КНИГА ПЕРВАЯ. БРАТ МОЙ, ВРАГ МОЙ 12 страницанего. - По сути дела, - вскипел Кен, - вы один из первых поняли, что у нас в руках целая отрасль промышленности, которая может принести миллиард долларов дохода... - По сути дела, - сказал Брок, передразнивая Кена, - нам уже становится ясно, что требуемое количество денег далеко превосходит ту сумму, которую может выплатить частное лицо или группа частных лиц. Я, разумеется, понимаю, друзья, вам очень хочется самостоятельно управлять этим делом, как ради денег, так и ради собственного удовлетворения. И я не отрицаю, что финансирующие вас лица в свое время согласились на это условие. Вы можете даже обвинить нас в нарушении слова, и я не дам себе труда опровергать это. Речь идет о слишком больших деньгах, вот и все, и надо учесть тот простой факт, что деньги эти - наши. Вы до сих пор осуществляли свою линию руководства, а теперь мы будем настаивать на своей. Мне кажется - кстати, я советовался с моими компаньонами, - что сейчас самое время заинтересовать этим делом крупную радиокомпанию. Рано или поздно нам придется продать все свои паи, независимо от того, что мы вам обещали. Большие деньги требуют особого окружения, сноровки, штата людей, а самое главное - стимула. Чрезвычайно приятно надеяться на миллиард долларов, но никто еще не нищенствовал, получая и двадцать процентов прибыли. Вы же можете придумать какое-нибудь другое изобретение. У таких талантливых людей, как вы, должно быть, уйма всяких идей. Дэви постарался выдержать миролюбивый тон. - Мы категорически скажем "нет", если вам угодно получить ответ сразу; а если хотите, можем объяснить подробнее. Но, так или иначе, мы не намерены бросать работу над нашим изобретением. Оно для нас слишком важно. - Но ведь у вас есть другой выход. Радиоустановка Волрата отлично разрекламирована. Радио в авиации имеет огромные перспективы если не сейчас, то в близком будущем. Почему бы вам не заняться этим? Если вы пожелаете начать производство радиоустановок для авиации, а вашим теперешним делом будете заниматься в свободное время, просто для души, то финансирующие вас лица отнесутся к этому весьма серьезно. Ведь это уже нечто осязаемое. Мы пойдем даже на то, чтобы пересмотреть вопрос о вашем жалованье и премиальном вознаграждении за счет прибыли, когда она начнет поступать. Дэви резко поднялся с места. - Мы с Кеном должны обсудить это между собой, мистер Брок. Это слишком важное дело, чтобы решать его впопыхах. - Время мы вам дадим. - Брок окинул их холодным взглядом. - Если вам угодно - несколько дней. - Но предположим, нам удастся сделать установку, которая сможет передавать движущееся изображение? - настаивал Кен. - За несколько дней? - Нет, вероятно, потребуется несколько недель, - признался Кен. Брок пожал плечами. - Отлично. Это только увеличит стоимость изобретения. - Вы хотите сказать, что все равно намерены продать его? - О, это решено бесповоротно. Да, вот еще что - я вас должен предупредить: следите, чтобы ваши счета не превышали сальдо в банке. Мне поручили вам передать, что это все, чем вы можете располагать. С этого дня поступлений не будет. Если только вы не пожелаете заняться производством радиоустановок для самолетов. Дэви тронул Кена за руку, давая ему знак держаться спокойнее, и они вышли. - Какого черта ты разговаривал с ним так вежливо? - Кен был взбешен. - Потому что скандалом ничего не добьешься. - Что же нам теперь делать? - Стоять на своем. - А если они не сдадутся? - Мы тоже не сдадимся. - Но как же наша работа? - Работу будем продолжать. - А как быть с деньгами? - Мы будем их тратить. - Тратить нам нечего. - Тогда будем брать в кредит. А когда нам откажут в кредите, уволим техников. Понадобится, так сдадим дом, продадим машины, но будем стоять на своем. Дэви говорил спокойно, почти рассеянно. Что им делать - было совершенно ясно, но он так и не смог осознать, насколько критическим было их положение. Страх начал биться в бетонные стены, отгораживавшие Дэви от внешней жизни, но он, замкнувшись в своей крепости, ощущал лишь отдаленное сотрясение и больше ничего. Все, что происходило вовне, казалось ему нереальным.
Кен и Дэви решили избрать осадное положение, и оно не замедлило наступить. Со времени последней встречи с Броком они не обменялись с ним ни единым словом. Они обещали уведомить его о своем решении, но звонить ему не стали, а Брок, в свою очередь, не напоминал им об этом; Тем не менее он, должно быть, предал свое решение огласке, потому что лаборатории братьев Мэллори вдруг было отказано в кредите. Через две недели братья остались без гроша. Пришлось рассчитать служащих - иного выхода не было. После этого в душу Дэви закралось тягостное беспокойство. - Давай потолкуем со стариком, - сказал он Кену. - Мы с тобой слишком долго все это пережевываем, а толку нет. Может, он нам что-нибудь посоветует. - Нет, - не сразу ответил Кен. - У меня что-то пропала охота ходить к нему. Чего доброго, угодишь как раз, когда он будет не в духе. - Ну, тогда с ним вообще бесполезно разговаривать, - сказал Дэви. - Давай все-таки рискнем. Нортон Уоллис не успел еще произнести ни слова, а они уже знали, что на этот раз им повезло. Одно то, как он повернул к ним голову, свидетельствовало о бодрости и энергии старика. - Входите, - сказал он. - Ну, что еще стряслось? По звуку ваших шагов можно подумать, что вы тащите мертвое тело. - У нас беда, - начал Дэви, придвигая табуретку поближе к рабочему столу Уоллиса. Он рассказал о создавшемся положении, вынудившем их уволить техников. - Как вы думаете, может, мы поторопились? - спросил Кен. - Вероятно, мы смогли бы продержаться дольше, если б уступили техникам часть паев. - Разве мы можем так рисковать? - возразил Дэви. - Нам ведь пришлось бы отдать часть наших собственных акций. По существу, все наше право контроля основано на том, что у нас всего на одну акцию больше, чем у остальных. А что если кто-нибудь из наших техников получит выгодное предложение от Брока? Можно ли винить человека, если он продаст свою долю, когда его одолеет нужда? - Ну а что толку в нашем праве контроля? Разве что оно дает нам возможность мешать Броку поступать, как ему вздумается. Если бы только нам удалось от него отделаться! - Каким же это образом? - спросил Уоллис. - Судя по тому, что вы рассказываете, Брок свои обязательства выполнил. - Мы тоже! - Ну и что из того? Даже если все вы сдержали свои обещания, у вас нет никаких коммерческих перспектив. Это скверно, но тут никто не виноват. Вообще-то говоря, предложение Брока заняться радиоустановками для авиации довольно разумно. - Вы считаете, что мы должны согласиться? - вспыхнул Дэви. - А вам хочется согласиться? - Какого черта, конечно нет, но вы сказали, что это разумно. - Мне наплевать, разумно это или нет. Речь идет о том, к чему у вас лежит душа. Брок сделал почти все, что обещал; предложение его разумно, и все-таки я бы послал его ко всем чертям! Я согласен с Дэви. То, над чем вы работаете, - дело вашей жизни, и вы не должны думать, сколько оно потребует денег и кто будет платить. Но вы напрасно сердитесь на Брока. Он грозится продать вашу работу вместе с акциями? Ну и что? С его точки зрения вы зарвались со своим изобретением, а "по-моему... Так что из этого? - Я знаю только одно: Брок стал нам поперек дороги и мне он осточертел, - заявил Кен. - Надо найти способ отпихнуть его в сторону. - Если ты хочешь отпихнуть Брока только из-за личных счетов, то забудь об этом, - сказал Уоллис. - Если же потому, что он мешает работе, тогда другое дело. - Ну вас обоих с вашими тонкостями, - рассердился Кен. - Не все ли равно, потому или поэтому? - Он отвернулся к окну, бледный, со страдальческим выражением лица. За его спиной наступило молчание. Кен ушел в свой одинокий мирок, куда никто и никогда не мог проникнуть, а Дэви даже не сделал попытки вызвать его оттуда. - Надо придумать, как спихнуть его с нашей шеи, - бормотал себе под нос Кен. Лицо его становилось все сумрачнее, и, когда он обернулся, у него был больной и измученный вид. - Очевидно, придется и это взять на себя, - произнес он. - Пойду поговорю с ним. - С Броком? - спросил Дэви. Кен ответил не сразу. Он бренчал ключами от машины, подбрасывая их на ладони, и возле крепко стиснутого рта его играли желваки мускулов. - Да не с Броком, - горько сказал он. - Несмотря на все твои умные речи, ты так разомлел от любви, что толку от тебя не дождешься. А Марго так давно отошла от нас, что я уже и не помню, когда это случилось. Ну, черт с ней и черт с тобой. Все должен делать я - как всегда. Я сейчас еду к Волрату. Увидимся с тобой дома. - К Волрату! - Дэви был поражен. Он встал и подошел к брату. - Зачем ты пойдешь к Волрату? - Заключить договор. - На что? - Не знаю! - Но что ты ему скажешь? - Не знаю! - Тогда зачем ты идешь? - Чтоб спихнуть Брока, вот зачем! Мне безразлично, что придется пообещать Волрату или как его упрашивать; никто не смеет вырвать у нас из рук нашу работу, пока мы сами ее не выпустим. Так что не пробуй отговаривать меня, Дэви, и, ради бога, не ходи со мной! - крикнул он. - С этим человеком я должен говорить один на один! Он стремительно повернулся, распахнул дверь и вышел, даже не потрудившись закрыть ее за собой. Дэви, не отрываясь, следил, как Кен шагал вниз с холма, но тот не оглянулся. - Бедняга, - произнес Уоллис. Обернувшись, Дэви увидел, что старик пристально смотрит в открытую дверь. - Он сам не знает, какая сила его гонит. - А какая сила гонит нас обоих? - с отчаянием воскликнул Дэви. - Можете вы это сказать? Иногда мне кажется, что мы способны на убийство. А почему? Мы оба чувствуем насущную необходимость поступить так-то, сделать что-то и что-то доказать. Тех, кто становится нам поперек пути, мы ненавидим. Тех, кто нам помогает, - любим Что в нас сидит такое? - Представь, что ты умираешь с голоду, а у тебя отнимают еду или что у тебя есть женщина, по которой ты сходишь с ума, и кто-то запер дверь ее комнаты. Разве ты не чувствовал бы, что способен на убийство? - Это другое дело. - Нисколько. Каждый раз, как мне попадает в руки газета, я спрашиваю себя: "Что случилось с нашей страной?" Но я мог бы и не спрашивать. Я и так знаю, что с ней случилось. - Какое мне дело до страны! Я говорю о себе и Кене. - Вот и я тоже! Всю свою жизнь я смотрю, как что-то постепенно уходит. С тех самых пор, как я впервые поступил на работу. Известно ли тебе, что когда мне было пятнадцать лет, я работал на постройке одного из первых "мониторов"? Видишь, о каких давних временах я говорю. В те дни всякий, кто трудился не покладая рук, в конце концов мог найти в этой стране свое место. Было на что надеяться, поэтому и жизнь казалась легче. А ведь работать было куда труднее, чем в наше время. Теперь же все до того легко - сущие пустяки. Все, что надо, за тебя сделает машина. Но жизнь стала хуже, потому что исчезла одна вещь - и притом очень важная. - Поговорим обо мне, - взмолился Дэви. - Ради бога скажите, что мне точит душу? - А вот то самое, что теперь исчезло. Знаешь, что это такое? Вот! - Старик вытянул обе руки. - Работа руками, вот что исчезло! Я не о каторжном ручном труде говорю. Те времена прошли, и слава богу. Создавать что-то своими руками - вот о чем я говорю. Человеку это необходимо, как воздух. Это инстинкт, который сейчас глушат, - инстинкт мастерства, потребность сделать своими руками и на свой собственный лад то, что ты придумал. Вот такого теперь уже нет. Даже названия этому не существует, и, когда человек начинает тосковать, он даже не знает, отчего. Он просто чувствует, что задыхается, и тогда в страхе начинает метаться и корчиться. Вот что тебя точит. - И все-таки непонятно, почему все на свете сводится к спорам, борьбе, проклятиям и интригам из-за денег. Кажется, мы с Кеном только этим и занимаемся с тех пор, как стали работать. До чего это противно! - озлобленно воскликнул Дэви. - Не желаю больше так жить! - А придется, - грустно сказал старик. - Деньги - это общепринятый язык. Он стал распространяться, когда я был еще малым ребенком, вскоре после Гражданской войны. Деньги говорят всюду, куда ни повернись. Считается, что делать деньги - главная задача твоей жизни. Все прочее - грех. Наша страна хвастается, что она изобрела все, что есть на свете полезного. На самом деле изобрели мы только одно - массовое производство. Но если есть в мире что-то такое, где нет места мастерству человеческих рук, так это конвейер. - Ну и прекрасно! - сказал Дэви, отворачиваясь. - Это к нам не относится. Наша работа не имеет ничего общего с конвейером. - Нет, имеет. Вы оба - инженеры в стране, где движется конвейер, где от его вибрации у всех под ногами дрожит земля. Будь вы не инженерами, а учеными, вы, может, этого не ощущали бы так сильно, но тогда вы бы не жили в настоящей Америке, в так называемой богатой Америке. Однако вы не ученые, потому что у вас другой подход к науке. Ученые - люди совсем иного склада, чем вы или я. У них вечный зуд понять что-то, что до сих пор было непонятно. Инженеры же хотят создать то, чего еще никогда не было. Вот в чем разница. Тебе или мне одних только знаний мало, а тем людям мало только создавать. - Между инженером и ученым не такая уж большая разница, - медленно сказал Дэви. - Мы с ними следуем одной и той же традиции. И мы и они одинаково считаем, что наша работа должна изменить мир для людей. - А я и не говорю, что инженер значит меньше, чем ученый. Я хочу сказать, что та маленькая разница, которая делает человека одним из них или одним из нас, порождает огромную разницу между тем миром, в котором живем мы, и миром, в котором живут они. Когда ты изобретаешь что-то практически полезное, твое изобретение становится собственностью конвейера, а конвейер - это бизнес. Даже если это тончайшая работа, в которую ты вложил всю душу, все равно бизнес - воздух, которым приходится дышать изобретателю, и язык, которому он волей-неволей должен выучиться. Запомни это, мальчуган, тут вся история твоей жизни, как и моей тоже.
В сизых ветреных сумерках Кен гнал машину по пустынным улицам. Завод Волрата находился на другом конце раскинувшегося по равнине города. Небо в той стороне уже подернулось серой дымкой, сквозь нее проступали алые полосы заката. По улицам вихрем носились сухие листья; шины с хрустом подминали их под себя. Кен спешил, словно боясь опоздать к назначенному часу, хотя, насколько он знал, в такое время вряд ли можно застать Волрата на заводе. Полководец, храбро сражавшийся в проигранной битве, с беспросветным отчаянием в душе пускается в скорбный путь к месту капитуляции, волоча за собой поверженные знамена. Но с каждым шагом в нем постепенно начинает теплиться надежда на то, что в конце концов справедливость восторжествует и нынешний победитель будет разбит в будущих сражениях полководцами других армий. Потом и эта надежда тускнеет. И в конце своего одинокого пути побежденный вождь желает только одного - чтобы его не заставили стоять на коленях, а в самую последнюю минуту он уже пытается сторговаться с судьбой: "Если победитель не станет унижать мою гордость, я полюблю его; а уж если я смогу его полюбить - значит, то, что я потерпел поражение, правильно и справедливо и на свете есть правда". Но Кен вряд ли мог сказать, в какой, собственно, битве он сражался и что собирается сложить к ногам победителя. Сердце его сжимала тяжелая тоска, от которой можно было задохнуться, если б причиной ее не являлась злобная ненависть к Броку. Кен ненавидел его не за то, что он грозил предать их, а за его неумолимость - черту, по мнению Кена, свидетельствующую о бесчеловечности. Волрат - тот, по крайней мере, человек страстный, порывистый, самолюбивый. Кен нехотя признался себе, что Волрат начинает вызывать у него невольное восхищение. Когда Кен подъехал к заводу, уже стемнело, темная громада здания неясно чернела между двумя еще более темными массивами неба и земли. "Крайслер" подкатил к железным решетчатым воротам и остановился, освещая фарами пустынный двор. Кен уже хотел было повернуть обратно, но в это время у ворот появился ночной сторож. Колеблющиеся лучи фар, похожие на указательные пальцы, уперлись в тускло блеснувший "кэнинхем" Волрата, который одиноко стоял у стены. - Мистер Волрат здесь? - спросил Кен у сторожа. Сторож кивнул. - Еще не уезжал. Как ему доложить? Кен, не выходя из машины, назвал свое имя. Сторож скрылся в темноте, по ту сторону ворот, и Кен остался один среди бесконечной плоской равнины. Сумеречное небо повисло совсем низко, и казалось, будто это не небо, а нижний край какого-то огромного космического жернова, который медленно катится с востока, где уже сгустилась ночная тьма, к узенькой малиновой полоске заката. Через секунду тяжелый жернов надвинулся еще ближе и наступила ночь. Но отблески света еще мерцали в небе, и по-прежнему буйствовал ветер. Мир навсегда останется таким, как есть, хотя порой и кажется, будто всему наступил конец; катастрофа - это только лясканье беззубых челюстей, сквозь которые жизнь проскользнет и будет продолжаться вечно. Охваченный внезапно пробудившейся надеждой, Кен готов был повернуть машину и умчаться прочь, отказавшись от капитуляции, которая теперь представлялась ему совсем ненужной. Но тут же, повинуясь новому порыву, он решил доверить свою судьбу случаю. "Если он согласится принять меня, все будет хорошо", - подумал он. К нему вернулась прежняя заносчивость, и он потребовал еще большего: пусть Волрат сам выйдет к воротам, как если бы просителем был не Кен, а он. Через минуту в темном прямоугольнике здания засветилась открывшаяся дверь, и Кен увидел силуэты двух человек. Шаги звучали вразнобой - один шагал шире другого. До Кена донеслись их голоса - он узнал смех Волрата. Сердце его забилось сильнее. Затем двое разошлись в разные стороны. Хлопнула дверца машины, и ее четыре фары превратились в сверкающие глаза, как бы созерцавшие свое собственное отражение, на кирпичной стене. Прошла минута, прежде чем Кен понял, что ему нанесено оскорбление. Сторож отпер ворота, и спортивная машина Волрата попятилась назад, потом быстро развернулась - издали она была похожа на летучую мышь с вытаращенными глазами и светящимися кончиками крыльев; летучая мышь, медленно плывя над самой землей, миновала ворота и снова превратилась в машину, которая остановилась перед "крайслером", загородив ему путь. - Это вы, Мэллори? - послышался голос Дуга сквозь вой ветра. - Вы, кажется, хотели поговорить со мной? Пальцы Кена крепко стиснули баранку руля. Затем очень осторожно, словно сознавая необходимость двигаться хотя бы через силу, чтобы не потерять сознание, он вылез из машины и пошел к Волрату, который ждал, не выключая мощно и терпеливо рычавшего мотора. - Да, я хотел поговорить с вами, Волрат, только не на ходу. - У меня есть несколько минут. В чем дело? Кен медленно покачал головой. В душе его кипела смертельная ненависть, на глаза просились слезы, поэтому он держался так, словно был заключен в очень хрупкую оболочку. - Здесь я разговаривать не стану, - процедил он. - Вернитесь назад. Или же забудем об этом. Волрат устремил на него холодный оценивающий взгляд. Много дней прошло с тех пор, как они виделись во время пробного полета, - за эти дни Волрат проделал тысячи миль, сталкивался с бесчисленным количеством человеческих судеб и честолюбивых стремлений, видел свое имя, напечатанное огромными буквами, и слышал, как выкрикивают его незнакомые люди, - но сейчас для них с Кеном словно еще длился тот самый день, когда они, раскаленные от ярости, один за другим вышли из самолета. - Ладно, - спокойно сказал Волрат. - Садитесь, я въеду во двор задним ходом. Кен обошел машину кругом и сел рядом с Волратом, не позволяя себе откинуться на спинку сиденья, обтянутого шелковистой кожей. Волрат в темноте подъехал к сторожу и кивком указал на "крайслер", как на вещь, не имевшую названия: - Поставьте это во двор. Мы пойдем в контору. Длинная машина плавно двинулась назад, и Кен ощутил тоскливую беспомощность самоубийцы, который раздумал умирать через какую-то долю секунды после того, как спустил курок. Кен явился к месту капитуляции, но вражеский полководец, сидевший напротив него, даже и не подозревал о войне между ними, потому что никакой войны не было. Однако отступать было уже поздно. Знамена слишком долго волочились в пыли и теперь должны быть смиренно сложены у ног этого удивленного, презрительно усмехающегося чужого человека.
Вернувшись с завода, Кен оставил машину на мостовой возле дома и с трудом добрался до входной двери, сгибаясь от ветра, бросавшего ему в лицо колючие сухие листья, которые возникали словно из ничего. Кен до того устал и отупел, что казался себе плоским, как щепка, а его одежда, как и прежнее его честолюбие, словно были с чужого плеча и предназначались для человека вдвое толще его. Ветер все усиливался. У Кена перехватывало дыхание, глаза слезились, шляпа вдруг нелепо приподнялась над его головой; он круто обернулся и обхватил голову обеими руками, чувствуя себя так, словно его выставили на посмешище всему миру. Спотыкаясь, он поднялся на две кирпичные ступеньки, взбудораженный, исхлестанный ветром и с такой тупой болью в сердце, что ему хотелось поскорее забиться в какой-нибудь угол, съежиться там и закрыть лицо руками. Иначе он кого-нибудь убьет. Захлопнув за собой дверь и прислонившись к ней, чтобы перевести дух, Кен открыл глаза и убедился, что буря ворвалась за ним и сюда, ибо, хотя колючие струи воздуха остались снаружи, здесь его обдал холодом гневный взгляд Марго. Поглядев на нее, потом на Дэви, Кен понял, что они ссорились перед его приходом, а теперь готовы обратить свой гнев на него. Лицо его было смертельно бледным, в глазах темнело от стыда и злости. Он молча взглянул на брата и сестру, как бы предупреждая, чтобы они под страхом смерти не смели заговаривать с ним, потом подошел к стенному шкафу и аккуратно повесил шляпу и пальто. - Может, поедим? - бросил он через плечо. - Может, поговорим? - точно таким же тоном спросила Марго. Кен медленно обернулся и, тыча в нее указательным пальцем, сказал: - Вот что: если у тебя осталась хоть капля совести, ты завтра же уйдешь от Волрата! - Кену было трудно выговорить лишь первые слова, потом они полились сами собой. Глядя мимо Марго на Дэви, он с ожесточением сказал: - Волрат еще хуже Брока. Брок хоть зарабатывает деньги своим трудом, а этот самодовольный жирный кот... Ты бы его послушал! "Из опыта моей деятельности..." - говорит. А что он, спрашивается, сделал за всю свою жизнь? Я чуть не прыснул ему в лицо - этот тип явно страдает манией величия. Можно подумать, что он - председатель по крайней мере десяти акционерных обществ. - Так оно и есть, - заявила Марго. - А кто ты такой, чтобы издеваться над ним? Подумаешь, чуть не прыснул ему в лицо! Знаешь, ты уж меня не смеши. Кен обернулся и увидел в ее глазах столько презрения, что чуть не съежился, как от ветра, бившего на улице ему в лицо. Он глядел на сестру, желая ненавидеть ее, веря, что ненавидит ее, удивляясь тому, что имел глупость считать ее недостижимым образцом женского совершенства. Про себя он разбирал ее по косточкам: голос, который он прежде так любил, резал его слух и казался пронзительным и вульгарным; стройная фигура, раньше всегда вызывавшая у него восхищение, сейчас представлялась ему просто сухопарой. Кен молча разглядывал сестру, и казалось, будто он слушает ее с сосредоточенным вниманием, на самом же деле он безжалостно развенчивал свой идеал. Слава богу, наконец-то он освободился от ее власти! Кен не слышал, что говорила Марго, и когда она умолкла, он помедлил, стараясь вспомнить хотя бы обрывки ее фраз, чтобы отразить нападение. "Какое ты имеешь право?" Да, она сказала эти слова. "Кто тебе разрешил разговаривать с ним?" - Кто мне разрешил? - произнес Кен, стараясь говорить внятно. Ему не хватало воздуха. - С каких это пор я стал нуждаться в чьем-либо разрешении? - Когда кто-нибудь из нашей семьи идет к Дугу просить денег, необходимо _мое_ разрешение, потому что я - та дверь, через которую вы к нему входите. Болван несчастный! Полез к нему со своим разговором и наверняка испортил все, над чем я так старалась ради нас... Ради _нас_? Ради _тебя_, идиот! - Марго! - послышался предостерегающий голос Дэви, и Кен увидел, как брат встал позади Марго, но ничто не могло смягчить ее ожесточенного презрения к Кену. - Значит, он тебе отказал! - говорила она. - Очень рада! Поделом тебе! - Видя, что Кен воспринимает ее слова, как пощечины, она со жгучим злорадством бросала ему в лицо оскорбления. - Что ж, радуйся, - медленно произнес Кен, удивляясь тому, что она еще может причинять ему боль, хотя он выкинул ее из своего сердца. - Конечно, кому какое дело, что я заставил себя пойти именно к _нему_! Он и не знает, чего мне это стоило. - А что ему знать? Чего ради он должен щадить твое самолюбие? Разве он у тебя что-нибудь отнял? - Марго, замолчи! - Кен смутно расслышал окрик Дэви - так сильно стучало его ноющее сердце. - Посмотрите на этого спесивого петуха! - продолжала Марго, не обращая внимания на Дэви. - Никто не смеет ему ни в чем отказать! Все принадлежит ему: он берет и дает, не считаясь ни с кем! Ты ненавидишь его только потому, что я его люблю! Только поэтому - другой причины нет! Дэви шагнул к ней сзади, схватил ее за руку и круто повернул к себе. - Зачем ты его оскорбляешь? - крикнул он. - Тебе это доставляет удовольствие? - Оскорбить она меня не может, - сказал Кен каким-то деревянным голосом. - Оставь ее в покое. - Не ври, тебе обидно до смерти! - Дэви тряхнул Марго за плечи и, пригнувшись к ее лицу, сказал: - Наплевать нам на Волрата и на его отказ! Мы в нем не нуждаемся. И никогда не будем нуждаться! - Нет, он именно тот человек, который вам нужен! - отчеканила Марго. - Мне следовало знать это с самого начала. Кроме него, я ничего вокруг себя не видела, потому что он - тот, кого я ждала всю жизнь. Зато я и знаю его так, как никто. Его нельзя просить об одолжении. Брать от него подарки даже опасно. У него непременно должно быть такое ощущение, будто он навязывает людям свою помощь насильно. Тебе ведь хочется получить у него денег, - сказала она, высвобождая руку из пальцев Дэви, чтобы повернуться к Кену, ибо все-таки Кена она всегда любила и будет больше любить. - Что ж, может, и мне поначалу хотелось только этого, но теперь ты все напортил, потому что он подумает, будто ты пришел с моего разрешения. Ни разу, - раздельно сказала она, - я ничего не попросила у него для себя. - Опять ты со своим разрешением, - сказал Кен. - Кого ты считаешь своей собственностью? - Тебя, - ответила она, глядя прямо ему в лицо. - Ты - моя
|
