Дети и война.Значительная часть произведений зауральской литературы, посвященных теме Великой Отечественной войны, написана не воевавшими писателями и поэтами, в первую очередь теми, кто в годы войны был еще ребенком. Отсюда и тематика этих произведений – голодное военное детство, трудовые подвиги тружеников тыла (в основном женщин и детей), сиротство, вдовья доля. Герои как поэтических, так и прозаических произведений, как правило, - сами авторы, что опять таки обусловлено «мемуарностью» зауральской литературы о войне. Наиболее характерный жанр – повесть в рассказах или новеллах. Василий Юровских в цикле рассказов из сборника «Журавлиные корни»(101), Иван Яган в «Рассветах над Байдановкой»(109), Виктор Потанин в повестях «Тихая вода»(73) и «Белые кони», Виталий Михайлов в повести «Бабье лето»(45), Валерий Меньщиков в повести «За борами за дремучими»(39) показывают, что это было время войны детей против войны. Военное детство поторопило развитие души юного человека и, как ни странно, не ожесточило, а наделило отзывчивостью и добротой его сердце. Этот мотив характерен и для поэтических произведений. В стихотворении «Время светлого пробуждения…»(158) Леонид Блюмкин так написал о своем поколении, чье детство пришлось на страшные военные годы: Бедность, голод преодолели, Знали: нету беды чужой. Сострадали, не омертвели Полудетской своей душой. Стихотворение Любови Андреевой «Я тихая, мне мама говорит…»(127) аккумулирует в себе детские воспоминания большинства зауральских авторов, чье детство пришлось на военные годы. Было голодно, матери с утра до ночи работали в колхозах, а дети были предоставлены сами себе. Малышей воспитывали немощные старики. Меня моя деревня берегла, Когда на пашню мама уходила. Она меня кормила, чем могла, И без отца, без бабушки растила. Это единение советских людей в пору трудных испытаний не только стало залогом победы в страшной войне, но и воспитало чувство патриотизма у подрастающего поколения: Я понимаю, что моя родня И Родина моя одно и то же. Подтверждение тому мы находим в стихах Александра Виноградова («В Родину кровинкой каждой веруем…», «Память»), Николая Аксенова («Мое детство», «Мамин хлеб»), Николая Егорова («Дети войны», «Дети той войны далекой…»), Нинель Вахрушевой «Воспоминания детства» и других. Условия жизни в тылу в военные годы были достаточно жесткие. Непомерная тяжесть войны легла на плечи тружеников сельского хозяйства. Большинство мужчин ушли на фронт, на колхозных полях их заменили женщины и подростки, весь выращиваемый хлеб до последнего зернышка сдавали государству (себе оставляли только отходы), а за сбор колосков можно было оказаться за решеткой. Помимо этого все «…военные годы в полуголодных деревнях шли постоянные мобилизации трудоспособного населения на военные заводы, угольные копи, лесозаготовки. Так, в 1943 году только в школы ФЗО по области было призвано более 33 тысяч 14—15-летних подростков. …Положение усугублялось тем, что помимо мобилизации людских ресурсов, зауральская деревня отдала армии более 20 процентов лучших тракторов и автомашин, 8,5 тысячи рабочих лошадей, большое количество повозок и саней. … вследствие острой нехватки людей, техники, лошадей приходилось пахать на коровах, убирать урожай косами и серпами, устанавливать рабочий день от восхода солнца до заката. Так, например, весной 1943 года в Белозерском районе на бороновании и севе работало около четырех тысяч коров. Для животных был установлен шестичасовой рабочий день. Люди работали по 12 часов. Трудовой героизм на селе, как и на промышленных предприятиях, в годы Великой Отечественной войны был массовым. В дни весеннего сева, заготовки кормов, уборочной страды на поля выходили все, кто мог держать косу, серп или лопату. 60--70-летние старушки убирали серпами значительные площади посевов, 12—13-летние дети работали на прополке, подборке сена, копке картофеля. В 1943—1944 годах школьники области выработали около 3,5 миллиона трудодней». (Мозин М. М. Поклонимся великим тем годам / М. М. Мозин // Книга памяти. 1941-1945. Т. 1. – Курган: «Парус-М», 1995. – С. 41, 43.) Из-за того, что коровы использовались в качестве тягловой силы, они меньше давали молока, которое также нужно было сдавать государству, а уж если что-то оставалось, то шло на пропитание семьям. Население сельскохозяйственной области голодало, но работало для нужд фронта. Дети не имели лишней одежды, но ходили в школу даже в самые сильные морозы. Писали на газетных листах чернилами, сделанными из сажи и молока. Такие подробности жизни и быта зауральцев в военные годы мы находим во многих произведениях: в стихах Алексея Еранцева «Картошка», Ивана Ягана «Каша», «Штаны», «Тополи», Николая Аксенова «Солдатки», Залии Биксуриной «Опаленные войной», Александра Виноградова «Зимой сорок второго», «Голодные сны», «Память», Нины Федотовой «Блины», А. Позднякова «Триптих», в рассказах и повестях В. Юровских, И. Ягана, В. Потанина, В. Малахова, С. Чигина («Побег», «Жернова», «Агафья-лекарь», «Кузины шаровары»). Повести в рассказах «Журавлиные корни» Василия Юровских, «Рассветы над Байдановкой» Ивана Ягана, «За борами за дремучими» Валерия Меньшикова, «Белые кони» и «Тихая вода» Виктора Потанина можно назвать панорамой жизни села в военные годы. По сути дела, это авторские воспоминания о детстве, которое пришлось на суровые военные годы. «…незатейливые, даже эклектичные, на первый взгляд, эпизоды надломленного детства постепенно вырастают в зримую картину трудной, но отнюдь не безысходной жизни тружеников-сельчан, вносивших посильную лепту в Победу над врагом.» ( Кузин, Николай. Кладовая памяти / Н. Кузин // Яган, Иван. Многоликая и самобытная: заметки о литературе Зауралья / И. Яган. – Куртамыш, 2007. – С. 88-89.) В рассказах «Журавлиные корни»(101), «Жабрей»(101) «Хлебушко»(101), «На меже»(101) Василий Юровских вспоминаето своем голодном военном детстве. Люди, чтобы не умереть с голоду, пробовали употреблять в пищу любую траву. Купена, которую в народе называли «журавлиными корнями», вызывала пищевое отравление, лепешки из жабрея нельзя было есть горячими, иначе наступал временный паралич, чаще всего делали лепешки из кобыляка, крапивы, лебеды, а летом спасали дары леса – ягоды и грибы. Пшеницу и рожь в колхозах выращивали в достаточном количестве, вот только прикасаться к ним было нельзя, досмотр был жестоким. Все сдавалось государству, шло для снабжения фронта. В рассказе «Гроздь стручков»(101)Василий Юровских вспоминает, как в детстве его из-за горсти стручков гороха, нарванных на колхозном поле, чуть не до смерти избил обходчик Ефимка Синяк. Время было военное, но даже и это не давало права взрослому человеку так лютовать. Как параллель, вспоминается автору односельчанин, побывавший в немецком плену. Охранники били его по раненной голове цепью, потому, что тот с голодухи ел мерзлую картошку, найденную на помойке. В послевоенное время обходчик, став председателем колхоза, остался зверь зверем. А у автора на всю оставшуюся жизнь пропало желание брать что-либо с чужого поля. В подобной же ситуации оказался и герой повести Виталия Михайлова «Горький запах полыни»(47) Алешка Белов. Василию Юровских вторит Владимир Малахов рассказом «За зеленым горохом»(36).«Вообще, как только стаивал снег, мальчишки переходили на довольствие к природе. На пашне собирали мороженую картошку, оставленную при уборке урожая. Тогда во всех домах появлялись серые твердые лепешки. Полностью насытиться ими было нельзя, да хоть голодок заманить. А когда вскрывались болота, наступала пора рогалей, мучки и других болотных растений. Лакомством были и белые корни репея. И вовсе не жестокость толкала мальчишек на преступление перед природой — разорение птичьих гнезд: их мучил голод. А дюжина сорочьих яиц или пара-другая утиных помогала выжить очередные сутки. Наевшись медунок, луковиц саранок, ребятишки сами походили на зеленые былинки. Костлявые, с лишаями и струпьями от чирьев на коже, они целыми днями носились по лесам и болотам. Нажитые за долгую зиму болячки лечили настоями трав, горячим озерным илом. Сытнее становилось, когда появлялись грибы-сморчки, веснянки, а потом и обабки. Пострадав недельку животами, ребятишки входили в норму и уже без опаски поглощали лесные и полевые дары природы. Пучки, дидильки, гранатки не только ели, но и мастерили из них "брызгалки". В эту пору не хватало чего-нибудь сладкого. И его с успехом заменял горох раннего сева. Молодые стручки ребята тщательно разжевывали, высасывая сладкий сок. Не так привлекали мягкие зеленые горошинки, как эти сахарные стручки. Но вот беда — даже за сбор колосков, пролежавших на поле зиму, за копку мороженого картофеля на голодного деревенского жителя обрушивалась страшная кара — до десяти лет лагерей. Если попадался за этим занятием ребенок, — страдала семья. Власти могли конфисковать последнюю овечку, отрезать огород. И тогда — голодная смерть»[36, с. 90-91]. В рассказах Василия Юровских «Лебеди» и «Возле людей»(104) действие происходит уже в мирное время, но автор, любуясь на молодых людей, которые рвут кувшинки для букета, невольно вспоминает свое голодное военное детство, когда делал то же самое, но «…не для венка девчонке, а изведать – годятся ли они в еду» («Лебеди»[104, с. 155]. Он не может «…вытравить из себя привычку военного детства! На одни лишь грачиные гнезда «облизываюсь » [104, с. 155]. И читатель начинает понимать, что яйца сорок, галок, ворон и прочих птиц были лакомством для тех, чье детство прошло в годы войны. И при всем при этом автор невольно заставляет читателя, так же как и он сам, любить и ценить природу. В рассказе «Толстые шти»(101) автор вспоминает, как по контузии отпустили отца домой на полгода, но уже через 3 месяца пришла повестка, снова ему на фронт. Ушел тогда отец в поле и две ночи не возвращался «искал под снегами тока, где поздней осенью молотили хлеб. По зернышку, по горсточке намел, наобдувал и наотсеивал да натрес он из соломы мешок ячменя…и тогда тяжелым пестом осторожно толкли мы бронзово-литые ячменные зерна. Дрожали над каждым зернышком, из щелей в полу выковыривали. А если укатывались – проваливались в голбец – там находили» (с. 61) Первые «толстые шти» тогда сварила мать для ребятишек из этого ячменя. «Толстые шти»… И слов-то теперь много знаю, а немею, как перед святыней, как перед матушкой родимой… И не могу я ничего сказать. Видно, поймет меня лишь тот, кому довелось с детства забыть вкус хлеба и как в русской сказке снова испробовать его. Ну не хлеб, так «толстые шти» из ячменя»[101, с. 61]. И при всем при этом не только о хлебе насущном думали односельчане автора, люди не теряли оптимизма и бесконечно верили в победу: «Мы-то знаем, не одним голодом, не одной думой утолить его жили в те годы. Кто же, как не наши матери, сами больше нас голодные, ехали в поле с песнями, пели и вязали на телегах подарки бойцам на фронт. До упаду наробившись, снова пели. И мы издалека слышали своих мам, забывали о голоде и верили, пуще верили в победу наших тятей, дядей и братовьев»[101, с. 61]. Ребятишки сами мастерили открытки, сочиняли боевые письма, передавая пламенный привет бойцам на фронт. Это и веселило, и поднимало боевой дух защитников Родины. Горячее желание детей всеми своими слабыми силами приблизить победу над врагом ярко отражено в рассказах Юровского «Юровская бомба»(107), «К тяте»(107) и подтверждается Константином Сульдиным стихотворением «Как я завидовал солдатам…»(319), где автор рассказывает о своем огромном мальчишеском желании удрать на фронт и наравне со взрослыми бить врага. Но… «котомку с хлебом отобрали, Надрали уши до красна…»и юный герой: … писал стихи и песни, И отправлял на фронт дядьям. И мне казалось: с ними вместе В огне, в думу воюю там.
Дети тыла в страшные военные годы сделали главное: научились трудиться, выживать, не воровать, не предавать, жить коллективом и очень бережно хранить память о тех, кто не вернулся с войны. Раннее взросление детей в суровые военные годы – основной мотив многих произведений зауральской литературы о Великой Отечественной войне. Об этом рассказы Василия Юровских «Манькин куст»(107), «Ефимко и Офимья»(101), «Синие пташки-пикушки»(107). В рассказе «Синие пташки-пикушки»(107) очень ярко передано, как матери в военное время забыли, что их подрастающие сыновья, заменившие в тылу отцов на всех сельскохозяйственных работах и трудящиеся наравне со взрослыми, все-таки остаются детьми. Ребята ловили на полях сусликов, выделывали шкурки и сдавали их на пушнину. А на заработанные деньги купили не еду, а игрушки – пикушки, хотя знали, что от матерей им здорово влетит. «До чо, Тоша, война нас, матерей, довела, - услыхали мамин голос. – Совсем в робятах дитенков перестали различать. Давеча чуть не излупила я своих. А за што? Взяли на шкурки у заготовителя по пикушке. Только хотела ухватом хлестнуть, а с глаз-то вроде што-то спало. Прозрела я, смотрю на них, а ить дитенки оне, совсем дитенки. Одежонка - заплата на заплате, руки-ноги в цыпушках. Зверьков-то ить не просто наловить. Господи, думаю ето я, да за чо, за чо их бить собралась?! Сено сами косят и на корове возят, до полночи маются в лесу одни, ежели воз развалится. Дрова пилят и себе, и чеботарю Василью Кудряшу за обутки. И ягодники, и груздяники они у меня. В нужде и горе забываешь о них, как с ровни спрашиваешь. А тут глянула и сердце кровью облилось… Ребятенки, детки еще оне. Ни еды не видывали, ни игрушек. Эдак и детства не узнают, останется в памяти работа, голод и нужда»[107, с. 131]. Рассказ Александра Позднякова «Рассыпчатая радуга»(56) ведется от лица автора, который в годы войны был 13- летним мальчишкой. Отцы и дядья ушли на фронт, а они, мальчишки, остались сеять и убирать хлеб. «После вспашки и бороньбы надо сеять. Есть большие сеялки, но нет трактора. Есть кони, но нет конной сеялки. Пришлось вручную. Показали, как надо, древние старики. Насыпай в ведерко зерно, вешай на живот через плечо и раскидывай веером справа налево. Пока набираешь в горсть, успеешь сделать два или три шага, это уж смотря какой у тебя шаг, и швыряй, сильнее и ровнее, прямой рукой»[56, с. 93]. В какой-то момент главный герой (он же автор) вдруг остановился, с удивлением заметив, что летящие зерна в лучах солнца составляют рассыпчатую радугу. «Дело такое крайне серьезное и ответственное превратилось в игру. Сзади бригадир, ответственный по всей строгости военного времени, ужаснулся от брака. Он заорал на меня что есть мочи. Посрамленный несерьезностью, своей детской глупостью, я сгорал от стыда перед сверстниками и готов был провалиться сквозь землю…»[56, с.94]. Суровая военная действительность заставляла ребятишек рано взрослеть, но детство оставалось детством. О раннем взрослении автора и главного героя в годы военного лихолетья рассказывает во второй части повести-хроники «За Сибирью солнце всходит…», названной «Рассветы над Байдановкой»(109) Иван Яган (первоначальным вариантом ее была «Когда я был мальчишкой»). Он «…познал тяготы военного лихолетья мальчишкой, в пору самого первородного узнавания окружающей жизни. Война, по сути, отняла у него и его сверстников детство, вернее, прервала его на самой радостной ноте и оставила тем самым первую крупную и больную зарубку в памяти… Взволнованные воспоминания о детских впечатлениях любознательного мальчишки из большой деревенской семьи составляют сюжетную основу повести. В полустепной сибирской деревеньке Байдановке, куда в начале века перебрались в поисках лучшей доли безземельные украинские предки героя повести, почувствовал он радостное многообразие жизни, здесь же увидел первые слёзы горя, когда подул ледяной ветер войны, здесь не по возрасту рано узнал вкус солёного трудового пота, страх голода, здесь же впервые научился различать справедливость и обман, бескорыстие и расчёт, здесь же его доверчивое сердце потянулось к людям душевно богатым и щедрым, излучающим свет, добро и чистоту ».(Кузин, Николай. Кладовая памяти / Н. Кузин // Яган, Иван. Многоликая и самобытная: заметки о литературе Зауралья / И. Яган. – Куртамыш, 2007. – С. 88-89) Автор показывает, что дети внесли весомый вклад в победу. «В первый же год войны в деревне всего мужиков-то осталось несколько стариков да подростков. Те, кто вчера еще звались пацанами, вдруг посерьезнели и повзрослели. Они поняли, что стали единственной опорой для матерей в колхозе и дома. Четырнадцатилетние и пятнадцатилетние работали трактористами и комбайнерами, девочки, их ровесницы,— прицепщиками и поварихами. И хотя они трудились не меньше взрослых и были по-взрослому серьезны в работе, иногда в их поведении все же сказывалось ребячество, проявлялось оно в какой-нибудь шалости или бесшабашности. То сядут вчетвером верхом на одну лошадь, то спящих в бригадном вагончике девчонок привяжут друг к дружке косами, а то уж и совсем к детству вернутся — ночью пройдутся по чьему-нибудь огороду, как саранча»[109, с. 103]. Мать пекла хлеб для колхоза и не смела взять лишней крошки, автор пас свиней, вставая ни свет ни заря. Автор запоздало признается в великой любви к матери, которая столько вынесла в годы войны и была счастлива лишь тогда, когда приходили редкие весточки от отца с фронта. Автор описывает, как мать с болью в сердце решилась срубить на дрова тополя, посаженные отцом в год их женитьбы, наделяя деревья чертами живых существ - свидетелей подлинной истории их семьи. А дрова были просто необходимы, чтобы обогреть дом и уберечь детей (этот же эпизод описан автором в стихотворении «Тополи»(354). Именно в такое время, будучи ребенком, автор учился различать справедливость и обман, бескорыстие и расчет. Ведь не только честные люди встречались в Байдановке. Кладовщик Дмитрий Груздев и стащить чужое сено мог, и у голодной ребятни отобрать собранные весной в поле просяные колосья. В военное время не хватало одежды, и мать сшила автору брезентовые штаны, которым сносу не было (этот эпизод из своей биографии автор в поэтической форме передал в стихотворении «Штаны» (355). А когда отец привез с фронта сыну мягкий и удобный вельветовый костюм с множеством карманов, то автор, надев его, понял, что не сможет его носить: «… изба полна соседских ребят. Мне было стыдно своей обновки, боялся глаза поднять. Когда глянул на товарищей — увидел такое, чего никогда не забыть. Ни на одном лице не было улыбки, ни в чьих глазах не было радости. Я видел только горькую зависть. Большинство моих товарищей остались без отцов, они знали, что никогда их отцы не вернутся, не привезут им таких, костюмов...»[109, с. 131]. Неизгладимое впечатление оставил в душе автора поступок старшего брата Петьки. Из района пришла разнарядка – направить для учебы в ремесленное училище трех подростков. А они и трактористами были, и комбайнерами, и так нужны были колхозу! Выпало идти старшему брату автора, но вскоре он сбежал из училища, потому, что снилось ему, что другие не могут завести его трактор. Чтобы не пришлось в милиции отвечать за самовольную отлучку из училища, Петька записался добровольцем на фронт, перед отправкой заехал в родную Байдановку попрощаться и подарил Ивану звездочку, которую тот не отцеплял от поношенной шапочки еще много лет. Автору не пришлось поучиться в первом классе, поскольку он был смышленым мальчишкой и вслед за братом Ленькой и сестрами выучился бегло читать и писать, хоть и с ошибками. Вот и начал он учебу сразу со второго ряда, где второклассники сидели. А в войну в школе была 100% посещаемость, потому, что новый учитель-фронтовик добился того, чтобы ребятишек в обед кашей кормили. Ярко запомнилось автору и то, как народ встретил известие о Победе. «Что они значили для меня? Что значило слово «победа»? Победа — это скоро вернется отец. Победа — это вернется Петька. Победа — это мы будем строить новый дом. Об этом часто в письмах писал отец. Это значило — отец будет работать на машине шофером и возьмет меня с собой в город. Об этом он тоже писал. Я радовался. А бабушка плакала»[109, с. 151]. Последний рассказ «Экзамен» символичен. Это не только экзамен по русскому и литературе, который автор без подготовки сдает на пятерку, это и экзамен на то, оправдал ли автор доверие отца, став матери опорой в трудное военное время и экзамен на жизнестойкость всех детей прошедших пору взросления в военное время. «Вот и кончилась война. Встряхнуться бы мне да забыть недетские заботы, но этого нельзя сделать. Этих забот не могли снять с себя мои ровесники, оставшиеся без отцов. Я испытывал большую неловкость за свое счастье. Мне казалось, будто я в чем-то виноват перед ними. Я готов был снести любую обиду с их стороны, отдать им свои самые дорогие сокровища, только бы они не были такими сдержанными и задумчивыми...»[109, с. 156]. «Повесть "Рассветы над Байдановкой" выстрадана писателем, эмоциональная пронзительность ее подкупает, как подкупает и прямодушная доверительность автора, сложившего сердечное сказание о родине малой, что неотделима от Родины великой». ( Кузин, Николай. Кладовая памяти / Н. Кузин // Яган, Иван. Многоликая и самобытная: заметки о литературе Зауралья / И. Яган. – Куртамыш, 2007. – С. 88-89). Еще одна повесть в новеллах о военном детстве автора – «За борами за дремучими»(39) Валерия Меньшикова. Родился Валерий Сергеевич в поселке Стеклозавод Белозерского района, и к началу войны ему исполнилось 3 года. Он, так же как и многие авторы, родившиеся незадолго до Великой Отечественной, знает войну особую – в тылу. Все взрослое население поселка и дети постарше работали на стекольном заводе. «Работу у печи не каждый выдержит. Каменная кладка источает такой жар, что невольно прикрываешь лицо руками. Горячий воздух обжигает ладони, горло, раскаляет рубашку, костяные пуговки на которой становятся горячее малиновых угольков. И как только дед, да и все другие, кого вяжет к себе работой печь, выдерживают такую парилку. А может, и не берет их жар потому, что наши бутылочки, говорят, хорошо жгут немецкие танки и осознание этого факта заставляет работать людей, не считаясь ни с чем, не прислушиваясь к ударам колокола на проходной — лишь бы дать норму, да еще что-нибудь сверх нормы... Горите, проклятущие танки — лишь бы выдержали, не прогорели каменные боковины печи, а сельчане выдержат, обеспечат фронт столь нужной бутылкой»[39, с. 48]. Главный герой (он же автор) прибегал на завод, чтобы принести деду обед, если того оставляли на дополнительную смену, и видел, насколько тяжел этот труд, видел, насколько сильна взаимовыручка у людей. «…люди и без окриков работали на износ, предела которому они и сами не знали. А может, и знали. И лишь вера в неминуемую Победу да наши вечно голодные глаза помогали им держаться и делать невозможное. Только сейчас я это по-настоящему понимаю и как бы заново ощущаю тот давний всплеск доброты и ласки со стороны старших к нам, постигающим азбуку жизни в столь суровое время. И потому не только одни беды выпали на наше детство. Случались и радости»[39, с. 51]. Радость общения с природой, которое помогало не только выжить, но способствовало развитию детской души, радость открытия мира. «Да, много странного и непонятного в жизни. Иногда и задумаешься — откуда явилась такая красота, этакое изобилие красок, такое совершенство форм каждой лесной травинки, каждого цветка?»[39, с. 43]. И в повести В. Юровских, и в повести В. Меншикова «...вы не найдёте клятв и заверений в любви к родным лесам, к речушкам и всякой живности. Но любовь эта ощущается в каждой строчке. Человек и природа …слиты нерасторжимо, лирический герой живёт среди лесов и трав, как равный среди равных, а порой - как невольный должник перед природой за её щедрость и красоту, за её непостижимую, тайную мудрость..." (Яган, Иван. Наш Пришвин: о Василии Ивановиче Юровских / И. Яган // Многоликая и самобытная: заметки о литературе Зауралья / И. Яган. – Куртамыш, 2007. – С. 35.) Немалую роль в процессе становления характера ребенка сыграли и взрослые. Свою повесть «За борами за дремучими» В. Меньшиков посвятил памяти бабушки Варвары Кондратьевны, с которой неразделимо было детство автора. Бабушка научила его видеть, любить, ценить и беречь все живое. «Бабка как волшебница открыла мальчику чудо цветка, чудо красоты земли, соединила его с природой. Здесь ребенок жгуче почувствовал ответственность перед красотой, понял себя как частицу мира» (Федорова, В. Ладное согласие / В. Федорова // Сов. Зауралье. – 1991. – 14 нояб. – С. 8.). Эту цитату можно отнести и к биографии Василия Юровских. В большинстве его рассказов, посвященных военному детству, также неизменно присутствует образ мудрой, предельно честной и трудолюбивой бабушки автора – Лукии Григорьевны, которая на восьмом десятке лет все еще работала в колхозе. Она, известная в округе травница, тоже научила внука наблюдать за природой, ценить и любить ее. Повесть В. Меншикова «За борами за дремучими» отличается пронзительным лиризмом, удивляет, завораживает и очаровывает. Автор показывает мир чувств маленького человека, связь красоты и труда, общность с природой и родной деревней, беспокойство за свою и чужую жизнь, осознание себя человеком. «Привлекает в книге поэтическое отношение зрелого человека к семье, где три звенышка нерасторжимы: дети, родители, внуки. Доверие, любовь, жалость, нежность вливаются в человека не сами собой, не с неба падают, не родственными нитями связываются. Под чувствами должна быть основа. Это не только общение с природой, но и бытовые заботы, общая работа, общая радость и разделенная на всех беда. Дети крутятся около дедов, помогают по мелочам, примечают семейные привычки, ухватки. Нет праздности, но нет и злобы, нет тычков и подзатыльников». (Федорова, В. Ладное согласие / В. Федорова // Сов. Зауралье. – 1991. – 14 нояб. – С. 8.). Эти слова В. П. Федоровой о повести Валерия Меньшикова можно отнести ко многим произведениям зауральских авторов о Великой Отечественной войне, поскольку тема преемственности поколений буквально пронизывает многие произведения зауральских авторов, переживших в детстве то страшное время. Иван Яган, рассматривая рассказы Василия Юровских о военном детстве, написал: «Суровая правда жизни, философия без громких деклараций, поэзия горести и неиссякаемого оптимизма народного. Только истинному художнику дано не увязнуть в елее личных исповедей, разглядеть за трагическим фактом и другое, что было: смешное и светлое, надежду и веру, все то, что помогло выстоять, выжить и остаться человеком...» (Яган, Иван. Наш Пришвин / И. Яган // Курган и курганцы. – 2007. – 11 мая. – С. 6.). Эти слова с полным правом можно отнести и к творчеству Василия Юровских, и к повести Валерия Меньшикова, и к повести «Рассветы над Байдановкой» самого Ивана Ягана.
Тяжелое военное детство не ожесточило детские сердца, а способствовало становлению характера. Об этом мы читаем в повестях и рассказах Виталия Михайлова «Бабье лето», «Зимняя ночь 43-го», «Радуга», «Горький запах полыни». Об этом повесть в новеллах Виктора Потанина «Белые кони» и повесть «Тихая вода». Главному герою повести В. Потанина «Тихая вода»(73) 10-летнему "маленькому рябому мальчику" Васе Рукину не до ребячьих забав. На нем все домашнее хозяйство - огород, корова, куры, бычок племенной. Он и корову доит, и траву косит, хоть никто его этому не учил – обстоятельства заставили. Мать – трактористка, дома бывает редко, все время на работе, а отец пропал без вести в первых боях. А тут еще забывчивость у Васи феноменальная и сонливость странная, которая дважды уже ставила его на самый край гибели. И вот, когда с ним случилось очередное «недоразумение» (он «случайно» уснул в лодке и едва не погиб, потому, что лодку река понесла), и мать, и все село, взбудораженное его исчезновением и спасением, окружили Васю, пристыженного и смертельно напуганного. Он «вдруг почувствовал горько, по-взрослому: был бы живой отец, все обернулось бы в другую сторону. И от невозможности увидеть отца, от душевной и телесной усталости, от обиды на свою неудачную жизнь, от страха перед матерью — Васька безутешно заплакал. И плач был особенный. Скоро перешел в сплошное рыдание, и ничем не остановишь, даже свет для него померк — глаза свело к переносице, а пальцы у рук затвердели и не сгибаются, как железные крючки. Наверно, сдали Васины нервы. И у малых ребятишек они, видимо, бывают...»[73, с. 18-19], «Самые патетические фразы о подвиге народном бледнеют перед этой обыденно звучащей правдой самого подвига, повседневного, трудного, требующего всех сил души и тела», - пишет об этом эпизоде Н. Яновский (Яновский, Н. Красота земли и красота человека / Н. Яновский // Потанин, Виктор. Избранное: повести и рассказы / В. Потанин. – М.: «Мол. гвардия», 1982. – С. 508). Непосильное бремя забот, тяжелый недетский труд не сломали, а закалили характер главного героя, который смог осуществить свою мечту. Васька, пошел по стопам отца — он стал летчиком, быть может, уже космонавт. "Хорош сирота, поди уж в космонавты зачислен", "в голове самолеты да самолетики", - пишет о нем отчим[73, с. 29]. Главный герой рассказа Виктора Потанина «Наследник солдата»(65) - тоже сирота, у которого родители погибли в войну во время бомбежки. Он был в то время настолько мал, что даже имени своего не помнил. Подобрали его чужие люди, был он у партизан, а затем отправлен в детский дом, где ему и дали имя – Александр Матросов, в честь героя Великой Отечественной войны. Действие рассказа происходит уже в мирное время, но главный герой живет неравнодушно. Он беспокоен и горяч, честен и правдив – ведь он наследник солдата и старается оправдать имя своего знаменитого тезки. Каждый из вышеперечисленных зауральских писателей, чье детство прошло в годы Великой Отечественной войны, «…ничего не навязывает от себя, но как бы только слегка помогает читателям самим извлекать даже из, казалось бы, ничем особым не примечательных встреч, случаев, событий, сохраненных памятью, уроки. Уроки совести, сострадания, милосердия, доброты, сочувственного сопереживания, душевной открытости миру. … в сердечной открытости рассказов … действительно есть что-то взаправду роднящее их творчество с непосредственностью и бесхитростностью мировосприятия ребенка». (Селезнев, Ю. Своя песня / Ю. Селезнев // Юровских, Василий. Родное гнездовье: повесть в рассказах, новеллы / В. Юровских. – М.: Современник, 1990, С. 4.) Эти слова Ю. Селезнева о творчестве Василия Юровских можно с полным правом отнести и к повестям о военном детстве И. Ягана, В. Менщикова, В. Потанина. О поколении ребят сороковых годов, которым рано пришлось повзрослеть, образно написала Татьяна Лепихина в стихотворении «Мальчишки сороковых» (245): Души их застывали от боли, Похоронки дрожали в руках, А они вновь шагали на поле И взрослели у всех на глазах.
«У той страшной, хотя и победной войны особая власть и особая сила. Она не только безотцовщину породила и списала в распыл многие детские судьбы, но и воспитала поколение опаленных войной, честных, мужественных, стойких ребят. Война - это не только бои, смерть и мужество, танки, самолеты... Война - это ещё беженцы, госпитали, голод, детские души, сжавшиеся при виде происходящего, страдающие за своих отцов и матерей всем своим существом», напишет Александр Сметанин. ( Сметанин, Александр. Три судьбы / А. Сметанин // Тобол: лит.-публ. альм. – Курган, 2002. - № 2 (10). – С. 23-28). К счастью, лишь немногим зауральским авторам довелось воочию видеть все ужасы реальных военных событий. Тем ценнее для читателя познакомиться с художественно документальной прозой – повестью Владимира Плющева «Владукас»(54) и небольшими рассказами Николая Балашенко под общим названием «Непридуманное детство» (3). Авторы – дети войны. «Одним из мальчишек того военного поколения является герой повести «Владукас», он же автор, написанной на автобиографическом материале. …суровые лишения и страдания выпали в детстве на долю этого человека. Ему исполнилось одиннадцать лет, когда началась Великая Отечественная. Вместе с матерью он оказался на оккупированной фашистами Брянщине, в небольшом городке Дятьково. Впоследствии Дятьковский район стал центром действий брянских партизан, которые в сорок втором году изгнали из района гитлеровских захватчиков и образовали Партизанскую республику. Она героически продержалась более двух месяцев. В эти дни и позже Володя Плющев-Котиков выполнял опаснейшие поручения партизан. Потом враги захватили город, и Володя вместе с матерью под фамилией Котиков скрывался от гестаповцев и полицаев. Вскоре их отправили на каторжные работы в Германию, но они совершили побег из концлагеря. На территории Литвы, оккупированной гитлеровцами, прошли через все круги фашистского ада: гестаповские застенки в Шяуляйской тюрьме, испытали тяготы труда на каторжных торфоразработках. Вдали от родных мест Володя вместе с матерью участвовал в борьбе русских партизан и литовских подпольщиков против ненавистных захватчиков. Это он, Володя Плющев, тринадцатилетний русский мальчик, обрел тогда новое имя — Владукас. Так по-литовски звучит имя Владимир. Все это время он хранил у себя пионерский галстук, как частицу красного знамени, под которым сражался его отец. Когда Красная Армия освобождала Литву, Володя принял участие в боевых делах — под разрывами бомб и пулеметным огнем помог привезти нашим бойцам снаряды на передовую. …Вымысел, даже талантливый, не сравнится с правдой, с тем, что «выдумала» сама жизнь. Можно представить фашистские застенки, пытки и расстрелы, но нельзя так пережить издевательства гитлеровских палачей, которым они подвергали свои жертвы. Тем и ценна автобиографическая повесть В.А. Плющева. И чем дальше уходит от нас время Великой Отечественной, тем дороже детали и подробности о ней, переданные ее участниками и современниками, что позволяет в наши дни понять те нравственные устои, которые помогли советским людям в самых невероятно трудных условиях выстоять и победить». (Белозерцев, А. К. У войны не детское лицо / А. К. Белозерцев // Плющев, Владимир. Владукас: [повесть] / В. Плющев. – Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1992. – С. 300-301.) Военное детство Николая Ивановича Балашенко проходило на оккупированных врагом территориях. В коротеньких рассказах-воспоминаниях «Непридуманное детство»(3) автор передает свои детские переживания того времени. Это вечное ощущение голода. Чувство глубокого унижения, когда дети решились попросить «власовцев», оккупировавших их избу, немного горохового супа, и один из оккупантов плеснул этим супом ребенку в лицо («Гороховый суп»). Жуткий страх за жизнь матери, которую чуть не расстрелял «власовец» из-за миски холодца, которую мать утаила для детей («Миска холодца»). Жестокость немца, устроившего «избиение младенца» за небольшую шалость («Пулеметные ящики»). Страх и радость, когда наступило освобождение от захватчиков («Освобождение»). Автор помнит, как плыло по Днепру неисчислимое количество трупов, как много погибло любопытных ребятишек после войны, потому, что в лесах оставалось немало складовс боеприпасами. Незабываемо было для автора и 1 сентября 1945 года, когда в школе каждому выдали по карандашу и 2 тетрадки. «Хотя потом приходилось писать и на немецких листовках, которые мы собирали по траншеям уже выцветшие. И делать чернила из крушины».(с.77) Автор только констатирует факты, но для читателя вырисовывается общая картина жизни на оккупированной врагами территории в военные годы. События, увиденные глазами ребенка, описанные просто и безыскусно, выглядят очень достоверно и от того еще более страшно. В «Курганах памяти»(2) автор вспоминает, как на утро после казни побежали они с друзьями к роще, в которой были расстреляны евреи из Дашковки. На всю жизнь запомнился автору тот леденящий страх, который охватил его, когда на фоне голубого неба вдруг стало видно, что насыпи, где были погребены расстрелянные еврейские женщины и старики, еще шевелились. Как факт своей военной биографии описывает Михаил Шушарин встречу с искалеченным войной ребенком в рассказе «Вася-санитар»(90).Автор вспоминает о том, как был ранен, освобождая Карелию, и лечился в Олонецком гос
|
