Пролог.

Воспоминания из детства.

Какая у них цель?

Успокаивать слабоумных? Возможно, напоминать им о лучших временах? Быть надеждой в черные дни?

Воспоминания субъективны и односторонни.

У них двойной смысл.

Воспоминания из моего детства не такие, как у других.

Я не помню маму... или папу, если на то пошло. Я впервые помню себя в возрасте пяти лет. Это воспоминание часто возвращается.

Оно повторяется.

Это урок, который я не забуду. В этом мне хорошо помогает память.

Я вздрогнула и проснулась. Тяжело дыша, вся в поту и злая. Рычание зарождалось в глубинах моего горла, это больно, но боль приятная. Я не могу вспомнить сон.

Я слышу ее голос, моей мамы, но ее лицо в тумане. Это злит меня. Бесит. Мое рычание становится гортанным, на лице капельками выступает пот. Я трясусь от гнева. Они насмехаются надо мной, мои сны.

Я прикладываю кулаки к вискам. Мне не нужен кто-то, чтобы сказать, что мои костяшки побелели. Я сжимаю их так сильно, что они немеют. Она там. Я знаю, она там.

Почему я не могу вспомнить ее?

Монахини говорят мне, что невозможно иметь эти воспоминания, и они – просто кошмары. Мой мозг обманывает меня.

Сестра Френсис открывает дверь в мою спальню. Это всегда она. Она единственная, у кого хватает терпения разбираться со мной. Все остальные сдались. Мне нравится Сестра Френсис.

Непрерывно рычу, пока горло не начинает саднить. Я избегаю ее взволнованного взгляда. Она воркует в другом конце комнаты, руки раскрыты, но что-то мешает ей предоставить мне комфорт, в котором я так отчаянно нуждаюсь.

Мое рычание прекращается. Вместо этого я вслушиваюсь.

Отец Роберт сдерживает Сестру Френсис. Они тихо спорят. Я не уверена, что происходит, но Сестра Френсис... ее лицо морщится. Она складывает руки в мольбе, выражение ее лица умоляющее, когда она просит. Он качает головой, и он непоколебим.

Она опускает подбородок, закрывает рот ладошкой и рыдает. Выражение лица Отца Роберта остается неизменным. Секунду он выглядит почти извиняющимся. Когда он начинает входить в мою спальню, она кричит, бормочет и ворчит, напрасно пытаясь удержать его.

Мое сердце бьется с перебоями даже сейчас, в настоящем.

Его лицо. Выражает гнев. О, даже ярость…

Когда он резко отодвинул ее, она споткнулась. Мое тело оцепенело. Давление растет в ушах. Мне не понравилось это. Я хочу выцарапать ему глаза.

Я даже не осознаю, что сижу здесь, как статуя, наблюдая.

Не проверив, как она, Отец Роберт входит в мою комнату, а Сестра Френсис кричит снова и снова:

– Мне очень жаль, малышка. Мне жаль.

Впервые в моей жизни я больше не злюсь.

Страх рванул по моим венам, пульсируя в висках с каждым ударом сердца. Отец Роберт запер за собой дверь.

– Пришло время начать обучение, Катарина, – он остановился на полпути и встал в середине моей спальни. – Ты была послана нам как подарок от самого Бога. Ты поможешь нам в нашем деле.

Я не понимаю, о чем он говорит. Мой мозг слишком молод, чтобы понять, что он хочет сказать мне. Вытаскивая рубашку из штанов, он приближается ко мне:

– Пришло твое время начать обучение.

Мой урок в этот день был простым.

Я - подарок, и этого хочет Бог.

Минуту я оглядываю комнату с моего места на кушетке.

Пустая. Моя комната пуста, точно так, как мне нравится. Мне не нужны вещи. Материальные вещи ничего не значат для такого человека, как я. Они расходуются на смиренных единомышленников.

Я соскальзываю с кушетки и становлюсь на колени рядом с кроватью. Мои глаза закрываются. Я хватаю четки, складываю руки вместе и начинаю тихо читать мою утреннюю молитву. Отец Роберт все сделал так, как и сказал в тот день.

Он обучил меня. Обучил меня тем вещам, которым не должны обучать ребенка. Но я другая.

Не переживайте за меня. Божья воля никогда не должна подвергаться сомнению. Это моя судьба. Я скажу вам одну вещь, слушайте внимательно и учтите мое предупреждение.

Вещи не всегда то, чем они кажутся.