Хэллоуин приходит раньше 3 страница

— Фред, не следовало ли нам взять бронежилеты или что-то такое? — спросил Коротышка Норман.

— Мы нападем на них сзади, Коротышка. Волноваться не о чем. — Фредди надеялся, что в его голосе звучит та уверенность, которой он не чувствовал. Желудок бултыхался.

— Мы дадим им шанс сдаться? — спросил Мел. — Я хочу сказать: мистер Сандерс был членом городского управления и все такое…

Фредди подумал об этом. Подумал также и о Стене доблести, которую украшали фотографии трех копов Честерс-Милла, погибших при исполнении служебных обязанностей после Второй мировой войны. Он совершенно не хотел, чтобы на этой Стене появилась его фотография, а поскольку чиф Рэндолф на сей счет никакого приказа не отдал, решил действовать по собственному усмотрению.

— Если они поднимут руки, будут жить. Если они безоружные, будут жить. При любом другом гребаном раскладе они умрут. Есть возражения?

Возражений он не услышал. До полудня оставалось четыре минуты. Совсем ничего.

Фредди оглядел своих мужчин (плюс Лорен Конри, с таким суровым лицом и маленьким бюстом, что вполне могла сойти за парня), глубоко вдохнул и отдал приказ:

— Следуйте за мной. Колонной по одному. Остановимся на опушке и посмотрим, что делать дальше.

Опасения Рэндолфа насчет ядовитых дуба и плюща оказались беспочвенными, деревья отстояли достаточно далеко друг от друга, и продвигались копы быстро, пусть оружие и патроны весили немало. Фредди подумал, что едва ли им удалось бы идти так легко и бесшумно, попадись на пути заросли можжевельника. У него начало складываться ощущение, что все будет хорошо. Собственно, ему уже не терпелось добраться до радиостанции. Теперь, когда операция началась, бабочки страха перестали трепыхаться в животе.

Все пройдет легко. Легко и спокойно. А потом — бах! Они и не узнают, что с ними случилось.

 

 

Шеф, укрывшийся за автофургоном с синими бортами, который стоял теперь в высокой траве позади складского здания, услышал их, как только они покинули вырубку, где лачуга старого Вердро медленно врастала в землю. Для обостренного наркотиком слуха и мозга, находящегося в зоне красного уровня опасности, шумели они, как стадо буйволов, идущее на водопой.

Он поспешил к передней части фургона, встал на колени, положил ствол автомата на бампер. Гранаты, раньше привязанные к «Божьему воину», теперь лежали на земле. Пот блестел на тощей, в прыщах, спине Шефа. Гаражный пульт он зацепил за пояс пижамных штанов с лягушками.

Не торопись, наказывал он себе. Ты не знаешь, сколько их. Не начинай стрелять, пока они все не выйдут из леса, а потом быстренько выкоси их всех.

Несколько рожков для «Божьего воина» он положил на землю перед собой, надеясь, что Энди не придется свистеть. Надеясь, что не придется и ему. Возможно, сегодня им удастся выкрутиться и принять бой еще и завтра.

 

 

Фредди Дентон добрался до опушки леса, отогнул еловую ветку стволом карабина, выглянул. Увидел заросшее высокой травой поле, посреди него стояла башня-транслятор, издававшая низкий гул, от которого дребезжали пломбы зубов. Башню окружал забор с закрепленными на нем щитами с надписью «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ». По левую руку Фредди находилось одноэтажное кирпичное здание радиостудии. А между ними — большой амбар с красными стенами. Фредди предположил, что амбар используется как склад. Или для производства наркотиков. Или для первого и второго.

Рядом с ним возник Марти Арсено. Под мышками на форменной рубашке темнели круги пота. В глазах застыл ужас.

— А что делает здесь этот фургон? — указал он стволом карабина.

— Это же фургон «Трапезы на колесах». Для сирых и голодных. Или ты не видел такие в городе?

— Видел и помогал загружать. В прошлом году я перестал ходить в католический храм, отдав предпочтение церкви Святого Искупителя. Почему он не в гараже?

— Откуда мне знать и что мне до того? Ведь эти парни в студии.

— С чего ты так решил?

— Потому что там стоит телевизор и большое шоу «У Купола» транслируется по всем каналам.

Марти поднял ХК:

— Позволь мне всадить в фургон несколько пуль. Возможно, он заминирован. Или они засели в нем.

Фредди опустил ствол его карабина:

— Святой Иисус, ты спятил? Они не знают, что мы здесь, а ты хочешь нас выдать? У твоей матери выжил хоть один ребенок?

— Пошел ты, — фыркнул Марти. Подумав, добавил: — Вместе со своей матерью.

Фредди оглянулся.

— Вперед. Идем через поле к студии. Поглядывайте на задние окна. Если противник в них появится, стреляйте. — Он улыбнулся: — Счастливого плавания.

Обри Таул, который всегда говорил мало, и теперь обронил только одно слово:

— Поглядим.

 

 

В грузовике, который остался на Литл-Битч-роуд, Ферн Боуи нарушил долгое молчание:

— Я ничего не слышу.

— Услышишь, — заверил его Рэндолф. — Подожди.

Часы показывали две минуты первого.

 

 

Шеф наблюдал, как горькие люди вышли из-под деревьев и по диагонали двинулись по полю к студии. Трое в форменных рубашках, еще четверо — в синих, которые, как догадался Шеф, считались форменными. Он узнал Лорен Конри (давнюю клиентку из того времени, когда он приторговывал травкой) и Коротышку Нормана, местного антиквара. Узнал также и Мела Сирлса, еще одного давнего клиента и друга Младшего. А также друга недавно усопшего Дилессепса, и сие, вероятно, означало, что Сирлс был одним из тех, кто изнасиловал Сэмми. Что ж, после этого дня ему больше никого не удастся изнасиловать.

Семеро. Во всяком случае, на этой стороне. И кто знает, сколько на стороне Сандерса?

Шеф ждал, что выйдут еще, но никто не вышел, поэтому он поднялся, уперся локтями в капот автофургона и прокричал:

— ВОТ, ПРИХОДИТ ДЕНЬ ГОСПОДА ЛЮТЫЙ, С ГНЕВОМ И ПЫЛАЮЩЕЮ ЯРОСТЬЮ, ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ ЗЕМЛЮ ПУСТЫНЕЮ!

Их головы повернулись к нему, и на мгновение они застыли, не пытаясь ни поднять оружие, ни разбежаться. Шеф видел, что никакие они не копы; всего лишь птички на земле, слишком глупые, чтобы взлететь.

— И ИСТРЕБИТЬ С НЕЕ ГРЕШНИКОВ ЕЕ! КНИГА ИСАИИ ТРИНАДЦАТЬ! ПОЛУЧАЙТЕ, УБЛЮДКИ!

С таким напутствием Шеф открыл огонь, поведя стволом слева направо. Двоих полицейских в форме и Коротышку Нормана отбросило назад, будто сломанные куклы, их кровь окрасила траву. Выжившие вышли из состояния ступора. Двое бросились к лесу. Конри и последний оставшийся коп в форме — к студии. Шеф взял их на прицел и вновь открыл огонь. «Калашников» выплюнул короткую очередь и затих: рожок опустел.

Конри хлопнула рукой себе по шее, словно ее укусила муха, и упала в траву лицом вниз. Дважды дернула ногой и затихла. Второй — лысый коп — добрался до студии. Шефа не интересовала парочка, скрывшаяся в лесу, но он не хотел упустить Лысого. Если бы Лысый обогнул угол, он мог увидеть Сандерса и выстрелить ему в спину.

Шеф схватил полный рожок и загнал его в гнездо на место пустого.

 

 

Фредерик Говард Дентон, он же Лысый, ни о чем не думал, когда добрался до задней стены студии ХНВ. Он видел, как Конри упала на землю с простреленной шеей, и на том рациональные мысли закончились. Знал Фредди только одно — не хотел, чтобы его фотографию повесили на Стену доблести. Он понимал, что должен найти укрытие, то есть попасть в студию. Дверь нашел. За ней какая-то музыкальная группа исполняла псалом «Соединим руки вокруг Его трона».

Фредди схватился за ручку. Она не поворачивалась.

Заперто.

Он выронил карабин, поднял руку, которая только что держала его, закричал:

— Я сдаюсь! Не стреляйте, я сда…

Три тяжелых удара пришлись в поясницу. Он увидел красное, выплеснувшееся на дверь, и успел подумать: Следовало нам вспомнить про бронежилеты. Ноги подогнулись, но он продолжал держаться за ручку одной рукой, тогда как мир стремительно уходил от него. Все, кем он был, и все, что он знал, сошлось в единственную яркую точку света. Потом потухла и она. Рука соскользнула с ручки. Фредди умер на коленях, привалившись к двери.

 

 

Мелвин Сирлс тоже не думал. Мел увидел, как Марти Арсено, Джордж Фредерик и Коротышка Норман повалились в траву, срезанные автоматной очередью, и почувствовал, как одна пуля просвистела буквально перед его глазами, а такое не способствует мыслительному процессу.

Мел просто побежал.

Ломился сквозь деревья, не замечая веток, которые хлестали по лицу, однажды упал, вскочил и не останавливался, пока не добрался до вырубки, на которой стояли грузовики. Здравомыслие подсказывало, что надо прыгнуть в кабину, завести двигатель и дать деру, но Мел и здравомыслие компанию уже не водили. Возможно, он так бы и бежал по лесовозной дороге до Литл-Битч, если бы второй выживший из той штурмовой группы, которая собиралась атаковать радиостанцию с тыла, не схватил его за плечо и не бросил на ствол большой сосны.

Это был Обри Таул, брат владельца книжного магазина. Крупный, неуклюжий, светлоглазый мужчина, который иногда помогал брату выставлять на полки книги. Говорил Обри редко, и некоторые горожане считали его туповатым, но сейчас таким он не выглядел. И паники в нем не чувствовалось.

— Я собираюсь вернуться и пришить этого сукина сына, — сообщил Обри Мелу.

— Удачи тебе, дружище. — Мел оттолкнулся от дерева и повернулся к лесовозной дороге.

Обри вернул его к стволу, на этот раз с большей силой. Откинул волосы с глаз, наставил карабин «хеклер-и-кох» на Мела:

— Ты никуда не пойдешь.

От радиостанции вновь донеслась стрельба. Потом крики.

— Ты это слышишь? — спросил Мел. — Тебе хочется вновь туда лезть?

Обри терпеливо смотрел на него.

— Тебе туда идти не обязательно, но ты должен меня прикрыть. Понимаешь? Ты это сделаешь, или я тебя пристрелю.

 

 

Губы чифа Рэндолфа изогнулись в сухой улыбке.

— Противник втянут в бой. Все согласно плану. Поезжай, Стюарт. Свернешь на подъездную дорожку к радиостанции. Мы выйдем и пройдем через студию.

— А если они на складе?

— Тогда мы все равно ударим им в тыл. А теперь поезжай! Чтобы не опоздать.

Стюарт Боуи поехал.

 

 

Энди услышал стрельбу, донесшуюся из-за складского здания, но Шеф не засвистел, и он остался там, где был, за деревом. Надеялся, что у Шефа все в порядке, поскольку у Энди возникли свои проблемы: оранжевый грузовик сворачивал на подъездную дорожку.

Энди продвигался вокруг дерева так, чтобы ствол постоянно находился между ним и грузовиком. Тот остановился. Открылись дверцы кабины, и четыре человека спрыгнули на землю. Энди показалось, что трое из них приезжали и в прошлый раз… мистер Куриц точно приезжал: эти зеленые резиновые сапоги Энди узнал бы где угодно. Горькие люди. Энди не собирался пропускать их в тыл Шефа.

Он вышел из-за дерева и зашагал по подъездной дорожке. «Клодетт» держал у груди, направив ствол в небо. Под ногами скрипел гравий, но Энди мог не опасаться, что его услышат: Стюарт оставил двигатель работающим, а в студии гремела церковная музыка.

Энди нацелил «Калашников» на горьких людей, но заставил себя подождать. Пусть подойдут ближе друг к другу, если подойдут. И они действительно подошли к двери в студию, сгрудившись в кучу.

— Ух ты, это ж мистер Куриц и его друзья, — произнес Энди с интонациями Джона Уэйна. — Как дела, мальчики?

Они начали разворачиваться.

За тебя, Шеф! Энди открыл огонь.

Первой же очередью он убил братьев Боуи и мистера Курица. Рэндолфа только зацепил. Как и учил его Шеф, отсоединил пустой рожок от автомата, вытащил полный из-за пояса и загнал в гнездо. Чиф Рэндолф полз к двери студии, кровь лилась из его правой руки и ноги. Он оглянулся, огромные глаза ярко блестели на потном лице.

— Пожалуйста, Энди, — прошептал он. — Нам приказано не причинять тебе вреда, только привезти в город, чтобы ты мог и дальше работать с Джимом.

— Точно, — кивнул Энди и рассмеялся. — Кому ты вешаешь лапшу на уши? Вы хотели взять все это…

За студией загрохотали выстрелы. Возможно, Шеф в беде, возможно, нуждается в помощи. Энди поднял «клодетт».

— Пожалуйста, не убивай меня! — закричал Рэндолф. Закрыл лицо рукой.

— Лучше подумай об обеде с ростбифом, который ждет тебя у Иисуса. Уже через три секунды будешь разворачивать салфетку.

Короткая очередь отбросила Рэндолфа чуть ли не к самой двери. Энди уже бежал вокруг здания, на ходу меняя частично опорожненный рожок на новый.

С поля за студией донесся резкий свист.

— Я иду, Шеф! — прокричал Энди. — Я иду, держись!

Что-то взорвалось.

 

 

— Прикрой меня, — мрачно бросил Обри, стоя у опушки. Он снял рубашку, разорвал ее надвое, половиной обвязал голову, совсем как Рэмбо. — И если ты думаешь о том, чтобы убить меня, сделай это с первого раза, потому что, если не убьешь, я доберусь до тебя и перережу глотку.

— Я тебя прикрою, — пообещал Мел. И собирался прикрыть. Здесь, у опушки, он чувствовал себя в безопасности. Во всяком случае, в сравнении с полем.

— Этому рехнувшемуся любителю мета такое с рук не сойдет. — Обри учащенно дышал, настраивая себя на бой. — Этот лузер, этот обкурившийся ублюдок… — Он возвысил голос: — Я иду за тобой, чокнутый, обкурившийся ублюдок!

Шеф вышел из-за фургона «Трапезы на колесах», чтобы посмотреть на своих жертв. Он повернулся к лесу в тот самый момент, когда Обри Таул выскочил из-под деревьев, крича во всю мощь легких.

Тут Мел начал стрелять, и, хотя пули летели далеко в стороне, Шеф инстинктивно присел. Когда он это сделал, гаражный пульт соскользнул с пояса пижамных штанов и упал в траву. Шеф потянулся к нему, и тут уже Обри открыл огонь из своей автоматической винтовки. Пули пробивали борт фургона, одна разбила на мелкие осколки боковое стекло кабины со стороны пассажирского сиденья, другая звякнула о стойку ветрового стекла.

Шеф оставил гаражный пульт на земле и открыл ответный огонь. Но тот уже лишился элемента внезапности, и Обри Таул не стоял на месте, зигзагом несся к башне-транслятору. Она, возможно, не прикрыла бы его, но зато теперь он уже не перекрывал Сирлсу линию огня.

Обойма Обри опустела, но последняя пуля чиркнула по голове Шефа. Полилась кровь, клок волос упал на тощее плечо, прилип к потной коже. Шеф шлепнулся на задницу, на мгновение выпустив из рук «Божьего воина», вновь подхватил его. Он не думал, что серьезно ранен, но полагал, что Сандерсу самое время прийти сюда, если тот еще жив. Шеф сунул два пальца в рот и свистнул.

Обри Таул добрался до забора, который окружал башню-транслятор в тот момент, когда Мел вновь начал стрелять с опушки. На этот раз он избрал мишенью заднюю часть фургона «Трапезы на колесах». Пули рвали металл. Взорвался бензобак, взметнулось пламя, охватив кузов.

Шеф почувствовал, как спину окатило жаром, и успел подумать о гранатах. Взорвутся ли? Увидел, что мужчина, добравшийся до забора, целится в него, и внезапно понял, что поставлен перед выбором: или открыть ответный огонь, или схватить гаражный пульт. Он выбрал пульт, и, когда его пальцы сомкнулись на нем, воздух вокруг наполнился невидимыми жужжащими пчелами. Одна ужалила в плечо, вторая вонзилась в бок и навела беспорядок во внутренностях. Шеф Буши упал, покатился по траве, вновь выпустив из руки пульт. Потянулся к нему, но вокруг зажужжал второй рой. Шеф пополз в высокую траву, оставив гаражный пульт на прежнем месте, надеясь только на Сандерса. Мужчина шел к нему от забора у башни-транслятора. Единственный храбрец из семи горьких людей, подумал Шеф. Да, единственный. «Божий воин» теперь стал очень тяжелым, собственное тело стало очень тяжелым, но Шеф сумел встать на колени и нажать на спусковой крючок.

Ничего не произошло.

То ли он расстрелял весь рожок, то ли патрон заклинило.

— Тупой ублюдок, — сказал Обри Таул. — Рехнувшийся торчок. Будешь знать…

— «Клодетт»! — закричал Сандерс.

Таул развернулся, но опоздал. Прогремела короткая очередь, и четыре пули китайского производства калибра 7,62 мм сорвали с плеч большую часть головы Обри.

— Шеф! — Сандерс побежал к тому месту, где его друг стоял на коленях. Кровь текла из плеча, из бока, с виска. Вся левая половина лица влажно блестела красным. — Шеф! Шеф! — Он упал на колени и обнял Шефа. Оба не увидели, как Мел Сирлс, единственный, кто остался в живых из всей штурмовой группы, вышел из леса и осторожно двинулся к ним.

— Возьми пусковик, — прошептал Шеф.

— Что? — Энди посмотрел на спусковой крючок «клодетт», но, очевидно, Шеф говорил о чем-то другом.

— Гаражный пульт, — пояснил Шеф. Его левый глаз залила кровь, но второй, очень яркий, пристально смотрел на Сандерса.

Энди увидел гаражный пульт, лежащий в траве, поднял, протянул Шефу. Тот сразу сжал ею в руке.

— Ты… тоже… Сандерс.

Энди обхватил своей рукой руку Шефа.

— Я люблю тебя, Шеф. — И поцеловал его в сухие, в капельках крови губы.

— Люблю… тебя… тоже… Сандерс.

— Эй, пидоры! — воскликнул Мел с какой-то дьявольской веселостью. Он стоял в каких-то десяти ярдах от них. — Снимите себе номер. Нет, у меня идея получше. Снимите номер в аду!

— Сейчас… Сандерс… сейчас.

Мел открыл огонь. Энди и Шефа пули разбросали в разные стороны, но, прежде чем это произошло, их сцепленные руки нажали на белую кнопку с надписью «ОТКРЫТЬ».

Белый взрыв поглотил все вокруг.

 

 

Беженцы из Честерс-Милла устраивали пикник на краю яблоневого сада, когда до них вновь донеслись выстрелы — не с шоссе номер 119, а откуда-то с юго-запада.

— Это на Литл-Битч-роуд, — говорит Пайпер. — Господи, как жаль, что у нас нет бинокля.

Но им не нужен бинокль, чтобы увидеть желтый столб пламени после взрыва бензобака автофургона с бортовой надписью «Трапезы на колесах».

Твитч ест куриное рагу пластиковой ложкой.

— Не знаю, что там происходит, но я уверен, это на радиостанции.

Расти хватает Барби за плечо:

— Так вот где пропан! Они запасли его для производства наркотиков. Там хранятся городские запасы пропана!

У Барби было только мгновение, чтобы сообразить, что к чему; одно мгновение, пока не наступило самое худшее. В четырех милях от них белая искра вспыхивает на дымчатом небе, молния, которая бьет вверх, а не вниз. И тут же чудовищный взрыв прошибает дыру в свете дня. Красный шар огня поглощает сначала башню-транслятор ХНВ, потом окрестные леса и наконец весь горизонт по мере распространения на север и на юг.

Люди на Блэк-Ридж кричат, но не слышат себя. Их крики тонут в громоподобном нарастающем реве, вызванном взрывом восьмидесяти фунтов пластида и десяти тысяч галлонов пропана. Они прикрывают глаза и отшатываются, наступают на недоеденные сандвичи и расплескивают напитки. Терстон поднимает на руки Элис и Эйдена, и на мгновение Барби видит его лицо на фоне темнеющего неба — вытянувшееся и объятое ужасом лицо человека, который смотрит на разверзшиеся ворота ада и ждущий за ними океан огня.

— Мы должны вернуться в дом! — кричит Барби.

Джулия, плача, приникает к нему. Позади нее Джо Макклэтчи пытается помочь рыдающей матери подняться. Эти люди никуда идти не могут, во всяком случае, какое-то время.

На юго-западе, где большая часть Литл-Битч-роуд перестанет существовать в ближайшие три минуты, желтовато-синее небо становится черным, и у Барби есть время подумать и с абсолютным спокойствием констатировать: Теперь мы под увеличительным стеклом.

 

Взрыв разбивает все окна в практически пустынной центральной части города, ломает ставни, вырывает телеграфные столбы, срывает двери с петель, расплющивает почтовые ящики. Большому Джиму Ренни и Картеру Тибодо кажется, что зал совещаний содрогается, как при землетрясении.

Телевизор по-прежнему работает. Вольф Блитцер спрашивает, в голосе слышна настоящая тревога:

— Что это? Андерсон Купер? Кэнди Кроули? Чед Майерс? Соледад О'Брайан? Кто-нибудь знает, что, черт побери, происходит? Что происходит?

У Купола все звезды американского новостного телевещания стоят, повернувшись лицом к Честерс-Миллу. Камеры показывают их спины. Они же, прикрыв глаза ладонью, смотрят за спины стоящих у Купола людей. Одна камера поднимается, и на мгновение на экране возникает чудовищное облако черного дыма, расползающееся по горизонту.

Картер вскакивает. Большой Джим хватает его за запястье:

— Взглянешь только одним глазком, чтобы оценить, как все плохо. И тут же назад. Мы сможем укрыться в атомном убежище.

— Хорошо.

Осколки от разбитых стеклянных панелей парадной двери скрипят под сапогами, когда он пересекает вестибюль. А выскочив на площадку у лестницы, видит такое, чего и представить бы себе не смог. Зрелище возвращает его в детство, и на мгновение он замирает, думая: Это как самая сильная, самая жуткая гроза, которую кто-либо видел, только хуже.

Небо на западе — оранжево-красный ад, окруженный клубящимися чернильно-черными облаками дыма. Воздух уже воняет взорвавшимся пропаном. Шум такой, словно десяток стальных дробилок работают на полную мощность.

Прямо над головой небо черно от летящих птиц.

Их вид — птицы, которым некуда лететь — возвращает Картера в реальность. Потом он ощущает поднимающийся ветер. Ветра не было в Честерс-Милле шесть дней, а этот — жаркий и мерзкий, воняющий пропаном и сожженным деревом.

Гигантский сломанный дуб приземляется на Главной улице, его ветви рвут давно обесточенные электрические провода.

Картер бежит обратно. Большой Джим стоит у двери в зал совещаний, мясистое лицо — бледное, испуганное и, впервые, неуверенное.

— Вниз! — кричит Картер. — В атомное убежище. Он надвигается. Огненный фронт надвигается. И когда доберется сюда, сожрет этот город с потрохами.

Большой Джим стонет:

— Что наделали эти идиоты?

Картеру без разницы. Что бы кто ни наделал, этого не изменить. А если они не поспешат, все будет кончено и для них.

— Внизу есть установка для очистки воздуха, босс?

— Да.

— Подсоединена к генератору?

— Да, разумеется.

— Возблагодарим за это Иисуса. Может, у нас есть шанс.

Помогая Большому Джиму спуститься в убежище, с тем чтобы он двигался чуть быстрее, Картер надеется, что внизу они не сварятся живьем.

 

Раскрытые двери ночного клуба «Дипперс» с силой захлопываются. Стеклянные панели вылетают из них залпом осколков, под который попадают люди, стоящие в глубине, на паркете танцевальной площадки. Уиту, брату Генри Моррисона, достается больше других: осколок вскрывает ему яремную вену.

Толпа бросается к дверям — телевизор с большим экраном забыт. Они топчут бедного Уита Моррисона, который лежит, умирая в расползающейся луже собственной крови. В дверях возникает пробка, торчащие осколки режут еще многих.

— Птицы! — кричит кто-то. — Господи, посмотрите на этих птиц.

Но большинство смотрит не вверх, а на запад, откуда огненный вал накатывает на них под небом, которое теперь черное, как в полночь, и насыщено ядовитым воздухом.

Те, кто может бежать, берут пример с птиц и семенят трусцой или галопом по шоссе номер 117. Несколько человек бросаются к автомобилям, и на гравийной парковке, где в стародавние времена четверка местных парней пыталась избить Дейла Барбару, скрежещет металл врезающихся друг в друга автомобилей.

Велма Уинтер успевает запрыгнуть в свой старый пикап «датсан», прорывается к выезду с парковки, никого не зацепив и не подставившись под удар, и видит, что слева шоссе перекрыто бегущими людьми. Она смотрит в другую сторону и видит огненный вал, пожирающий лес между Литл-Битч-роуд и центром города, надвигающийся на них, как гигантский раздутый ветром парус. Поэтому плюет на пешеходов и выворачивает руль влево. Гонит, ничего не видя перед собой. Врезается в Карлу Вензиано, которая убегает с младенцем на руках. Велма чувствует, как автомобиль подпрыгивает, перекатываясь через их тела, и решительно отказывается слышать крики Карлы: позвоночник у нее сломан, а малыш Стивен под ней и раздавлен насмерть. Велма знает только одно — она должна выбраться отсюда. И каким-то образом ей это удается.

 

День встреч оборван внезапным апокалипсисом. Те, кто внутри, обнаруживают, что у них есть дела поважнее общения с родственниками. Гигантское грибовидное облако дыма растет на северо-западе, поднимается на колонне огня, которая уже высотой почти с милю. Первый порыв ветра — того самого, что погнал Картера и Большого Джима в атомное убежище — ударяет по ним, и их бросает на Купол (те, кто за Куполом, этого порыва не ощущают). И тем не менее люди за Куполом отступают от него. Счастливчики — они могут.

Генриетта Клавар чувствует, как холодные пальцы сжимают ее руку. Поворачивается и видит Петру Сирлс. Волосы Петры вылезли из заколок, которые удерживали их, и висят у щек.

— Остался у вас сок радости? — спрашивает она, и ей удается выжать из себя призрачную улыбку: давай повеселимся напоследок.

— Извини, мы все выпили.

— Что ж… может, это значения и не имеет.

— Держись со мной, милая. Держись со мной. И все у нас будет хорошо.

Но, заглянув в глаза старухи, Петра не видит в них ни веры, ни надежды. Вечеринка близка к завершению.

А теперь смотрите. Смотрите, и вам откроется. Восемьсот человек прижаты к Куполу, их головы вскинуты вверх, глаза широко раскрыты, они наблюдают, как к ним мчится неизбежная смерть.

Здесь Джонни и Кэрри Карвер, и Брюс Ярдли, который работал в «Мире еды». Здесь Тэбби Моррел, ему принадлежит лесопилка, которая скоро превратится в пепел, и его жена Бонни; Тоби Мэннинг, продавец «Универмага Берпи»; Трина Коул и Донни Барибо; Уэнди Голдстоун с ее подругой и коллегой-учительницей Эллен Вейндестин; Билл Оллнат, который не поехал за школьным автобусом, и его жена Сара, которая призывает Иисуса, просит спасти от надвигающейся стены огня; здесь Тодд Уэндлстет и Мануэль Ортега, их лица обращены на запад, где мир исчезает в дыму; Томми и Уиллоу Андерсоны, которые больше не пригласят ни одну бостонскую рок-группу в свой ночной клуб. Посмотрите на них всех, население целого города, прижатое к невидимой стене.

За их спинами гости сначала пятятся, потом отступают, наконец бросаются в бегство. На автобусы они внимания не обращают, устремляются по шоссе к Моттону. Несколько солдат остаются на посту, но большинство бросает оружие и бежит за толпой, не оглядываясь, как Лот не оглядывался на Содом.

Кокс не бежит. Кокс подходит к Куполу и кричит:

— Эй! Командир!

Генри Моррисон поворачивается, направляется к полковнику, упирается руками в прочную и загадочную преграду, которую он не может видеть. Дышать трудно. Ветер, вызванный валом огня, ударяет в Купол, кружится, потом движется назад, навстречу голодному чудовищу, которое направляется к Куполу: черному волку с красными глазами. Здесь, на границе с Моттоном, овцы, которыми он собирается закусить.

— Помогите нам, — говорит Генри.

Кокс смотрит на огненный вал, прикидывает, что тот доберется до толпы максимум минут через пятнадцать, а может, даже и через три. Это не просто пожар или взрыв; в замкнутом и уже достаточно загрязненном пространстве — это катаклизм.

— Сэр, я не могу, — отвечает он.

Прежде чем Генри успевает что-то сказать, Джо Боксер хватает его за руку. Мужчина что-то бессвязно лепечет.

— Прекрати, Джо, — говорит ему Генри. — Бежать некуда, остается только молиться.

Но Джо Боксер молиться не собирается. В руке он по-прежнему держит маленький револьвер и, еще раз взглянув на приближающийся ад, подносит револьвер к виску, словно хочет сыграть в русскую рулетку. Генри пытается перехватить руку, но уже поздно. Боксер нажимает на спусковой крючок. Умирает не сразу, фонтан крови бьет из его головы. Пошатываясь, Боксер отходит, размахивая маленьким револьвером, как носовым платком, и крича. Падает на колени, вскидывает руки к темнеющему небу, как человек, которому даровали откровение, и падает лицом вниз на местами стертую белую разделительную полосу.

Генри ошеломленно поворачивается к полковнику Коксу, который одновременно и в трех футах от него, и в миллионе миль.

— Очень сожалею, друг мой, — говорит Кокс.

Подскакивает Памела Чен.

— Автобус! — кричит она, пытаясь перекрыть рев накатывающего огненного вала. — Мы должны сесть в автобус и попытаться проехать сквозь огонь! Это наш единственный шанс!

Генри знает, что никакой это не шанс, но кивает, бросает на Кокса последний взгляд (Коксу уже никогда не забыть эти жуткие, полные отчаяния глаза копа), берет Памелу за руку и следует за ней к автобусу номер 19, тогда как дымная тьма спешит им навстречу.

 

Огонь добирается до центра города и мчится вдоль Главной улицы. Мост мира испаряется. Большой Джим и Картер, сидящие в атомном убежище, сжимаются в комок, когда над ними взрывается муниципалитет. Кирпичные стены полицейского участка сначала вдавливаются внутрь, а потом обломками взлетают в небо. Статую Люсьена Кэлверта срывает с постамента. Люсьен летит в горящей черноте, храбро выставив перед собой винтовку. На лужайке перед библиотекой хэллоуиновская кукла в веселенькой шляпе-цилиндре и с садовыми совками вместо рук вспыхивает, как факел.

Громкое гудение — словно Господь включил свой пылесос — усиливается по мере того, как жаждущий кислорода огонь засасывает хороший воздух, чтобы заполнить свое единственное ядовитое легкое. Здания на Главной улице взрываются одно за другим, доски, и товары, и кровельная плитка, и стекло взлетают в воздух, словно конфетти в новогоднюю ночь: заколоченный кинотеатр, «Городской аптечный магазин Сандерса», «Универмаг Берпи», «Бензин и бакалея», книжный магазин, цветочный магазин, парикмахерская. В похоронном бюро самые последние трупы начинают жариться в металлических ящиках, словно куры в духовке. Огонь завершает свой триумфальный забег по Главной улице, поглотив «Мир еды», затем катится к «Дипперсу», на парковке которого еще кричат и машут руками владельцы столкнувшихся автомобилей. Последнее, что они видят в этом мире, — стена огня высотой в сотню ярдов, которая мчится на встречу с ними. Теперь пламя катится по главным дорогам, растапливая гудрон в жижу. Одновременно огонь добирается и до Истчестера, обращая в золу и пепел и дома яппи, и тех нескольких яппи, которые в них остались.