Глава 66. Пирс 39 почти не изменился. Сломанные доски, разрушенные здания и перевернутый корабль

 

Пирс 39 почти не изменился. Сломанные доски, разрушенные здания и перевернутый корабль. Вот только паром капитана Джейка теперь пришвартован у пирса, где покачивается на волнах в короне зазубренных щепок. Судно погружено в воду несколько глубже, чем полагается, и продолжает медленно проседать. Прожектор на палубе по-прежнему горит, прорезая мерцающими лучами тьму на берегу.

Видимо, не все согласились пересечь залив и высадиться на полуострове. Некоторые избрали кратчайший путь к материку, а после успели разбежаться. И в этом есть смысл. Чем скорее попадешь на большую землю – тем скорее сможешь бежать. У кого-то в Сан-Франциско остались родные. Их выбор можно понять.

Глядя на то, как пришвартован паром, я думаю, что вряд ли у штурвала стоял Джейк. Но если учесть степень его подпития – такой вариант возможен.

Мы кружим над пирсом, оценивая ситуацию. Мародеры, столпившиеся у причала, бросаются врассыпную, завидев скользящую тень. Среди них я вижу детей. Должно быть, кто-то пустил слух о брошенных в доках вещах. Я задумываюсь о том, понимают ли эти люди, насколько опасно сюда соваться?

Как только все исчезают, мы бесшумно приземляемся на неосвещенный участок земли.

Раффи держит меня на руках несколько дольше, чем нужно. И я в свою очередь не спешу убирать руки, обнимающие его за шею; не спешу сделать шаг назад и покинуть его тепло. Со стороны мы, наверное, кажемся влюбленной парочкой, целующейся в темноте.

Огни подсвечивают балки и доски, торчащие из причала. Влажный воздух, выдыхаемый нами, сливается в единое облако пара. Мы продолжаем приглядываться и прислушиваться, желая убедиться в отсутствии посторонних.

Кто-то плачет.

Среди обломков кондитерской лавки я замечаю одинокую фигуру. Она старается сидеть тихо, но приглушенные всхлипы различимы даже отсюда.

Что-то в этой съежившейся незнакомке и ее голосе кажется мне знакомым. Я жестом прошу Раффи оставаться на месте, а сама собираюсь поговорить с расстроенной женщиной. Избегая лучей прожектора, я перебежками двигаюсь к ней.

Это Клара. Обнимая себя за плечи, она кажется меньше, чем есть на самом деле. На щеках, похожих на вяленое мясо, блестят слезы, а из груди рвутся рыдания. Она совершенно одна.

- Эй, Клара. Это я – Пенрин, - говорю я в полголоса, остановившись на расстоянии нескольких метров, чтобы до смерти ее не напугать. Старания напрасны – Клару едва не хватил удар: задохнувшись, она подскочила на месте.

Поняв, что звала ее я, она начинает улыбаться сквозь слезы. Я подхожу ближе и опускаюсь рядом. Сломанные доски жёсткие и отсыревшие. Поверить не могу, что последние несколько часов Клара просидела на них

- Ты почему все еще здесь? Здесь нельзя оставаться ни на секунду.

- Это место – все, что осталось от моей семьи. Только здесь я чувствую близость к своим родным, - ее голос срывается. – Именно здесь мы проводили счастливые воскресенья. – Она медленно качает головой. – Вот почему я тут. А еще мне больше некуда идти.

А как же лагерь Сопротивления, хочется мне сказать, и тут я вспоминаю, как относились повстанцы к Кларе и что они сделали с другими жертвами скорпионов. Те, кто предпочел хоронить заживо любимых, не желая, чтобы те превратились в кого-то подобного Кларе, никогда не смогут ее принять. Ничего удивительного в том, что она не отправилась вслед за сопротивленцами.

Я обнимаю ее рукой, легонько сжимая плечо. А что мне еще делать?

Клара слабо улыбается в ответ, но слезы вновь бегут по ее лицу, искаженному горем.

Что-то падает и катится по асфальту.

Мы обе напрягаемся. Похоже, что Клара не сдастся без боя, несмотря на свое уныние.

Маленькая чумазая девчушка с копной спутанных кудряшек показывается из-за автомобиля, за которым, видимо, пряталась и пробегает пару шагов в нашем направлении. Из укрытия показываются руки взрослого человека, он пытается схватить беглянку.

- Нет, это она, - говорит девочка. – Я слышала. Она здесь.

Из-за машины доносится резкий шепот. Девочка качает головой. Она разворачивается и бежит к нам.

- Вернись сейчас же! – все также тихо, но с нажимом велит голос из укрытия. Следом за девочкой появляется мужчина. Он пригнувшись пробегает вперед, хватает ребенка на руки и спешит вернутся обратно. Девочка извивается, словно щенок. Она брыкается и вертится, пытаясь кричать в знак протеста, но мужчина зажимает ей рот ладонью.

Она приглушенно вопит:

- Мамочка!

Клара замирает, забывая дышать.

Из-за машины выглядывает лицо еще одной девочки. Она немного взрослее первой, но в чумазости и кудрявости нисколько не уступает. Девочка смотрит на нас округлив глаза.

- Элла? – Клара шепчет так тихо, что даже я едва ли ее слышу. Она вскакивает на ноги, задыхаясь. – Элла? – покачнувшись, она сразу бросается к ним.

Ну и ну. Это может обернуться как хэппи-эндом, так и ужасной драмой.

На улице темно и нас разделяет приличное расстояние. Я уверена, что ни муж, ни дети Клары не успели ее разглядеть. Я тоже встаю на ноги и незаметно двигаюсь следом. Просто на всякий случай. Не то чтобы мое присутствие как-то сможет помочь, если семья отвернется от Клары. Но по крайней мере, она будет знать, что один человек у нее в этом мире остался.

Мужчина с малышкой на руках замирает на полпути к машине. Он оборачивается. Ребенок беснуется, сдавленно крича: «Мамочка».

Из укрытия нерешительно выходит вторая девочка.

- Мама? – произносит она, совершенно сбитая с толку.

- Хлоя, - всхлипывает Клара и бросается вперед.

Старшая дочь бежит к ней. И я уже готова расплыться в улыбке от умиления, но девочка резко останавливается, вытаращив глаза. Расстояние между нами сократилось, и теперь она точно видит, что стало с ее мамой. В этот момент я словно смотрю на Клару со стороны, глазами моей матери и всех остальных людей. Она ведь, и правда, выглядит так, будто выползла из могилы, пролежав в ней какое-то время.

Пожалуйста, не кричи, обращаюсь я мысленно к Хлое. Это станет концом для Клары. Ей хватило сил пережить нападение скорпиона, выбраться из-под руин старой обители, под которыми она была похоронена заживо, и сбежать от монстров с Алькатраса. Но если собственный ребенок закричит от ужаса при виде нее, Клара рассыплется на мельчайшие осколки, которых уже никому и никогда не склеить.

Клара делает шаг вперед, но отступает и замирает. Чистый восторг на ее лице сменяется жуткой неуверенностью.

Младшей девочке удается высвободиться из рук мужчины. Она тут же бросается к нам, но в отличие от сестры, не колеблясь, обнимает мать.

- Я знала, что это ты! – она буквально тает от счастья, нежась в маминых руках. – Папочка велел ждать, хотел заранее убедиться. И мы подглядывали целую вечность. А ты все плакала и плакала, и мы не могли понять. Но ты заговорила, и все стало ясно! Я услышала голос и поняла. Видишь, папочка? Я же тебе говорила.

Но папочка не реагирует, он застывает в паре шагов от Клары, широко раскрывая глаза. А она дрожащей рукой гладит волосы Эллы.

- Да, детка, ты была права. Я так по тебе скучала. Просто невыносимо.

Она с затаенным ужасом и немой мольбой смотрит на Хлою и мужа.

Старшая дочь, смущаясь, немного проходит вперед.

- Мам? Это, и правда, ты? Что случилось?

- Да, любимая. Это я. Со мной все хорошо, - отвечает Клара. – Теперь я буду в порядке. – Она протягивает руку и Хлоя робко шагает к ней.

Отец придерживает девочку за плечи.

- Это заразно?

- Что? – Клара выглядит ошеломленной.

- Ты заразна? – Мужчина четко выговаривает каждое слово, будто английский язык перестал быть родным для Клары.

- Нет, - шепчет она. Ее голос срывается, и я знаю, с каким трудом она держит себя в руках. – Клянусь.

Хлоя выскальзывает из рук отца, несколько медлит, глядя на Клару, но затем нерешительно приближается и обхватывает ее руками. Стоит ей это сделать – объятия крепнут, она прижимается к матери так же сильно, как младшая дочь.

Муж Клары продолжает на них смотреть, не зная то ли бежать к своей семье, то ли просто бежать прочь. Он так и стоит на месте, пока дети наперебой рассказывают маме о том, как оказались здесь; как услышали о том, что у причала брошены ценные вещи, как убедили отца привести их сюда хотя бы в последний раз; как дружно притворились, будто идут на традиционный воскресный обед.

Слушая, как нежно общается с дочерями Клара, я думаю о том, что она – мечта любого ребенка. Девочки счастливы вернуться под ее крыло. Им комфортно, тепло и спокойно. Должно быть, это приятные чувства.

Наконец, как во сне, к Кларе подходит и муж. Он молча обнимает семью и начинает плакать.

Мне легко представить, как Клара с супругом приезжают сюда с детьми. Их ждет семейный обед. Чайки кричат, дует соленый ветер, припекает калифорнийское солнышко. По берегу, держась за руки, прогуливается пара, перед ними вприпрыжку несутся девочки. У Клары из Мира До молодая здоровая кожа. В ее руках цветы с фермерского рынка, она улыбается и смеется, болтая со своим мужем. Ленивое воскресенье.

Я делаю шаг назад и растворяюсь в тени.