ПРЕЛЕСТЬ ЛЮБВИ

«Сквозь огонь я прошла, в пещере побывала, остались ис­пытания водой и воздухом», — думала я собирая чемодан в оче­редное путешествие. На Кипре в это время жарко, поэтому луч­ше взять с собой побольше летних вещей, но придется ехать в деловом костюме, так как в Петербурге, как всегда, дождь, а встречу с заказчиком никак не отложить. Но предвкушение те­пла все равно наполняло легкостью и радостью. «Чемодан при­дется взять в офис и ехать в аэропорт прямо оттуда», — раз­мышляла я, складывая сарафаны и купальник.

«Фабиан прилетит на следующий день, так что будет время привести себя в порядок и переодеться во что-то более легко­мысленное», — успокаивала я себя, натягивая черный брючный костюм в тонкую коричневую полоску и надевая корсет тигро­вой расцветки. «Вроде бы и серьезно, и сексуально, — любуясь собой в зеркале, подумала я, — спасибо Дольче и Габбано за их талант превращать деловые костюмы в соблазнительные на­ряды», — мысленно поблагодарила я, беря чемодан и садясь в такси.

Но уже через несколько часов, спускаясь с трапа самолета под палящие лучи кипрского солнца, я поняла, что с костю­мом я все же погорячилась. «Как только получу багаж, сразу же надену футболку», — предвкушала я, вглядываясь в багаж­ную ленту. Чемодана все не было и не было. Пассажиры поки­дали здание аэропорта, и лишь я в одиночестве напрасно жда­ла вожделенного чемодана. «Наверное, во Франкфурте не ус­пели перегрузить или послали не туда», — обреченно подумала я, плетясь к окошку «Розыск багажа».

— Я думаю, через два дня ваши вещи привезут, — с радо­стной улыбкой и бодрым голосом заверила меня девушка за стойкой.

— А раньше нельзя, я улетаю через три дня! — взмолилась я, уже ненавидя свой черный костюм, особенно его шерстяную составляющую.

— Мы постараемся сделать все возможное, — с той же за­ученной улыбкой заверила меня девушка.

«Хорошо, — подумала я про себя, — есть повод купить что- то новое, не ходить же два дня в офисном костюме, умирая от Жары. А если ходить только в корсете, выглядеть будет вызы­вающе», — размышляла я, называя в такси адрес отеля. Отель назывался многообещающе: «Венус-бич», в честь богини люб­ви Венеры.

В отеле мне тут же выдали косметический набор с пастой Щеткой, расческой, кремами и другими мелочами, помогающий прожить без чемодана хоть неделю. Так что в номер я верну­лась уже в хорошем расположении духа, планируя ранним Утром поездку в ближайший магазин за летними вещицами. К приезду Фабиана я уже смогу найти что-нибудь очарователь­ное — с этими радужными планами я заснула.

На следующее утро солнце светило нещадно, но в костюме было еще терпимо. Неспешно идя по улочке, я любовалась ста­ринными домиками. Войдя в магазин, я устремилась к вешал­ке и, разочарованная, тут же отошла. Выбора не было, и, кое-как отыскав приличный сарафан, я открыла сумку, ища ко­шелек.

«Это уже не смешно, — подумала я, — сначала отстал чемо­дан, а теперь куда-то пропал кошелек. Я не могла его поте­рять, — успокаивала я себя, лихорадочно перерывая сумку, — наверное, оставила в номере». С сожалением вернув на вешал­ку сарафан, я почти побежала в гостиницу. Ворвавшись в но­мер, я обшарила каждый угол — кошелька не было.

И тут зазвонил телефон и Фабиан извиняющимся голосом сказал, что не может прилететь, так как во Франции очередная двухдневная забастовка авиадиспетчеров. Я почувствовала, как меня охватывает состояние паники: без чемодана, без денег, без знакомых, в незнакомой стране! «Что же мне делать?» — пыта­лась я понять, разрыдавшись.

— Что же мне делать? — я заплакала навзрыд, стоило мне увидеть тетушку.

Когда Камилль не появился в конце июня, как обещал, я ре шила, что какие-то дела его задерживают, но когда прошел вто­рой месяц, я поняла, что начинаю сходить с ума. Я вдруг осоз­нала, что даже не знаю, где он живет и где мне его искать. Кро

ме тетушки, помочь мне никто не смог бы, и я, тут же собрав вещи, поехала в Санкт-Петербург. Пока я ехала в поезде, про­сто не находила себе места, а войдя в уютный будуар тетушки на Конногвардейском бульваре, тут же дала волю слезам.

— Перестань рыдать и расскажи мне, что происходит. — Су­ровый тон тетушки вернул меня к действительности.

— Он пропал! — все, что я могла выдавить, начав рыдать с новой силой.

— Дорогая, он — это кто? — Мои слезы на тетушку не дей­ствовали. И вообще тетушка считала, что женщине плакать не­обходимо, потому что иначе окаменеет сердце.

— Камилль, — почти успокоившись, я продолжала всхлипы­вать. — Он же даже не красивый!

— Причем тут это? Когда ты чувствуешь в мужчине силу, все остальное не имеет значения. Ты просто идешь за этой силой. Это тот, о котором ты писала мне? Судя по описаниям, не простой мужчина. И что же случилось?

— Он просто исчез! Стоило мне в него влюбиться и пове­рить, что это и есть моя вторая половина, как он пропал.

— С иллюзиями о второй половине мы разберемся попоз­же, а пока ты мне расскажешь, чему ты научилась что ты по-ЗНала и о чем твои слезы?

— О потерянной любви.

— О ней ли? — усомнилась тетушка. — О прошедшей влюблен­ности, скорее.

— Но я его люблю, — запротестовала я.

— Ты была влюблена, но сердце твое пока закрыто, и ты не готова дарить любовь.— Конечно, это же страшно — подаришь любовь, а тебе по­том сделают больно, так что лучше и не любить, — защища­лась я. — И я была права, стоило открыть свое сердце Камил-лю, как он тут же исчез. — Я снова зарыдала. — И самое ужас­ное, я не знаю, с ним что-то случилось или он сбежал от меня. Не надо было с ним заниматься любовью! Но почему я вечно тебя не слушаю? Ведь ты же говорила мне, что сначала надо мужчине дать время на пробуждение любви, а потом отдаваться ему.

— Да, главное — не сдаться раньше времени, — согласилась тетушка.

— А я, я все сделала наоборот. — И слезы опять полились рекой.

— Страсть сильнее голоса рассудка, и, если ты провела с мужчиной ночь, трудно оставаться рассудительной и разумной. Поэтому так важно на первом этапе отношений быть в состоянии Королевы — быть недоступной и отстраненной и оценить мужчину, а не бросаться сразу в отношения, не разобравшись, нужен ли он тебе.

— И что же мне теперь делать, я все испортила или у меня есть шанс?

— Шанс всегда есть. Да, девочка моя, слова тут не помо­гут. — Тетушка прижала меня к себе и любовно погладила по голове, словно маленькую девочку, после чего я зарыдала еще больше. — Сегодня отдохни, а завтра мы поедем в Грецию, на Кипр, к храму Афродиты — исцелять твое сердце, и открывать его для любви, и наполняться любовью. Трудно подарить лю­бовь, не будучи ею наполненной. Помнишь, мы говорили с тобой о состоянии Девочки. Именно в этом состоянии жен­щина радостна, легка, открыта, доверчива и наполнена любо­вью. И именно в этом состоянии она получает от мужчины защиту, заботу и любовь...

—...или нож в спину. Да, легко сохранять детскую непосред­ственность, если с тобой ничего не происходит, труднее оста­ваться доверчивой и любящей, когда тебя предают, причиняют боль, испытывают и разочаровывают, — не согласилась я с те­тушкой.

— Ты же еще не знаешь, что произошло. Истинное состоя­ние Девочки — это умение любить, несмотря на боль и разоча­рования, и умение довериться миру. Позволь жизни идти так, как она идет, позволь себе поверить, что любые события для те­бя благоприятны.

— Все, что ни делается, все к лучшему, — пыталась я себя успокоить, придя на гостиничный пляж. Пляж был пустынен, но все равно я в своем деловом костюме смотрелась странно. Но оставаться в номере не было сил, и я решила пойти посмот­реть на море и поразмышлять, как мне быть дальше. Сотни ва­риантов прокручивались у меня в голове, но все они отметались за ненадобностью. Как я проживу эти два дня, я не представля­ла. Я смотрела на набегающие волны, чувствуя себя маленькой, беспомощной девочкой, и почувствовала, как мое дыхание подстроилось к ритму волны. Вдох — накатила волна, выдох — ответила. Вдох — накатила выдох — откатила. Я растворялась в этом ритме, становясь волной. И все неудачи представились ввиде ужасных фигур, построенных из песка. Накатившаяся волна смывала их превращая в песок.

Я ощутила свою колоссальную силу, наделяющую меня спо­собностью все принять и, приняв, изменить любую ситуацию, любую неприятность. Я еще не понимала, как я могу что-то из­менить, но уже само принятие наделяло меня силой. Я подошла к кромке воды и, опустив в нее руки, почувствовала чистоту и свежесть. Закатав брюки выше колен, я вошла в эту прохладу и представила себе, как сама становлюсь набегающей волной, под­нимающейся вверх и стремительно падающей вниз, разлетаясь на тысячи капелек. И эти капельки формируют новую волну, вознося меня еще выше, на самом верху встречаясь с другой волной, проникая друг в друга и растворяясь друг в друге. И в этом есть сила, в этом есть мощь. И волна опускается, и брыз­ги превращаются в морскую пену.

— «Афрос» по-гречески — «морская пена», — объясняла те­тушка, глядя на набегающие волны. Мы остановились в уют­ной деревеньке Куклия, недалеко от храма Афродиты, в доме одного грека, старого приятеля тетушки. И отдав чемоданы хо­зяину, мы тут же пошли к морю, откуда, по преданию, вышла рожденная из пены Афродита.

— Женщина — волновая структура, и когда женщина позво­ляет себе ощутить в себе свойства волны, то происходит ее вто­рое рождение — рождение богини любви, рождение истинной женщины. Вода наделяет женщину принятием, легкостью и уме­нием раствориться в другом.

__Я не хочу растворяться в другом. Это слишком больно,

когда тот, в ком ты растворилась, уходит из твоей жизни.

— Да, это больно, но через боль надо пройти. Жизнь пред­полагает боль, хотим мы этого или нет, признаем это или нет. И у тебя есть выбор — закрыться от этой боли и, как следст­вие, перестать испытывать любовь либо принять, что боль и лю­бовь — две части одного целого, и позволить себе наслаждать­ся жизнью, чувствовать ее каждой клеточкой своего тела, насла­ждаться каждой минутой.

— Мне трудно наслаждаться, понимая, что когда-нибудь это закончится.

— Одно из свойств этого мира — конечность. Все когда-ни­будь заканчивается, в этом высший смысл. Все имеет конец, но вопрос не в том, что все закончится, а в том, что будет с тобой происходить все это время. Насколько ты позволишь себе от­крыться для любви, не боясь боли. Чем больше будет любви, тем больше будет боли. Но если ты перестаешь любить, ты пе­рестаешь жить.

— Господи, тетушка, хорошо об этом рассуждать, но когда чувствуешь, что от твоего сердца оторвали кусок и унесли в не­известном направлении, то хочется лечь и умереть!

— Лучше лечь и пройти сквозь боль.

— Пройти сквозь боль?

— Да, прожить свою боль и отпустить ее. Когда ты убега­ешь от боли, борешься с ней, отказываешься ее признать, то то­гда ты начинаешь страдать, а когда ты идешь в боль и прожи­ваешь ее, твое сердце открыто для новой любви.

— А вдруг я этого не выдержу?

— Когда ты знаешь, что сквозь это надо пройти, ты собираешься иделаешь. Это как зубная боль — зуб болит и ноет, мешает тебе жить и радоваться каждому дню, и однажды боль ста-ииьшся настолько невыносимой, что ты идешь и вырываешь его, понимая, что будет еще больнее, но потом станет легко и радостно и эта боль не вернется никогда.

— Тетушка, умеете вы убеждать, — засмеялась я. — Я гото­ва вырывать боль, а это не будет длиться вечность?

— Нет, самое сильное проживание занимает около трех ча­сов, с твоей болью можно справиться минут за двадцать. Ты го­това, девочка моя?

— Что надо делать?

— Ложись на теплый песок и начинай дышать животом: вдох — живот наполняется, выдох — живот опускается. Иди внутрь себя, иди в свою боль, опускайся в нее все глубже и глубже. Иди в глубь нее, иди за нее. Вспомни, как тебя отвер­гали, как тебя не принимали, как предавали твою любовь, вспомни, как от тебя отвернулись в тот момент, когда ты мо­лила о помощи, как были к тебе холодны, когда ты сильнее всего нуждалась в тепле, как прошли мимо, когда ты была бес­помощна. Иди в свою боль, иди за нее. Проживай ее, не сдер­живай себя, позволь ощутить ее внутри себя и иди в ее центр, становясь этой болью, иди внутрь нее, иди за нее. Дыши жи­вотом и проси высшие силы помочь тебе пройти в сердцеви­ну боли и прожить ее до конца.

«Если с жизнью не бороться, то она сама приведет к лучше­му результату», — откуда-то всплыли эти слова, и я вспомни­ла, как волна выносила людей на берег, спасая от смерти. Мне

неудержимо захотелось броситься в море и ощутить себя частью

Женщина — волна, ее главное качество — это принятие. Ко­гда она принимает, она может измениться. В состоянии волны женщина может принять в себя любые потоки и любые ситуа- ции. Волна дает качества принятия, легкости и терпимости. В волне есть сила, в волне есть мощь.

— Доверься жизни, и все будет так, как лучше для тебя, — повторяла я про себя слова прабабушки, наблюдая за волна­ми, когда услышала за спиной радостный возглас: «Мария!» Возглас явно относился ко мне, так как больше на берегу ни­кого не было. Я обернулась и увидела взъерошенного черно­волосого мужчину в легком сером пиджаке, черной рубашке навыпуск и красным шарфом, обмотанным вокруг шеи. Но внимание приковывали его красные ботинки, выделяющиеся на белизне песка. Черные стильные очки довершали облик сво­бодного художника.

— О, нет, — простонал мужчина, когда я обернулась.

— Что-то случилось? — участливо поинтересовалась я по-английски.

— Они бастуют, а я теряю миллионы, — возмущенно разма­хивая руками, стал объяснять незнакомец, — и что я должен объяснять рекламодателю, и своей съемочной группе, и куче ста­тистов, которых я привез из Афин? Что по милости авиадис­петчеров во Франции модель, которая должна играть Венеру, не прилетела.— Мой партнер тоже не смог прилететь, — посочувствова­ла я.

Замерев на секунду, незнакомец пристально на меня посмот­рел, и, видно, какая-то мысль мелькнула в его сознании.

— Вы могли бы сняться вместо Марии в рекламном ролике гостиницы, — словно размышляя вслух, произнес он.

— Я? — ошарашено переспросила я, решив, что, может, не­правильно поняла его английский.

— Почему бы нет, вы на нее похожи. — И, не дав мне даже вставить слово, тут же с пылом продолжил: — Послушайте, это не займет много времени, только два дня — завтра и послезав­тра. — Увидев сомнения на моем лице, он стал более настой­чив. — Сюжет очень прост: Венера рождается из пены морской, затем мы показываем эпизод из мистерий, посвященных Вене­ре, затем как Венера приезжает в образе современной девушки в отель и наслаждается жизнью.

— Но я же не похожа на Венеру и никогда не снималась в рекламных роликах, — попыталась я отказаться.

— Послушайте, — молитвенно сложив руки у груди, с моль­бой в глазах смотрел он на меня, — вы такая же рыжая, как Ве­нера Боттичелли, и только вы можете спасти мою задницу!

— Да, аргумент убедительный, — рассмеялась я. — Но я же не актриса, а менеджер, вдруг я все испорчу? — все еще колеба­лась я.

— Тем лучше! Иногда непрофессионалы более убедительны для публики, чем профессиональные актеры. Отель оплатит ва­ше проживание, и вы получите еще 600 евро за два съемочных дня, — привел он последний аргумент, и тут я вспомнила, что я без денег и без чемодана и, как последняя идиотка, отказыва­юсь от единственного шанса как-то продержаться эти три дня до отлета домой. Видимо, мои мысли явно читались на моем ли­це, и незнакомец понял, что согласие получено. Издав радост­ный возглас, он порывисто расцеловал меня в обе щеки и тут вспомнил, что мы так и не познакомились.

— Костас Сарандо, режиссер группы компаний «АльМедиа».

— Лариса, — назвала я свое имя.

— В вашу честь уже назван один остров Греции в Эгейском море, так что к славе вам не привыкать.

— Спасибо, буду надеяться, что это так.

— О, я вас заболтал. Пойдемте, я угощу вас кофе, и мы об­судим ваше превращение в Венеру.

— Ты готова превращаться в Афродиту? — спросила тетуш­ка, когда я, все еще не оправившись после встречи с болью, ле­жала, свернувшись клубочком на теплом песке.

— Пока нет, трудно быть богиней любви, когда еще минуту назад я чувствовала себя отвергнутой, никому не нужной и ни­кем не любимой.

— Только освободившись от боли, ты можешь научиться дарить любовь. И если ты наполнена любовью, то никто не мо­жет отвергнуть тебя, потому что она внутри тебя. Когда ты на­полнена любовью к самой себе, к миру, то это внутри тебя и это не зависит от того, любит тебя этот мужчина или нет, при­нимает он твою любовь или нет. Любовь — это твое внутрен­нее состояние.

— Может быть, но пока я чувствую пустоту внутри себя.

— Девочка моя, эта пустота внутри тебя не связана с Камиллем. Ты просто пытаешься ее заполнить, бросаясь из одних от­ношений в другие. И никто, кроме тебя, не способен заполнить эту пустоту.

— Что я должна для этого сделать?

— Родиться вновь из пустоты. Представь, что ты входишь в море, что вода омывает тебя, растворяя и вымывая твою боль, что с каждым выдохом из той пустоты, что внутри тебя, ухо­дит темнота и с каждым вдохом эту пустоту наполняет золо­тистый цвет. В этой пустоте зарождается новая жизнь — твоя жизнь. Вдыхая золотистый свет, представь, что уже прошло де­вять месяцев. Попроси Афродиту благословить твое рождение. Почувствуй, как ты вновь рождаешься в теплых волнах моря. Улыбнись тому миру, в который ты пришла, и почувствуй, как мир улыбается тебе в ответ. Ощути, как любовь мира наполня­ет тебя, как все радуется твоему рождению, как все приветству­ет твое появление.

Ты уникальна и прекрасна такая, какая есть, ты достойна любви по праву рождения, просто за то, что ты есть. Быть любимой — это так просто, так естественно, как дышать. По­чувствуй, как каждый вдох наполняет твое сердце любовью и заполняет зияющую пустоту твоей души. Ты купаешься в те­плых волнах, резвясь и радуясь каждому мгновению.

Посмотри, этот ребенок превращается в маленькую девоч­ку, сохраняя все качества ребенка — открытость, нежность, доверчивость. И вот уже маленькая девочка играет в волнах, брыз­гаясь и визжа от восторга. Она ощущает свое единство с миром, чувствует, как радость переполняет ее, чувствует, что весь мир принадлежит ей.

И эта маленькая девчушка становится длинноногой девоч­кой-подростком. Она плещется в волнах с изящной грацией юности, сохраняя открытость и непосредственность маленькой девочки. Мир любуется ею и дарит ей свою любовь, а она в ответ излучает любовь, освещая все вокруг. И длинноногая де­вочка превращается в девушку, неискушенную и чистую. И эта девушка отдается течению жизни, течению волн, доверяя миру и растворяясь в нем. И когда ты почувствуешь, что готова, возвращайся в реальность, сохраняя качества ребенка — откры­тость, нежность, доверчивость и наполненность любовью.

«Иногда так приятно довериться мужчине», — думала я, вы­бирая сарафан.

— Иногда так хочется почувствовать себя ребенком — довер­чивым, чистым, беспомощным, но когда вдруг оказываешься в ситуации полной беспомощности и полной зависимости от ми-Ра, сразу становится безумно страшно... — так я закончила свой рассказ про злоключения сегодняшнего дня. Выслушав мою историю про «отставший» чемодан, украденный кошелек и за­стрявшего в Париже Фабиана, Костас тут же потащил меня в ма­газин. Я пыталась отказаться, но он не принимал никаких воз­ражений. Купив мне три легких сарафана, четыре футболки и пару белых брюк, он был счастлив, по-моему, больше меня.

Я была потрясена и растеряна. Впервые в моей жизни незнакомый мужчина покупал мне наряды просто так, причем явнонаслаждаясь самим процессом покупки и выбора. Протягивая мне пакет с покупками, Костас смотрел на меня с застенчивой улыбкой, явно ожидая моей реакции. Где-то в глубине моего подсознания всплыли наставления прабабушки про искусство принимать подарки: «Радуйся так, как будто получаешь в пода­рок целый мир, даже получая что-нибудь простое, и тогда тебе подарят целый мир».

— Костас, спасибо! — с искренней благодарностью восклик­нула я и прижала пакет к груди, как самую большую драгоцен­ность. — Теперь я не умру от жары, вы просто спасли меня от теплового удара. То, что я не смогла выразить в словах, прочиталось в сиянии моих глаз. Костас зарделся, было видно, что он страшно доволен.

— Теперь я накормлю вас настоящим кипрским ужином и отправлю спать, чтобы завтра вы были полны сил.

— Что входит в настоящий кипрский ужин?

— Мезе — масса вкуснейших закусок и разных горячих блюд.

— Я же не осилю столько, — испугалась я.

— Осилите!

«Как приятно, когда о тебе заботятся! — думала я, провали­ваясь в сон после сытного ужина. — И так приятно чувствовать себя маленькой девочкой».

— Тебе понравилось чувствовать себя маленькой девоч­кой? — спросила тетушка за завтраком. Я проснулась и пойма­ла себя на том, что улыбаюсь просто так, потому что ярко све-

тит солнце, потому что тетушка опять рядом, потому что я на Кипре и просто потому, что жизнь прекрасна.

— Пока не поняла, — ответила я, — тем не менее мне нра­вится чувство радости и наполненности любовью, но меня пу­гает ощущение уязвимости, мне кажется, что быть открытой и доверчивой опасно и это приносит боль.

— Да, ты права — проще закрыться от мира, от любви, не позволять себе ничего чувствовать, не позволять себе привязы­ваться, не позволять себе любить... тогда ты превратишься в хо­дячего мертвеца. Любовь предполагает уязвимость, но в то же время только она дает ощущение жизни.

— Я не хочу опять открываться кому-то и получать боль. Я устала от поисков любви, я устала молить о любви.

— Ты устала молить о любви, потому что ты ждешь ее, но не умеешь давать. Ты ищешь ее в мужчинах, а она — в тебе. Нет ничего в этом мире, что мешало бы нам пребывать в этом со­стоянии, кроме нас самих. Это мужчина не может получить лю­бовь от пространства, а дом женщины — в сердце по праву ро­ждения. Только женщина обладает способностью трансформи­ровать обиды, печали, тревоги в любовь. Чтобы ощутить себя богиней любви, твое сердце должно быть сонастроено с вибра­циями любви.

— Мне кажется, что у меня вместо сердца кусок льда, и, сколько бы мы ни пытались его оживить, ничего не помогает.

— Господи, девочка моя, все даже хуже, чем я думала, — покачала головой тетушка. — Слишком много боли и страхов в твоем сердце... Сегодня жаркий день, и надеюсь, вода будеттеплой, ты сможешь поплавать. Так что собирайся и пойдем к морю.

Придя на берег, я какое-то время любовалась нежной лазу­рью воды и белоснежным песком. Но тетушка была неумолима.

— Девочка моя, раздевайся и заходи в море.

С опаской я подошла к воде, но она была на удивление теп­лой для начала апреля, словно Афродита решила помочь мне. Нырнув, я легла на спину, закрыла глаза и прислушалась к мяг­кому голосу тетушки.

— Вдохни розоватый цвет и выдохни изумрудно-зеленый цвет твоего сердца. Сделай десять таких вдохов и выдохов. Пусть вода баюкает тебя в своих объятиях. Расслабься и представь се­бе свое сердце: оно замерзло, оно как кусок льда, оно потеряло связь с твоим телом, разумом и душой. А теперь с каждым вдо­хом ты ощущаешь, как оно начинает оттаивать. Вдыхай в себя красоту моря, тепло солнечных лучей, безмятежность и покой, а выдыхай всю свою боль, страх, непринятие себя.

Ты чувствуешь, как с каждым вдохом тает лед в твоем сердце, его становится все меньше и меньше. Почувствуй, как он начинает трескаться и откалываться кусками. Вдохни как мож­но глубже, вдохни в себя ощущение безопасности, теплоты и любви, похожей на розоватое облако, почувствуй, как любовь наполняет твое сердце розоватым цветом. И ощути, как с каж­дым твоим выдохом уходит все плохое, вся боль. И когда ты почувствуешь, что твое сердце свободно ото льда, нырни с головой, побудь некоторое время под водой. Понежься в во­де, ощути чувство полета и наполненности любовью к себе самой.

«Я люблю тебя», — шепчет тебе море. «Я люблю тебя», — шепчет тебе солнце. «Я люблю тебя» — шепчет тебе ветер. «Я люблю тебя, и чудесней тебя нет никого на свете!» — шеп­чет тебе мир. И ты растворяешься в этой любви, становясь каплями воды, и, словно древняя богиня любви Афродита, ро­ждаешься вновь из пены морской. Обнаженная и прекрасная, ты выходишь на берег морской.

— И выходит на берег морской, — командовал Костас. Во­круг суетилась небольшая съемочная группа — оператор, осве­титель и помощник режиссера. У всех было прекрасное настрое­ние, так как мы наконец-то добрались до побережья около де­ревеньки.

Пока Костас и его помощник готовили декорации, Анита (визажист группы) накрасила меня и вплела в мою прическу ры­жеватые пряди, от чего волосы каскадом заструились по спине. Легкая туника нежно-фисташкового цвета, перехваченная на груди лентой, завершила образ. «Хорошо, что они решили не повторять сюжет картины Боттичелли», — с облегчением поду­мала я — сниматься обнаженной даже после прохождения всех практик в Каджурахо я не была готова. Я с опаской посматривала на огромную пластмассовую ра­ковину, которую предполагалось на веревке подтягивать к бе­регу. Зрелище, в общем-то, было забавное, но Костас уверил ме­ня, что при помощи современной компьютерной графики все остальное дорисуют.Я встала на раковину и почувствовала, что меня охватило чувство паники: я не походила на Венеру, я не чувствовала себя богиней любви.

— Лариса, — услышала я голос Костаса, — нельзя быть такой зажатой, ты же богиня любви. Но поймав мой растерянный взгляд и минуту подумав, Костас добавил: — Думаю, тебе помогут не­сколько упражнений для вхождения в образ. Я их помню из уро­ков актерского мастерства. Представь, что ты ламинария.

— Кто? — не поняла я.

— Есть такая водоросль.

— Хорошо, что Афродита может превратиться в кого угод­но, даже в водоросль, — сразу развеселилась я.

— Лариса, перестань смеяться и закрывай глаза. Я буду при­касаться к тебе, словно волна, и ты должна расслабиться и сле­довать моим движениям. — Я закрыла глаза и почувствовала, как Костас осторожно касается моего плеча, спины, и послуш­но следовала за его движениями.

— Отдайся течению жизни. Нет ничего — только ты и мо­ре. Ты — ламинария, следующая за потоком воды. — Превра­тившись в податливую водоросль, я чувствовала мягкие прикос­новения Костаса и послушно следовала за ними. Напряжение действительно ушло и, открыв глаза, я улыбнулась.

— Теперь в своей расслабленности ты больше похожа на бо­гиню любви, — посмотрев на меня, резюмировал Костас. Через два часа и десять повторений выхода Афродиты из моря пер­вые пять минут ролика наконец-то были сняты.

— Не переживай, — шепнул мне оператор после четвертого дубля, когда я уже была готова развернуться и уйти, придя к

выводу о собственной профнепригодности в качестве актри­сы. — Он всех так мучает, даже звезд, но результат того стоит.

— Всем спасибо! — наконец-то произнес Костас, видимо до­вольный результатом. — Я думаю, пора пообедать и немного от­дохнуть, вечером нас ожидает съемка шествия к храму Афро­диты, так что силы понадобятся всем.

— Сегодня вечером мы примем участие в древней мистерии Афродиты, — начала рассказывать тетушка. Вернувшись с мо­ря, мы сели около оливкового дерева за накрытым столом с лег­кими закусками. — До четвертого века нашей эры этот празд­ник проводился раз в году в начале апреля и был посвящен богине Афродите. Сейчас один из женских древних орденов во­зобновил эту традицию. Когда зайдет солнце, мы соберемся в священной роще около храма и проведем обряд открытия серд­ца и другие обряды, посвященные Афродите. А пока пообедай и вздремни, так как всю ночь предстоит не спать.

— Но я не хочу спать, — возразила я.

— Варя, твой сон будет частью подготовки к участию в ше­ствии. Так что не сопротивляйся. — После сытного обеда, я и сама почувствовала, как глаза слипаются. — Когда ты ляжешь, представь, как с каждым вдохом в твое сердце входит вся пе­чаль мира и переплавляется в любовь, которую ты выдыхаешь. Вдох — вдыхаешь обиды, тревоги, печаль. Задержка дыхания — все превращается в любовь. Выдох — ты выдыхаешь любовь, на­полняя ею мир.— И сколько мне нужно сделать таких вдохов и выдохов? — решила я уточнить, уходя спать.

— Милая, делай до тех пор, пока не почувствуешь, как твое сердце бьется в унисон со Вселенной, наполненной любовью. Просто позволь любви войти в твое сердце.

— Хорошо, согласилась я, уходя. — Закрыв глаза, я представ­ляла, как каждый удар моего сердца наполняет мир любовью, и в какой-то момент в зеленоватом сиянии, окружившем меня, я увидела улыбающуюся Афродиту, несущую в руках прекрасный изумруд конической формы, похожий на сердце. Она протяги­вала мне изумруд, но он упал на испанскую галеру, появившую­ся между мной и ней. Я откуда-то знала, что галера везет со­кровища Монтесумы, и я видела, как галера тонула и подвод­ное течение несло изумруд обратно к храму Афродиты.

«Да, затонувшие корабли с изумрудами мне еще не сни­лись», — подумала я, разбуженная пришедшей эсэмэской: «Про­сыпайся, богиня. Открывай свои прелестные глазки. Мы все ждем. Костас». Сердце сладко сжалось, и, окрыленная, я побе­жала в душ, пора было собираться на вечернюю съемку. Когда я спустилась в холл, вокруг Костаса уже толпились статисты в исторических костюмах. Кто-то был одет в бронзовые доспехи воинов древней Фракии, кто-то в белоснежные туники.

Размахивая, как всегда, руками, Костас им что-то объяснял. Увидев меня, он тут же просиял и указал рукой на визажиста. Ани­та, убирая мои волосы в замысловатую прическу, показала краси­вый халат, который предполагалось надеть поверх туники. Халат

был сделан из зеленого бархата и расшит зелеными камнями и се­ребряными нитями. Пока она украшала похожими камнями мою прическу, подошел Костас и стал рассказывать сюжет.

— Когда процессия, идущая с факелами от берега моря, до­стигнет разрушенного храма и остановится около священного алтаря, ты спустишься с небес и встанешь около священного треножника. В древней традиции подношения Афродите дела­ли в виде произведений искусства, вдохновленных любовью. Прекрасные амфоры и статуэтки, расписанные блюда и ткани, танцы и стихи — все будет брошено к твоим ногам. И когда под­ношения закончатся, ты благословишь пары влюбленных, под­ходящие к тебе.

— Представляю, зрелище будет грандиозное, — восхити­лась я.

— По-моему, я придумал удачный режиссерский ход, чтобы прорекламировать все существующие сувениры на Кипре и ме­стные танцы и обычаи, — добавил Костас совсем другим тоном.

— Да, ход красивый, — согласилась я. — Из моря я уже вы­ходила, но вот с небес еще не спускалась.

— Это неопасно! Главное — чувствовать себя легкой, и тогда веревка выдержит, — почти серьезно предложил Костас.

— Что значит «чувствовать себя легкой»? — я так широко от­крыла глаза от изумления, что Анита замахала руками:

— Потерпите еще минутку, я закончу, и вы будете готовы.

— Ну что же, ты почти готова к шествию. — Тетушка удов­летворенно оглядела меня. На мне была надета легкая зеленоватая туника в древнегреческом стиле, которую тетушка привез­ла с собой. Я проснулась около пяти часов вечера и, спустив­шись, застала тетушку, смешивающую какие-то ароматические масла.

— Что вы делаете? — спросила я, умирая от любопытства.

— Готовлю смесь аромамасел, открывающих сердце и по­могающих усилить вибрации любви: роза, гиацинт. Средним пальцем, Венера, ты наносишь три капли себе в центр груди и на соски и несколько капель внизу живота. — Я сделала все, что говорила тетушка, и почувствовала, как сердце стало силь­нее биться.

— Самая страшная зависимость на Земле — зависимость от любви. — Тетушка сочувственно смотрела на меня. — Когда внутри нас нет любви, мы похожи на нищих, готовых доволь­ствоваться любыми отбросами, любой брошенной костью, что­бы только утолить дичайший голод — голод любви, раздираю­щий нас изнутри. И тогда мы готовы на все — идти в постель с первым встречным, унижаться, ломать свою жизнь, соответ­ствовать чьим-то ожиданиям, искать себе занятие — лишь бы заполнить зияющую пустоту внутри нас, получить чью-то лю­бовь. Но весь ужас в том, что ни один мужчина в мире не способен заполнить эту пустоту. Так же как он не может по­лучать сексуальную энергию из пространства, так же он не спо­собен получать любовь.

Женщина собирает любовь из пространства, из всего того, что ее окружает, из красоты этого мира — звуков музыки, сия­ния солнца, красок картин, переживаний — и потом питает мужчину своей любовью. Когда ты наполнена любовью, ты ста-

новишься источником любви для других, и только тогда в те­бе пробуждается истинная богиня, и тогда мужчины поклоня­ются тебе как богине и стремятся быть с тобой. Но самое важ­ное, что тебе приятно их поклонение, но тебе хорошо и без любви мужчин, просто потому, что эта любовь есть в тебе. В этом состоянии ты сияешь и светишься, и все мужчины хо­тят обладать тобой. Но в этом состоянии ты можешь выби­рать — быть одной или быть с кем-то.

— Тетушка, — взмолилась я, — я уже готова наполняться любовью и превращаться в богиню.

— Пока я читала тебе мораль, уже стемнело, и нам пора ид­ти в священную миртовую рощу.

Ярко светила луна, и казалось, что весь мир погрузился в сладостный сон. Мы в молчании шли к деревьям. По мере при­ближения замечали все больше юношей и девушек, женщин и мужчин, идущих в том же направлении. Небольшое каменистое поле, окруженное со всех сторон оливковыми деревьями, было заполнено людьми. Увидев тетушку, к ней устремилось несколь­ко женщин, повидимому жриц Афродиты. Чувствовалось, что им достаточно много лет, но стройные фигуры и одухотворен­ные молодые лица поражали.

— Софья Николаевна, мы ждали вас, чтобы начать инициа­цию! С этими словами четыре жрицы встали во внутренний круг, а две жрицы и мы вдвоем встали во внешний круг напро­тив них. Остальные последовали нашему примеру, и посредине Рощи возникло множество кругов.

Наступила звенящая тишина, был слышен только шум мо­ря и ветра.

Сложив руки на груди, стоящая напротив меня жрица вдох­нула и на выдохе протянула руки ко мне, словно предлагая дар своей любви. Я почувствовала, как золотистый поток устремляется ко мне в сердце. Я с благодарностью на вдохе приняла этот дар и с выдохом отдала любовь, хранящуюся в моем сердце. В полной тишине внутренний круг сдвинулся по часовой стрелке и напротив меня оказалась другая жрица. Все повторилось, но поток этой жрицы был совершенно другим — более игривым и зеленоватого цвета. Я также поделилась сво­ей любовью. Поток каждой из четырех отличался, но с каж­дым мгновением я чувствовала себя все более наполненной безусловной любовью. Когда наполнение любовью закончилось, все еще несколько минут стояли в полном молчании, наслаж­даясь единением и радостью.

Пронзая тишину, раздался звук гимна Афродите:

Я призываю Уранию, Деву с улыбкой бессмертной. О Афродита, воспетая в гимнах, Несущая благо! Морем рожденная Матерь-Богиня, Владычица ночи, Ты укрываешь любовников страстных туманной завесой. Ты сокровенные нити обманов сплетаешь искусно В сеть золотую, о Матерь Ананки, приятная взору. Ибо всего Ты исток, что являет нам Космос бездонный. Троица Мойр подчинилась Тебе, о Владычица мира, Горние выси, холмы и долины земли плодородной, Моря глубины и твари морские, что в нем обитают. Спутница Вакха, усердная Сваха и Матерь Эротов, Радуешь ложем Пейто, наслажденьем любовь награждаешь.

О Сокровенная и Очевидная, кознями тешишь

Душу Свою под надежной защитой родителя-Зевса.

Скипетр держащая, Ты — Сотрапезница свадебных пиршеств

Горних богов; бесконечных рождений источник; волчица.

О Вожделенная, любишь мужей и любима мужьями;

Страсть воплощенная, сладкая нега, движение жизни.

Смертных связавшая крепкими узами буйных желаний,

Ты и зверей наделила влеченьем, что род умножает.

Так не оставь же нас, Кипрогенея, Божественный отпрыск:

Будь и на снежном Олимпе Царицей, бразды предержащей!

С ликом веселым являясь и взором сердца зажигая,

О возлелей же пречистой Зигии престол осиянный.

Ты вездесуща: то м