Глава четвертая. 1. Вероятно имеется в виду диалог Платона «Федон», содержащий разбор пифагорейской теории души, как гармонии тела

 

1. Вероятно имеется в виду диалог Платона «Федон», содержащий разбор пифагорейской теории души, как гармонии тела, либо не дошедший до нас диалог самого Аристотеля «Эвдем», близкий по содержанию к «Федону» (Симплиций). Бернайс (также Целлер) считает, что под общеизвестными или «изданными» книгами надо разуметь экзотерические произведения Аристотеля: популярные, рассчитанные на широкий круг слушателей. Прантль под экзотерическими произведениями или речами понимает рассуждения, которые без строго систематической цели высказываются образованными людьми на ту или иную тему.

2. Эта фраза в развернутом виде повторяется несколькими строками'ниже в рассуждении, которое представлено, как новый аргумент («Далее, если мы говорим о гармонии, то надо иметь в виду двоякое»). На эту неувязку обратил внимание Бониц, считающий, что перед нами не подлинный текст, а сводка, произведенная одним из последователей Аристотеля, нежелавшим поступиться ни одной из записанных мыслей. Аристотеля и втискивавшим отдельные записи в разные, более или менее подходящие места.

3. Имеется в виду соединение, части которого так плотно примыкают друг к другу, что не допускают между собою других частиц данного состава.

4. Бониц замечает: «Относительно учения Эмпедокла, упомянутого лишь мимоходом, поставлены только вопросы; не выяснено, один ли ответ приводит к трудностям по поводу данных трех дилемм, или оба, поогому заключительные слова («вот какими затруднениями сопровождаются поставленные вопросы») не подходят в качестве концовки к замечаниям по поводу учения Эмпедокла. Но они очень уместны, если, минуя вставку, отнести их к предшествующей критике выдвинутого определения». По учению Эмпедокла, дружба, любовь (φιλότης)составляют один из основных двигателей мирового целого.

5. Эту фразу, как и последующую, следует понимать антиномически, как попытку указать на обратные трудности, которые возникают, если принять противоположную гипотезу.

6. Эти заключительные слова здесь неуместны, их надо отнести к ряду размышлений, замыкающихся словами: «Ведь трудно было бы приноровить друг к другу эти понятия», см. выше (Бониц). Торстрик ставит в скобки текст со слов: «Кто-нибудь мог бы захотеть», кончая «когда душа покидает тело», считая это место отдельной вставкой об Эмпедокле.

7. «Движение это вызывается душой» составляет аподозис фразы, начинающейся с «Ведь если даже скорбеть», согласно указанию филопона. Считая, что правильно видеть в словах το δέ χινει̃σJαί έστιν ύπό τη̃ς ψυψη̃ς — аподозис, Суземиль предлагает конъектуру: δη̃ вместо δέ. Иначе понимает структуру фразы Родье, усматривающий аподозис в нижестоящих словах: «Говорить, что душа гневается» и г. д.

8. Переводим согласно толкованию Фрейденталя, который указал, что иначе, как «остаток движения», нельзя в этом месте понять μοναί. Тренделенбург, Брандис (он переводит через Ruhe) и другие обходят молчанием затруднение. Фрейденталь дает в немецком переводе Ruckstande, указывая также на малоупотребительное слово «Bleibsel» (стр. 7—8) Родье переводит: les traces permanentes.

9. Не просто находится в, душе, а привносится в нее: ум для Аристотеля не есть естественная часть нашей души, он в нас входит от вне, как вечное начало (τόν νου̃ν JύραJεν έπεισιέναι — «О происхождении животных», III, 73бb28).

10. Таков Ксенократ, автор «О природе» (произведение это, как и другие труды Ксенократа, не сохранилось).

11. Этот (третий) аргумент оспариваемой теории сводится к доводу, что если бы душа была числом, то через рассечение соответствующего одушевленного существа она должна была бы измениться наподобие того, как при вычитании, например, единицы из четырех образуется совсем новая нумерическая идея трех (ср. Шенье, стр. 251).

12. Т. е. то обстоятельство, что в атомах содержится как движущее, так и подвижное начало.

13. Аристотель здесь подверг критике теорию Ксенократа, приравняв ее к системе Демокрита и пытаясь таким способом выявить ее недостатки; он вносит поправку к Демокриту, чтобы отождествить взгляды обоих мыслителей, — таким образом у атомов Демокрита должны были отпасть признаки величины и формы. Атомы превратились в точки. Если все сводить к множеству единиц, то нужно особое число (душа), которая бы приводила в движение эту чисто количественную множественность. Единицы (души), обладая лишь функциями движущего начала, могут отличаться от других единиц только своим положением, подобно любой точке в теле, а в таком случае единицы души будут совпадать с отдельными точками, и число (душа) не привнесет ничего от себя и не доставит никакого объяснения.

14. Аристотель допускает два случая: 1) либо единицы души отличны от телесных точек, тогда получится, что в одном пункте совмещаются две вещи, а это невозможно, 2) либо единицы души и телесные точки не отличаются друг от друга, тогда каждая телесная точка будет расцениваться и как душевная единица, и у всех вещей будет столько же душ, сколько точек.

Вывод, связанный с первой альтернативой, стоит особняком перед началом всей фразы: «место точек неделимо, неделимы и они». Уоллес интерпретирует: «как неделимое место не может.распасться на части, так точки, отличающиеся только положением, не могут быть разделены, если они не составляют известного числового множества». Аналогично Уоллесу толкует это место Вейссе. Иначе у Родье, который альтернативы не усматривает и переводит не «или», а «то есть» (c'est-a-dire).