Студопедия — Осень 1532
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Осень 1532






Анну с подобающими церемониями возвели в титул маркиза в покоях короля в Виндзорском замке. Король сидел на троне, рядом дядюшка и Карл Брендон, герцог Суффолк, прощенный, вернувшийся ко двору как раз вовремя, чтобы стать свидетелем торжества Анны. Казалось, он только что сжевал целый лимон, да еще с кожурой, такая кислая у него улыбочка. Дядюшка тоже улыбался кисловато, с одной стороны — такой успех, богатство и престиж для племянницы, а с другой стороны — уж больно она стала заноситься.

На Анне платье алого бархата, отделанное белым пушистым горностаевым мехом. Волосы, темные и блестящие, ни дать ни взять грива призового коня, распущены по плечам, словно у невесты в день бракосочетания. Леди Мария, дочка герцога Суффолка, несет мантию, подобающую новому титулу Анны, а за ней все мы в новых, с иголочки нарядах — придворные дамы Анны, Джейн Паркер, я и еще с десяток других. Стоим в почтительном молчании позади, пока король накидывает мантию на плечи Анны, возлагает ей на голову маленькую корону.

На пиру мы с Георгом сидим рядом, смотрим на сестру, она, конечно, подле короля.

Он не спрашивает, завидую ли я. Ответ слишком очевиден, не стоит даже задавать вопроса.

— Никакая другая женщина с этим не справилась бы, — шепчет он. — Уж больно ей хочется усесться на трон.

— Мне ничего такого не хотелось, — отвечаю. — С самого детства только об одном мечтала — чтобы про меня не забыли.

— Ну, дорогая, пора расстаться с мечтой. — Брат может позволить себе подобную искренность. — Про тебя забыли до конца твоих дней. Мы оба теперь просто пустое место. Если мне чего удастся добиться, то только по ее милости. А тебе вообще не о чем и беспокоиться. Она будет единственной Болейн, о которой узнают люди. Ты — навеки пустое место.

Опять это выражение — „пустое место“. Слова брата будто выпускают из меня горечь, я смеюсь:

— Может, это и неплохо — быть пустым местом.

Мы танцуем допоздна, а потом Анна отсылает всех придворных дам, кроме меня.

— Я иду к нему, — заявляет она.

Ей не нужно объяснять, что она имеет в виду.

— Ты уверена? Вы все еще не женаты.

— Кранмер не сегодня-завтра станет архиепископом. Я отправляюсь во Францию вместе с королем, он настаивает, чтобы меня принимали как королеву. Он дал мне титул маркиза и земли. Я больше не могу говорить „нет“.

— Боже мой, тебе ведь и самой хочется! — Я вдруг поняла: ей тоже не терпится. — Полюбила его наконец?

— Нет, конечно. — Она просто отмахнулась от такой смешной мысли. — Но я его столько времени держу на расстоянии вытянутой руки, что он почти сошел с ума, и я вместе с ним. Я сама так от него завожусь, от всех этих ласк и объятий, уже готова лечь с последним конюхом. Он мне торжественно пообещал. Я почти сижу на троне. Я должна пойти к нему сейчас, сегодня же.

Я налила ей воды в кувшин, пока она мылась, согрела полотенце.

— Что ты наденешь?

— То платье, в котором танцевала. И мою новую корону. Я хочу прийти к нему как королева.

— Лучше бы тебя проводил Георг.

— Он сейчас придет, я ему уже сказала.

Она вымылась, забрала у меня полотенце. Тело в свете камина и свечей прекрасно, как у дикого зверя. В дверь тихонько постучали.

— Открой ему, — приказала Анна.

Я помедлила, она уже надела нижнюю юбку, но больше на ней ничего нет.

— Давай открывай, — упрямо повторила она.

Я пожала плечами, открыла дверь. Георг в ужасе отшатнулся, увидев обнаженную грудь сестры, темную, распущенную гриву волос.

— Входи, — беззаботно кивнула она. — Я почти готова.

Он, по-прежнему потрясенный, бросил на меня вопросительный взгляд, вошел в комнату, уселся в кресло у камина.

Анна, держа корсаж у груди, повернулась спиной к брату — зашнуруй. Он поднялся на ноги, принялся продергивать шнуровку крест-накрест в дырочки. Каждый раз, когда рука касалась ее кожи, я видела — она закрывает глаза, наслаждаясь этими нежными прикосновениями. Лицо Георга потемнело, он мрачно выполнял приказ.

— Что еще? — спросил он. — Завязать шнурки на ботинках? Почистить обувь?

— Разве тебе не нравится меня ласкать? — Голос такой дразнящий. — Я и королю гожусь.

— Ты и для борделя годишься, — резко бросил он. — Надевай плащ, коли готова.

— Но скажи, меня всякий захочет, да? — Она уставилась ему прямо в глаза.

Георг помедлил с ответом.

— Зачем ты меня спрашиваешь? У половины придворных дрожат коленки, едва они тебя завидят. Чего еще тебе надобно?

— Мне все надобно, — ответила без улыбки. — Я хочу, чтобы ты, Георг, сказал прямо тут при ней, при Марии, что я лучше всех.

Он тихо рассмеялся.

— А, вечное соперничество, — проговорил он медленно. — Анна, маркиз Пемброк, ты самая желанная и самая богатая в нашем семействе. Обошла нас обоих. Скоро обойдешь и наших достопочтенных папашу и дядюшку — можешь этим гордиться. Чего тебе еще надобно?

Она вся сияла, пока он говорил, но при последнем вопросе сникла, словно от страха, должно быть, вспомнила проклятия женщин на рынке, крики мужчин: „Шлюха“.

— Я хочу, чтобы все это знали.

— Ну, что, отвести тебя к королю? — деловым тоном осведомился Георг.

Анна взяла его под руку. Я увидела, как напряглось ее тело, как она улыбнулась брату.

— Ты, наверно, не прочь отвести меня к себе в спальню?

— Если хочешь пойти на плаху за кровосмешение — пожалуйста.

Она игриво хохотнула:

— Ну ладно. Тогда к королю. Но помни, Георг, ты мой придворный, как и все остальные.

Он склонил голову и повел ее. Я слышала их шаги, сначала в парадной зале, потом на лестнице. Подождала, пока хлопнула дверь. Подумала, Анна, верно, впрямь хочет все на свете. Ее ожидает ночь с королем, а она медлит, чтобы еще разок помучить родного брата.

Она вернулась на заре, в одежде полный беспорядок. Георг привел ее обратно, мы вместе раздели Анну и уложили в постель. Она слишком устала, не в силах даже вымолвить и слова.

— Итак, дело сделано? — спросила я, когда она закрыла глаза.

— И не раз, осмелюсь заметить, — отозвался брат. — Я ждал прямо под дверью, пытался поспать в кресле. Пару раз за ночь они меня будили криками и возней. Дай Бог, теперь появится наследничек.

— Ты думаешь, он точно на ней женится? Не устанет от нее теперь, когда своего добился?

— Месяцев на шесть их хватит. Теперь, когда она и себе кое-какое удовольствие доставила, может, подобреет к нему, а заодно — о Боже — и к нам.

— Если она будет еще добрее к тебе, окажется в твоей постели быстрее, чем в королевской.

Георг потянулся, зевнул, лениво улыбнулся мне с высоты своего немалого роста.

— Она просто с ума сходила от желания, а девать его было некуда. Ну прямо распирало ее, а теперь поуспокоится. Дай Бог, появится ребеночек в животе, кольцо на пальце и корона на голове. Vivat Anna! Славно потрудилась — дело наконец сделано.

Анна все еще спала, и я подумала — если пойти в покои к дядюшке, наверно, удастся повидать Уильяма. В замке царила утренняя суматоха, на подходе к кухне громоздились повозки с охапками хвороста, грудами древесного угля, корзинами фруктов и овощей с рынка, молоком, мясом, кругами сыра с окрестных ферм. В дядюшкиных комнатах — обычная суета большого хозяйства. Служанки метут полы, прибирают в парадных комнатах, поварята закладывают поленья в камины, раздувают почти потухшие угли.

Дворяне на службе у дядюшки живут в маленьких комнатенках прямо рядом с парадным залом, солдаты спят в оружейной. Неизвестно, где Уильям. Я прошла в зал, кивком поздоровалась с парой придворных, притворилась, что пришла повидаться с дядюшкой или с матерью.

Дверь в спальню дядюшки отворилась, оттуда выскочил Георг.

— Ох, это ты, — обрадовался он. — А Анна еще спит?

— Спала, когда я уходила.

— Иди разбуди ее. Скажи, что духовенство подчинилось королю. Большинство по крайней мере, значит, мы победили. Только Томас Мор объявил, что уходит со своего поста. Король об этом узнает во время мессы — получит от Мора письмо, но ее надо предупредить. Королю нелегко будет это перенести.

— Томас Мор? — переспросила я. — Мне казалось, он на нашей стороне.

Брат только хмыкнул — до чего же я невежественна.

— Он пообещал королю, что не будет публично возражать против его нового брака. Но понятно, что он думает. Он юрист, законник. Ему нелегко перекраивать истину, как это делается во многих университетах Европы.

— Мне казалось — он стоит за церковную реформу. — Мне не впервой растерянно барахтаться в море политики — деле, куда более привычном для остальных членов семейства.

— За реформу, а не за развал. А потом, король во главе церкви… — отозвался Георг. — Кому, как не Мору, понимать — король не годится на роль Папы. Он же его знает с детства. Никогда не согласится считать Генриха наместником Святого Петра. — Брат хмыкнул. — И впрямь, смехотворная затея.

— Смехотворная? Я-то думала, мы ее поддерживаем.

— Конечно поддерживаем. Если Генрих — глава церкви, значит, он может сам расторгнуть свой брак и жениться на Анне. Но только полные идиоты могут думать, что на то есть законные основания, моральное право или это просто основано на здравом смысле. Ничего, Мария, не волнуйся. Анна во всем этом прекрасно разбирается. Пойди разбуди ее и передай, что Мор подал в отставку, что король об этом узнает сегодня, а ей не надо ни о чем волноваться. Так дядюшка сказал. Анне не надо ни о чем волноваться.

Я повернулась и отправилась исполнять что приказано, и как раз в эту минуту в зале показался Уильям Стаффорд. Он низко поклонился при виде меня.

— Леди Кэри. — Другой поклон брату. — Лорд Рочфорд.

— Иди! — Брат легонько меня подтолкнул. На Уильяма он и внимания не обратил. — Иди скажи ей.

Нечего делать, пришлось мне поторопиться, я не могла даже коснуться руки Уильяма, сказать ему „доброе утро“.

Король и Анна провели взаперти целое утро, обсуждая решение Томаса Мора. Отец и дядюшка были с ними, не говоря уже о Кранмере и секретаре Кромвеле. Все они на стороне Анны, всем их хотелось, чтобы церковная власть и церковное богатство оказались в руках короля. К обеду король и Анна вышли в полной гармонии, она сидела по правую руку короля словно настоящая королева.

После обеда наша парочка, отослав всех придворных, удалилась в опочивальню короля. Георг поднял брови, хмыкнул выразительно, прошептал:

— Неплохо, если только из этого выйдет маленький наследничек, Мария.

Брат отправился играть в карты с Франциском Уэстоном и другими приятелями, а я вышла в сад посидеть на солнышке и посмотреть на реку. Ладно, полно себя обманывать, все, чего ты хочешь, — это Уильям Стаффорд.

Стоит только пожелать, и он тут как тут.

— Вы меня искали утром, милая госпожа? — спросил он.

— Нет, — солгала я. — Брата.

— Меня или нет, но я-то вас искал, — отозвался он. — И рад-радешенек, что нашел. Право, ужасно рад, милая госпожа.

Я чуть подвинулась на скамейке, жестом пригласила сесть. Секунда — и он уже рядом со мной. Как бьется сердце. Этот запах, теплый дразнящий запах мужского тела, запах волос, мягкой кудрявой бороды. Невольно я потянулась к нему, с трудом заставила себя сидеть прямо.

— Я еду с вашим дядюшкой в Кале. Может, смогу и вам услужить во время путешествия.

— Благодарю.

Краткое молчание.

— Простите мою грубость вчера. Я боялась, Анна заметит. Ничего не могу сделать, пока мой сын принадлежит ей.

— Я понимаю, — быстро откликнулся Уильям. — Просто в тот момент… у меня в руках была ваша ножка. Ни за что не хотел отпускать.

— Не могу я быть вашей любовницей, — почти прошептала. — Сами знаете почему.

Он кивнул:

— Но вы меня искали утром.

— Да, — наконец честный ответ. — Не могла вынести еще мгновенье без тебя.

— Я бродил по саду под окнами, надеялся тебя повидать. Столько времени там провел, что лучше бы уж лопату захватил — хоть какая-то польза была.

— Любишь огородничать? — хмыкнула я, представив себе лицо сестрицы, когда я объявлю, что влюбилась в садовника. — Этим делу не поможешь.

— Но болтаться у дам под окошками словно сводник какой-то? Лучше уж огородничать. Мария, что нам делать? Чего ты хочешь?

— Не знаю. — Это была совершенная правда. — Мне кажется, я схожу с ума, будь у меня честный друг, лучше бы ему меня связать, пока безумие не пройдет.

— Думаешь, пройдет? — спросил он, словно такая мысль ему никогда в голову не приходила.

— Конечно. Это же просто причуда, страстишка. Ну случилось такое с нами обоими одновременно. Если бы я на тебя положила глаз, а ты бы и внимания на меня не обращал, я бы пострадала маленько, поглядела бы на тебя преданным взором, а потом бы все прошло.

— Мне бы такое пришлось по вкусу, — улыбнулся он. — Может, попробуешь?

— Мы оба скоро будем над собой смеяться.

Я думала, он начнет спорить и возражать. По правде сказать, я надеялась — пусть скажет, это настоящая любовь, а мне должно следовать велению сердца невзирая на то, какую придется платить цену.

Но он только кивнул:

— Страстишка, говоришь? И ничего больше?

Я удивленно взглянула на него.

Уильям вскочил на ноги.

— И когда ты собираешься выздороветь? — спросил он, будто его это нимало не касалось.

Я тоже поднялась — наши тела так близко. Каждая косточка моего тела тянется к нему, что бы я там ни говорила, больше всего на свете мне хочется коснуться его.

— Ну подумай, пожалуйста, — ласково начал он. Губы так близко к моему уху, теплое дыхание касается прядки волос, выбившейся из-под чепца. — Будешь моей любовью, моей женой. Возьмем Екатерину, хорошо? Ее у тебя не отнимут. А когда Анна родит своего, она нам и нашего Генриха отдаст.

— Он не наш Генрих. — Пытаюсь остатками здравого смысла защититься от настойчивого голоса, теплоты дыхания.

— А кто ему первого пони купил? Кто ему первую лодочку вырезал? Кто научил определять время по солнцу?

— Ты, — согласилась я. — Только никому до этого и дела нет.

— Может, ему будет до этого дело.

— Он еще совсем малыш, ничего сказать не может. И Екатерина ничего никогда не скажет. Просто еще одна девчонка Болейн, они ее отправят туда, куда им будет нужно.

— Тогда сама вырвись из плена, и детей мы постараемся спасти. Нечего тебе быть еще одной Болейн. Ни минуты больше. Станешь миссис Стаффорд, единственной и неповторимой миссис Стаффорд, владелицей собственных полей и фермы, научишься отжимать сыр и ощипывать цыплят.

Я рассмеялась, а он поймал мою руку, большой палец ласкает ладошку. Против воли я сжала пальцы, и вот мы стоим, взявшись за руки на теплом солнышке, и мне, словно мечтательной девчонке, подумалось: „Рай земной“.

За спиной послышались шаги. Я выдернула руку, словно обожглась. Резко обернулась. Благодарение Богу, это Георг, а не его жена-шпионка. Брат перевел взгляд с моего пылающего лица на невозмутимую физиономию Уильяма, недоуменно поднял брови:

— Сестра?

— Уильям мне только что объяснил, что моя лошадь прихрамывает, — бросила в ответ первое, что в голову пришло.

— Я уже начал припарки, — быстро вставил Уильям. — Леди Кэри может взять другую лошадку из королевских конюшен, пока Джесмонда не поправится. На пару дней, не больше.

— Ну и отлично, — сказал Георг.

Уильям поклонился, повернулся, чтобы уйти.

Я не сказала ни слова, не задержала его, смелости не хватило, даже перед Георгом, любимым братом, которому я бы любой секрет доверила. Уильям ушел, по спине видно, расстроен и обижен.

Георг заметил, как я гляжу ему вслед.

— Хорошенькая леди Кэри и ее небольшие страстишки? — спросил брат беззаботно.

— Похоже на то, — согласилась я.

— Это и есть никто, ничто и звать никак?

— Да, — уныло кивнула я.

— Не стоит, право, не стоит. Анне сейчас надобно быть непорочной как снег — до брачного дня. Особенно если она уже залезла в постель к королю. Мы теперь все на виду. Если тебе его хочется, потерпи, сестричка, пока Анна не выйдет замуж. Мы с тобой должны быть целомудренней ангелов, ну а Анна — чище шестикрылого серафима.

— Да не собираюсь я с ним в стоге сена валяться, — возразила я. — У меня репутация безупречная, не то что у тебя.

— Тогда скажи ему — пусть перестанет на тебя пялиться, будто хочет съесть живьем. Этот бедняга, похоже, совсем голову потерял.

— Ты так думаешь? — жадно переспросила я. — Правда, Георг?

— Спаси нас Господь. Сдается мне, подлил масла в огонь. Да, взгляд у него совсем безумный. Скажи ему, пусть потерпит, пока Анна не обвенчается и не станет английской королевой. А тогда ты сама себе хозяйка.

Из спальни Анны доносились звуки шумного спора. Георг и я только что вернулись с верховой прогулки, взглянули на свиту Генриха и придворных дам Анны — все притворяются, что вовсе и не слушают, а на самом деле навострили уши и ловят каждое слово из-за толстой двери. Гневный голос Анны, недовольный бас короля.

— Зачем они ей нужны? Ну зачем? Она что, опять вернется ко двору на Рождество? Сядет на мое место, а меня выкинут отсюда, теперь, когда вы меня добились?

— Анна, Бога ради!

— Нет, если бы вы меня любили, мне бы и спрашивать не пришлось! Как я могу ехать во Францию в каких-то побрякушках, а не в украшениях, подобающих королеве? Что вы думаете — повезете меня во Францию, маркиз с парой дешевых бриллиантиков?

— Эти бриллианты дешевыми не назовешь…

— Но и не королевскими!

— Анна, их для нее купил мой отец, когда она первый раз вышла замуж. Я тут ни при чем…

— Как это вы ни при чем? Они принадлежат английской короне, они подарены королеве. Если я буду королевой, значит, они принадлежат мне. Если она королева— они ее. Вам выбирать!

Голос Генриха достиг громового рыка:

— Бога ради, что тебе еще надобно? Я все ради тебя сделал. Окружил тебя такими почестями, какие ни одной женщине в мире не доставались. Чего тебе еще надо? Платье ее? Чепец с головы?

— И того, и этого, и всего остального, — кричала Анна в ответ.

Генрих распахнул дверь, все заговорили преувеличенно оживленно, будто не замечая короля. Потом, как по команде, повернулись, принялись низко кланяться.

— Увижу вас за ужином, — ледяным тоном бросил король Анне через плечо.

— Не увидите, — громко ответила она. — Меня уже тут не будет. Поужинаю в дороге, а завтракать буду в Гевере. Вы со мной обращаетесь без достойного уважения.

Он повернулся, вошел в спальню, резко захлопнул за собой дверь. Все придворные опять навострили уши — не увидеть, так хоть услышать.

— Вы меня не оставите.

— Я не буду королевой наполовину, — прозвучал страстный голос. — Либо я ваша, либо нет. Либо вы меня любите, либо нет. Либо я ваша, либо ничья. Со мной ничего не бывает наполовину, Генрих.

Послышался шелест платья — ясное дело, полез обниматься — и радостный вздох сестры.

— Получишь все бриллианты королевской сокровищницы и барку королевы в придачу, — хриплым от страсти голосом пообещал король. — Будет у тебя все, что твоей душе угодно, коли дала то, о чем я так мечтал.

Георг встал и поплотнее закрыл дверь.

— Партию в карты? — объявил он весело. — Сдается мне, времени у нас предостаточно.

Сдавленные смешки, кто-то вынул колоду карт, кто-то стаканчик с костями. Я послала пажа за музыкантами, пусть будет побольше шума, а то вдруг ненароком услышим, что там творится в спальне. Носилась между придворными, чтобы убедиться — каждый занят игрой, пока король и Анна заняты любовью. Всеми силами пыталась отогнать зловещую картину — королеву перевозят в новый дом, куда менее удобный, приезжает посланец от короля с приказом отдать драгоценности — ее собственные кольца, браслеты и ожерелья, любовные приношения, которые он ей дарил. И зачем — затем, что моя ненаглядная сестрица хочет покрасоваться во Франции.

Королевский поезд огромен, двор не путешествовал с таким размахом с тех пор, как Генрих встречался с королем Франциском на „Поле золотых одежд“. И сейчас поездка обставлена с не меньшей роскошью и с тем же нарочитым шиком, что тогда. Так и должно быть — Анна убеждена, ей необходимо во всем перещеголять королеву Екатерину. И вот мы скачем по полям и лугам Англии, наша цель — Дувр. Вперед отправлен отряд всадников — проследить, чтобы не было никаких беспорядков, но страна уже замерла в изумленном молчании, подавленная этим императорским зрелищем — нескончаемый поток лошадей, повозок, карет, солдат, рыцарей и слуг, прекрасные дамы верхом, а подле них храбрые кавалеры.

Морской переход через Ла-Манш прошел без приключений, дамы спустились вниз, Анна заперлась в каюте и проспала большую часть путешествия. Придворные оставались на палубе, кутались в плащи для верховой езды, оглядывали горизонт в поисках проходящих судов, потягивали подогретое вино. Я вышла на палубу, оперлась о поручни, глядела на волны, расходящиеся за кормой корабля, слушала потрескивание рей над головой.

Теплая ладонь накрыла мою замерзшую руку.

— Как ты себя чувствуешь? — прошептал мне в ухо Уильям Стаффорд. — Обходишься без морской болезни?

Я обернулась, улыбнулась в ответ:

— Ни малейшего признака. Но матросы говорят — погода хорошая, волнения на море никакого.

— Надеюсь, продержится всю дорогу.

— Как, мой странствующий рыцарь опасается морской болезни?

— Не очень-то, — чуть обиженно сказал он.

Ужасно хочется его обнять. Наверно, именно тогда и понимаешь, что любишь, когда оказывается, твой возлюбленный — отнюдь не само совершенство. Никогда бы не поверила — влюблена в человека, страдающего морской болезнью, а вот гляди-ка — больше всего мечтаю сбегать за пряным вином, укутать милого в теплый плащ.

— Пойдем сядем. — Я огляделась. Похоже, никто на нас не смотрит, такое нечасто бывает при дворе — рассаднике сплетен и скандалов. Подвела Уильяма к груде сложенных парусов, усадила спиной к мачте, заботливо, как маленького Генриха, закутала в плащ.

— Не уходи, — попросил он, как сначала мне показалось, игриво, но нет, во взгляде нет никакого подвоха. Я тронула щеку холодной ладонью.

— Подожди, принесу пряного вина. — Я отправилась в камбуз, где корабельный кок подогревал вино и эль, резал хлеб большими ломтями. Когда вернулась, Уильям подвинулся, чтобы я могла сесть рядом. Я держала стакан, пока он ел хлеб, а потом мы по очереди, каждый по глотку, пили вино.

— Лучше теперь?

— Конечно. А что мне для тебя сделать?

— Ничего, ничего, — поспешно ответила я. — Просто приятно, что тебе уже лучше. Хочешь еще подогретого вина?

— Нет, спасибо, мне бы теперь поспать.

— Прислонись к мачте и поспи.

— Нет, так не смогу.

— Тогда ложись на паруса.

— Боюсь с них скатиться.

Я оглянулась кругом. Никого. Все сгрудились у подветренного борта, играют в кости или просто дремлют. Мы одни.

— Хочешь, положи голову мне на колени.

— Конечно, — прошептал еле слышно, будто не в силах говорить от морской болезни.

Я уселась спиной к мачте, а он положил свою невозможно кудрявую голову мне на колени, обнял меня за талию и задремал.

Спит. Легонько поглаживаю волосы, любуюсь мягкой коричневатой бородкой, ресницами, отбрасывающими на щеку длинные тени. Голова такая теплая и тяжелая. Руки крепко обвились вокруг моей талии. Мне ужасно приятно, я всегда знала, как хорошо нам будет подле друг друга. Будто мое тело всю жизнь стремилось именно к его телу, что бы там мой разум ни твердил. И вот наконец-то я рядом с ним.

Откинула голову, почувствовала на щеках холодный морской воздух. Покачивание корабля навевает сон, мачты поскрипывают, ветер посвистывает в снастях. Шум слышен слабее и слабее — я засыпаю.

Проснулась от теплого прикосновения, затылок все сильнее, все крепче прижимается к бедрам, нежно о них трется, руки уже под накидкой, поглаживают запястья, талию, шею, грудь. Я, еще полусонная, открыла глаза, наслаждаясь этими прикосновениями, он поднял голову, принялся целовать — шею, щеки, веки, и наконец страстно впился в губы. Теплая, тягучая сладость его рта, язык уже скользнул дальше. Во мне все всколыхнулось. Так и хочется его съесть, выпить до дна, пусть целует меня, а потом схватит в охапку и утащит на гладкие доски нижней палубы, пусть любит меня там прямо сейчас, пусть навеки держит в своих объятиях.

Он чуть-чуть отпустил хватку, но я тут же притянула его голову, впилась поцелуем в губы. Теперь нас тянуло друг к друг не только его бешеное желание, но и мое.

— Есть тут каюта, койка какая-нибудь? Куда нам пойти? — задыхаясь, проговорил Уильям.

— Все занято придворными дамами, я свою койку давно уступила.

Он простонал, не в силах больше выносить напор страсти, потом откинул волосы со лба и расхохотался — над самим собой.

— Боже мой, я вроде мальчишки-пажа — не могу сдержаться, только дай кое-что кой-куда засунуть. Так хочется, что просто трясет.

— Меня тоже, — пробормотала я. — Господи, меня тоже.

Уильям поднялся.

— Жди здесь, — приказал он и скрылся под палубой. Вернулся через мгновенье с кружкой эля, протянул сначала мне, потом допил одним длинным глотком.

— Мария, нам надо пожениться. А иначе тебе придется отвечать — за то, что свела меня с ума.

— Любовь моя. — Я попробовала рассмеяться.

— Да, именно так, — кивнул страстно.

— Что?

— Я твоя любовь. А ну, повтори еще разок.

Сначала я подумала — не буду повторять, а потом поняла — что толку отрицать очевидное.

— Любовь моя.

Он улыбнулся довольно, словно только этого ему и надо.

— Иди сюда. — Притянул к себе, откинул полу плаща, укутал. Стоим у борта корабля, я покорно прижимаюсь к Уильяму. Он обнял меня одной рукой, крепко прижал, натянул дорожный плащ мне на плечи. Обняла его за талию под покровом плаща, положила голову на плечо — никто, кроме чаек, нас не видит. Бедро к бедру на мерно покачивающемся корабле — время как будто замерло.

— А вот и Франция, — сказал он наконец.

Я глянула вперед, заметила темные очертания земли. Постепенно стали вырисовываться пристань, мачты кораблей, стены и замок английской крепости Кале.

Он неохотно ослабил объятие.

— Я тебя найду, когда мы все устроимся в замке.

— Буду тебя ждать.

Теперь мы стоим поодаль друг от друга, на палубе стали появляться другие люди, все в восторге от легкости морского перехода, все глядят через узкую полоску воды на крепость Кале.

— Теперь тебе получше? — спросила я, без его тела рядом почувствовала — нет больше жаркой страсти и привычный холод жизни возвращается.

На мгновенье Уильям смутился:

— А, морская болезнь, я о ней совершенно забыл.

Тут я поняла — какой обманщик!

— Вообще ничего не было, да? Скажи правду. Все выдумал, просто хотел положить мне голову на колени, чтобы с тобой сидела, тебя баюкала?

Он притворно смутился, повесил голову, как напроказивший мальчишка, а потом вдруг широко усмехнулся:

— Нет, это ты мне скажи правду, моя дорогая леди Кэри. Счастливее часов в жизни не случалось, признайся? Что, неправду говорю?

Я прикусила язычок. Помолчала немножко. Конечно, были в моей жизни счастливые моменты, и не раз. Меня любил король. Любящий муж сумел снова завоевать мое сердце. Столько лет я была удачливей своей сестры. Но чтобы быть счастливой столько времени подряд — целых шесть часов? Нет, никогда.

— Ты прав, — сдалась я наконец. — Счастливейшие шесть часов в жизни.

Корабль подошел к пристани — шум и гам вокруг, моряки и портовые рабочие высыпали поглазеть на короля и Анну. Когда те ступили на землю английских владений во Франции, раздались приветственные крики. Потом мы все собрались на мессу в соборе Святого Николая, вместе с губернатором Кале, он носился вокруг Анны, будто она и впрямь коронованная особа. Но что бы там губернатор Кале ни выделывал, что бы ни говорил, ее тревога не улеглась — король Франции не настроен столь дружественно, Генриху пришлось оставить Анну в Кале, а самому скакать навстречу Франциску.

— Вот глупец, — бормочет про себя Анна, глядя в окно замка на короля во главе отряда рыцарей. Генрих машет шляпой приветствующей его толпе, а потом оборачивается, кивает в сторону замка в надежде, что она на него смотрит.

— В чем дело?

— Должен был догадаться — французская королева не захочет со мной встречаться. Она испанская принцесса — вроде Екатерины. И королева Наваррская не пожелала меня видеть. Зачем ее только спросили, дали ей повод отказаться.

— А она объяснила, почему отказывается? Всегда была так добра к нам в детстве.

— Сказала, я — настоящая интриганка, — отрезала Анна. — Боже милостивый, до чего же все эти женщины заносчивы, теперь, когда повыходили замуж! Как будто ни одна из них не ловила себе жениха.

— Что же мы — вовсе не увидим Франциска?

— По крайней мере, не официально. И дамы не приедут на встречу. — Она забарабанила пальцами по подоконнику. — Екатерину-то французская королева не позабыла поприветствовать. С ней все тут немало носились.

— Сама понимаешь, ты пока не королева, — опрометчиво заметила я.

Она бросила на меня ледяной взгляд:

— Да, я знаю. Благодарю за напоминание, успела заметить за последние шесть лет, хватило времени это усвоить. Однако я собираюсь стать королевой. В следующий раз приеду во Францию после коронации, и она пожалеет, что так со мной обращалась. А когда Маргарите Наваррской придет в голову выдать своих дочек за моих сыновей, я уж вспомню, что она меня назвала скандалисткой. Поверь мне, не позабуду и про тебя, все торопишься мне напомнить — я еще не королева.

— Анна, я всего-навсего сказала…

— Тебе бы лучше помолчать и подумать прежде, чем рот открывать, — огрызнулась сестрица.

Генрих пригласил короля Франциска посетить крепость Кале, и два дня подряд все придворные дамы во главе с Анной пытались разглядеть через окно французского короля — знаменитого красавца. Только нам ничего, кроме пера на шляпе, видно не было. Я думала, Анна совсем взбеленится от того, что ее не пригласили, но она только улыбалась и отмалчивалась, а когда каждый вечер после ужина Генрих приходил в ее комнаты, встречала его такая веселая и довольная, что мне стало ясно — сестра что-то затевает.

Она заставила нас всех разучивать новый танец — сначала она, а все следом, и все остальные дамы приглашают сидящих за столом кавалеров. Теперь понятно — она задумала появиться в зале во время ужина и станцевать с королем Франции.

Молоденькие придворные дамы недоумевали — как она на такое осмелится. Но я знала — Генрих ей разрешил. Его удивление при появлении Анны будет таким же наигранным, как когда-то у королевы Екатерины — сколько раз ей приходилось притворяться, что не узнала под маской собственного мужа. Я почувствовала себя старой и больной при одной только мысли, столько лет всякий при дворе притворяется — опять не узнал короля под маской. А теперь Анна будет играть в эти игры, и так до бесконечности.

Несмотря на прогулки верхом с Анной каждое утро и танцы с придворными дамами каждый вечер, в середине дня мне удавалось ускользнуть и прогуляться по улицам Кале. Там, в небольшом трактире меня ждал Уильям Стаффорд. Затаскивал меня в заднюю комнату, подальше от любопытных глаз, заказывал мне кружку эля.

— Как дела, любовь моя?

— Хорошо, — отвечала я с улыбкой.

— Завтра утром поеду прокатиться с твоим дядюшкой, разузнал для него, где продают хороших лошадей. Но цены просто сумасшедшие. Каждый французский фермер так и норовит поскорее обчистить всякого английского лорда — боятся, мы тут еще не скоро снова появимся.

— Он мне сказал, что собирается назначить тебя старшим конюшим. Вот было бы хорошо, — с надеждой сказала я. — Виделись бы почаще, ты бы моей лошадкой занимался, смогли бы иногда кататься вместе.

— И пожениться, не забывай об этом, — поддразнил он. — Твой дядюшка придет в полный восторг. Его племянница выходит замуж за конюшего. Нет, любовь моя, не сулит это нам ничего хорошего. При дворе нам вообще ничего не светит.

Он коснулся пальцами моей щеки и добавил:

— Не хочу видеться урывками. Хочу, чтобы ты была рядом ночью и днем, как положено женатым людям, живущим под одной крышей.

Я промолчала.

— Я буду ждать, — проговорил нежно. — Я знаю, ты еще не готова.

— Не думай, не от того, что не люблю тебя. Все дело в детях и в семье, и в Анне, конечно. В первую очередь — в Анне. Не знаю, как ее оставить.

— Она что — в тебе нуждается? — удивился он.

— Боже милостивый, — усмехнулась я. — Конечно нет. Просто не разрешит мне уехать. Не захочет упускать меня из виду, так она в безопасности.

Я запнулась, не зная, как объяснить про наше давнее соперничество.

— Если меня нет поблизости, ни одна победа ей и вполовину не так сладка. А если у меня все плохо, унизили меня или что, она, может, даже на помощь придет, но внутри — глубоко внутри — просто умрет от радости, получи я такой удар.

— Ведьма, сущая ведьма! — Он хотел быть на моей стороне.

Я снова усмехнулась.

— Я не прочь с этим согласиться, да только, — приходится признаваться, — я, сказать по правде, точно такая же. Я ей завидую не меньше, чем она мне. Но она поднимается все выше и выше, мне так высоко ни за что не подняться. Значит, надо примириться с ее величием. Ей вот удалось поймать короля, да и удержать в придачу. А я не смогла. Честно говоря, мне не хотелось. Когда сын родился, я другого не желала — только быть с детьми и подальше от двора. А король такой…

— Какой такой?

— Он полон желания. Не только любовного. Ему подавай все на свете. Сущее дитя. А у меня теперь свои дети, настоящие, терпения не хватает быть с мужчиной, которого все время надо развлекать, как ребенка. Когда видишь — король Генрих только о себе и думает, не отличишь от маленького сынишки, нет уже сил его любить. Понимаешь, я потеряла терпение.

— Но ты же от него не ушла.

— От короля не уходят. Это король уходит.

Уильям кивнул, признавая правоту моих слов.

— Но когда он меня оставил ради Анны, я особо не расстроилась. Я сейчас с ним танцую, обедаю, прогуливаюсь, разговариваю, как все остальные придворные. Уверяю его, что лучше него в мире никого нет, улыбаюсь, даю ему понять — я от него по-прежнему без ума.

Уильям обнял меня за талию, крепко прижал к себе.

— Но ты от него не без ума, — уточнил он.

— Пусти, — прошептала я. — Ты меня раздавишь.

Он прижал меня еще крепче.

— Хорошо, хорошо, конечно нет. Я просто делаю, что положено делать Болейнам и Говардам. Конечно, я его не люблю.

— А кого любишь? Кто он? — спросил Уильям будто между прочим, не отпуская, сильней сжимая в объятиях.

— Никого, ничего и звать никак, — игриво сказала я.

Он поднял мое лицо, карие глаза словно заглянули мне прямо в душу.

— Есть тут один такой — никто, ничто и звать никак, — уточнила я.

Поцелуй на моих губах, легкий, как прикосновение теплого перышка.

Вечером Генрих и Франциск обедали небольшой компанией в Кале. Под предводительством Анны придворные дамы выскользнули из замка — на роскошные платья наброшены плащи, капюшоны скрывают замысловатые прически. Мы прокрались в комнату, соседнюю с обеденным залом, сняли плащи, набросили золотые домино, разобрали золотые маски и золотые вуали. Там не было зеркал, я не могла полюбоваться собой, но все остальные просто сияли словно золотое облако. Я знала — тоже сверкаю и переливаюсь золотом. Анна — темные ресницы в прорезях золотой маски в форме ястребиной головки — смотрелась особенно эффектно, густые кудри в нарочитом беспорядке выбиваются из-под золотой вуали, рассыпаются по плечам.

Сигнал подан, и мы в бешеном танце врываемся в комнату. Генрих и король Франциск глаз не могут отвести от Анны. Я танцую с сэром Франциском Уэстоном, он шепчет мне по-французски на ухо непристойности, притворяясь, что считает меня французской дамой, наверно, они поощряют подобные дерзости. Краем глаза вижу — Георг бросается к какой-то даме, только бы не танцевать с собственной женой.

Танец кончается, Генрих поворачивается к одной из дам, откидывает вуаль, потом, как положено, идет по кругу, открывая лица остальных дам — Анна последняя.

— Ах, это вы, маркиз Пемброк, — в притворном удивлении восклицает король Франциск, — когда-то я вас знавал под именем Анны Болейн, красивейшей девицы при моем дворе, а теперь вы превратились в самую блестящую даму при дворе моего друга, короля Генриха.

А







Дата добавления: 2015-06-29; просмотров: 378. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Логические цифровые микросхемы Более сложные элементы цифровой схемотехники (триггеры, мультиплексоры, декодеры и т.д.) не имеют...

Медицинская документация родильного дома Учетные формы родильного дома № 111/у Индивидуальная карта беременной и родильницы № 113/у Обменная карта родильного дома...

Основные разделы работы участкового врача-педиатра Ведущей фигурой в организации внебольничной помощи детям является участковый врач-педиатр детской городской поликлиники...

Ученые, внесшие большой вклад в развитие науки биологии Краткая история развития биологии. Чарльз Дарвин (1809 -1882)- основной труд « О происхождении видов путем естественного отбора или Сохранение благоприятствующих пород в борьбе за жизнь»...

Травматическая окклюзия и ее клинические признаки При пародонтите и парадонтозе резистентность тканей пародонта падает...

Подкожное введение сывороток по методу Безредки. С целью предупреждения развития анафилактического шока и других аллергических реак­ций при введении иммунных сывороток используют метод Безредки для определения реакции больного на введение сыворотки...

Принципы и методы управления в таможенных органах Под принципами управления понимаются идеи, правила, основные положения и нормы поведения, которыми руководствуются общие, частные и организационно-технологические принципы...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.009 сек.) русская версия | украинская версия