Глава 13. Когда около трех часов Мэдди вышла к дороге, чтобы проверить почту, она нашла в своем ящике маленький ошейник с розовыми блестками и крошечным бубенчиком

 

Когда около трех часов Мэдди вышла к дороге, чтобы проверить почту, она нашла в своем ящике маленький ошейник с розовыми блестками и крошечным бубенчиком такого же цвета. Ни записки. Ни карточки. Только ошейник.

Мик – единственный, кто знал о Снежинке. Никому из своих друзей Мэдди не рассказала, опасаясь, что те обомрут от удивления. Мэдди Джонс – кошатница? Невозможно. Большую часть жизни девушка ненавидела кошек, но вот сейчас стоит с розовой сбруйкой в руках и смотрит на белоснежный меховой шарик, свернувшийся в ее офисном кресле. Взяв котенка, Мэдди подняла захватчика к лицу.

– Это мой стул, – заявила она. – А тебе я сделала постельку.

Девушка отнесла пушистика в прачечную и положила в коробку из магазина «Амазон» на сложенное полотенце.

– Правило номер один: босс здесь – я. Правило номер два: не смей залезать на мою мебель, не хочу, чтобы повсюду была твоя шерсть. – Мэдди нагнулась и надела на шейку Снежинки ошейник.

– Мяу.

Хозяйка нахмурилась.

– Мяу.

– Прекрасно. Ты очень мило выглядишь. – Она встала и погрозила котенку пальцем. – Правило номер три: я тебя приютила и накормила. На этом все. Не люблю кошек.

Мэдди развернулась и вышла из прачечной. Тоненький звон последовал за ней на кухню, она уныло посмотрела под ноги. Вздохнув, достала местный телефонный справочник из ящика. Перелистав желтые страницы, потянулась за сотовым и набрала семь цифр.

– «Мортс», – ответили на том конце, но явно не Мик.

– Могу я поговорить с Миком?

– Он здесь обычно до восьми не показывается.

– А вы не могли бы передать ему сообщение?

– Сейчас возьму ручку, – последовала небольшая пауза. – Диктуйте.

– Мик, спасибо за розовый ошейник. Снежинка.

– Вы сказали «Снежинка»?

– Да. Пусть подпись будет Снежинка.

– Все записал.

– Спасибо. – Девушка положила трубку и закрыла справочник.

Телефон ожил в десять минут девятого, когда Мэдди просматривала журнал о преступлениях.

– Алло.

– Твоя кошка мне звонила.

Просто звук голоса Мика вызывал у нее улыбку. Очень плохой знак.

– И чего же она хотела?

– Поблагодарить меня за ошейник.

Мэдди посмотрела на Снежинку. Сожительница нагло развалилась в красном кресле и увлеченно вылизывала лапу, демонстрируя чудовищное пренебрежение правилом номер два.

– У нее прекрасные манеры.

– Что ты делаешь сегодня вечером?

– Обучаю Снежинку, какой вилкой нужно пользоваться.

Мик усмехнулся.

– В котором часу она ложится спать?

Мэдди перевернула страницу журнала, и ее взгляд упал на статью о богатом пожилом мужчине, убившем трех молоденьких жен

– А что?

– Я хочу встретиться.

Ей тоже этого хотелось. Очень. Но в том-то и основная проблема. Мэдди не нравилось чувствовать себя абсолютно счастливой, лишь услышав бархатистый голос по телефону. Она не хотела сталкиваться с Миком тогда на парковке и вспоминать прикосновения уверенных рук и настойчивого рта. Чем чаще она видела его, чем больше думала о нем, желала его, и тем запутаннее становились их жизни.

– Ты же знаешь, я не могу, – сказала девушка и перевернула еще несколько страниц.

– Давай встретимся в «Хеннессис», и захвати с собой, пожалуйста, фотоаппарат.

Ее рука замерла.

– Ты подразумеваешь, что разрешишь мне снимать в твоем баре?

– Да.

Обычно она не делала фотографий для своих книг, но если сделает, хуже от этого точно не будет.

– Я хочу тебя увидеть.

– Ты меня подкупаешь?

Некоторое время мужчина молчал, а потом спросил:

– А это плохо?

Действительно, плохо ли это?

– Только если ты думаешь, что за пару кадров я займусь с тобой сексом.

– Милая. – Раздраженно выдохнул Мик. – Было бы здорово, если бы ты запросто выпрыгивала из одежды, но я не тешу себя пустыми надеждами.

То, что она придет в «Хеннессис» и пофотографирует, не означает, что кто-то в итоге окажется голым. Мэдди жила без секса четыре года. Очевидно, у нее все нормально с самоконтролем.

– Почему бы тебе не заглянуть сюда около полуночи? Уже никого не будет, и ты сможешь щелкать, сколько захочешь.

Если она пойдет, то сыграет на неоспоримом притяжении между ними, чтобы получить желаемое. Так же, как Мик использовал ее потребность в снимках бара, чтобы добиться того, чего хотел он. Интересно, проснется ли ее совесть и заставит ли отказаться от соблазнительного предложения? Но нет, как частенько случалось в ее жизни, когда дело касалось работы и моральных принципов, ущемленных по ходу процесса, совесть Мэдлин Дюпре безмятежно спала.

– Я приду. – Повесив трубку, Мэдди глубоко вдохнула и задержала дыхание.

Войти в «Хеннессис» – не то же самое, что посетить и обследовать прежние места происшествий. В этот раз визит будет носить личный характер.

Мэдди выдохнула. Она уже видела фотографии убитых и читала рапорты. Двадцать девять лет, прошедших с момента преступления, препятствием не станут. Она не однажды сидела напротив убийц, пялившихся на нее сквозь решетку и рассказывавших, что именно они бы сотворили с ее телом, появись у них шанс до него добраться. В сравнении с тем кошмаром посещение бара «Хеннессис» – пара пустяков. Плевое дело.

Бар, выкрашенный в невзрачный серый цвет, внутри оказался больше, чем можно было представить снаружи. В помещении были установлены два стола для пула и длинная барная стойка с танцевальной площадкой по обе стороны. Посередине заведения, на три ступеньки вниз, в окружении белых перил, сгрудились десять круглых столиков. В отличие от «Мортс», у «Хеннессис» никогда не было репутации типа «распущенные-девочки-плохо-себя-ведут». Здесь царила спокойная атмосфера, бар был известен качественной выпивкой и душевной музыкой. А какое-то время – и совершенным в нем убийством. Но последнее «Хеннессис» в конце концов пережил и почти забыл – пока некая писательница, повествующая о реальных преступлениях, не заявилась в город.

Мик стоял за стойкой и наливал «Саус Джин» в шейкер. Он поднял взгляд на Мэдди – свет играл в ее собранных в хвост волосах, подчеркивая красно-коричневые пряди. Мужчина переключил внимание на высокую прозрачную бутылку, которую держал.

– Мой прадед построил эту пивнушку в 1925.

Мэдди положила фотоаппарат на стойку и осмотрелась вокруг.

– Во время сухого закона?

– Ага. – Мик показал на площадку в центре, куда вели три ступеньки. – Та часть была столовой ресторана, – сказал он. – Старикан гнал бормотуху и продавал из-под полы.

Мэдди взирала на Мика огромными карими глазами, которые становились теплыми и томными, когда он целовал ее шею, но сейчас были широко распахнуты, словно перед лицом привидения.

– Его когда-нибудь ловили на этом? – спросила она и снова оглянулась по сторонам. Было совершенно очевидно, что ум гостьи занят сейчас отнюдь не его мастерской попыткой завязать разговор. Когда Мик открыл заднюю дверь и увидел Мэдди, напряженную донельзя, ему пришлось подавить свой первый порыв – прижать гостью к стене и целовать, пока воздух не кончится в легких.

– Не-а. – Мужчина отрицательно покачал головой.

Оба знали, что Мэдди пришла, чтобы сделать фотографии, и Мик был удивлен, насколько скованно девушка чувствовала себя в баре. А он то рассчитывал ее осчастливить. Мик предлагал Мэдди желаемое, но радости ей это не прибавляло. Казалось, она вот-вот сломается.

– В то время город был слишком маленьким и незначительным, а прадеда все очень любили. Когда сухой закон отменили, он разрушил большую часть здания и превратил его в бар. Не считая небольшой необходимой модернизации и текущего ремонта, с того времени здесь ничего не изменилось. – Мик плеснул немного вермута к содержимому шейкера и закрыл крышку. – Мой дед устроил вон ту танцевальную площадку, а отец поставил столы для пула. – Одной рукой Мик взболтал джин с вермутом, а другой потянулся под стойку. – А я решил оставить все, как есть. – Он достал сначала один, а потом и второй стакан для мартини с морозным узором, положил в них по паре оливок на шпажках. Наливая коктейли, Мик скользил взглядом вдоль твердо очерченного подбородка Мэдди к горлу, а затем к белой блузке, верхняя пуговица которой, казалось, вот-вот расстегнется, и ему откроется прекрасный вид на ложбинку между грудями. – Я вложил и деньги и силы в «Мортс». На следующей неделе у нас с моим приятелем Стивом встреча с несколькими инвесторами. Мы хотим открыть совместное дело – вертолетные экскурсии по окрестностям. Кто знает, а вдруг выгорит? Как управлять барами, мне известно, но очень хочется расшириться и заняться чем-то новым.

Так я не чувствую, что топчусь на месте. – Он подвинул выпивку к гостье и задался вопросом, слушала ли она его вообще.

Мэдди дотронулась до бокала.

– А почему тебе кажется, что ты не двигаешься вперед?

Оказывается, все-таки слушала.

– Не знаю. Может, потому, что когда был еще ребенком, не мог дождаться момента, когда уберусь отсюда к черту. – Он потянулся за шпажкой в своем мартини и надкусил оливку. – Но я все еще здесь.

– Здесь твоя семья. А у меня семьи нет – ну, не считая пары кузенов, которых я видела от силы раз. Будь у меня брат или сестра, мне бы хотелось жить с ними рядом. По крайней мере, надеюсь, что мне бы этого хотелось.

Мик вспомнил, что мать Мэдди умерла, когда девочка была совсем маленькой.

– А где твой отец?

– Не знаю. Я его никогда не видела. – Девушка взболтала свой коктейль. – Откуда ты знаешь, что это мой любимый напиток?

Мику стало интересно, специально ли она сменила тему.

– Я знаю все твои секреты. – Мэдди выглядела немного встревоженной, и он рассмеялся. – Просто запомнил, что ты пила, когда я впервые тебя увидел.

Он обошел стойку и сел с ней рядом. Девушка развернулась к нему лицом, и мужчина поставил свой ботинок между ее ногами на нижнюю перекладину барного табурета. На Мэдди была черная юбка, и коленкой Мик сдвинул подол вверх по гладким бедрам.

– Правда?

Она подняла бокал и над кромкой посмотрела на Мика, а затем осушила сразу полстакана. Если она и дальше будет глотать его лучший джин, как воду, и не придержит коней, то ему придется везти неосторожную домой. Впрочем, такая перспектива Мика устраивала.

– Я удивляюсь, что ты вообще что-то помнишь, помимо соблазнительного предложения Дарлы показать тебе ее голую попку, – заявила Мэдди и облизала нижнюю губу.

– Если память мне не изменяет, в ту ночь ты держалась той еще нахалкой. – Он взял ее руку и нежно провел большим пальцем по костяшкам. – Мне очень хотелось отведать, каково будет целовать этот дерзкий ротик.

– Теперь распробовал.

– Да. – Он прошелся взглядом по раскрасневшемуся лицу, скулам, решительной челюсти и влажным губам. А потом снова посмотрел в испытующие глаза. – Теперь, когда я пригубил от этого источника, то думаю обо всех лакомых местечках, которые не успел еще поцеловать.

Девушка поставила стакан на стойку.

– Боже, ты так хорош.

– Я хорош во многом.

– Особенно, когда болтаешь завлекательную чепуху, заставляя слабую женщину верить, будто искренне интересуешься ею.

Он обиженно отпустил ее руку.

– Считаешь, что я лукавлю?

Она схватила камеру и развернулась на сиденье. Мик убрал ногу, и Мэдди встала.

– Уверена, ты и вправду думаешь, как говоришь. – Она повернулась к волоките спиной. – Каждый раз, когда произносишь отработанную речь, и с каждой красоткой, к которой обращаешься.

Мик взял свой бокал и тоже поднялся.

– Полагаешь, я говорил то же самое другим женщинам?

Она отрегулировала фокусировку и сняла пустые столики. Мелькнула вспышка, и фотолюбительница заявила:

– Конечно.

Безапелляционные слова задели Мика за живое, особенно потому, что обвинение было несправедливым.

– Что ж, дорогая, ты себя недооцениваешь.

– Я себя очень даже высоко ценю. – Еще один щелчок и вспышка, а потом она продолжила. – Но точно знаю, как обстоят дела.

Мик отхлебнул из стакана, и прохладный джин тепло растекся по горлу и притаился где-то рядом с раздражением, копящемся внутри.

– Ну так, поделись со мной своими знаниями.

– Что ж, я не единственная подружка, с которой ты развлекался. – Мэдди опустила камеру и двинулась к концу стойки.

– Ты единственная, с кем я встречаюсь в настоящее время.

– В настоящее время. Но ты пойдешь дальше. Уверена, что все мы взаимозаменяемы.

Мик вздрогнул, когда мелькнула вспышка.

– Вот уж не думал, что у тебя с этим проблемы. – Он отошел в тень и облокотился бедром о музыкальный автомат.

– А у меня их и нет. Я просто убеждена, что в темноте для тебя партнерши одинаковы.

Разговор начал выводить Мика из себя, но у него сложилось впечатление, что Мэдди говорила о наболевшем. Она верила сплетням о нем, но непонятно, почему его это болезненно задевало. Девушка не возражала, чтобы Мик встречался с другими женщинами, так с какой стати ему чувствовать себя униженным. Может, так и надо сделать, прогнать придиру вон и позвонить другой женщине, более покладистой? Но проблема в том, что нет никакого желания встречаться с другой, и этот факт сердил его почти так же, как ее пренебрежительное отношение.

Мэдди сделала несколько снимков танцевальной площадки перед стойкой с разных ракурсов, а потом Мик сказал:

– Ты не права. Не все киски в темноте одинаковы.

Девушка посмотрела на него через плечо. Он хотел обидеть ее, но, как обычно Мэдди повела себя не так, как прочие. Она сделала глубокий вдох и спокойно осведомилась:

– Пытаешься вывести меня из себя?

– Мне кажется, это справедливо. Ты же меня провоцируешь.

Она мгновенье подумала, а потом признала:

– Да, правда.

– Почему?

– Может, потому, что не хочу задумываться о своих поступках. – Мэдди отошла к концу барной стойки и посмотрела на нескользящие коврики на полу. Щелкнула несколько кадров и опустила фотоаппарат. Чуть слышным шепотом, так, что Мик едва разобрал слова, она пробормотала:

– А это тяжелее, чем я ожидала.

Он выпрямился.

– Та же барная стойка, те же зеркала и освещение, и старая касса. – Исследовательница положила камеру и схватилась за конец стойки. – Единственное отличие – сейчас нет крови и трупов.

Мик направился к Мэдди, оставив свой стакан на перилах, мимо которых проходил.

Ее голос прервался, когда она сказала:

– Она умерла здесь. Как ты можешь это вынести?

Мик положил руки на хрупкие плечи.

– Я больше об этом не думаю.

Мэдди повернулась и уставилась на него круглыми глазами.

– Как такое возможно? Твоя мать убила твоего отца прямо на верху лестницы.

– Бар – примитивное место. Четыре стены и крыша, – он провел ладонями вниз по ее рукам вверх-вниз. – Все произошло очень давно. Как я уже сказал, я об этом не думаю.

– А я не могу не думать, – она прикусила губу и отвернулась, чтобы вытереть слезы.

Мик никогда раньше не видел писателей, но ему показалось, что Мэдди чересчур взволнована для женщины, собирающей материал о людях, которых она даже не знала.

– Это оказалось намного тяжелее, чем я предполагала. Обычно, я не фотографирую для книг, но решила, что справлюсь.

Может быть, чтобы писать достоверно, ей приходится с головой погружаться в детали событий и переживать их. Черт, что он в этом смыслит? Он и читает-то нечасто.

Мэдди посмотрела на Мика.

– Мне пора. – Она взяла камеру со стойки и обошла хозяина. По пути к выходу захватила куртку и кошелек со стула, где оставила их ранее.

Вечер катился ко всем чертям, и Мик понятия не имел почему. Он не знал, что именно сделал не так – или чего не сделал. Он планировал, Мэдди немного пофотографирует. Они что-нибудь выпьют, поговорят и да, он надеялся, что после беседы они окажутся голыми. Мик последовал за Мэдди на улицу.

– Уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы вести машину? – Спросил он, выходя через заднюю дверь.

Девушка стояла в луже света и неловко возилась с курткой, пытаясь попасть в рукава. Она кивнула, и в этот момент бумажник упал на землю к ее ногам. Вместо того, чтобы поднять его, Мэдди закрыла лицо руками.

– Почему бы мне не отвезти тебя домой? – Мик подошел к ней, наклонившись по пути, чтобы подобрать кошелек. Его воспитывали женщины, но он не мог понять Мэдди Дюпрэ. – Ты слишком взволнована, чтобы садиться за руль.

Она подняла на него глаза, полные слез, одна из которых как раз скатилась с загнутых ресниц.

– Мик мне нужно кое-что рассказать тебе – обо мне. Что-то, в чем я должна была признаться еще недели назад.

Мику не понравилось, как это прозвучало.

– Ты замужем? – Он поставил ее сумку на капот машины и терпеливо ждал.

Она отрицательно покачала головой.

– Я…Я… – Мэдди выдохнула и стерла слезы со щек – Я не… Я боюсь… Нет, не могу… – Она обвила его шею руками и тесно прильнула. – Не могу выбросить из головы фотографии места преступления.

И это все? Из-за этого она так расстроилась? Он не знал, что сказать, что сделать, и чувствовал себя абсолютно беспомощным. Руки мужчины скользнули по телу девушки, и он обнял ее. В животе возникло тянущее ощущение, и Мик узнал привычное желание. Он обрадовался, что Мэдди не могла читать его мысли, но ведь она сама виновата, честное слово. Не надо было так прижиматься и виснуть у него на шее.

– Мик?

– Ммм? – Сегодня от нее снова пахло ванилью, и он гладил узкую спину вверх и вниз. Обнимать расстроенную прелестницу было почти так же здорово, как заниматься с ней сексом.

– Сколько у тебя с собой презервативов?

Большая рука замерла. Вчера он купил упаковку «Троянов».

– В машине лежит дюжина.

– Должно хватить.

Он отстранился, чтобы заглянуть в бледное лицо, освещенное завлекательной иллюминацией «Хеннессис».

– Я не понимаю тебя, Мэдди Дюпрэ.

– Я сама в последнее время себя не понимаю. – Она запустила пальцы в шевелюру Мика и притянула его губы к своим. – А там где дело касается тебя, по-моему, я все делаю неправильно.

Поздним утром на следующий день Мэдди стояла на кухне, поднося ко рту чашечку дымящегося кофе. Белый халат, влажные после душа волосы зачесаны назад. Прошлой ночью она чуть не открыла Мику, кем приходилась ей Элис Джонс. Нужно было признаться, но каждый раз, открывая рот, она не могла произнести ни слова. Мэдди не боялась ему рассказывать, но по какой-то причине просто не могла этого сделать. Может, время было неподходящее. И какой-то другой момент окажется лучше.

Больше всего Мэдди нуждалась в Мике, чтобы он помог стереть отвратительные образы из ее головы. Она ездила на могилу матери, но не сломалась. Но, стоя на том месте, где Элис Джонс умерла, Мэдди чувствовала себя так, словно кто-то пробил ей грудь и вырвал сердце. Возможно, если б она не видела фотографий окровавленной матери, светлых волос окрашенных в темный коричневый цвет… Может, тогда ее мир не перевернулся бы вверх ногами, и она не стала бы столь эмоциональной.

Мэдди не нравились проявления чувств, особенно на людях. Особенно в присутствии Мика, но он случился рядом и видел ее срыв, а ей был необходим кто-то, за кого можно уцепиться, на ком можно сосредоточиться, когда все обернулось тошнотворно зыбким. Мужчина проводил ее домой, и она взяла его за руку, привела в свою спальню. Он целовал ее во всех тех местечках, в грезах о которых признался. Мик заставил гореть огнем каждый нерв в теле Мэдди. И пусть это сближение не к добру. Пусть с ее стороны это неправильно, даже подло, но находиться с Миком рядом было слишком хорошо, чтобы думать о плохом.

– Мяу.

Снежинка описывала восьмерки вокруг ног Мэдди. Девушка посмотрела вниз на свою питомицу. Как она докатилась до жизни такой? Кошка в доме и Хеннесси в постели.

Она поставила кружку на стол и пошла в кладовку, чтобы взять упаковку кошачьего корма. На полу валялась дохлая мышь, и Снежинка уже тут как тут обнюхивала ее хвост. Мэдди выбросила весь яд в ту ночь, когда решила оставить котенка у себя, но это вовсе не гарантировало, что какая-то грызунья не успела заглотить дозу.

– Не ешь бяку, а то отравишься. – Она схватила пушистую бестию и отнесла в прачечную. Кошка мурлыкала и терлась головой о подбородок хозяйки. – И я точно знаю, что ты спала не в своей постельке. Я опять нашла твою шерсть на своем офисном кресле. – Она положила котенка в его коробку и насыпала корма в плошку. – Не хочу ходить с белой шерстью на попе.

Снежинка выпрыгнула из ящика и набросилась на еду, как будто голодала неделю.

Прошлой ночью, когда Мик вышел из ванной с довольной удовлетворенной улыбкой на губах, котенок подкрался к нему по ковру и напал на ногу интервента.

– Что за черт? – заорал Мик и запрыгал на оставшейся здоровой ноге, а Снежинка скрылась под кроватью. – Не могу поверить, что я еще и потратился, чтобы купить этой наглой зверюге красивый ошейник.

Мэдди рассмеялась и похлопала по постели рядом с собой.

– Иди сюда, малыш, я утешу тебя, растерзанного громадной злобной тигрой.

Он подошел к кровати и потянул Мэдди так, что та встала перед ним на колени.

– Я заставлю тебя заплатить за ущерб и оскорбления.

И он выполнил угрозу. Взыскивал всю ночь напролет. А когда она проснулась утром, рядом никого не оказалось. Снова. Ей бы понравилось проснуться и увидеть его лицо, голубые глаза, смотрящие на нее – сонные и пресыщенные, – но так было лучше. Лучше сохранять дистанцию, даже несмотря на то, что этой ночью они стали настолько близки физически, насколько это вообще возможно для раздельных организмов.

Пока Снежинка кушала, Мэдди ухватила мышь бумажным полотенцем и отнесла в мусорный бак нa улицу. Она позвонила местному ветеринару и записала питомицу на первую неделю августа. На упаковке плиток из гранолы с низким содержанием углеводов Мэдди обнаружила следы зубов, но сами плитки выглядели нормально. Когда девушка откусила кусочек, раздался звонок в дверь.

Через глазок Мэдди уставилась на Мика, стоявшего на крыльце. Он принял душ, побрился и выглядел расслабленным и беззаботным в потертых «левайсах» и полосатой рубашке навыпуск, надетой поверх майки. Она проигнорировала легкий кувырок, который совершил ее желудок, и приоткрыла дверь.

– Как спалось? – спросил Мик, и от сообщнической улыбки на его щеках появились ямочки.

Она распахнула дверь, и гость вошел внутрь.

– Думаю, было около трех, когда я наконец отрубилась.

– Полчетвертого. – Мик просочился мимо, и она закрыла за ним дверь. – Где твоя кошка? – спросил он по пути в гостиную.

– Завтракает. Что, боишься маленького котеночка?

– Этого тасманского дьявола? – издевательски хмыкнул котоненавистник и вытащил из переднего кармана джинсов маленький муляж мышки. – Я принес хищнице кошачью игрушку – пусть развлекается. – Он бросил чучелку на кофейный столик. – Какие у тебя планы?

Мэдди собиралась поработать.

– А что?

– Подумал, что мы могли бы съездить на озеро Рэдфиш и перекусить там.

– Как на свидании?

– Конечно. – Мужчина поймал махровый пояс халата и притянул добычу к себе. – Почему бы и нет?

Потому что они не встречались. Им и сексом-то заниматься не стоило, а уж близко общаться никак нельзя, какие бы кульбиты ни выкидывал ее желудок, и как бы ни покалывало кожу.

– Я голоден и предположил, что ты тоже. – Мик наклонил голову и куснул Мэдди за шею.

Она повернула голову. Однако, съесть чего-нибудь не помешает…

– А почему озеро Рэдфиш?

– Потому что там в летнем домике имеется хороший ресторан, и я хочу провести с тобой целый день. – Он лизнул беззащитное горло. – Скажи «да».

– Мне нужно одеться. – Она вытянула пояс из его рук и повернулась. Зайдя в свою спальню, крикнула:

– А далеко это озеро Рэдфиш?

– Где-то полтора часа ехать, – негромко ответил гость, стоя уже в дверном проеме.

Мэдди не ожидала, что мужчина последует за ней и оглянулась на него, копаясь в ящике с нижним бельем. Прислонившись к косяку, он наблюдал за ней, глаза неотрывно следили за руками, когда она достала розовые шелковые трусики. Взгляд Мика был невероятно интимным. Даже более интимным, чем когда он целовал внутреннюю сторону ее бедер и его синие глаза темнели от вожделения. Интимным, словно они были парой, и для него в порядке вещей смотреть, как она одевается. Как будто их отношения были большим, чем являлись на самом деле и чем когда-либо станут. Как будто существовала надежда на то, что они будут вместе завтра и многие дни после. Мэдди поджала губы:

– Ты не мог бы выйти?

– Ты же не собираешься ни с того ни с сего скромничать? Особенно после прошлой ночи. – Она продолжала холодно смотреть на нахала, пока тот не вздохнул и не оттолкнулся от косяка.

– Хорошо. Пойду, отравлю твою кошку.

Мэдди смотрела, как он уходит, и старалась не думать о завтра и обо всех последующих днях, и о том, чего не могло случиться никогда. Она быстро надела розовый хлопковый сарафан. Зажимом закрепила волосы сзади и у зеркала накрасила глаза тушью, a губы блеском.

Теперь при резком свете дня, когда ее сексуальное желание было утолено, а эмоции придавлены железным самоконтролем, девушка понимала, что должна признаться Мику, что ее зовут Мэдлин Джонс. Он имел право знать это.

Мысль о том, чтобы все ему рассказать, заставляла желудок корчиться в судорогах, и она задумалась, а так ли уж ему необходима такая информация. Прошлой ночью с ее стороны было, наверное, не очень тактично поднимать тему других любовниц. Это его совершенно очевидно взбесило, но факт заключается в том, что Мик Хеннесси не способен принадлежать единственной женщине, также как его отец или дед. Даже если в настоящее время у него никого другого нет, он все равно устанет от Мэдди. И двинется дальше – раньше или позже. Так зачем тогда именно сегодня что-то ему рассказывать?

Если уж на то пошло, ей прежде всего следует прояснить свою унизительную вспышку прошлой ночью. Мэдлин Дюпре не принадлежит к любительницам дешевых мелодрам, рыдающим на груди мужчины. Может, она и не впадала в истерику, как многие женщины, но ее смущал неоспоримый факт утраты самоконтроля. Смущал даже двенадцать часов спустя.

Во время полуторачасовой поездки на озеро Рэдфиш как раз уместно объясниться.

– Извини за вчерашнее, – произнесла Мэдди, перекрикивая музыку кантри, заполнявшую кабину грузовика Мика.

– Тебе не за что извиняться. Вопи сколько хочешь, крикунья, мне это нравится. – Он ухмыльнулся и посмотрел на нее через линзы синих зеркальных солнечных очков, прежде чем снова переключить внимание на дорогу. – Я не всегда разбираю, что ты стонешь, но звучит ужасно сексуально.

До Мэдди наконец дошло, что они говорят о разном.

– Я вообще-то за свою истерику в «Хеннесис» извинялась.

– О. – Его большой палец отбивал на руле ритм песенки о женщине, любившей желтый цвет. – Об этом не беспокойся.

Хотелось бы последовать легкомысленному совету, но нельзя.

– Существуют определенные типы девушек, какими мне никогда не хотелось быть. Один из них – нервная плакса.

– Не сказал бы, что ты нервная, – воздух из кондиционера взъерошил темные волосы. – А какие еще девушки?

– Что?

– Ты сказала, есть девушки, какими тебе никогда не хотелось быть. – Не отрывая глаз от дороги, он выключил CD-проигрыватель и заговорил во внезапной тишине кабины. – Первая – это нервная. А остальные?

– Ну. – Она принялась загибать пальцы. – Надеюсь не оказаться тупой девушкой. Девушкой напейся-и-отдайся. Охотницей-за-мужиками и девушкой-задницей.

Мик обернулся к спутнице.

– Девушкой-задницей?

– Не проси меня объяснять.

Он снова смотрел на дорогу и ухмылялся.

– Значит, речь не о девушке с огромной задницей?

– Нет.

– Ох, наверное, мне не стоит надеяться…

– Забудь.

Он засмеялся.

– Некоторые женщины говорят, что им это нравится.

– Ах-ха. Некоторые говорят, что им нравится, когда их шлепают, но я не нахожу удовольствия ни в том, ни в другом.

Мик потянулся к ретроградке и взял за руку.

– Как насчет того, чтобы тебя привязали к кровати?

Она пожала плечами.

– Вот такое мне в общем и целом по вкусу.

Он поднес покорную руку к губам и улыбнулся, касаясь кожи.

– Кажется, я знаю, чем мы займемся, когда я вернусь с работы.

Мэдди засмеялась и стала смотреть в окно на сосны и густые кустарники вдоль южного рукава реки Пайетт. Айдахо, может, и прославился благодаря местному картофелю, но и виды девственной природы этой местности впечатляли не меньше Большого Каньона.

В летнем домике они заняли столик с видом на сине-зеленые воды озера Рэдфиш и покрытые снегом вершины гор Сотуф. Мэдди и Мик смаковали ланч и говорили о людях в Трули. Девушка рассказала ему о своих друзьях, о прошлогодней свадьбе Люси и о надвигающемся бракосочетании Клэр. Они болтали обо всем: от погоды до мировых событий, от спорта до недавних вспышек вируса Западного Нила. Тольку одну тему парочка старательно обходила стороной – причину переезда Мэдди в Трули. По молчаливому согласию они избегали упоминать о книге, которую она писала, и о той ночи, когда его мать убила двоих людей, а потом и себя.

День выдался расслабляющим и полным веселья, но в те редкие моменты, когда Мэдди смотрела в глаза Мика, совесть твердила, что, знай он, с кем имеет дело, его бы тут не было. Она отгоняла мрачные мысли в сторону, игнорировала их. Притворялась глухой. И когда любовники возвращались домой, Мэдди похоронила совесть так глубоко, что осуждающий голос доносился лишь еле слышным шепотом, на который было совсем легко не обращать внимания.