Глава 16. Мэг помассировала пальцами виски – привычка, усвоенная с детства.

 

Мэг помассировала пальцами виски – привычка, усвоенная с детства.

– Нельзя развязывать ей руки. – Подол розового халата колыхался у лодыжек, пока она мерила шагами маленькую кухню.

Девять часов утра, и, к счастью, у нее сегодня выходной. Трэвис ночевал у Пита и потому пребывал в блаженном неведении о переполохе, возникшем дома.

– Нельзя позволять ей жить здесь, как ни в чем не бывало, – не унималась Мэг. – Все было хорошо, пока она не пожаловала. Точь-в-точь, как мать. Заявилась в город и все испортила.

После того, как Мик уехал от Мэдди, он отправился на работу, стараясь не обращать внимания на злость и хаос, царившие в душе. После закрытия бара ему пришлось задержаться, чтобы разобраться с накопившимися делами: просмотреть документы из банка и выписать чеки с заработной платой, проверить инвентарные ведомости и составить список необходимых заказов. Только утром, когда часы пробили восемь, Мик отправился к сестре.

– Нужно что-то делать.

Мик поставил свой кофе на старый дубовый стол, за которым обедал еще ребенком, и сел на стул.

– Обещай, что ты не будешь вмешиваться.

Мэг остановилась и уставилась на него.

– Как, например? Что я могу предпринять?

– Обещай, что ты даже близко к ней не подойдешь.

– С чего ты взял, что мне захочется?

Мик укоризненно взглянул на сестру, и из нее словно выпустили весь воздух.

– Я не такая, как мама, и не собираюсь никому причинять вреда.

Никому, кроме себя самой.

– Обещай, – настаивал Мик.

– Ладно. Если тебе от этого полегчает. Обещаю, что не спалю ее дом. – Женщина хихикнула и опустилась на стул рядом с братом.

– Мэг, это не смешно.

– Не нуди, ведь той ночью никто не пострадал.

Только потому, что в ту ночь, когда Мэг подожгла их фермерский дом, он подоспел вовремя и вытащил ее. Она всегда утверждала, что не пыталась покончить с собой, но Мик до сих пор не вполне ей верил.

– Знаешь, я же не сумасшедшая.

– Знаю, – миролюбиво согласился он.

Она дернула головой.

– Нет, ты сомневаешься. Иногда мне чудится, что ты смотришь на меня, а видишь маму.

Эта догадка была настолько близка к правде, что он даже не попытался протестовать.

– Я просто считаю, что иногда твои чувства перехлестывают через край.

– По-твоему, меня переполняют чувства, но ведь существует огромная разница между чрезмерной эмоциональностью, толкающей на безобидные сумасбродства, и готовностью схватить ружье и убить себя или еще кого-то.

Мик подумал, что сестра недооценивает извержения своих чувств, причисляя их к обычным проявлениям эмоциональности, но ввязываться в спор не хотелось. Мужчина встал и подошел к раковине.

– Устал я сегодня, поеду-ка домой, – сказал он и вылил кофе.

– Постарайся выспаться, – велела сестра.

Он взял с кухонного стола ключи. Мэг поднялась, чтобы обнять брата на прощание.

– Спасибо, что заскочил и рассказал мне все новости.

Мик не рассказал ей всего. Даже не упомянул, что занимался с Мэдди сексом и что влюбился в обманщицу.

– Передай Трэвису, я заеду за ним завтра с утра и возьму на рыбалку.

– Он обрадуется, – Мэг проводила брата до двери. – Ты в последнее время был так занят на работе, что вы совсем мало времени проводили вместе.

Да уж, он действительно был постоянно занят – по большей части, преследуя Мэдди Дюпре. Нет. Мэдди Джонс.

– Прими душ, – крикнула Мэг вслед Мику, когда он шагал к своему грузовику. – Дерьмово выглядишь.

Что вполне справедливо, учитывая, что и чувствовал он себя соответственно. Мик забрался в кабину и спустя десять минут уже стоял в своей спальне, размышляя, как же он докатился до жизни такой. Мужчина стянул футболку через голову и уловил аромат Мэдди. Прошлой ночью любовница благоухала кокосом и лаймом, и сегодняшнее утро стало первым с момента их знакомства, когда Мику не хотелось зарыться лицом ей в шею. Нет, руки чесались эту шею свернуть.

Он бросил одежку в ящик для грязного белья в стенном шкафу. Известие о том, кем является на самом деле Мэдлин Дюпре, вынесло мозг, как выстрел в голову. И, словно запоздалого признания оказалось недостаточно, она вытащила эти чертовы фотографии своей матери, чем окончательно добила его, вывернув наизнанку все нутро. Мэдди вытрясла из него душу и послала в глубокий нокаут.

Мик снял ботинки и разделся. Идиот. Впервые в жизни он так сильно увлекся. Настолько сильно, что в груди жгло, как от кислоты. Только красотка не была той, кем позволяла себя считать. Мэдди Джонс – дочь последней любовницы его отца. И неважно, что, глядя на Мика, она не видела Лока, и неважно, что она совсем не похожа на свою мать. И даже ее ложь не имела особого значения, по крайней мере, по сравнению с тем, кем она являлась. Большую часть своей жизни Мик старался дистанцироваться от своего прошлого, пытался от него освободиться – только для того, чтобы влюбиться в женщину, неразрывно с этим прошлым связанную.

Мик вошел в ванную и включил душ. Очевидно, он гораздо больше смахивает на Лока, чем готов допустить, и это его просто бесило. Почти с самого начала он уловил в Мэдди что-то особенное. Неотразимо притягательное. Мик тогда не задумывался, что за ощущение захватывает его. Сейчас-то он догадался, и осознание глодало изнутри, как расплавленный свинец. Наверное, его отец испытывал к ее матери такое же всепоглощающее неутолимое влечение. Так же был околдован ее улыбками, смехом, тем, как она шептала его имя, отдаваясь наслаждению. Так же жаждал продолжения волшебства. И испытывал то же умиротворение, находясь с ней рядом. Все невзгоды исчезали и очарованными глазами он так же видел лишь желаемое даже прежде, чем осознавал, чего желает.

Мик встал под душ и позволил теплой воде стекать по волосам. Лок наверняка любил Элис Джонс, раз решился бросить ради нее жену и детей. Теперь Мик уяснил это со всей очевидностью, глядя сквозь призму ненавистной любви к Мэдди Джонс. Стыдно и глупо, но, когда она вчера открыла дверь и предстала перед ним на пороге с кошкой в руках, Мик почувствовал, словно солнце согревает его изнутри. И он понял. Понял, что чувствует мужчина, любящий женщину, постиг это каждой клеточкой своего тела, подтвердил каждым ударом своего сердца. А потом отнес Мэдди в постель и узнал, каково это – заниматься любовью с любимой женщиной, и утвердился властелином мира.

А потом она вырвала сердце из его груди.

Мик откинул голову назад и закрыл глаза. В своей жизни он видел и совершал вещи, с которыми невозможно смириться. Он казнился из-за смертей солдат, бывших его товарищами. Но никакая прежде испытанная мука не шла в сравнение с болью и унынием, которые он изведал, полюбив Мэдди.

Существовал только один выход. Он заявил ей, что не вспоминал о ее матери и что не собирается думать о ней – так и нужно поступить. Он забудет Мэдди Джонс.

Мэг открыла входную дверь и взглянула в спокойные голубые глаза Стива Касла. Она приняла душ и как раз закончила сушить волосы, когда он приехал.

– Я просто не знала, кому еще позвонить.

– Рад, что ты обратилась ко мне.

Стив вошел в дом и последовал за Мэг на кухню. На нем были джинсы и футболка с изображением рога изобилия и словами «Все ненавидят вегетарианцев» на груди. За кофе Мэг пересказала гостю все, что услышала от Мика.

– Об этом скоро узнает весь город, и я не представляю, что делать.

Стив поднес ко рту чашку, утонувшую в громадной пятерне.

– Кажется, единственное, что ты можешь сделать, – это высоко держать голову, – вынес он свой вердикт и отхлебнул кофе.

– Разве я смогу? – В прошлый раз, когда они говорили о Мэдди Дюпрэ Джонс, Стив дал ей хороший совет и помог обрести уверенность. – Теперь все по новой примутся пережевывать сплетни о срыве моей матери и о бесчисленных интрижках отца.

– Возможно, но твоей вины в этом нет.

Мэг поднялась и направилась к кофейнику.

– Знаю, но это не помешает людям судачить обо мне. – Она снова наполнила кружки – свою и Стива.

– Да, не помешает, но чтобы они не болтали, говори себе, что лично ты ничего плохого не сделала.

Она поставила кофейник на подставку и прислонилась бедром к стойке.

– Я могу твердить это до умопомрачения, но лучше мне от этого не станет.

Стив оперся на кухонный стол и встал.

– Станет, если ты в это поверишь.

– Ты не понимаешь. Это так унизительно.

– О, я очень хорошо понимаю. Когда я вернулся из Ирака, моя жена была беременна, и все знали, что ребенок не мой. – Он двинулся к ней, почти не хромая. – Мне пришлось смириться не только с ампутацией ноги и крушением брака, но и с тем, что жена изменила мне с армейским приятелем.

– О, Господи, Стив. Мне так жаль.

– Не стоит меня жалеть. Какое-то время моя жизнь была сущим адом, но сейчас все пучочком. Иногда приходится нахлебаться дерьма, чтобы оценить вкус сахара.

Мэг подумала, что это армейская присказка.

Мужчина потянулся к ее руке.

– Но ты не сможешь насладиться сахаром, пока не избавишься от всего дерьма. – Он ласково провел большим пальцем по внутренней стороне ее запястья, и по ее рукам пробежала дрожь. – То, что натворили твои родители, не имеет к тебе никакого отношения. Ты была ребенком. Точно так же то, что моя жена трахалась с моим приятелем, не имеет никакого отношения ко мне. Подумай сама. Если она была несчастна из-за моего отсутствия, могла бы утешиться каким-нибудь достойным занятием. Если твоя мама страдала из-за интрижек мужа, то и с эти можно было справиться иначе. В том, что сделала моя жена, нет моей вины. Так же, как нет твоей вины в том, что учинила твоя мать. Не знаю, как ты, Мэг, а я не собираюсь всю оставшуюся жизнь расплачиваться за идиотские взбрыки других людей.

– И я не хочу этого.

Стив сжал ее ладонь, и прикосновение отозвалось в ее сердце.

– Тогда не поступай так. – Он притянул женщину к себе и положил свободную руку ей на затылок. – Единственное, в чем я уверен – слова и поступки других людей никогда не удастся контролировать.

– Ты говоришь, как Мик. Он думает, я не могу избавиться от прошлого, потому что зациклилась на этом кошмаре. – Мэг прижалась лицом к ладони Стива.

– Может быть, нужно, чтобы в твоей жизни появилось что-то, способное отвлечь тебя от воспоминаний.

Когда Мэг была замужем за отцом Трэвиса, она не позволяла прошлому обрести над собой такую власть, как сейчас.

– Может быть, тебе нужен кто-то рядом.

– У меня есть Трэвис.

– Помимо твоего сына. – Он опустил голову и пророкотал прямо у ее губ: – Ты красивая женщина, Мэг. В твоей жизни должен быть мужчина.

Она открыла рот, чтобы запротестовать, но все слова вылетели из головы. Так невероятно давно ни один мужчина не называл ее красивой. Так много дней она не ласкала никого, кроме сына. Она прижалась губами к губам Стива, и он поцеловал ее. Казалось, этот теплый нежный поцелуй длился вечно на залитой солнечным светом кухне. А когда они все же оторвались друг от друга, Стив обхватил ее лицо мозолистыми ладонями и прошептал:

– Я очень долго мечтал об этом.

Мэг облизала нижнюю губу и улыбнулась. Сейчас она чувствовала себя красивой и желанной. Словно была чем-то большим, чем официантка, мать или женщина, которой совсем недавно стукнуло сорок.

– Сколько тебе лет, Стив?

– Тридцать четыре.

– Я старше тебя на шесть лет.

– Это для тебя проблема?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, но это может оказаться проблемой для тебя.

– Возраст не имеет значения. – Стив опустил руки на спину Мэг и притянул ее поближе к себе. – Мне нужно только придумать, как сказать Мику, что я хочу его сестру.

Мэг хмыкнула и крепко обняла Стива. Она знала, что у Мика есть много собственных секретов, самый свежий из которых – его близость с Мэдди Джонс.

– Давай подождем, пока он сам догадается.