групп смыкается здесь с признаками доистории.

Приведённая мною схема в самом общем виде соответствует представлениям об исторической географии нынешнего мира. Я попытаюсь перевести её в перечень хронокультурных ориентаций.

Архаика, традиционализм, современность, постсовременность как хронокультурные ориентации. Классификация человечества по ориентациям во времени имеет вполне практический интерес. Мир представляет собой сосуществование разных времён, однако он не столько полифоничен, сколько какофоничен. Апеллировать ко всему без исключения человечеству, безусловно, трудная задача. Очевидно, что темы генной инженерии мало волнуют племена Центральной Африки или малые народности Сибири, так же, как бездомных люмпенов Нью-Йорка, Парижа, Москвы, Калькутты и других мегаполисов. Конфликты современности, проблематизированные в тревогах относительно гибели природы, не устраняются. Они только передаются по эстафете от стран первого мира к новым индустриальным державам. Неотрегулированный индустриальный слой остаётся угрозой для физической среды, в т.ч и для постиндустриального авангарда. Наиболее же продвинутые части человечества подошли к опытам по трансформации человеческого типа, но это затрагивает и тех, кто об этом даже и не подозревают. Под этическим вопросом оказывается прерогатива одной части человечества указывать другой. Оценка эпохи как вполне определившейся разнородности её участников должна сочетаться с пониманием того, что означает для всей планеты глобалистские интегрирующее тенденции в наиболее продвинутой её части.

Итак, если алармизм оказался голосом меньшинства, пытающегося сдерживать индустриальное развитие в остальном мире, то и доктрина многомерного мира также проблематична. Она оставляет открытым вопрос, кому и как формулировать понятие многомерности. Только “взрослым “ нациям, отбирающим спички у несовершеннолетних членов мирового сообщества, или всем членам семейства? Первый, “монологический” вариант чреват небезосновательными подозрениями в эгоизме “взрослых”. Второй, гуманистический и диалогический, предпочтителен и потому, что усвоение чужих рекомендаций происходит только, когда он становится частью собственного опыта. А это уже тема межкультурного взаимопонимания, основанного на базисной способности человека к доверию и сопереживанию.

Индустриальная цивилизация обнажила противоречие, на котором построено существо человека: между его органической природой и его искусственной сферой. Вряд ли кто возьмётся отрицать, что человек – явление биокультурное, составленное из натурального тела и предметно-знаковых артефактов. Он обречён на равновесие между биологией и громадной искусственной средой, на поддержание связей между этими двумя мирами. Много биологии – и человек превращается в животное, много цивилизации – и начинает усыхать его плоть. Это противоречие (которое можно назвать антропокультурным, см.далее) каждая эпоха аранжирует по- своему. «Органические» эпохи ближе к натуральному полюсу человеческого существования. Индустрия склоняет стрелку в другую сторону. Глобальные потрясения доиндустриальных эпох вызываются природными катаклизмами и они проявляются как природные катастрофы. Наводнения, холода, засухи, болезни, землетрясения, извержения вулканов и другие «казни египетские» разрывают хрупкую культурную оболочку, Вместе с обществами они уничтожают и популяции, но, как правило, биология страдает меньше культуры, поскольку популяции всё-таки восстанавливаются и опустевшие места заселяются. Но это могут быть уже люди другого языка и другой цивилизации. Свирепые воители и человекобойцы прошлого сравниваются с ураганами, пожарами, потопами и другими стихийными бедствиями, они и действуют ещё как стихии, но не могут соперничать с природой. Война страшна не столько мечами и стрелами, сколько сопутствующими ей голодом и болезнями, а также поднимающимся в людях одичанием. Катастрофы индустриальных обществ техногенны. Они вызваны: а)мощью оружия и военно-репрессивных организаций; б) ошибками технического персонала; в) несовершенством техники и её побочными воздействиями; г) вредным влиянием сверхиндустриализации на природу и человека. Отдельно выделим «болезни цивилизации» – отчуждение, неврозы, шизофрению и другие симптомы потери органической целостности человеком.

Не вдаваясь в тонкости обоснования, я перечислю четыре фазиса истории - своего рода антропокультурные формации – которые различаются своим алармизмом. Они таковы:

I.Архаика. Начальная эпоха человечества со значением генезиса. Филогенетически её место на границе между Человеком разумным современного подвида и примыкающими к нему палеоантропами. С точки зрения социологии и социальной психологии, архаика тождественна протосоциальности бродячих собирателей и охотников доистории, люмпенов, разбойников, дезертиров, военных наёмников и других маргиналов истории. Структура коллективов этих добытчиков упрощена, и власть главарей в них не опирается на строго фиксированные нормы, передаваемые от поколения к поколению. Костяк промысловой, военной, криминальной архаики – тасующиеся группы во главе с наиболее ловкими, сильными, удачливыми индивидами. Власть предания в них отступает перед суровыми обстоятельствами борьбы за выживание. Основной императив архаики – физическое существование как таковое и поддержание элементарной социальной организации. Чем сильнее пресс чрезвычайных обстоятельств, чем глубже социальная деградация – тем явственнее диктат физической силы. В такой среде изменения быстры и разрушительны, но все новации архаичны по сути, потому что направляются законом кулака. Архаика по своему природно-культурному субстрату телесна; общество может катиться вниз, пока не стукнется о свою “натуральную” опору, о примитивнейшее право сильного и о телесный ритуализм (в таком качестве оно будет суррогатом древнейших сообществ, только так умевших обуздывать “зоологический индивидуализм” своих членов). Это – базисный слой цивилизации, и ему нельзя отказать в универсализме. В современном мире он представлен достаточно широко, однако у него почти нет каналов самовыражения. Архаика молчалива, нерефлексивна и ахронна. Единственные доступные архаике символические институты – ритуал и магия - есть инструменты уничтожения преемственного (линейного и необратимого) социального времени, которое они заменяют единичными генезисами, порождая мир с нуля. Но можем ли мы игнорировать этот почти беззвучный слой цивилизации, которому нет никакого дела до нашего интеллектуального алармизма? Проблема физического, “голого” существования” архаична. В более развитых обществах она всегда сопряжена с поддержанием культуры и передачей опыте – с тем, чем архаика располагает в минимальной степени.

II.Традиционализм. Следующая ступень истории и социогенеза, опирается на авторитет предков и межпоколенную передачу коллективного опыта в знаках. Она охватывает семейно-клановые и кастово-сословные сообщества от первобытности до наших дней. Традиционализм - не просто косность и застой, а общественный порядок и культурно-психологический уклад, ставящий обычай выше новаций. Поддерживать его возможно или при самой простой, рутинной жизни, когда традиция переходит в нечто подобное социальному инстинкту, или при достаточно надёжных средствах записи опыта. Традиция пользуется и дописьменными мифологиями, и весьма развитыми системами религии, философии, искусства, литературы. Её опора – словесность, бытующая сначала в живой памяти стариков, исполнителей преданий и мудрецов, а затем в книгах. Духовные сокровищницы народов и культур составлены избранными текстами в ореоле святости и почитания. Традиционализм ориентируется на прошлое, поэтому его постоянная забота – поддержание коллективной идентичности родоплеменных, этнических, конфессиональных, государственных и других локальных сообществ. Эта проблема весьма жгуча для консервативных укладов, омываемых потоком перемен, и для стран, неоднократно претерпевавших изменения территории, социально-политического строя, экономики, идеологии. Для России, до сих не определившейся со своей цивилизационной, геополитической, социальной, государственно-правовой принадлежностью, поиски коллективной идентичности выражаются в ориентации на прошлое значительной части населения и в “вечных”, “проклятых” вопросах интеллигенции.

III. Современность. В обыденном значении слова, современность тождественна настоящему, отрезку исторического времени, в котором находится наблюдатель. Настоящее всегда недооформлено, оно представляет собой сгусток разнообразных тенденций и сил. В более специальном (содержательном) значении слова, современность – господствующий уклад жизни или способ организации разнородных текущих тенденций в настоящем. Таким господствующим укладом в XIX- XX вв. выступает техническая цивилизация в индустриальной стадии развити







Дата добавления: 2015-09-18; просмотров: 388. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕХНИКА ПОСЕВА, МЕТОДЫ ВЫДЕЛЕНИЯ ЧИСТЫХ КУЛЬТУР И КУЛЬТУРАЛЬНЫЕ СВОЙСТВА МИКРООРГАНИЗМОВ. ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОЛИЧЕСТВА БАКТЕРИЙ Цель занятия. Освоить технику посева микроорганизмов на плотные и жидкие питательные среды и методы выделения чис­тых бактериальных культур. Ознакомить студентов с основными культуральными характеристиками микроорганизмов и методами определения...

САНИТАРНО-МИКРОБИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОДЫ, ВОЗДУХА И ПОЧВЫ Цель занятия.Ознакомить студентов с основными методами и показателями...

Меры безопасности при обращении с оружием и боеприпасами 64. Получение (сдача) оружия и боеприпасов для проведения стрельб осуществляется в установленном порядке[1]. 65. Безопасность при проведении стрельб обеспечивается...

Законы Генри, Дальтона, Сеченова. Применение этих законов при лечении кессонной болезни, лечении в барокамере и исследовании электролитного состава крови Закон Генри: Количество газа, растворенного при данной температуре в определенном объеме жидкости, при равновесии прямо пропорциональны давлению газа...

Ганглиоблокаторы. Классификация. Механизм действия. Фармакодинамика. Применение.Побочные эфффекты Никотинчувствительные холинорецепторы (н-холинорецепторы) в основном локализованы на постсинаптических мембранах в синапсах скелетной мускулатуры...

Шов первичный, первично отсроченный, вторичный (показания) В зависимости от времени и условий наложения выделяют швы: 1) первичные...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.015 сек.) русская версия | украинская версия