ДА – МТВ, НЕТ – ПУШКАМ

 

Канун Рождества. Сегодня, ничего никому не объясняя, я покупаю огромное количество свечей. Церковные свечки, именинные свечи, свечи на случай отключения электричества, столовые свечи, еврейские свечи, рождественские свечи и свечи из магазина индуистской книги с кое-как намалеванными богами-человекоидами. Все годятся – пламя-то одинаковое. В «Дарст-трифти-марте» на 21-й улице у Тайлера, обескураженного моей свечеманией, язык отнялся от стыда; чтобы придать тележке более праздничный и менее безумный вид, он кладет в нее замороженную индейку.

– Все-таки что такое церковные свечи? – глубоко вдыхая дурманящий синтетически-черничный аромат столовой свечи, интересуется Тайлер, обнаруживая одновременно свою обескураженность и атеистическое воспитание.

– Их зажигают, когда молятся. В Европе они есть в каждой церкви.

– О, вот эту ты пропустил, – он передает мне красную круглую настольную свечу, покрытую сеточкой, какие бывают в семейных итальянских ресторанах. – Люди косятся на твою тележку, Энди. Ты не можешь сказать, для чего эти свечи?

– Это рождественский сюрприз, Тайлер. Встань-ка в очередь.

Мы идем к кассе, которая, как всегда в эти дни, перегружена; в наших поношенных нарядах, извлеченных из моего старого шкафа, где они хранились с былых панковских дней, мы кажемся на удивление нормальными – Тайлер в старой кожаной куртке, вывезенной мной из Мюнхена, и я – в ветхих рубашках одна поверх другой и джинсах.

Снаружи, разумеется, дождь.

Сидя в машине Тайлера, катящей домой по Бернсайд авеню, я пытаюсь рассказать Тайлеру Дегову историю о конце света в супермаркете «Вонс».

– Есть у меня один друг в Палм-Спрингс. Так вот, он говорит, что, когда врубятся сирены воздушной тревоги, первым делом люди кинутся за свечами.

– Ну и?

– Я думаю, потому-то в «Дарст-трифти-марте» на нас так и косились. Удивлялись, почему не слышно сирен.

– М-м-м-м. И за консервами, – отвечает он, поглощенный номером «Вэнити фейр» 50(за рулем – я). – Как ты считаешь, стоит мне осветлить волосы?

 

 

* * *

– Ты все еще пользуешься алюминиевыми кастрюлями и сковородками, а, Энди? – спрашивает отец, заводя в гостиной наши старинные часы с маятником. – Выбрось их, понял. Алюминий на кухне – прямой путь к болезни Альцгеймера.

 

ПОДУШНЫЙ НАЛОГ: издержки вступления в брак – занятные ребята на глазах превращаются в зануд: «Спасибо за приглашение, но мы с Норин собирались полистать каталог кухонной посуды, а позже посмотреть „Магазин на диване“.

МАЛЬЧИДЕВИШНИК: модифицированная сквайрами древняя традиция смотрин грудного младенца. Теперь на такие церемонии приглашают вопреки обычаю не только женщин, но и мужчин. Таким образом, количество друзей, дары приносящих, увеличивается вдвое, и совокупная стоимость подарков поднимается до стандартов эйзенхауэровской эры

 

 

Два года назад у отца случился удар. Не самый серьезный, но неделю он не мог двигать правой рукой, а теперь вынужден принимать лекарство, которое, помимо всего прочего, блокирует работу слезных желез, – теперь он не способен плакать. Надо сказать, что это испытание напугало его и он довольно радикально изменил образ жизни. Особенно – режим питания. До удара он ел, как фермер в поле, – только успевал нарезать себе куски красного мяса, напичканного гормонами, антибиотиками и еще бог знает чем, а в придачу – горы картофельного пюре и реки виски. Теперь, к большому облегчению матери, он ест курятину и овощи, частенько заглядывает в магазины экологически чистых продуктов и установил на кухне полочку с витаминами, источающую хипповский аромат витамина В, отчего кухня напоминает аптеку.

Подобно мистеру Макартуру, отец только на закате жизни заметил, что у него есть тело. Лишь столкновение со смертью отвратило его от многовековых кулинарных мифов, порожденных железнодорожными рабочими, скотоводами, а также нефтехимическими и фармацевтическими фирмами. Но опять же – лучше поздно, чем никогда.

– Нет, пап. Никакого алюминия.

– Хорошо-хорошо. – Повернувшись, в телевизор в другом конце комнаты и, глядя на толпу рассерженных молодых людей, протестующих где-то против чего-то, пренебрежительно бурчит: – Вы только посмотрите на этих парней. Неужели никто из них не работает? Подыщите им какое-нибудь занятие. Покажите им по спутниковому каналу видеоклипы, которые Тайлер смотрит, – да что угодно – главное, их занять. Ох ты господи! – Отец, подобно бывшей Деговой коллеге Маргарет, не верит, что люди способны конструктивно тратить свободное время.

Потом Тайлер сбегает с ужина. В комнате остаются я, мать, отец, четыре перемены блюд и вполне объяснимое напряжение.

– Мам, да не хочу я никаких подарков на Рождество. Не хочу допускать в свою жизнь вещи.

– Рождество без подарков? Ненормальный. Ты что, там у себя перегрелся?

Позже, в отсутствие большинства своих детей, мой сентиментальный отец бродит по пустым комнатам нашего дома, словно пробивший днище собственным якорем танкер в поисках порта – места, где мог бы заварить рану. Наконец он решает сложить чулки возле камина. В чулок Тайлера он кладет подарки, в покупку которых каждый год вкладывает всю душу: крошечные бутылочки с полосканием для рта, японские апельсины, арахис в сахаре, штопоры, лотерейные билеты. Когда же дело доходит до моего чулка, он просит меня выйти из комнаты, хотя, я знаю, дорожит моим обществом. Теперь моя очередь шататься по дому, слишком большому для нашей маленькой компании. Даже елка, наряженная в этом году скорее по привычке, не поднимает настроения.

 

РЕДУКЦИЯ ГНЕЗД: наблюдающаяся в среде родителей тенденция переселяться после того, как дети отделились, в маленькие, без специальных гостевых комнат, дома, дабы дети в возрасте от 20 до 30 не возвращались домой, аки бумеранги.