Студопедия — Бнутренние противоречия позитивизма
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Бнутренние противоречия позитивизма






Правила метода замыкают социальные науки в череде непреодо­лимых противоречий. Научный проект наталкивается на трудности, которые он может преодолеть, лишь остановившись на полдороги или сделав нечто подобное. Идти до конца значило бы капитулировать, подписаться под следующим положением: позитивистская наука раз­рушает сама себя. Различными путями целое течение современной эпистемологии использует это саморазрушение позитивистского ра­зума и выводит из него радикальный скептицизм: наука не способна установить никакой истины, в конечном счете само понятие истины не имеет смысла. Позитивистский рационализм приводит к иррацио­нализму: Everything goes (П. Фейерабенд). В самом общем виде соци­альные науки не обладают этой связностью, они приспосабливаются к своим противоречиям.

Невозможность внешней позиции. Научный или логико-экспери­ментальный разум претендует на самодостаточность и на определение всего прочего. Познание познания автономно, оно предшествует по­знанию вешей. Следовательно, социальные науки спотыкаются на том, на чем спотыкается всякий идеализм: нужен внешний толчок или помощь извне для того, чтобы перейти от мысли к вещам. Декарт за неимением чувственной очевидности прибегает к помощи Бога. Со­циальные науки наталкиваются также и на границы логики: правила рассуждения не способны установить собственную пригодность. Де­карт опирается на интеллектуальные очевидности. Менее цельные и менее скрупулезные, чем философия Декарта, социальные науки без­молвно взывают к тому, что в принципе отвергают: первоначальным очевидностям здравого смысла.

Познание никогда не является «непорочным», оно в конечном счете основано на первоначальных истинах. Аристотель, Паскаль, Бергсон среди прочих показали, что всякое доказательство опирается на недоказуемые положения. Если бы была верна знаменитая форму­ла Еашляра («не существует первоначальных истин, существуют лишь первые заблуждения»), то все научное знание распалось бы как кар­точный домик. Возьмем математическое доказательство. Его резуль­тат верен только в том случае, если верен вывод. Следовательно, нуж­но доказать достоверность.вывода. Но это второе доказательство само


106_Способы интерпретации политику_____________________________________

должно быть доказано и так далее. Предоставленное самому себе до­казательство бесконечно. Рассуждающий разум, пишет Бергсон, «не­способен доказать самому себе собственную достоверность, посколь­ку он может сделать это лишь при помощи самого себя, рассуждая, а речь идет как раз о том, чтобы доказать законность рассуждения: мы вращаемся в замкнутом круге».1 Доказательство может быть заверше­но только в том случае, если открывается очевидность его подлинно­сти. Если не прибегать к первым умопостигаемым принципам (прин­цип тождества, принцип непротиворечия и т.д.), которые являются самоочевидными и лежат в основании законности рассуждения, то ничего нельзя доказать,

Возьмем экспериментальное доказательство. Оно, подобно преды­дущему, основанному на интеллектуальных очевидностях, базируется на очевидностях чувственных: наши чувства говорят правду, когда они говорят о существовании материи, существовании звука, света, и тд. Чем была бы наука, если бы наши чувства были лишь «обманчи­выми способностями», если бы глаза воспроизводили иллюзию несу­ществующей реальности, если бы осязание касалось лишь миража? Никто не может доказать существование внешнего мира. Наука осно­вана на акте доверия. Здесь, как и в предыдущем случае, научная до­стоверность вторична, она всецело зависит от достоверности лредна-учного знания.

На практике социальные науки неявно воспринимают первона­чальные истины подобно тому, как они воспринимают множество других вещей, не прошедших через фильтр метода, но имеющих силу неопровержимой достоверности. Разве «ученый-обществовед» конст­руирует свой предмет для того, чтобы знать, что он имеет тело, что прошлое существовало, что исследуемый принадлежит к роду челове­ческому, что человеческие существа способны понимать друг друга..? За неимением науки царствует доверие.

Невозможность всеобщности. Социальные науки принадлежат к миру социального. Таким образом, они сами под страхом нарушения принципа всеобщности зависят от социальных законов, которые уста­навливают. Социология должна подходить к социологам точно тик же, как и к несоциологам, общая экономика должна объяснять эконо­мистов точно так же, как и неэкономистов. Только научные интерп­ретации, доведенные до своего логического конца и примененные к делам человеческим, таковы, что интерпретатор не способен их сде­лать, не утратив способности заниматься наукой. Обший закон, кото-

■я Н. Cour

P:PUF, I960.P.306.


 

 

Научный проект и ослабление политии

рого требует наука, может быть научным только в том случае, если он не носит общего характера. Таким образом, мы попадаем в замкнутый круг. Возьмем пример с социологическим детерминизмом: если все человеческое поведение сводимо к социальным мотивам, то социоло­гия социологии осуждает социологию. Во что тогда превращается на­учный статус внешнего наблюдателя, изолированного и суверенного? Возьмем пример с обобщенным экономическим утилитаризмом: если все дело в эгоистическом расчете, экономический анализ экономиче­ской науки осуждает экономическую науку. Во что превращается на­ука, коль скоро выбор между истинным и ложным представляет собой лишь вопрос стратегии? Воспринимать всерьез эти теории, доведен­ные до их логического завершения, значит оскорбить тех, кто их при­держивается.

На практике социальные науки производят общие утверждения, приписывая себе исключительную роль, не замечая или не оговаривая этого. В неявной форме наука дает всем тем, кто ей служит, привиле­гию ускользнуть от ее законов. Все люди похожи друг на друга, но не­которые из них менее похожи, чем все прочие.

Невозможность нейтральности. Позитивистский разум по праву нейтрален по отношению к различным «ценностям», следовательно, он нейтрален по отношению к невежеству и знанию, к интеллекту­альной честности и к мошенничеству, по отношению к свободе мыш­ления и к тирании сознания. А значит, он не способен ни оправдать себя, ни управлять собой. К чему посвящать себя политической или экономической науке? Политолог или экономист обрекают себя на молчание, поскольку запрещают всякое «ценностное суждение». Во имя чего делается подобный запрет? «Ученый-обществовед» не спо­собен также ответить на этот вопрос, поскольку ответ на него посты­ден — во имя ценности научного познания, т.е. «ценностного сужде­ния». Политолог или экономист в неявной форме считают занятие наукой достойным, но они не способны дать основания выбора сво­его рода деятельности. И точно так же они не способны дать основа­ния моральным правилам интеллектуальной деятельности. Какой ученый стал бы защищать факт укрытия источников или искажения статистических данных? Но если интеллектуальная добросовест­ность не способна оправдать себя перед судом разума, то во имя чего осуждать мошенничество? Макс Вебер честно признавал, что его на­учная жизнь была основана на суждениях, которые он не мог обосно­вать научно. Это не мешало ему страстно защищать свою теорию ре­месла ученого и правило интеллектуальной честности. Но его защита был подорвана в самой своей основе тем, что он говорил в другом ме-


108 Способы интерпретации полити е о субъективизме цен

сте о субъективизме ценностных суждений (см. Приложение). Пози­тивисты не способны привести в соответствие то, что онич-оворят, и то, что они делают. Дискурсивная деятельность разоблачает экспли­цитный дискурс.

Политическая логика или невыделенная политика социальных наук

Политическая наука и в более общем плане социальные науки (всег­да понимаемые в их доминирующей, т.е. позитивистской версии) не де­лают того, о чем они говорят, что делают. Не говорят ли они больше то­го, что говорят, когда говорят? Под прикрытием нейтральности, созна­тельно или нет, но они работают в направлении, не имеющем ничего научного или не способном быть научно обоснованным, В каком на­правлении? Позитивистская наука отказывается от Бога, отвергает фи­лософию, не очень-то считается с моралью, упрощает культуру, раство- '■ ряет политику — и что же остается? Остаются только две вещи: мнения и наука. С одной стороны, полная иррациональность, с другой, — чис­тый разум. Социальные науки в неявной форме защищают релятивизм, осуждающий всякое традиционное мышление, они защищают также единственный авторитет, ускользающий от этого релятивизма: автори­тет господствующего разума, который и есть позитивистский разум. Они и участвуют во всех современных делах.

Традиционные философские вопросы не обсуждаются, открыто говорит позитивистская наука. Традиционные ответы ложны, неявно добавляет та же самая наука. Социальные науки, как мы видели, пре­тендуют на нейтральность во имя следующих принпипов: вопросы о «ценностях» зависят от личной власти, разум якобы не способен рас­судить каждое мнение. Только эти положения не нейтральны, они од­ним махом разрешают старые философские вопросы в духе Современ­ности. Возьмем противопоставление между равенством и мудростью, свободой и моралью. Считалось, что мудрость и мораль в классиче­ской философии опираются на разум, но эти претензии оказались узурпированными, они — всего лишь мнения среди прочих. Но тогда мудрость и мораль не являются более мудростью и моралью; будучи сведенными к мнению среди прочих мнений, они не противостоят бо­лее равенству и свободе, они утрачивают свое значение. Равенство мнений осуждает те из них, что отрицают самих себя, оно означает не­равенство мнений. Научный разум судит во имя своего отказа судить. Релятивизм, к которому приводит позитивизм, не устанавливает рав­новесия в выборе, он отрицает выбор, противостоящий релятивизму.


 

10'

Научный проект и ослабление политики

Позитивистская наука работает на современные «ценности», каковы­ми выступают равенство, лишенное всякого содержания, и недетер­минированная свобода. Она работает над изменением мира в направ­лении того однородного представления о нем, которое дает.

Она работает также на самое себя и придает современному рацио­нализму радикальную форму. Неявно наука разделяет человечество на две категории: простые люди и люди науки. Она рисует низменный образ одних и высокий — других. Теория детерминизма доводит это неравенство до крайних пределов: одни не знают, что творят, другие же знают, что делают, а также знают, что делают первые. В более об-шем смысле метод в целом работает так: величие науки упрочивается благодаря принижению ее предмета, т.е. посредством сведения соци­ального мира к механике. Является ли этот метод настолько бесприст­растным, насколько он на то претендует? Специалист в области обще­ственных наук ссылается на законы, не оставляющие ни малейшего места для Я, но на основании тех же самых законов он отходит в сто­рону, смотрит свысока, добивается преимущества над другими. Он уже не на равных с другими людьми, которых он изучает, он выше их, он доминирует. Разве Я не заключено уже в самом методе, в отноше­нии к миру?

Каков же в конечном итоге смысл этого неявного дискурса? Пози­тивистская наука предает собственные принципы, чтобы тайком пре­возносить одновременно равную недетерминированную свободу каж­дого и превосходство тех, в чьих руках наука. Обе идеи имеют общее основание — исчезновение природы, — но они расходятся в двух раз­ных, подчас противоположных направлениях (детерминизм и свобо­да). Каким же образом взаимосвязаны эти контрабандные идеи? Как понимать эту контрабанду идей? Является ли смысл неинтенциональ-ным или непризнанным? Это сложные вопросы. Вот некоторые мо­менты интерпретации: 1. Несомненно существует некоторое ослепле­ние. Некоторые из позитивистов являются таковыми не столько из-за публичной приверженности к доктрине, сколько из-за уважения к ус­тоявшимся условностям. Всегда ли они осознают неявные положения метода и противоречия, к которым он приводит? 2. Несомненно су­ществуют определенные расхождения. Некоторые из позитивистов — сознательно или нет — склоняются скорее с недетерминированной свободе и всеобщей терпимости, другие же — к направляющей роли науки. 3. Возможно, существует некоторая доля лицемерия, некото­рая доля двойного экзотерического языка. Наука ставится на службу предпочтениям. Некоторым теориям в социальных науках столь сложно следовать до конца, что можно усомниться в их «подлинно­сти». Возьмем случай с социальным или культурным детерминизмом.


110 Способы интерпретации политики

Кто же воспринимал его всерьез целиком? Кто жил так, как будто был j лишен какой бы то ни было свободы? Кажется, детерминистские тео- ■ рии всегда служили другим вещам: теоретическим амбициям («я р поряжаюсь смыслом!*), политическому волюнтаризму («пролетарии j всех стран, соединяйтесь!»), личной безответственности («виновато j одно только общество»). Современный дух вне опасности. 4. Доля ли­цемерия, несомненно, — это доля скрытой воли престижа и/или вла­сти. За лишенным содержания равенством, которое подразумевает научная точка зрения, утверждается превосходство самой научной точки зрения. Разве под маской нейтральности, сочетающейся с со­временным равенством, не работает libido dominandfil Вопрос выходит за рамки одной только проблемы позитивизма, он касается современ­ной политики в целом. Современность утверждает одновременно принцип равенства и преобладание современной точки зрения. Люди равны, но современные люди равны в еще большей степени, — а са­мые современные люди имеют в этом отношении преимущество пе­ред теми, кто менее современен. Современная политика придает осо­бый статус людям с головой. Разве самые воинствующие позитивисты не считают себя авангардом?

1 Libido dominant!! — гошолствуюшее стремление (лат.) — При


ПРИЛОЖЕНИЕ

Профессор и «ценности» Комментарий к тексту

Концепция Макса Вебера

«Есть такое мнение — и я его поддерживаю, — что политике не ме­сто в аудитории. Студенты в аудитории не должны заниматься поли­тикой... Впрочем, политикой не должен заниматься и преподаватель. И прежде всего в том случае, если он исследует сферу политики как ученый. Ибо практически политическая установка и научный анализ политических образований и партийной позиции — это разные ве­щи... Подлинный наставник будет очень остерегаться навязывать с кафедры ту или иную позицию слушателю, будь то откровенно или путем внушения, потому что, конечно, самый нечестный способ — когда «заставляют говорить факты».

Почему, собственно, мы не должны этого делать? Я допускаю, что некоторые весьма уважаемые коллеги придерживаются того мнения, что такое самоограничение вообще невозможно, а если оно и было возможно, то избегать всего этого было бы просто капризом. Конеч­но, никому нельзя научно доказать, в чем состоит его обязанность как академического преподавателя. Можно только требовать от него ин­теллектуальной честности — осознания того, что установление фак­тов, установление математического или логического положения ве­щей или внутренней структуры культурного достояния, с одной сто­роны, а с другой — ответ на вопрос о ценности культуры или ее от­дельных образований и соответственно ответ на вопрос о том, как сле­дует действовать в рамках культурной общности и политических сою­зов, — две совершенно разные проблемы.

Если он после этого спросит, почему он не должен обсуждать обе названные проблемы в аудитории, то ему следует ответить: пророку и демагогу не место на кафедре в учебной аудитории».

Высказав утверждение, что «различные системы ценностей сталки­ваются в мире в непримиримой борьбе» и что «борьба, противопостав-


 
 


112 Способы ин терпретации полити ки

ляющая друг другу различных богов и различные ценнось.-,, быть завершена «научными методами», Макс Вебер продолжа «Если вы выбираете эту установку, то вы служите, образн одному Богу и оскорбляете различных богов. Ибо если вы верными себе, то вы необходимо приходите к определенным BHyi ним следствиям. Это можно сделать по крайней мере в принципе, явить связь последних установок с принципами — задача филос как социальной дисциплины и как философской базы отдель ук. Мы можем, если понимаем свое дело (что здесь должно пр гаться), заставить индивида — или по крайней мере помочь емз себе отчет в конечном смысле собственной деятельности. Такая ча мне представляется отнюдь не маловажной, даже для чисто ли жизни. Если какому-нибудь учителю это удается, то я бы сказал он служит «нравственным* силам, поскольку вносит ясность; что он тем лучше выполняет свою задачу, чем добросовестнее будет избегать внушать своим слушателям свою позицию, свою точку зрения.

То, что я вам здесь излагаю, вытекает, конечно, из главного поло­жения, а именно из того, что жизнь, основанная на самой себе, знает только вечную борьбу богов, а если не прибегать к образу, то несовме­стимость наиболее принципиальных, вообще возможных жизненных позиций и непримиримость борьбы между ними, а следовательно, не­обходимость между ними выбирать. Заслуживает ли наука при таких условиях того, чтобы стать чьим-то «призванием», и есть ли у нее са­мой какое-либо объективное ценное «призвание» — это опять-таки ценностное утверждение, которое невозможно обсуждать в аудито­рии, ибо утвердительный ответ на данный вопрос является предпо­сылкой занятий в аудитории».1

Комментарии

Макс Вебер — великий преподаватель, В этой своей знаменитой лекции 1919 г. он дает теорию своего ремесла и развивает требователь­ную и радикальную концепцию обязанностей университетского пре­подавателя. По мнению Макса Вебера, преподаватель, и в частности, преподаватель, касающийся политических вопросов, должен оста­ваться чистым ученым, не только чуждым общественным дебатам, но также и совершенно нейтральным в конфликте между различными. ценностями. Но во имя чего, какие во имя ценностей, запрещать цен- ■; ностные суждения? Макс Вебер подчиняет ремесло преподавателя j позитивистской концепции науки, и в таком случае он оказывается Bj

фесе, 1990. С.707-
ч. М.: Пр<

] Вебер М. Наука как призвание и профессия // Избр. произ! - ■— -707-730.


Приложение 1 13

сложении критянина, провозглашающего, что «все критяне — лже-П определяя этику преподавания, запрещающую всякое ценност-суждение, Макс Вебер замыкается в паралогизме — паралогизме Н зитивизма, — из которого нужно попытаться выйти.

Дара-югизм позитивизма

Высказывание критянина само себя разрушает: если все критя-не _ лжецы, то и делающий это утверждение — тоже лжец, а значит, ложь и то, что все критяне лжецы. Утверждение, защищаемое в приве­денном тексте Максом Вебером, страдает тем же внутренним проти­воречием: он определяет обязанности преподавателя в позитивист­ских терминах, подрывающих сами обязанности.

Преподаватель, по сути говорит Макс Вебер, должен принуждать се­бя к полной нейтральности. В аудитории он должен отказываться от за­нятия какой бы то ни было — явной или неявной — политической пози­ции, и точно также он должен запрещать себе решать конфликт ценно­стей. Преподаватель, выступивший бы в роли арбитра в области ценно­стей, нарушил бы правило интеллектуальной честности, проигнориро­вал бы радикальную разнородность сферы фактов и сферы ценностных суждений, он превратился бы в пророка или демагога. Ученый должен констатировать непреодолимый, «непримиримый» характер конфликта ценностей и утверждать свое беспомощность или некомпетентность в этой области. Макс Вебер не выделяет никакого промежуточного звена между чистым ученым и позитивистом, с одной стороны, и пророком и демагогом — с другой. Таким образом, быть судьей в области человече­ских ценностей можно, только будучи пророком или демагогом.

Какова же тогда роль преподавателя? Преподавание науки, как, впрочем, и преподавание философии, должно позволить, по Максу Веберу, прояснить выбор между одним Богом и различными богами, одной ценностью или различными ценностями, демонстрируя их следствия и неявные моменты. Он заставляет индивида «осознать вы­сший смысл собственных действий», он выступает в роли просветите­ля и развивает у других чувство ответственности. Другими словами, он способствует большей рационализации выбора ценностей.

Здесь имеется явное противоречие, не так ли? Преподаватель, пре­вращающийся в шарлатана, если он позволяет себе рассуждать в тер-инах ценностей, должен прояснить это суждение своим студентам, ли это возможно, то только потому, что познание позволяет заме-

ь одно суждение другим, более обоснованным, следовательно, ра-не является совершенно беспомощным в этой области, следова-

Ьно, Ценностные суждения не являются исключительно сферой компетенции демагога или пророка.


114 Способы интерпрегацкж^юлитики___________

И чем же занимается Макс Вебер, как не многократным вынесенц-ем ценностных суждений (а как же можно поступать иначе, чтобг обосновать обязанности преподавателя и миссию образования)? qI дважды упоминает «долг» преподавателей, он требует от них интеллек­туальной честности, ставит их на службу «моральным» силам (кавыч­ки, в которые заключено слово «моральные», ничего не меняют в сути дела), наделяет их миссией поднять чувство ответственности у студен­тов... — вот сколько ценностных суждений! Противоречие, в котором вращается Макс Вебер, неразрешимо. Долг преподавателя — не гово­рить о долге, но как же в таком случае говорить о долге преподавателя? Как можно требовать от преподавателя, занимающегося исключитель­но чистой наукой, интеллектуальной честности, которую невозможно определить научными средствами? В самом общем смысле Макс Вебер не способен довести до конца логику своего позитивизма.

Однако в конце приведенного выше текста он доводит свое рассуж­дение до логического завершения. На самом деле он указывает, что ученый, преданный своему «предназначению», не способен обосно­вать его, пользуясь проповедуемыми им принципами. Если применить здесь терминологию, используемую ранее Максом Вебером, то можно было бы сказать, что ученый выбирает науку и отбрасывает демагогию и пророчества вследствие выбора, определяемого демагогией и проро­чеством. Разве его позиция выдерживает критику, если следовать его собственным формулировкам? Покорно следующий веберовской тео­рии преподаватель не способен разумно обосновать собственное ре­месло, а значит он беззащитен перед лицом демагогов и пророков. Как выйти из этого паралогизме?

Когда Макс Вебер выступает за интеллектуальную честность, он не является ни чистым позитивистом, ни демагогом, ни пророком. Это от­того, что вводимое им противопоставление слишком радикально, а так­же потому, что существует иной путь между позитивистскими амбици­ями (которые не только противоречат сами себе, но и опасны для вы' сшего образования) и соблазном пророка или демагога. Это путь требу­ет определения «правильного употребления» ценностных суждений-

Следовательно, нужно попытаться пройти между двумя рифами. Прежде всего каким образом можно не следовать в главном за МаксоМ Вебером, когда он запрещает занятие политикой вне студенческих аудиторий? Конечно, преподаватель не является активным борном, он пришел бы к смешению жанров, если бы делился своими мнения* ми или предпочтениями в политической области, или хуже того (как отмечает Макс Вебер), если бы он в неявной форме поддерживал ту или иную конкретную позицию. Однако существует исключение из


Приложение 115

i правила, когда речь идет о высших ценностях или ценностях са-9^J ремесла преподавателя. Разве преподаватель должен молчать, ** гда сила угрожает свободе слова в университете? Разве должен мол-* ть преподаватель-нееврей, когда закон запрещает преподавание преподавателям-евреям? Разве должен он хранить нейтралитет, когда побеждает варварство?

Другими словами, у преподавателя есть ценности, которые нужно за­щищать (если он и не должен выбирать особую политическую пози­цию). Вне исключительных обстоятельств чистый позитивизм предста­ет несовместимым с миссией высшего образования. Когда Макс Вебер определяет цели высшего образования — просвещать, определять поня­тия и следствия конфликтов ценностей, воспитывать чувство ответст­венности, т.е. в конечном счете учить мыслить, — он принадлежит тра­диционному пути развития мысли, но тем самым он изменяет позити­визму. Высшее образование, которое бы следовало букве веберовского учения, не имело бы никаких ориентиров, никакого представления о том, что такое образованный человек, что такое образование. Позитиви­стское образование представляло бы собой или представляет несвязное разнообразие практических действий или целей, оно неявно внушало бы, что ценности равны и что, следовательно, ценности не имеют ника­кой «ценности». Позитивистский нейтралитет порождает релятивизм. А разве релятивизм не противоположен самой идее образования?

Как представляется, в таком случае решение следует искать в сле­дующем направлении: «ценности» не все равны и «ценностные сужде­ния» не обладают одинаковой природой. Нужно устанавливать разли­чия между ними, даже если это дело непростое. Основополагающее правило можно было бы сформулировать следующим образом: умал­чивать о своих предпочтениях, но говорить о том, что есть на самом Деле. Красноречие Демосфена, прямота Людовика Святого, военный гений Наполеона, жестокость Сталина независимы от наших пред­почтений. Они принадлежат самой реальности.

Если Макс Вебер был великим преподавателем, то это оттого, что он не следовал собственной теории, как показывает и сама приведен­ная выше лекция. Как он мог не заметить этого противоречия? Макс Вебер выступал за науку вопреки складу собственной природы: «Враг Ценностных суждений более походил на трибуна, чем на функционе­ра от науки».1 Как нам кажется, наиболее правдоподобным объясне­нием является степень ослепления.

s. P.: Ed. de la MSH, 1970. Р.2Я4.









Дата добавления: 2015-09-19; просмотров: 599. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Сущность, виды и функции маркетинга персонала Перснал-маркетинг является новым понятием. В мировой практике маркетинга и управления персоналом он выделился в отдельное направление лишь в начале 90-х гг.XX века...

Разработка товарной и ценовой стратегии фирмы на российском рынке хлебопродуктов В начале 1994 г. английская фирма МОНО совместно с бельгийской ПЮРАТОС приняла решение о начале совместного проекта на российском рынке. Эти фирмы ведут деятельность в сопредельных сферах производства хлебопродуктов. МОНО – крупнейший в Великобритании...

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЦЕНТРА ТЯЖЕСТИ ПЛОСКОЙ ФИГУРЫ Сила, с которой тело притягивается к Земле, называется силой тяжести...

Дренирование желчных протоков Показаниями к дренированию желчных протоков являются декомпрессия на фоне внутрипротоковой гипертензии, интраоперационная холангиография, контроль за динамикой восстановления пассажа желчи в 12-перстную кишку...

Деятельность сестер милосердия общин Красного Креста ярко проявилась в период Тритоны – интервалы, в которых содержится три тона. К тритонам относятся увеличенная кварта (ув.4) и уменьшенная квинта (ум.5). Их можно построить на ступенях натурального и гармонического мажора и минора.  ...

Понятие о синдроме нарушения бронхиальной проходимости и его клинические проявления Синдром нарушения бронхиальной проходимости (бронхообструктивный синдром) – это патологическое состояние...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия