Фаллическая стадия

На этой стадии либидозное влечение катектирует (наполняет психической энергией) генитальную эрогенную область. От 3 до 6 лет у детей отмечен повышенный интерес к своим гениталиям, возрастает частая мастурбация. Отмечается интерес к гениталиям лиц противоположного пола, который удовлетворяется в детских ролевых играх, а также во взаимном разглядывании детьми поло­вых органов или взаимном петтинге. Этот возраст называют фал­лическим, подразумевая, что психологически и для мальчика, и для девочки лишь один сексуальный орган, а именно пенис, приобрета­ет решающее значение в развитии всей психической жизни.

Считается, что в фаллической фазе мальчик идентифицируется с пенисом, который становится (иногда и остается на всю жизнь) ме­рилом ценности его Я, эталоном сравнения себя с другими, что, в частности, проявляется в известной детской игре-шалости: «Давай-ка посмотрим, кто дальше (выше) пописает!» В соответствии с ге­нерализованным механизмом проекции, а также благодаря нарцис­сизму мальчик изначально полагает, что «все имеют то, что есть у меня», т. е. в его фантазиях пенисом обладают все, и девочки в том числе. Открывая несоответствие фантазии реальности, мальчик ис­пытывает «кастрационную тревогу», которая, по мнению Фрейда, инициируется филогенетическими факторами, «памятью расы». X. Хартманн и Э. Крис считают, что скорее всего «страх кастрации» возникает вследствие множества ограничений, витающих в воздухе и значение которых мальчику знакомо по опыту фрустраций его других желаний как страх утраты объекта любви, Особость пере­живаний возникает вследствие появления в качестве новой «фигу­ры» в жизненном пространстве «незнакомца» - отца, властно заяв­ляющего о своих правах на того, кого мальчик уже привык считать исключительно своей собственностью. Не будем забывать, что «идея» собственности со всем сложным и противоречивым комп­лексом чувств должна была оформиться на предшествующей аналь­ной стадии. Теперь же появление третьего возбуждает нешуточные страсти, и отцеубийство порой совершается не только в символи­ческой форме! Однако следует различать Эдипову стадию и Эди­пов комплекс.

Тревоги девочек этого возраста связаны с открытием анатоми­ческих различий в гениталиях; в ее фантазиях клитор воспринима­ется как нечто неполноценное или она предполагает, что и у нее когда-то был пенис, но она его за что-то была лишена (отсюда воз­никает постулат об исконном чувстве женской неполноценности и страхе наказания, заслуженного или незаслуженного). В этот пери­од для девочек характерно «фаллическое соперничество»: малень­кие девочки перенимают мальчишеские манеры и стремятся ни в чем не отставать от мальчиков. К.Хорни считает «зависть к пени­су» социокультурным феноменом, следствием традиционного для западной цивилизации противопоставления мужских и женских ценностей и эталонов поведения или следствием «бегства от жен­ственности». Представляется, что немалую роль в фаллическое со­перничество привносит фактор исходной психобиологической би­сексуальности: девочка «ищет» свою половую идентичность, опро-бывает ее образцы. Некоторые семейные обстоятельства или собы­тия индивидуальной биографии могут существенно повлиять на конечный выбор. «Бегство от женственности», отмечаемое у паци­енток с так называемыми проблемами питания, несомненно, вклю­чает фактор семейной структуры (реальное или символическое от­сутствие отца играет негативную роль), распределения семейных ролей, наличие или отсутствие подходящего эталона идентифика­ции в материнской фигуре. Так, энергичная, деловая, с перфекцио-нистскими устремлениями, эмоционально холодная мать для ин­теллектуально высокоразвитой девочки скорее предоставит в ее распоряжение для последующей идентификации «мужскую» роль, которая затем может подкрепляться выбором подруг по принципу дополнительности - мягких, женственных, ведомых, что закрепит «мужскую» самоидентичность.

В возрасте 3-5 лет коренным образом изменяется паттерн об­щения, из диадического мать-дитя он теперь преобразуется в клас­сический треугольник, куда именно в своей мужской роли включа­ется отец. Кроме того, в качестве «третьего элемента» выступают братья и сестры, сверстники, возникают сложные проблемы меж­личностного плана: лидерства-подчинения, необходимости соот­носить и иерархизировать ролевые ниши в разных группах обще­ния, возрастает требование к сотрудничеству и усвоению правил общения, иными словами, интенсивно формируются навыки обще­ния и сопутствующие им эмоции.

Развивающиеся у ребенка сексуальные желания разворачивают­ся теперь в пространстве трехсторонних отношений. Эдипов комп­лекс подразумевает интенсификацию эротического компонента любви к родителю противоположного пола и ревность, соперниче­ство, ненависть или даже желание смерти по отношению к родите­лю того же пола. Вместе с тем амбивалентность пронизывает чув­ства ребенка к каждому из персонажей этого треугольника. Мате­ринская фигура внезапно начинает восприниматься в совершенно новом ракурсе, «знакомой незнакомкой». Очень тонкое и поэтичес­кое описание этой метаморфозы дает Голсуорси в «Саге о Форсай­тах»: «Уплетая варенье под старым дубом, он (маленький Джон) заметил в своей матери много такого, чего, казалось, никогда рань­ше не видел: щеки, например, цвета сливок, серебряные нити в тем­но-золотистых волосах, на шее спереди нет шишки, как у Бэллы, и во всех движениях что-то мягкое. Он заметил также черточки, бегу­щие от уголков ее глаз, а под глазами красивые тени. Она была ужас­но красивая, красивее, чем "Да", или мадемуазель, или "тетя" Джун, или даже "тетя" Холли, которая ему очень нравилась; даже краси­вее, чем румяная Бэлла, - та, пожалуй, уж слишком костлява. Эта новая красота матери имела для него какое-то особенное значение, и он съел меньше, чем собирался... Он был до крайности возбуж­ден... Он все смотрел на нее, пока, наконец, странная улыбка отца не заставила его поспешно переключить внимание на лежавший перед ним ломтик ананаса. Спать он отправился позднее, чем ког­да-либо в жизни».

Однако для идиллической картины здесь все далеко не так про­сто. Не меньшее внимание, любопытство привлекает теперь отец, тоже новый незнакомец, и мать в этих отношениях нередко высту­пает помехой в налаживании с отцом «своих», отдельных и чисто мужских отношений. Бисексуальная предрасположенность добав­ляет в отношение к отцу значительную дозу любви, мужской при­влекательности, притягательности, восхищения, которые в разви­тии самоидентичности мальчика играют исключительно позитив­ную роль, поскольку способствуют образованию Идеала Я в каче­стве образца идентификации. Этот комплекс неслучайно называют кульминационным пунктом инфантильной сексуальности. «Конф­ликты эдиповой стадии развития, - пишут X. Томэ и X. Кэхеле, -имеют далеко идущие последствия для дальнейшей жизни любого ребенка, во-первых, потому, что именно в них происходит базовое структурирование психосексуальной дифференциации, и, во-вторых, потому, что принятие индивидом специфической половой роли формирует фундаментальные черты личности» [10. - Т 2. - С. 34].

Преодоление эдиповых устремлений является предпосылкой ус­пешной интеграции всех предшествующих стадий развития, в то время как бессознательное сохранение эдипова влечения представ­ляет собой краеугольный камень развития невроза истерии или бо­лее серьезных психических расстройств (ранее мы показывали это на примере анализа случая с Элизабет, чуть позже обратимся к слу­чаю Человека-Волка).

Различают позитивный и негативный варианты Эдипова комп­лекса. При позитивном комплексе мальчик сексуально вожделеет к матери и в своих фантазиях ставит себя на место отца. В результате возникают позитивные сексуально окрашенные чувства к матери и амбивалентные чувства к отцу. Страх кастрации, отцовской фигу­ры, приводит в действие механизм вытеснения, и хотя частично сни­мает невротический конфликт, чреват остаточными тягостными переживаниями потери. Путем идентификации с отцом (защита по типу идентификации с агрессором) мальчику, с одной стороны, уда­ется справиться со своими агрессивными чувствами, направленны­ми на «удачливого соперника», с другой стороны, идентифицируясь с отцом как со взрослым мужчиной, он получает частичный доступ к вожделенной материнской фигуре.

При негативном Эдиповом комплексе мальчик ненавидит мать и отвергает ее как сексуальный объект, поэтому его желания обра­щаются на отца, следствием чего становится гомосексуальный вы­бор объекта любви. Отвержение матери может иметь разные при­чины. Во-первых, мальчик видит, что мать не отвечает на его сексу­альные желания, и тогда он «отдается» сопернику; во-вторых, его отношение к матери может корениться в догенитальных отноше­ниях разочарования. Несмотря на материнское отвержение, он из страха идентифицируется с ней и в фантазии перенимает ее роль по отношению к отцу» Здесь речь идет о негативном Эдиповом комп­лексе, который отличается пассивно-женственной установкой с уг­розой нарушения в дальнейшем потенции или гомофилии (о разви­тии сексуальности по перверсному типу см.: Человек-Волк и Зиг­мунд Фрейд. - Киев, 1996).

По мнению Г. Блюм, перемена объекта у девочки происходит сложнее, так как необходим дальнейший шаг: перенесение (транс­фер) от матери к отцу. Причиной перемены объекта является неко­торое разочарование в матери, испытанное ранее: отнятие от гру­ди, приучение к правилам туалета, рождение других детей. Кроме этого, в качестве особой причины разочарования в матери может выступать фантазия девочки о том, что она когда-то обладала пе­нисом, но он был у нее отнят матерью («эхо» смутных видений пер­вичной сцены, когда мать-отец обладали пенисом оба)Конечная цель эдипова влечения и конфликта девочки заключается в требовании к отцу возмещения ущерба, в котором отказывает ей мать. В фантазиях идея «пениса» замещается идеей «ребенка», которого она хочет получить от отца, и рецептивные идеи заменяются на ак­тивные (Эдипов комплекс у девочек иногда называют комплексом Электры). Активно-требовательная генитальная любовь к отцу сме­шивается с чувствами вины и ревнивой ненависти к матери. Тем не менее остатки доэдиповой привязанности к матери все еще сохраня­ются, поэтому женщины более амбивалентны по отношению к сво­им матерям, чем мужчины по отношению к отцам.

Вопросы универсальности чисто биологической или социокуль­турной обусловленности Эдипова комплекса дискутируются. Нео­фрейдисты склонны рассматривать его с учетом культурных и се­мейных факторов. Так, А. Адлер считает Эдипов комплекс следстви­ем материнской гиперопеки и избалованности ребенка. Сексуаль­ный элемент отношений провоцируется и интенсифицируется преж­девременным сексуальным созреванием ребенка в условиях пота­кания и избыточного удовлетворения всех его желаний. Ему сверх меры попустительствуют в удовлетворении мастурбационных же­ланий, чем еще более способствуют их сексуализации. Другим мощ­ным фактором становятся неумеренные поцелуи и ласки повышен­но сексуальной матери, которая выступает инициатором и перво­источником межличностных отношений. В этом смысле ребенок сначала скорее реактивно отвечает Эдиповым комплексом, однако очень скоро открывает свою власть над матерью и по этой причине начинает выступать активной стороной. Согласно Юнгу, Эдипов комплекс отражает универсальное архетипическое стремление, свой­ственное обоим полам, возвращаться к матери, в «материнское лоно» как к вечному источнику защиты, пищи, покоя, наслаждения и постоянного возрождения.

Противоположной точки зрения придерживается О. Ранк, осно­вывая свои взгляды на теории «родовой травмы». Согласно Ранку, материнское тело от рождения для ребенка - источник страха. Ма­ленький ребенок бессознательно чувствует возможность трансфор­мировать изначальный источник боли, материнские гениталии, в источник наслаждения. Такие попытки, однако, обречены на неуда­чу из-за сильной тревоги, связанной с родовой травмой. Ранк так­же считает, что в эдиповых желаниях ребенок стремится как соеди­нить, так и разъединить родителей; в свою очередь, и родители мо­гут втягивать ребенка в решение своих супружеских проблем, а ре­бенок способен поставить себе на службу родительское чувство вины. Иными словами, Эдипов комплекс не представляет собой чисто биологического феномена, он вполне вплетен, как мы бы ска­зали, в канву внутрисемейных коммуникаций и манипуляций.

К.Хорни также видит корни Эдипова комплекса в особом ха­рактере семейных отношений, а именно: 1) инициаторами сексуаль­ной стимуляции являются родители, что выражается либо в сексуальных поползновениях, либо в откровенно эротическом заигрыва­нии с ребенком, либо в изнеживающей атмосфере семейных отноше­ний; 2) ребенок - невольная жертва своей собственной тревожности побуждающей его примыкать и привязываться к более сильному и вну­шающему страх родителю; целью ребенка является поиск любви, по­этому он «отдается» тому, кто ее стимулирует. Оба варианта являются ответом на провокацию извне, по сути, эксплуатацией потребности ребенка в любви и его страхе потерять привязанность и безопасность.

Рефреном неофрейдистской критики являются возрождающие­ся последние 10-15 лет исследования роли инцеста и сексуальных родительских посягательств в развитии пограничной личностной патологии. Данные клинико-демографических обследований вы­глядят столь впечатляюще, что игнорировать этот фактор в этио­логии серьезных психических расстройств невозможно.

Общий итог обсуждения этого вопроса состоит в признании того, что некоторые факторы действительно могут оказать влияние на индивидуальную форму Эдипова комплекса. Приводим некоторые из них [2.-С. 130]:

1. Травмирующие события, такие, как преждевременное оболь­щение, действительное или сфантазированное; наблюдение за сек­суальными сценами между родителями или другими взрослыми (первичные сцены); рождение еще одного ребенка, который отни­мает внимание матери.

2. Бессознательная сексуальная любовь родителей к детям, по­рождающая все разновидности соблазнов и вины.

3. Более сильные страдания единственного ребенка в семье в свя­зи с тем, что другие дети не облегчают давления на него родителей.

4. Отсутствие одного из родителей, усложняющее отношение к оставшемуся и утраченному родителю.

5. Конфликты и ссоры между родителями, особенно из-за ребен­ка, усиливающие эдиповы проблемы.

6. Жесткая пуританская семейная мораль, в частности по отно­шению к мастурбации.

Что касается влияния «первичной сцены», то сошлемся в этой связи на описанный Фрейдом случай Человека-Волка, где весь про­цесс лечения построен на анализе сновидений и фантазий пациен­та, ядро которых как раз и составляет многократное повторение фантазий, наслоившихся на смутное воспоминание о коитусе роди­телей в положении a torgo (со спины). Специфический ракурс сце­ны в дальнейшем повлек за собой целую цепь сексуальных первер­сий; фобия волка —> приступ болезненного богохульства — > болез­ненная набожность —> открытие сексуального влечения к отцу —> сексуальное влечение к женщине, которое он мог испытывать, толь­ко если видел ее склонившейся (в таком положении его возбуждали открывавшиеся его взору икры ног или ягодицы женщины), - сек­суальное возбуждение к женщине, находящейся значительно ниже по своему социальному статусу, чем сам пациент, — >; садо-мазохис-тяческие сиптомы - нарушение работы кишечника (запоры) — > от­сутствие живого эротического влечения к женщине — > гомосексуль­ная перверсия — > тяжелая нарциссическая патология. Кстати ска­зать, в самом начале заболевания — годами развивавшемуся тяже­лому неврозу навязчивости - в раннем детстве предшествовали эпи­зоды соблазнения пациента старшей сестрой.

В итоговом анализе случая Фрейд, кроме всего прочего, отмеча­ет рано сложившуюся у пациента идентификацию с матерью, в об­раз которой вкраплена ее болезненность, ипохондричность, а так­же специфический ракурс видения ее в сцене коитуса, в которой он поставил себя на место матери, завидовал ей в ее отношениях с от­цом. Органом, в котором могло проявиться это отождествление с женщиной и пассивно гомосексуальная установка к мужчине, стал анус. Со временем нарушения функции анальной зоны приобрели значение гомосексуальных нежных душевных движений и сохрани­ли это значение во время последующего заболевания. Он заболел, когда органическая болезнь гениталий (гонорея. - Е.С.) разбудила в нем страх кастрации, нанесла смертельный удар его нарциссизму и заставила отказаться от ожидания исключительной благосклон­ности судьбы по отношению к себе. Он заболел, следовательно, бла­годаря нарциссической «несостоятельности».

Применительно к случаю Человека-Волка, по-видимому, оказы­вается уместным замечание Петера Цизе о позитивной роли страха кастрации: «Но если бы, — пишет он, - чтобы избежать страха каст­рации, он отказался от матери как объекта, ему бы пришлось на­править свои либидозные потребности на отца. Следствием этого стала бы гомосексуальная ориентация с логически вытекающей не­обходимостью быть похожим на мать. Тем самым мальчик оказал­ся бы в женской позиции. Он отказался бы от своих мужских ин­стинктивных притязаний и создал ситуацию, равнозначную каст­рации, которой он опасался» [17. -С. 359]. Но точно такая же ин­терпретация может быть применена к случаю Волка, стоит только обратиться к выводам Рут Мак Брюнсвик, где она констатирует у пациента негативный Эдипов комплекс, где, кстати, поводом для обращения к ней были его навязчивые идеи по поводу «испорчен­ного профиля носа». Здесь забота о носе выступает реминисценци­ей старых страхов кастрации или «повреждения» носа-пениса как сомнения в своей мужской идентичности и состоятельности (игра слов уместна еще и потому, что пациент в определенный момент жизни потерял свое миллионное состояние; к тому же он всегда был ипохондричен (как его мать, с которой он сильно идентифицирован) и озабочен состоянием своего здоровья; к тому же он был неверо­ятно скуп (т. е. очень боялся оказаться несостоятельным).

Вернемся, однако, к теории вопроса. По сути дела, сейчас мы пытаемся понять, каким образом возможно конструктивное разре шение Эдипова конфликта, и приходим к признанию неизбежно­сти структурных изменений в психическом аппарате ребенка. Бла­годаря наличию страха кастрации мальчик идентифицируется с отцом (идентификация с агрессором) и, таким образом, отказыва­ясь от него как объекта гомосексуальных влечений, удовлетворяет свои враждебные побуждения. В то же время, используя часть либидозного влечения, он посредством механизма идентификации интроецирует образ отца вместе с исходящими от него ограниче­ниями в свое Я, совершая таким образом шаг в направлении разви­тия Сверх-Я, которое теперь «изнутри» него самого накладывает запрет на инцестуозные чувства к матери. Последние, десексуализируясь, возвращаются в форме сыновней нежности.

Итак, удачное прохождение Эдипальной стадии развития в ко­нечном счете осуществляется через сублимацию сексуальности в неж­ность, а ненависти - в идентификацию с отцом: посредством меха­низма идентификации с агрессором и стремления «стать, как отец», происходит смешивание части агрессивных влечений с либидозны-ми, чем достигается их баланс и возрастает толерантность к амби­валентности чувств к обоим родительским фигурам. Результатом этих преобразований становится усложнение структуры психиче­ского и возникновение новой психической инстанции Сверх-Я как части Я.

Фрейд в своих публикациях 1920-х гг. придавал особо важное значение возникновению структуры Сверх-Я, связывая с ее функ­циями «работу» горя и траура по утраченному объекту любви и его «восстановление» в Я через идентификацию с ним («Я и Оно», «По ту сторону принципа наслаждения», «Печаль и меланхолия»).