Жанровое своеобразиеВ 1830 г., завершив «Евгения Онегина», Пушкин от романа в стихах перешел к созданию романа прозаического. Новый русский роман резко отличался от предыдущих — нравоописательного, дидактического, авантюрного — поэтому его формирование происходило медленно, он собирался по частям. Начало этому процессу в русской литературе положили циклы повестей и рассказов, и прежде всего «Повести Белкина» (60). Сам Пушкин, видимо, тоже осознавал свой цикл как подступ к роману, в ироническом варианте эта мысль содержится в следующем фрагменте из письма ненарадовского помещика: «Кроме повестей <…> Иван Петрович оставил множество рукописей, которые <…> частию употреблены его ключницею на разные домашние потребы. <...> Прошлою зимою все окна ее флигеля заклеены были первою частию романа, которого он не кончил. Вышеупомянутые повести были, кажется, первым его опытом» (VI, 56). В.Г.Белинский в статье «О русской повести и повестях г.Гоголя» определяет некоторые особенности романа: «Он <…> допускает в себя и такие подробности, такие мелочи, которые при всей своей кажущейся ничтожности, если на них смотреть отдельно, имеют глубокий смысл и бездну поэзии в связи с целым, в общности сочинения <…> Соедините эти листки под один переплет, и какая обширная книга, какой огромный роман, какая многосложная поэма составилась бы из них!» (61) Своеобразие романа как жанра заключается в том, что он даёт возможность выразить чрезвычайно сложное и многообразное содержание, «сцепление всего со всем», увидеть истинный смысл каждой жизненной мелочи. «Повести Белкина» содержат в себе именно такое отношение к жизни, в жизни значимо всё. Вот пример из повести «Выстрел». Противник Сильвио, граф, выходит к барьеру с фуражкой, наполненной черешней и «завтракает» (VI, 63). Для самого графа эти черешни — способ скрыть волнение, для его противника Сильвио черешни имеют другое значение — они стали поводом к откладыванию выстрела на будущее («Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня. Его равнодушие взбесило меня. Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моем. Я опустил пистолет. “Вам, кажется, теперь не до смерти, сказал я ему, — вы изволите завтракать; мне не хочется вам помешать”…», VI, 63); для повествователя (подполковника И.Л.П. и для Белкина) черешня воспринимается как второстепенная, малозначащая подробность; для самого Пушкина черешня имела особый смысл — когда-то в Кишиневе Пушкин стрелялся с офицером Зубовым и вышел на дуэль «с черешнями и завтракал ими» (62), Зубов стрелял первым и не попал, а Пушкин не стал стрелять и просто ушел, не простив обидчика; наконец, читатель повести ясно видит, что черешня, в конечном счёте, спасла жизнь графу. Черешня или даже косточки от черешни, некая ерунда, мелочь, может иметь очень существенное значение. В процитированных словах Белинского говорилось о том, что роман может возникнуть из соединения «листков» под один переплет. Конечно, никакое простое сложение повестей под одну обложку не превратит их в роман. Этого не произойдет даже в том случае, если цикл будет иметь единую композицию и стиль («Миргород» Гоголя не стал романом), и даже если в цикле будет единый повествователь («Записки охотника» И.С.Тургенева не превратились в роман). «Роман должен заключать в себе развивающуюся идею, он должен быть динамичным, и отнюдь не в событийном плане (этого может и не быть), а с точки зрения того высшего смысла, который является «сверхзадачей» художника» (В.Г.Одиноков) (63). В «Повестях Белкина» такая развивающаяся идея есть, она содержится не в какой-либо отдельной фразе и даже не в сюжетно-композиционном единстве, эта идея в значительной степени выражена в сложной субъектной организации повестей. Каждое событие в художественном мире «Повестей Белкина» оценивается сознанием нескольких субъектов повествования (автором, издателем, псевдоавтором Белкиным, рассказчиками, героями), оцениваются одновременно по разным «шкалам ценностей». Мелочь, пустяк для одних одновременно является главным для других. Несущественное приравнено к существенному. Весь цикл оказывается динамичным многоголосием. Эта полифония позволяет видеть в «Повестях Белкина» исток русского прозаического романа XIX века. Чтобы найти идею цикла, следует прежде всего разобраться в субъектной организации произведения.
|