V. Детей везут на зарез.

 

От океана до океана вся земля залита кровью. Земля переполнена окровавленными трупами сверху до самого неба, внутри до самого ада.

 

Все в крови. Все человеческие лица стали звериными мордами, все вымазаны в человеческой крови.

Запах человеческой крови, густой, отвратительный, переполняет весь воздух.

 

Жизнь человеческая, -- огромная, великая жизнь каждого человека! И эти вот жизни -- эти миллионы раздавленных войною червей-людей с выдавленными внутренностями, -- эти валяющиеся миллионы раздавленных человеко-червей с торчащей из них кровавой кашей из крови, мозгов, мяса, кишек и кала, раздавленных кровавыми солдатскими сапогами!

 

 

Шумят, шумят вагоны к границам и от границ. Миллионы пожилых солдат перебиты. Перебиты миллионы молодых. Теперь везут на войну миллионы юношей, почти детей. Из вагонов несутся их песни, их крики, их стоны. Из вагонов выглядывают их искаженные полудетские лица. Кажется, что везут на убой в телегах телят на зарез. И несется их жалобное мычанье; и бьются о края телег детские телячьи морды.

 

Зато издатели газет и пушечные короли и фабриканты снарядов и всякого снабжения войск потирают руки. Все идет великолепно. Миллионы сыплются в их бездонные карманы. Хорош гешефт! В мировой лотерее выпадает в целый век один такой счастливый выигрыш. Дела идут отлично!

 

Императоры и короли, депутаты и министры -- пайщики оружейных заводов.

"Валяйте, окровавленные черти, рабы и дураки, вырезайте для нас друг друга!" -- кричат они в своем сердце.

"Вперед, герои, спасители отечества, спасители цивилизации!" -- кричат они в своих манифестах и приказах.

 

Сумасшедшее человечество.

 

Все для войны! Все для войны!" кричат воззвания, кричат газеты, кричат плакаты, облепившие улицы и площади городов и деревень.

Все для войны -- все человеческие усилья, все тело, все деньги, все достоянье, весь труд народов, всю душу, весь разум, -- все сюда -- в кровавую, всеуничтожающую бездну, в бездонную кровавую помойную яму войны!

 

----------

 

Из двух великолепных домов столицы выходят два знаменитые ученые.

Обоим им ниже других кланяются студенты и швейцары в университетах.

Когда они проходят по улицам, многие прохожие снимают перед ними шляпы. Их знают сотни тысяч людей. Портреты их часто появляются в иллюстрациях среди статей с заголовком: "Наш знаменитый ученый". "Великое открытие". "Доклад профессора... в академии". "Увенчание профессора... звездой Черного Орла... Железным крестом"...

Родина благоговеет перед ними.

 

Один из этих знаменитых ученых -- великий химик, жертвуя все силы на алтарь великого отечества, недавно открыл -- специально для текущей войны -- взрывчатое вещество неслыханной, ошеломляющей всякое человеческое понятие силы, -- вещество, которое может взорвать сразу целые округа с десятками городов, с сотнями селений, с сотнями тысяч людей.

 

 

Другой великий ученый -- медик, бактериолог, тоже напрягая все усилия для отечества, тоже специально для этой войны только что открыл замечательнейшее, сильнейшее из всех, обеззараживающее средство, почти уничтожающее опасность от заражения крови при огнестрельных ранениях.

 

Удивительная, безумная работа двух половин человеческой души: одна половина напрягает все величайшие гениальнейшие свои силы на человекоубийство миллионов людей, другая половина -- все силы свои для спасения человека!

Одна половина человеческого мозга спасает с неслыханно гениальной изобретательностью. Другая убивает неслыханно зверски, с колоссальной, невиданной жестокостью.

Сумасшедший дом!

 

----------

 

Безостановочно двигаются к границам вагоны, наполненные тысячами убийц, сопровождаемые вагонами, наполненными снарядами убийства, начиненными взрывчатым веществом великого химика. И с ними едут доктора, сестры милосердия, сиделки, чтобы, когда убийцы сделают свое дело -- зверски перережут массы людей, разорвут в кровавые дребезги тысячи людей взрывчатым веществом великого химика, доктора, сестры милосердия начнут перевязывать тогда изуродованные тела, резать переломанные руки и ноги, бинтовать их бинтами, пропитанными обеззараживающим составом другого великого ученого, лечить, спасать остатки жизни в жертвах.

И эти убийцы и спасители жизни -- члены одного и того же полчища сумасшедших слепых рабов, имя которому "войско".

 

Сцепившись вместе, эти безумцы бегут: одни -- убивать без пощады, а другие -- спасать остатки убиваемых ими людей.

 

Сначала искалечат, изорвут клочьями истекающее кровью тело, распорют живот, а потом начинают сшивать его, бинтовать, ухаживать...

 

Что это? Безграничное сумасшествие, или пошлость, доходящая до безумия, или безграничная, ошеломляющая тупость?

 

 

Можно ли придумать что-нибудь более гнусное, дикое, безумно нелепое!

Изрежут, изорвут человека в куски кровавого человеческого мяса, а потом это мясо раскладывают на чистых белых простынях и мягких подушках и начинают лечить его. Жесточайшая, омерзительнейшая насмешка дьяволов или безумные жесты сумасшедших!

 

К постелям изуродованных страдальцев подходят с питьем и ласковым словом добрые женщины, -- сестры тех самых людей, которые их изувечили. Подходят женщины с ласковыми словами и молитвами и евангелиями для "солдатиков", -- теми евангелиями, в которых ясно, черным по белому, навеки написано, что даже гневающийся только на брата-человека человек совершает преступление, -- с евангелиями, повелевающими любить врагов.

 

Двадцать веков прошло уже после того, как Христос пришел со своей великой истиной, а эти добрые дикие женщины с евангелиями ничего, ничего не понимают в христианстве, так же как ничего не понимают миллионы их, готовящие сейчас миллионы бинтов для перевязок, так же как ничего не понимают все миллионы их, христианских женщин.

Война убивает миллионами их мужей и детей, и мужей и детей миллионов их несчастных сестер, женщин вражеских стран. А они, женщины безумно избивающих друг друга народов, знают делать только одно: бинты, бинты, бинты! А мужья их, братья и сыновья продолжают безумно вырезать друг друга, разрывать гранатами женщин и детей.

 

О, если бы они сознали сколько-нибудь! О, если бы они поняли, в чем спасенье человечества, эти несчастные, дикие, темные женщины, матери, сестры, жены, -- они все миллионами поднялись бы на ноги! Они бросились бы по всем фронтам между безумно убивающими друг друга солдатами с великим призывом остановиться, сию же минуту прекратить братоубийство, во имя Бога, Христа, человечности, братства, человеческого достоинства. Они ворвались бы миллионами во дворцы королей, президентов, парламентов, требуя прекращения гнуснейшего человекоубийства.

 

 

И дрогнула бы кровавая рука насилья и бессильно упала бы пред силою любви.

 

Но нет, нет... Они ничего не сознают, несчастные, жалкие, тупые рабыни насилья, государства, церковного обмана, -- такие же, как их мужья, братья, дети...

Бинты, слезы, бормотанье молитв, -- бинты, бинты и ничего больше, тогда как великая сила их любви могла бы навеки прекратить безумное самоизбиение человечества!

 

Голоса во мраке.

Мать.

 

Я не могла поцеловать холодевших губ моего сына, когда он испускал свой последний вздох на поле этой ужасной бойни среди тысяч трупов и умирающих в страшных муках; когда, среди ужасного мрака ночи, среди страшного стона покинутых всеми умирающих, он звал меня во мраке:

"Мама, мама!"

 

Я не могла собрать обрывки его тела, милого моего тела, разорванного штыками!