Герменевтический подход к исследованию права

РЕФЕРАТ

ГЕРМЕНЕВТИКА И ПРАВО

 

Выполнила:

студентка 204 группы

Кулагина Ю.С.

 

Проверила:

канд.юрид.наук, доцент

Уздимаева Н.И.

 

 

Саранск

Содержание

 

1. Понятие «герменевтика»…………………………………………………3

2. Герменевтический подход к исследованию права……….……………..7

3. Использование герменевтики в праве ………………………………… 10

Список использованных источников ……………………………………....20

 

 

1. Понятие «герменевтика»

Термин hermeneia, который с греческого можно перевести как аллегорию, толкование, существует давно.

Герменевтика в переводе с греческого означает «разъясняю, растолковываю». Для древнегреческих философов и филологов герменевтика была искусством понимания, толкования иносказаний и многозначных символов в поэтических текстах, для неоплатоников — искусством интерпретации произведений Гомера. Христианские писатели понимали под герменевтикой искусство толкования Библии. С началом формирования в эпоху Возрождения классической филологии, независимой от теологии, герменевтика выступает как искусство перевода памятников античной культуры на язык современной культуры. Так, в рамках экзегезы — дисциплины, цель которой состояла в том, чтобы понять текст на основании того, что он хотел бы сказать, возникла герменевтическая проблематика. «Всякое чтение текста само по себе связано... с вопросом о том, "с какой целью" он был написан, и всегда осуществляется внутри того или иного общества... так, прочтение греческих мифов школой стоиков на основе натурфилософии и этики содержит в себе герменевтику, значительно отличающуюся от раввинской интерпретации Торы в Галлахе и Хаггаде...».[1] Если текст может иметь несколько смыслов, например исторический, духовный, то надо прибегнуть к гораздо более сложному пониманию значения, чем понимание так называемых одиозных знаков, которых требует формальная логика доказывания. Это лишний раз подтверждает наличие тесной связи между герменевтикой и общей проблемой понимания. Еще у Аристотеля встречается этот термин в трактате «Об истолковании». Герменевтика первоначально существовала в качестве дисциплины, постигающей скрытый смысл знаков, мифов, предсказаний. В Средние века начинает формироваться юридическая герменевтика как искусство толкования правовых текстов. Однако уже в Новое время она потеряла кредит — не без вины со своей стороны. «Сравнительно немного страдала она от неопределенности своих границ, в пределы которых попадала обыкновенно критика законов, иногда даже и толкование юридических сделок, причем одни ограничивались толкованием законодательства Юстиниана, другие ставили свою задачу шире. Гораздо более вреда юридической герменевтике сделал безжизненный, шаблонный способ ее отношения к материалу», — писал Ф. Регельсбергер. Большинство исследователей, использовавших юридическую герменевтику, ограничивались повторением и комментированием правил толкования, сформулированных еще римскими юристами и сохранившихся в Дигестах Юстиниана[2], изредка делая кое-какие поправки и дополнения. Весьма немногие пытались самостоятельно рассмотреть процесс толкования, да и то не целиком, а лишь в некоторых частях[3].

До недавнего времени юридические исследования, как правило, ограничивались формально-логическими операциями, призванными произвести максимально глубокий анализ правового материала для его практического использования в процессе реализации того или иного закона. Обоснованием такого подхода служило общее убеждение в исконном предназначении юриспруденции отвечать требованиям юридической практики и процесса обучения и повышения квалификации юристов-профессионалов. Научный инструментарий такого подхода сформировался довольно давно и так же давно не обновлялся. Задачи, которые решаются с помощью подхода, определяемого учеными как юридический позитивизм, носят жестко прагматичный характер и состоят в определении понятия правового явления, его классификации в соответствии с признанными критериями, установлении его отличительных признаков и характеристик. Определение сущности правового явления через ряд более простых понятий предназначается для лучшего, углубленного понимания нормы права правоприменителем при решении им конкретно-прикладных проблем ее реализации. Можно говорить о том, что юридический позитивизм систематизирует правовые знания, обобщает их, дает научно-практические рекомендации, способствует повышению правовой культуры. Однако юридический позитивизм не ставит задачи установления глубинных связей и взаимодействий элементов социально-правовой системы, которые выявляются более сложными, нежели формально-правовой анализ, способами. Тем не менее современная юридическая практика требует от теории права постоянного совершенствования методологии. Возможно, поэтому в новейшей юридической литературе все большее признание находит понимание необходимости философского осмысления правовой проблематики.[4]

Расширение понятийного аппарата, обогащение науки новыми терминами, формулами, идеями (возможно, за счет связанных с правоведением научных дисциплин) позволит не только более полно анализировать правовой материал, но и очертить перспективы развития права, прогнозировать и предугадывать будущее правовой науки. Так, использование в юридических исследованиях технологий, полученных в других отраслях гуманитарных наук (философии, психологии), позволяет российской юриспруденции гармонично интегрироваться в мировую культуру.

 

 

Герменевтический подход к исследованию права

 

Одним из таких новых для правоведения методов мог бы послужить герменевтический подход к исследованию права. В отличие от формальнологического анализа, на котором зиждется юридический позитивизм, герменевтика права предполагает более сложный семантический анализ.

Интерпретация, составляющая основу герменевтического метода исследования, определяемая как толкование текста, и понимание, трактуемое в широком смысле как постижение знаков, составляют как бы две стороны одной медали. Ведь сама работа по интерпретации призвана преодолеть дистанцию, отделяющую читателя от чуждого ему текста, чтобы поставить его на один культурный (информационный) уровень с автором текста и таким образом включить смысл этого текста в понимание читателя.

Все вышесказанное справедливо и для правового текста. Прочтение текста закона правоприменителем сопряжено с работой по преодолению смысловой разобщенности между ним и законодателем, а основная работа профессионального юриста как раз заключается в поиске и реализации который должен быть прочитан и понят. Понимание текста после прочтения — это и есть поиск смысла законодательной нормы. Только после этого идея законодателя, заложенная в правовой норме, экстериоризуется, т. е. воплощается в конкретных практических действиях правоприменителя. Как всякий читатель текста, правоприменитель тоже задается вопросом: «с какой целью написан текст», и от того, насколько совпадает понимание смысла правовой нормы правоприменителем с законодательной идеей, настолько адекватным будет процесс реализации нормы права.

Коллизия, конфликт интерпретаций законодателя и правоприменителя (исполняющего органа, гражданина) состоит в том, что законодатель изначально стремится к максимальной однозначности текста (вспомните, что законность не может быть «калужской» или «рязанской»), а правоприменитель стремится к интерпретации правового текста в свою пользу. Именно в этом состоит основная проблематика правовой герменевтики, в этом же заключается и специфика герменевтики права. Если при толковании не правового (например, исторического) текста его интерпретация как минимум не противоречит тому смыслу, который вкладывает в текст автор, то при реализации нормы права возможно столкновение интерпретации правоприменителя и буквы закона. Правоприменитель стремится использовать неясности в тексте закона в своих интересах, зачастую подменяя истинный смысл закона своим толкованием, в то время как государство в лице высших судебных органов стремится обеспечить единообразие при толковании закона.

Другое же отличие правовой интерпретации от филологической состоит в специфике объекта интерпретирования — самого текста. Если объектом лингвистической герменевтики служит текст произведения, смысл которого ускользает от понимания по причине авторской индивидуальности (аспект выражения, а не содержания), то текст закона напротив изначально лишен какой-либо индивидуальности, которая стерта коллективным характером законотворчества.

Таково первоначальное отношение между понятиями интерпретации и понимания; между правовой и философско-лингвистической герменевтикой.

Основным тезисом обоснования актуальности герменевтики в праве служит предположение о том, что единственной («врожденной») мотивационной тенденцией, присущей любому юристу-профессионалу (правоприменителю) и всех юристов объединяющей, является стремление к поиску и реализации смысла правовой нормы. В этом состоит его профессиональное предназначение, а от того, насколько соответствует смысл найденный и реализованный тому, что действительно хотел сказать законодатель, зависит признание уровня профессионализма конкретного юриста. Именно поиск и последующая реализация смысла правовой информации, полученной при изучении закона, является основой поведения участника процесса реализации нормы права в юридически значимой ситуации. Таким образом, следует признать, что герменевтическая проблематика в праве (в том числе) тесно сплетена с проблемой понимания, с онтологическими технологиями, а также с такими понятиями, как смысл, двусмысленность или многосмысленность, символ, знак, дискурс. Именно этими понятиями автор настоящей работы собирается оперировать при дальнейшем изложении проблемы.

Текст закона (письменность, знаковый ряд) в данном случае выступает как техническое средство по передаче правовой информации от законодателя к исполнителю, субъекту процесса реализации нормы права. Правовая идея, реализованная в процессе правотворчества в форме того или иного закона, объективируется (фиксируется) посредством текста, и именно в таком виде доводится до правоприменителя. При ознакомлении с текстом закона правовая информация «снимается» (считывается) заинтересованным пользователем, например, профессиональным юристом. Итак, следующий тезис: для правоприменителя закон — это прежде всего текст. Таким образом, мы приходим к выводу, что понимание закона есть не что иное, как понимание текста закона.

Кроме текста закона, носителем правовой информации является также речь. В судебном процессе понимание речи адвоката, представителя стороны, судьи и других участников процесса позволяет делать выводы, возражать, приводить аргументы, толковать доводы оппонента, реализовать права и исполнять обязанности — т. е. анализировать получаемую правовую информацию и сообразно с процедурой действовать или бездействовать в качестве участника судебного процесса. Для того чтобы узнать правовую информацию, необходимо дешифровать знаковый ряд (текст) или звуковой ряд (речь), выступающие в данном случае в качестве носителя информации.

Следующим тезисом, доказывание которого также необходимо при изложении введения в правовую герменевтику, является предположение о двусмысленности (многосмысленности) любого, в том числе и правового, текста как знакового ряда, а также о двусмысленности любого устного высказывания. Если обобщить сказанное, можно сделать вывод о двусмысленности результата декодирования текста или речи как носителей информации или посредников между автором и читателем. Говоря образно, между идеей и пониманием идеи (духом и буквой закона применительно к праву) появляются посредники в форме носителя информации (текста или речи). В результате между пониманием правовой нормы законодателя и пониманием правовой нормы правоприменителя возникает зазор, в который вкрадывается намерение правоприменителя, возможно, искажающее саму идею, заложенную в законе. В данном случае обсуждается проблема тождественности образа и его символа, где образ — это та правовая идея, то правило, которое имел в виду законодатель при написании правовой нормы, а символ — это текст, который получился в результате написания правовой нормы законодателем, который читается правоприменителем в процессе реализации правовой нормы. Автором выдвигается тезис об изначально предполагаемой нетождественности образа и символа.

Понимание правоприменителем закона можно проиллюстрировать с помощью положений димензиональной онтологии с использованием геометрических аналогий.

Герменевтика изучает проблему множественности смыслов, определяя ее как «...действие смысла, в соответствии с которым какое-либо выражение, обладающее меняющимся значением, означая одну вещь, в то же время означает и другую вещь, не переставая при этом означать первую. В собственном смысле слова это — аллегорическая функция языка (аллегория... означает: говоря одно, говорить и другое)».[5] В этом смысле герменевтика имеет междисциплинарное значение, в чем и состоит ее особая ценность как метода исследования. В статье отражена позиция автора, который вслед за разработчиками герменевтической дисциплины утверждает, что идея, речь, текст есть по сути различные стратегические уровни трактовки символизма. Автор, когда говорит о герменевтике права, рассматривает только два из них: символизм на уровне текста и в плане языка. Стратегический уровень идеологического символизма, который более характерен для герменевтики законотворчества, при рассмотрении проблемы правовой герменевтики в настоящей статье не исследуется. Процесс реализации правовой нормы в своей структуре основывается на тактическом уровне социально-правового символизма, предполагающем как раз реализацию аллегорической функции языка и, соответственно, текста. Символ на стратегическом уровне правоприменения понимается как структура значения, в которой один смысл (первичный, буквальный) означает одновременно и другой смысл (косвенный, вторичный), который может быть понят только через первый. Этот круг выражений с двойным смыслом и составляет собственно герменевтическое поле. Текст закона содержит во множестве такие символические понятия, смысла текста закона. Для правоприменителя закон — это прежде всего текст, которые потенциально интерпретируются. Так символ и интерпретация становятся соотносительными понятиями: интерпретация имеет место там, где есть многосложный смысл, и именно посредством интерпретации обнаруживается множественность, символичность смысла.