(1) Данная работа представляет собой доклад (переведенный с небольшимисокращениями), прочитанный Вебером зимой 1918 г. в Мюнхенском университете снепосредственной целью -- показать студентам, в чем состоит их призвание какбудущих ученых и преподавателей.Однако, по существу, выступление Вебера вышло далеко за пределынамеченной задачи и превратилось в программную речь, подводящую итог егоболее чем тридцатилетней деятельности в области политической экономии,социологии, философии истории. В центре доклада оказались проблема
превращения духовной жизни в духовное производство и связанные с этимвопросы разделения труда в сфере духовной деятельности, изменения ролиинтеллигенции в обществе, наконец, судьбы европейского общества иевропейской цивилизации, вообще.Такое "разрастание" темы доклада не случайно. Она в известном смыслетрадиционна для Германии: проблема университета всегда выступала здесь какпроблема воспитания в широком смысле слова и тесно взаимосвязывалась нетолько с судьбой немецкой нации и ее историей, но и с судьбами человеческойкультуры вообще. Вспомним знаменитые лекции Фихте "О назначении ученого"(М., 1935), в которых звучит пафос подлинно религиозной проповеди, илигегелевские университетские речи о высокой цене науки, открывающейчеловечеству свет истины. В XX в. та же традиция находит свое продолжение ввыступлениях Теодора Литта и Карла Ясперса, развивающих мысль о великойвоспитательной роли университета, который должен служить противовесомограниченно-профессионального понимания образования, характерного длясовременности. Речь о призвании ученого и о социальной роли науки,отождествлявшейся обычно с философией, звучала в устах немецких профессоровне только как их теоретическое, но главным образом как мировоззренческоекредо. Так же прозвучала она и у Вебера.Высокая оценка роли университета в Германки тесно связана спротестантским характером религиозности в этой стране: протестантизмнастолько рационализировал здесь духовную жизнь, настолько лишил религиозныеотправления культово-обрядового характера, что речь проповедника впротестантской церкви мало чем отличалась от речи профессора немецкогоуниверситета. Более того, именно протестантизм сделал возможным тот факт,что немецкая философия во многих отношениях смогла взять на себя роль,которую в католических странах играла церковь; отсюда и громадное значениевоспитательной роли философии и науки вообще, то есть университета.Другое обстоятельство, обусловившее программный характер выступленияВебера связано с тем, что он затронул здесь больную тему XX в. -- обизменении роли науки и связанном с ним изменении общественного статусаученого. Логика самого вопроса привела Вебера к необходимости показатьперемены в европейской духовной культуре вообще, которые наметились ужедавно, но только в XX в. стали очевидными для всех тех, кто вышел за рамкиустановившихся традиционных представлений. --
Прим. перев. (2) Немецкое слово "Веruf" может быть переведено и как "профессия", икак "призвание". На основании анализа протестантизма Вебер пришел к выводу,что эта двузначность термина "Beruf" не случайна: она вырастает из пониманияпрофессиональной деятельности как божественного призвания и приводит квесьма существенным для европейского общества и европейской культурыпоследствиям. Поэтому мы для перевода "Beruf" используем оба указанныхзначения данного слова. --
Прим. перев. (3) Как видим, те идеи, которые в 20-30-х годах развивалэкзистенциализм, критикуя сциентистское мировоззрение как техницистское иусматривая в научной рациональности принцип, приводящий современный мир кутере духовности, восходят к Максу Веберу. Один из представителейэкзистенциалистской философии, Карл Ясперс, неоднократно ссылается на Веберакак на мыслителя, революционизировавшего современное мышление и давшеготолчок целому ряду новых постановок вопроса относительно перспективевропейской цивилизации. --
Прим. перев. (4) Позитивистское требование отделить факт от его интерпретации ииметь дело только с фактом, по возможности освобожденным от всех"метафизических" мировоззренческих предпосылок, заставило Вебераотмежеваться не только от гегельянской традиции в немецкой философиикультуры, не только от Маркса, который представлялся ему "слишкомметафизически ориентированным мыслителем", но и от школы Дильтея, отисторической концепции Шпенглера -- словом, от всего того направления,которое впоследствии (особенно в американской социологии) стали именовать"историцизмом" (см. доклад Т. Парсонса на XV немецком социологическомконгрессе, посвященном столетию со дня рождения Вебера: Parsons T.Evaluation et objectivite dans le domaine de sciences. Une interpretationdes travaux de Max Weber. -- "Rev. intern. des sciences sociales". P., 1965,vol. 17, p. 49-69).Вебер полемизирует с представителями этого направления прежде всего повопросам методологическим: он не согласен с идущим от Дильтеяпротивопоставлением наук о природе наукам о духе; он резко выступает противметода вживания, вчувствования в историческую реальность, который Дильтейпротивополагает естественнонаучному методу "объяснения", обязанному своимсуществованием тому факту, что предмет природы противопоставлен человеку вкачестве внешнего объекта в отличие от человеческой реальности (духа),данной историку, искусствоведу и т. д. "изнутри".Вебер полагает, что если гуманитарная наука претендует на звание науки,то она должна удовлетворять требованию общезначимости, которое всегдавыполняется естественными науками, и выполняется именно потому, что в нихпознающий субъект находится всегда на дистанции по отношению к познаваемомупредмету. Сохранение такой дистанции, по Веберу, необходимо я в об шественных науках: "Отсутствие дистанции по отношению к изучаемому объектудолжно быть осуждено, так же как и отсутствие дистанции по отношению кчеловеку" (Weber M. Gesammelte Aufsatze zur Religionssoziologie. 1.Tubingen, 1922, S. 14). Во избежание недоразумения следует сразу жеоговорить, что Вебер не согласен именно с тем различением естественных игуманитарных наук, которое дает Дильтей и которое основано на убеждении, чтогуманитарные науки как науки о человеке должны избегать введения той
дистанции по отношению к изучаемому предмету, которая характерна дляестественных наук. Что же касается вообще требования различать историческийи естественнонаучный подходы, то против этого требования, исходящего преждевсего от Риккерта, Вебер не возражает. Риккертовский принцип различенияпредполагает, что образование понятий в исторических и естественных наукахпроизводится по различным основаниям, но как те, так и другие одинаководолжны вводить дистанцию между исследуемым объектом, а потому и те и другие-- равно
объективны, выводы тех и других -- равно
общезначимы. Что жекасается такой науки о человеке, как социология, то она строит свою системупонятий по тому же основанию, что и естественные науки (на языке Риккертаэто наука "номотетическая", а не "идеографическая"); так же, как иестественные науки, она пытается установить общие законы социальной жизни.Вебер, подобно Риккерту, рассматривает социологию как позитивную науку,пользующуюся теми же методами мышления, что и естествознание. Тем самым онкатегорически протестует против понимания личности как некоегоиррационального существа, в основе которого лежит "переживание", ипротивопоставляет этому свою теорию "человеческого действия".В соответствии со своими методологическими установками Вебер отвергаеттакже важнейший принцип исторической школы в ее гегельянском варианте, аименно
выведение отдельных моментов социальной системы из ее основногопринципа или, как в свое время говорил Маркс, из "клеточки", котораясоставляет исходный пункт и методологический принцип анализа. Это и понятно:не желая отождествлять социокультурную реальность с системно-организационнымцелым, Вебер не принимает и адекватный метод ее постижения. Здесь онстремится быть верным своему требованию: анализировать общество так, какестествоиспытатель анализирует природу. --
Прим. перев. (5) "Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли;нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида,который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, мужскорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он былпрезираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял; на Себя наши немощи ипонес наши болезни; а мы думали,
что Он был поражаем, наказуем н уничиженБогом" (Исайя, 53, 2 -- 4).. "Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. Все,видящие меня, ругаются надо мною..." (Псал., 21, 7 -- 8). --
Прим. перед. (6) "Верую не в то, что абсурдно, а потому, что абсурдно" (лат.). --
Прим. перев. (7) Исайя, 21, 11 -- 12. --
Прим. перев.
