СОРОКОВАЯ ГЛАВА

Я проснулась оттого, что кто-то вырисовывал узоры на моей обнаженной, подставленной солнечным лучам спине. Промычав, я оторвала щеку от подушки и приподнялась на локте.

— С добрым утром, красавица, — промурлыкал басистый, хрипловатый голос.

Сонное, но улыбчивое лицо Зака двоилось в глазах.

— Привет, — протерла их кулаками и сморщилась от жуткой головной боли. Размышляя, отчего так хреново, я резко прекратила это занятие, не желая вспоминать о том, сколько литров слез пролила вчера.

Умиротворенный взгляд Зака покоился на моем лице, и я слегка смутилась, воспроизводя в памяти картинки вчерашнего секса на полу в гостиной.

Было… жарко. Очень.

Ухмыльнувшись своим мыслям, я рухнула обратно на подушку. Зак проследил за моим передвижением и навис сверху.

— Что хочешь на завтрак? — игриво подхватив мой локон, поинтересовался он.

Я провела пальцем по его красивой груди и пожала плечами. Было так хорошо, что это казалось счастливым сном, и я боялась сделать лишнее движение, чтобы не проснуться и очутиться в своем доме, среди лжеца и матери, которая поверила ему вместо меня.

— Тебя, — сглатывая от накатившей боли, ответила я.

Зак выпустил струю воздуха через полураскрытые пухлые губы, к которым я незамедлительно потянулась и смяла в настойчивом поцелуе. Слегка оторопев, Зак просунул руку под мою поясницу и прижал к себе.

Я нуждалась в повторении ночного сближения, потому что только так могла отвлечься от навязчивых мыслей о родителях. Но к моему великому разочарованию Зак отстранился, как только услышал жалобное урчание в моем животе.

— Похоже, твой желудок не согласен с тем, чтобы я был твоим завтраком, — прошептал он, целуя меня в плечо и резко отталкиваясь.

Скинув с себя одеяло, он покинул нагретую постель, оставив меня тонуть в мятых простынях. Я проглотила язык, увидев голый, аппетитный зад своего парня. При свете дня это было тем еще чудесным зрелищем. Правда. Два идеальных, упругих полушария, к которым так и тянулись мои пальцы. А в голове, потеснив печаль, поселилась шалость. Но как только я стала подниматься, собираясь воплотить парочку фантазий, то меня ждал облом — сказалась усталость после тяжелой ночной «работы».

Но мне не хотелось находиться в постели одной. Я обшарила взглядом комнату Зака и нашла футболку, которую он мне любезно одолжил вчера. Двигаясь на запах кофе, словно дикий зверь, напавший на след своей добычи, я оказалась на кухне.

— Ты не собираешься одеваться? — прикусив щеку изнутри, спросила я и взглянула на мускулистую спину Зака.

— Не-а, — он включил кофе-машину и развернулся ко мне.

Я не упустила из виду его достоинство, наслаждающееся свободой действий, и облизнула засохшие губы. Вот черт… Моя семья разрушилась, а я как озабоченная думаю только о сексе… Это ненормально.

— Кого мне стесняться? — беззаботно закончил он. — Тем более мне льстит, как ты смотришь на младшенького Зака.

Выразительные губы распылись в обворожительной, довольной ухмылочке.

Младшенький Зак?

Я расхохоталась.

Через несколько минут все-таки заставила Зака напялить трусы, дабы не соблазнять ни себя, ни его, и мы завтракали на диване, окружив себя остатками позавчерашней пиццы, которую Зак заказывал в качестве аккомпанемента к баскетбольному матчу по телику.

— Что планируешь делать? — поинтересовался он, облизывая пальцы.

Я надкусила треугольник, подмечая, что нет ничего вкуснее свежеиспеченной пиццы.

— Не знаю, — хотелось сделать вид, что я не поняла вопроса, но вовремя отдернула себя. Бессмысленно избегать этой больной темы.

И ведь действительно.

Что мне делать дальше?

Возвращаться домой?

Нет. Не хочу. Родные стены будут давить на меня и напоминать, что самый родной человек не доверяет мне, предпочитая правде искусно завуалированную ложь и притворную любовь в агатовых глазах.

Я не знаю, что я чувствую, думая о маме. Вчера боль казалась мне бескрайней вселенной, в которой потерялось мое крохотное естество. Сейчас это напоминало галактику, и свет спасения уже не представлял собой нечто недосягаемое.

Все благодаря Заку. Если бы у меня не было его… к кому бы я пошла? К Джесс? Немного грустно такое осознавать, но даже объятия лучшей подруги не сравнятся с теплотой любимого человека.

— Послушай, — ладонь Зака легла на мое колено. Я медленно подняла на него туманный взор. — Ты можешь остаться у меня… Нет. Оставайся у меня. Переезжай сюда. Мы заберем твои вещи, и все будет хорошо. Я больше никому не позволю обидеть тебя, даже твоей маме. Мне знакома вся эта чепуха с семейными драмами. Я знаю, как это паршиво. Поэтому хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. Я смогу тебя защитить, Наоми. Ото всех.

Непрошеные слезы глупой радости подкатили к глазам, но я стерла их непринужденным взмахом руки. Низко опустила голову, чтобы скрыть счастливую улыбку… И все-таки чертовски приятно знать, что есть люди, которые будут с тобой независимо от времени и обстоятельств. Всегда поддержат, протянут руку помощи, обнимут, заставят почувствовать необходимой.

— Спасибо, — я наклонилась вперед, упершись лбом о плечо Зака. — Но я пока не готова к совместной жизни.

Он издал нервный смешок, и я засмеялась вместе с ним.

— В любом случае, это неизбежно, — заверил меня.

Подняв голову, я вопросительно взглянула на него.

— Ну, ты и я — у нас будет дом, — с лучезарной улыбкой пояснил Зак. — Мы поженимся. Когда появится малыш, мы заведем собаку, чтобы у нашего ребенка был друг. Над именами я пока не думал, но мне бы хотелось что-нибудь необычное. А тебе?

На самом деле, воображая это, я не испытывала страха. Наверно, жить с Заком здорово… да что б меня… я не должна сомневаться в этом. Я бы хотела жить с ним. Я бы хотела иметь от него ребенка. Я бы хотела носить кольцо на безымянном пальце и называть себя его женой.

Это — идеальное будущее.

Но мы молоды для семьи. Сначала мне нужно окончить колледж, а потом думать о совместном проживании.

— Я вижу свою жизнь только с тобой, — Зак переплел свои пальцы с моими. — Мне бы очень хотелось, чтобы все было именно так.

— И мне, — прошептала я.

Потянулась к его лицу, чтобы поцеловать, но замерла в паре сантиметрах от пухлых губ. Боковым зрением увидела новостной выпуск по телевизору.

Говорилось о крупной аварии, произошедшей этой ночью.

—… Пятеро пострадавших были доставлены в больницу Индианаполиса, — комментировала светловолосая журналистка с места происшествия. — Шестой участник аварии — водитель грузовика — скончался на месте.

Я сползла с колен Зака и попросила его увеличить громкость звука.

Девушка что-то говорила, но мой взгляд сфокусировался на кадрах катастрофы.

И на одном из них я заметила кое-что, повергшее меня в неописуемый шок.

— Нет, — я утратила способность дышать.

— Наоми? — подорвался Зак.

Я моргнула, отчаянно желая, чтобы замеченное мною оказалось галлюцинацией.

Нет.

Красный «Минивэн» мелькнул в очередном кадре. Покореженная, перевернутая разбитая машина с разбитыми стеклами. На брелке в виде Спанч-Боба без левого глаза, прицепленному к зеркальцу, засохла кровь.

— Не может быть… — во рту пересохло, и я не была уверена, что сказала это достаточно громко.

Я повесила этот брелок, когда мне было двенадцать.

Я лишила фигурку левого глаза, но мама не избавилась от вещицы.

Этот «Минивэн» принадлежал нам.

Невозможно.

Невероятно.

Нет.

Только не это.

Только не мама.

— Нет! — закричала, вскочив на ноги. — Дай мне телефон! Срочно!

Зак ошарашено смотрел на меня снизу вверх.

— Что такое, Наоми?

— Там, — я указала на экран, — мамина машина… Там… — оборванный всхлип сорвался с моих губ, и я заткнула рот рукой, чтобы не закричать. — Зак, моя мама…

Это кошмарный сон. Это не может быть правдой.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» молилась я, теряя почву из-под ног.

Руки Зака спасли меня от жесткого падения. Повиснув на нем, я разрыдалась. Крепко жмуря глаза, я старалась избавиться от ужасных образов, которые лезли в голову. Кровь, наша машина, мама… Что произошло, черт возьми?!

— Наоми, объясни, что ты увидела? — встряхнув меня, потребовал Зак. В его глазах сверкали молнии беспокойства.

— Наш «Минивэн» был в новостях на месте аварии, — пролепетала я, не видя ничего перед собой из-за пелены слез.

— Вот дерьмо, — прорычал он и убрал руки с моих плеч. — Ты уверена?

Я кивнула.

— Черт… Успокойся. Мы обзвоним больницы и найдем Линдси.

— Но если она…

Меня передернуло от собственной догадки.

— Нет, — Зак резко оборвал мои всхлипы. — Погиб только водитель грузовика. Линдси увезли. Конечно, если она все-таки была там…

Я была бы только рада, если бы ошиблась. Но мои последние сомнения отпали, как только я увидела злосчастный брелок.

Я плюхнулась на диван и спрятала дикую панику в ладонях. Как мама вообще оказалась на улице ночью? Куда смотрел отец? И почему мне никто не позвонил, черт подери?!

Точно. Мой сломанный телефон остался дома, на кухонном полу.

— Наоми, — Зак убрал мои руки от лица и опустился на колени. Наши глаза теперь были на одном уровне. — Ты нужна мне, слышишь? Не теряй голову. Я люблю тебя. Проклятье! — он сжал челюсти. — Линдси жива. Верь в это. Мы перевернем весь Индианаполис, но найдем ее, хорошо? Я обещаю.

— Хорошо, — завороженная его решительностью, повторила я.

— Умница, — он кратко поцеловал меня в лоб и встал с колен.

И началось сумасшествие.

Пока Зак со справочников в одной руке, а во второй — с телефоном — обзванивал больницы, одну за другой, я не могла найти себе места, с замиранием сердца ожидания узнать необходимый адрес и немедленно отправиться туда, чтобы убедиться в том, что мама жива. Я смирилась с мыслью, что, возможно, из-за происшествия мама потеряла ребенка, но мне хотелось верить в лучшее. Я долго и упорно пыталась понять, почему во втором часу ночи она не находилась дома. У нее что-то произошло с отцом?

Мой мозг разрывался от неимоверного количества вопросов.

— Зарегистрирована? — радостно воскликнул Зак, и я замерла у плазменной панели. — Хорошо. Да. Сейчас запишу, — он отложил справочник и огляделся в поисках ручки и листочка. — Да. Ага, — найдя их на столике, он принялся что-то чиркать. — Спасибо. Мы сейчас приедем.

— Ну что? — я вцепилась пальцами в мясистый и сочный лист агавы.

— Поехали, — Зак потряс листочком с адресом в воздухе.

 

***

 

— Понижен уровень глюкозы, сотрясение головного мозга средней степени… — доктор сделал задумчивую паузу, изводя меня не нервы. Он еще раз прошелся взглядом по больничному листу моей мамы. — Но в целом жизненные показатели в норме. После такой аварии — чудо, что Линдси обошлась лишь сотрясением и ссадинами.

Напряжение отпустило мое тело, и я громко выдохнула, чувствуя, что сейчас грохнусь в обморок от счастья.

— Ее жизни ничего не угрожает? — спросила с надеждой в глазах.

— Нет, — успокоил мистер Смит, озарившись голливудской улыбкой.

— А что с ребенком?

Я скрестила пальцы за спиной, и Зак, заметив это, тихо усмехнулся. Он крепко сжимал мою свободную руку и с тем же волнением на лице ждал ответа.

— Твоей маме повезло, — сообщил черноволосый мужчина. Несмотря на столь радостную новость, его улыбка меня жутко раздражала.

— Слава богу, — на выдохе произнесла я. — Я могу увидеть ее?

Мой взгляд упал на дверь палаты, у которой мы говорили.

— Сейчас она спит, и не стоит тревожить ее, — доктор Смит почесал затылок. — Приходите завтра утром.

Черта с два я уйду отсюда!

— Нет, — сказала, уверенно качнув головой. — Я останусь.

— Мы останемся, — поправил Зак, надавив большим пальцем на тыльную сторону моей ладони.

Я кивнула, глядя на мужчину.

— Хмм, — протянул он, чуть сузив глаза. — Что ж. Ладно, — засунул руки в карманы белого халата. — Выделю вам палату, чтобы вы могли отдохнуть и дождаться пробуждения Линдси.

— Спасибо! — я поборола в себе желание задушить доктора в благодарных объятиях.

Ухмыльнувшись, мистер Смит круто развернулся на каблуках дорогих, кожаных ботинках и махнул нам, как бы говоря не отставать. Но мы бы все равно не заблудились, ведь больница была на удивление пуста.

Оставив нас в небольшой палате с двумя койками, он ушел, сказал, что сообщит, если мама проснется раньше.

Расположившись с Заком на одной из коек, я не заметила, как сон унес меня в страну Морфея.

Мне «посчастливилось» перенестись в день своего тринадцатилетия.

Я, Джесс, Луиза Стенфорд, Эшли Браун, Саманта Митчелл и еще несколько девочек, с которыми я когда-то дружила, сидели за шикарно накрытым столом во дворе нашего дома. Мама суетилась рядом, делая все, чтобы мы не скучали. Но нам и так не было скучно. Еще бы. Ведь Джессика по-дружески макнула меня лицом в торт, а он был настолько красиво сделан, что было невероятно жаль даже притрагиваться к нему. Но это было половиной беды. Мое платье — прекрасное, красивое платье нежно розового оттенка с цветочным принтом — было испорчено. Как и моя прическа, туфельки в тон платью…

Тогда я жутко обиделась на Джессику. Разревелась и убежала из-за стола. Мама нашла меня за кухонной тумбой, за которой я спряталась. Она обняла меня и сказала, что Джессика сделала это не со зла, и я не должна на нее злиться, ведь мы с ней лучшие подруги, и портить отношения из-за такой мелочи, как торт и испорченное платье, будет глупо.

— Люди совершают вещи, которые поначалу кажутся им нормальными, но потом сожалеют об этом всем сердцем, — сказала мама. — Прости ее, если любишь. Она ведь дорога тебе?

Я угрюмо кивнула.

— Тогда вставай и иди к ней. Скажи, что не сердишься. Уверена, что Джессика чувствует себя неуютно из-за того, что сделала.

Мы с Джесс помирились… но только после того, как ее чудесный голубой топ оказался обрызганным вишневым сиропом. А потом началась Великая Битва Едой. Все мои гостьи покинули дом с зареванными лицами. Кроме Джессики. Она осталась со мной и, хохоча, мы вместе помогали моей злой маме с уборкой двора.

Я проснулась от звука собственного смеха и еще долго не могла остановиться, вовлекла во все это Зака, который, держась за живот, наблюдал за мной. В палате, утонувшей в лучах заходящего солнца, мгновенно воцарилась тишина, когда распахнулась дверь, и внутрь вошел доктор Смит.

— Линдси пришла в себя, — сообщил он.

Подорвавшись с места, я ринулась за ним. Зак едва успевал за мной. Он остался ждать меня снаружи, когда я осторожно вошла в палату мамы. Меня настигло ощущение дежа вю. Ведь совсем недавно я с такой же болью в груди наблюдала за такой картиной: мама, обмотанная трубками, бледная, уставшая, измотанная… Только в прошлый раз на ее лице не было ссадин, и голова не была замотана бинтами.

Съежившись, я сделала небольшой шаг вперед.

Глаза мамы были прикрыты, но она не спала. Она слышала, как я подошла к ней, и мое дыхание стихло, но не посмотрела на меня. Обуреваемая смешанными чувствами, я не знала, что сказать ей, и с чего начать разговор.

Я сердилась на нее. Но было ли это важно сейчас?

Я могла потерять ее. Действительно потерять. От одной только мысли, что мамы не стало бы, меня бросило в яростную дрожь.

— Мам, — шепотом позвала я.

Ее бесцветные губы превратились в тонкую линию.

— Я отвратительная мать.

Это заявление несколько выбило меня из колеи.

— Что? — я растерянно захлопала ресницами. — О чем ты?

Мама распахнула глаза, обратив на меня боль и сожаление, которых бы хватило на уничтожение целого мира.

— Я видела переписку. Я видела его сообщения, которые он писал своей любовнице. Он не любит меня. Он лгал мне, — мама судорожно выдохнула, словно только что осознав смысл своих слов. — После того, как ты ушла, я не могла успокоиться, но убеждала себя, что твое заявление о его измене — лишь очередная попытка оттолкнуть меня от него. Но в глубине души я знала, что ты права…

Мама отвернулась, сжав в пальцах голубоватое тонкое одеяло.

— Патрик вел себя более чем спокойно. Если бы не твои слова, я бы никогда в жизни не подумала, что он сотворит этот кошмар с нашей семьей во второй раз. Пока он был в душе, я залезла в его телефон. Я докатилась до этого, потому что меня разрывали сомнения.

Хрипло рассмеявшись, она вновь повернулась ко мне.

— Я чувствую себя ужасно, Наоми. Но не оттого, что мне изменили. Черт бы побрал твоего отца, — прошипела она, закрыв глаза рукой. — Черт бы побрал этого недоноска.

— Забудь о нем, — я покачала головой, опуская взгляд.

Вдохнула полной грудью, не зная, стоит ли радоваться маминому «просветлению». Не рано ли думать о победе. Неужели мои молитвы, наконец, оказались услышанными? Неужели она поняла, что ошибалась?

— Нет. Милая, прошу, выслушай, — меня прошибло током, когда она зацепилась за мой мизинец.

— Мама… — взмолилась я, кривясь от свирепой боли в груди.

— Прости меня!

Оторвавшись от подушки, она склонилась к моей руке и прижалась лбом к тыльной стороне. Это повергло меня в шок.

— Перестань, — я неуверенно, но мягко погладила ее по перебинтованной голове. — Пожалуйста, перестань.

— Прости меня, — повторила она. — Прости меня. Прости. Прости. Прости. Я такая идиотка! Боже... Я не верила собственной дочери. Пошла на поводу у своих чувств. Вела себя, как настоящая дура.

— Прекрати, — я была на грани того, чтобы не разреветься вместе с ней.

— Я не должна была поступать с тобой так жестоко. Я должна была верить тебе, и только тебе, потому что ты моя дочь, — оторвавшись от моей уже ставшей влажной ладони, мама подняла голову. — Ты моя маленькая девочка, которая никогда не причинила бы мне вред. Ты всегда защищала меня, а я не видела этого. Не понимала…

Ох, дьявол.

Меня словно рубили на кусочки.

— Хватит, — я согнулась пополам, крепко цепляясь за мамину ладонь.

— Наоми, — она притянула меня к себе. — Я так переживала за тебя. Когда ты ушла, мой мир словно развалился… Я миллион раз пожалела, что позволила тебе уйти. А когда увидела переписку Патрика, то сразу же села в машину и поехала к Джессике. Я надеялась найти тебя у нее.

Свернувшись рядом с ней калачиком, я уткнулась лицом в свои колени, пропуская сквозь себя неимоверное количество боли.

— Я плакала и не заметила, что в мою сторону двигался грузовик, — мамин голос сорвался на шепот. — Я испугалась, что умру и больше не увижу тебя, не успею попросить прощения.

Вцепившись в ее сорочку, я замотала головой.

— Не говори так.

Мне так не хватало ее. Этого тепла, которое источало ее худое тело, пробиваемое ознобом.

— Я не хотела, чтобы ты страдала. Но в итоге стала причиной твоих переживаний, — ее рука робко касалась моих волос. — Теперь все будет по-другому, Наоми. Поверь мне. Я больше не позволю твоему отцу находиться в нашей жизни. Довольно с нас, — меня невероятно взбудоражили стальные нотки, появившиеся в ее голосе.

— Обещаешь? — я вытерла слезы подолом футболки.

— Обещаю, — она оставила наполненный заботой и любовью поцелуй на моем виске. — Ты простишь меня, милая? Пожалуйста.

Сколько бы боли мы ни причинили друг другу своими поступками и словами, мы были, есть и навсегда останемся семьей. Единым целым. А остальное не имеет значение.

— Конечно, — я обвила ее талию рукой. — Это в прошлом. Я люблю тебя, мама.

Она судорожно простонала.

— Я тоже люблю тебя, детка. Мы справимся.

Мы должны беречь своих близких и идти на уступки, потому что без этого не сумеем достигнуть взаимопонимания. Мы должны проявлять к ним терпение, наставлять их на правильный путь, вместе справляться с неудачами.

В конце концов, мы должна уметь прощать друг друга.

— Я рада, что с ребенком все в порядке, — прошептала я, прикладывая ладонь к ее маленькому животику.

— И я, — нежный голос раздался над моим ухом. — Он, или она, вырастет замечательным человеком, не похожим на своего отца. Как ты. Он, или она, будет ценить свою семью и никогда не сделает им больно. Он, или она, не совершит наших ошибок. Мы не позволим этому случиться.

Я согласно угукнула.

— У этого ребенка будет лучшая жизнь.