Студопедия — Шартрский лагерь
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Шартрский лагерь






 

Час от часу не легче, Аршамбо, час от часу не легче! Знаете, что написал мне папа в послании от 28 ноября, но которое, видимо, не сразу отправили или, может быть, гонец, отряженный с этим посланием, искал меня там, где меня не было, коль скоро вручили мне его только вчера вечером, в Арси… Ну, угадайте, угадайте… Так вот, Святой отец, скорбя о нашей размолвке с Никколо Капоччи, упрекает меня в «отсутствии милосердия в наших отношениях». Хотелось бы мне знать, как это я мог выказывать милосердие нашему дорогому Капоччи? Да я же его и в глаза не видел после Бретея, откуда он потихоньку улизнул в Париж, где и засел. Кто же, таким образом, виноват в наших размолвках, если но тот, кто силком навязал мне этого себялюбивого, ограниченного прелата, думающего лишь о собственных своих удобствах и все демарши коего имели единственную цель – расстроить мои? Мир между государствами его меньше всего интересует. Ему одно важно – как бы я не добился успеха. Отсутствие милосердия, хорошенькое дело! Отсутствие милосердия… У меня есть вполне веские основания полагать, что Капоччи снюхался с Симоном де Бюси, и думаю даже, что но без его участия заключили в темницу Феба, которого – не беспокойтесь, ах, да вы знаете…

– выпустили на свободу в августе месяце, и благодаря кому? Конечно, мне. Вот этого вы как раз и но знаете… выпустили при условии что он присоединится к королевскому войску.

И наконец, папа хочет меня уверить, будто все превозносят меня за мои усилия и что не только он сам, но и коллегия кардиналов дружно одобряет мои действия. Боюсь, как бы он не написал того же самого Капоччи… И вновь он возвращается к тому, что уже советовал мне в октябре, чтобы Карла Наваррского тоже включить в переговоры о всеобщем мире. Нетрудно догадаться, кто внушил ему подобную мысль…

Как раз после бегства из узилища Фрике де Фрикана король Иоанн решил перевести своего зятя в Арле. Арле – это крепость в Пикардии, где все население по-настоящему предано клану Артуа. Он боялся, как бы Карл Наваррский, находясь в Париже, не обзавелся слишком многими сообщниками. И не желал также держать Феба и Карла не только в одном и том же узилище, но и в одном городе…

И как я вам уже рассказывал вчера, король после разгрома под Бретеем отправился в Шартр. А мне он сказал: «Побеседуем в Шартре». Вот я и сидел в Шартре, пока Капоччи гордо разгуливал по Парижу.

Где мы, Брюне?.. Как зовется этот город? А Пуавр, проехали мы Пуавр или нет? Очень хорошо, он еще впереди. Мне говорили, что стоит осмотреть тамошнюю церковь. Впрочем, все церкви в Шампани одна другой лучше. Вот уж впрямь истинный край христианского благочестия…

О нет, я отнюдь не жалею, что видел Шартрский лагерь, и мне очень бы хотелось, чтобы и вы тоже на него поглядели… Знаю, знаю, вас не затребовали в Шартр, коль скоро вам пришлось заменять занедужившего отца, удерживая любой ценой англичан у рубежей Перигора… Возможно, это и спасло вас от надгробной плиты в какой-нибудь обители Пуатье. Как знать! Все в руце божией.

А теперь постарайтесь представить себе Шартр: шестьдесят тысяч человек

– это еще по самому скромному счету, расположившихся лагерем на обширной равнине, над которой гордо царит собор. Одна из самых больших армий, если не самая большая, какую когда-либо собирали во Франции. Но разделенная на две части, весьма отличные одна от другой.

С одной стороны стоят ровными рядами сотни и сотни шелковых палаток или же палаток из цветных тканей для рыцарей и дворян, имеющих право распускать свое знамя. С утра до ночи люди, лошади, повозки находились в непрерывном движении, словно перед вами был гигантский муравейник, и в лучах солнца до самого горизонта все это кишело и переливалось яркими красками, поблескивало сталью доспехов; и как раз на этой стороне раскинули свои лотки торговцы оружием, упряжью, вином, съестными припасами, и здесь же обосновались владельцы непотребных домов, которые понавезли в лагерь целые повозки гулящих девок под присмотром королевского смотрителя… так и не могу вспомнить его имени.

А с другой стороны, на отлете, на почтительном расстоянии, как на картинках, изображающих день Страшного суда… тут рай, а напротив – ад… ратники, не имевшие крова над головой, расположившиеся прямо на жнивье, и только кое-кто не поленился раздобыть себе четыре колышка и натянуть на них кусок холстины; огромное скопление простолюдинов, собранных с бору по сосенке, усталых, грязных, ничем не занятых, объединявшихся по принципу землячества и неохотно повинующихся случайным командирам. Впрочем, и повиноваться-то им было незачем. От людей ничего не требовали, ничему не обучали. Единственным занятием их была добыча пропитания. Самые ловкие поворовывали у рыцарей, или опустошали курятники в соседних селениях, или просто браконьерствовали. На каждой поляне сидела на корточках троица нищих и жарила добытого неправедным путем кролика. А то они всей ордой накидывались на повозки, в которых нерегулярно доставляли в лагерь ячменный хлеб, и мигом его расхищали. Единственно, что было здесь регулярного, так это ежедневное появление короля, объезжавшего верхом ряды пехоты. Он проверял сегодня пехотинцев, прибывших из Бове, завтра – из Суассона, послезавтра – из Орлеана или Жаржо.

Король приказывал сопровождать себя, вы только послушайте, Аршамбо, всем своим четырем сыновьям, своему брату, коннетаблю, обоим маршалам, Иоанну Артуа, Танкарвиллю – словом, несть им числа… и целой куче оруженосцев.

Один раз, причем этот раз… оказался последним, потом я вам объясню почему… он пригласил и меня, будто оказывая мне величайшую честь. «Монсеньор Перигорский, завтра, ежели вам будет угодно, я захвачу вас с собой на смотр». А я-то, я все ждал случая обсудить с ним хоть какие-то, пусть даже самые туманные, предложения о мире, чтобы можно было передать их англичанам, уцепиться за них и начать переговоры. Я предлагал, чтобы оба короля назначили посланцев, а те составили бы список всех спорных вопросов, возникших между Францией и Англией. Только этого я и добивался, потому что по этим спорным вопросам можно спорить года четыре, не меньше.

Или же можно было приступить совсем с другого конца. Сделать вид, что никаких, мол, спорных вопросов вообще не существует, и склонить обоих монархов готовиться к общему походу на Константинополь. Главное было – начать хоть с чего-то…

И вот пришлось мне влачить свое пурпурное одеяние по этому огромному вшивятнику, раскинувшемуся в Босской долине. Я не оговорился – именно вшивятнику, так как по возвращении домой Брюне вынужден был обирать с меня вшей. Но не мог же я оттолкнуть этих жалких бедняков, которые толпились вокруг, чтобы облобызать полу моего одеяния! Вонь там стояла еще более густая, чем под Бретеем. Накануне ночью разразилась ужасная гроза, и ратники улеглись прямо на мокрой земле. Под утренним солнцем от их отрепьев подымался парок, тоже малоблаговонный. Протоиерей, шагавший впереди короля, вдруг остановился. Нет, решительно, этот Протоиерей играл при дворе не последнюю роль! Тут же остановился и король, а за ним и все прочие.

– Сир, вот эти люди из превотства Брасье, что в Блуа, явились в лагерь вчера вечером. Взгляните, в каком они жалком виде…

И своей огромной палицей Протоиерей указал на стоявших перед нами грязных, растерзанных, косматых вояк – общим числом человек сорок. Не брились они уже дней десять; о мытье и говорить не будем. Под сероватым слоем грязи и земли не так бросалась в глаза их разноперая одежонка. Кто щеголял в разбитых рваных башмаках, кто обмотал ноги всяким тряпьем, а кто и вообще явился босиком. Рать эта постаралась приосаниться, чтобы выглядеть не такой жалкой; но в глазах их читалась тревога. А как же иначе, ведь они не ожидали, что перед ними вдруг появится король собственной персоной в окружении блистательной свиты. И сброд из Брасье невольно сбился в кучу. Кривые клинки и столь же кривые копья, крючья на длинных рукоятках щетинились за их спинами, подобно колючкам, торчащим из кучи грязного хвороста.

– Сир, – продолжал Протоиерей, – их всего тридцать девять человек, а должно было явиться пятьдесят. У восьми крючья, у девяти мечи, но какие мечи! Только у одного полное вооружение – и меч, и крюк. У одного секира, у трех окованные железом палки, а еще один вооружен острым ножом, у всех прочих вообще ничего нет.

Я еле сдержал смех, но меня мучила мысль, почему король и его маршалы теряют столько времени, подсчитывая ржавые мечи. Ну ладно, пусть бы посмотрел один раз – это пошло бы даже на пользу. Но каждый день, каждое утро?! И почему он пригласил меня присутствовать при этом убогом смотре?

Но тут меня удивил самый младший его сын, Филипп, воскликнувший тем неестественным голосом, которым стараются говорить мальчуганы, желающие во что бы то ни стало разыгрывать из себя зрелых мужей:

– Уж конечно, не с этими ратниками мы добьемся победы!

А ему еще и четырнадцати не было. Голос у него ломался, и стальная кольчуга была ему явно широка. Отец ласково потрепал его по волосам, видимо, радуясь, что произвел на свет такого сообразительного воина. Затем повернулся к людям из Брасье и спросил:

– Почему вы так плохо вооружены? Я спрашиваю – почему? Разве в таком виде являются в королевский лагерь? Разве не получили вы приказа от вашего прево?

Тут один из молодчиков, видимо, посмелее остальных, возможно как раз тот, что принес с собой единственную на всю эту рать секиру, выступил вперед и ответил:

– Государь наш владыка, прево приказал нам вооружиться тем, что есть у каждого под рукой. Вот мы и захватили с собой, что смогли. А те, что вовсе без оружия пришли, так это потому, что у них вообще ничего нету.

Король Иоанн обернулся к коннетаблю и своим маршалам с видом человека, который оказался прав и радуется этому, пусть даже все делается в прямой ущерб делу:

– Вот и еще один прево не выполнил своего долга… Отошлите этих людей обратно, как мы отослали людей из Сен-Фаржо, а равно из Суассона. Наложите на них штраф. Отметьте это себе, Лоррис…

Ибо, как он мне потом объяснил, те, кто совсем не являются на смотр или приходят туда без оружия и посему непригодны для боя, обязаны заплатить выкуп. «На деньги, которые платит мне пехота, я могу безбедно содержать своих рыцарей…»

Эту прекрасную мысль наверняка внушил ему Симон де Бюси, а король по обыкновению сделал вид, что сам до нее додумался. Вот почему он созывал ратников, и вот почему он с такой алчностью накидывался на отряды, пересчитывая их, а потом отсылал восвояси… «Какой нам толк от этой пехтуры? – сказал он мне еще. – Из-за пеших воинов мой отец потерпел поражение при Креси. Пехота только замедляет военные действия и мешает всадникам идти, как положено, в бой».

И все одобрили его слова, за исключением, должен вам сказать, одного лишь дофина; и мне показалось даже, что он готов был возразить, но в последнюю минуту воздержался.

Так ли уж все шло гладко в той стороне лагеря, где собрались всадники, лошади и доспехи? Вопреки бесконечным сборам, несмотря на прекрасный распорядок, предписывающий дворянам, имеющим право распускать собственное знамя, а также военачальникам дважды в месяц проверять без предварительного предупреждения своих люден, оружие и лошадей, чтобы быть готовыми подняться по первому зову, и запрещающему менять командиров или покидать лагерь без разрешения «под страхом не получить положенные за службу деньги и подвергнуться тяжкому наказанию», – вопреки всему этому добрая треть всадников не явилась. Другие, обязанные экипировать отряд по меньшей мере в двадцать пять копий, приводили с собой всего десяток. Разорванные кольчуги, помятые железные шлемы, пересохшая и потому то и дело рвущаяся упряжь!.. «А как, скажите, мессир, я могу управиться? Денег мне не платят. Хорошо еще, что хватает личные доспехи держать в приличном виде…» У кузницы чуть не дрались за то, чтобы перековать лошадь. Командиры бегали по лагерю в поисках своего разбредшегося воинства, а отбившиеся от этого воинства искали или делали вид, что ищут, своих командиров. Люди одного сеньора тащили у людей другого сеньора доски, кусок кожи, шило или молоток – словом, что кому требовалось. Маршалов осаждали жалобами, и в ушах у них гудело от чертыханья разгневанных дворян. Король Иоанн даже слышать об этом ничего не желал. И подсчитывал пехотинцев, которые заплатят ему выкуп…

Он уже направился было произвести смотр ратникам, прибывшим из Сент-Эньяна, как вдруг на крупной рыси пересекли поло шестеро латников; пот ручьями лил по их лицам, доспехи были покрыты толстым слоем пыли, лошади под попоной попы казались белыми. Один из всадников неуклюже сполз с седла, заявив, что ему необходимо поговорить с коннетаблем, и, когда тот приблизился, он сказал:

– Я от мессира Бусико, я привез о нем известия.

Жестом руки герцог Афинский отослал посланца к королю, чтобы король первым выслушал новость. Гонец попытался было преклонить колено, чему помешали громоздкие доспехи; но король милостиво разрешил гонцу обойтись без всех этих церемоний, чтобы поскорее изложить суть дола.

– Государь, неприятель обложил мессира де Бусико в Роморантене…

В Роморантене! Королевская свита на миг онемела от удивления. Это было словно гром средь ясного неба. Роморантен всего только в тридцати лье от Шартра, в стороне, противоположной Блуа! Никому и в голову не могло прийти, что англичане находятся чуть ли не под самым боком.

Ибо, пока шла осада Бретея, пока Гастона Феба заключали в темницу, пока рыцари и ратники, созванные на войну, не спеша, стягивались к Шартру, принц Уэльский тем временем… впрочем, вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, Аршамбо, коль скоро вы обороняли Периге… так вот, тем временем принц Уэльский двинулся от Сен-Фуа и Бержерака, шел уже по французским королевским землям и продолжал идти на север той самой дорогой, по которой проследовали сейчас и мы с вами, – через Шато-л'Эвек, Брантом, Рошешуар, Ла Перюз, оставляя после себя одни руины, чему мы с вами были свидетелями, проезжая по всем этим городам. Королю докладывали о продвижении англичан, и, должен сказать, я только плечами пожимал, видя, что королю Иоанну угодно торчать в Шартре, когда принц Уэльский опустошает его страну. По последним полученным нами сведениям, англичане находятся где-то между Шартром и Буржем. У нас почему-то думали, что принц Уэльский пойдет на Орлеан, где король и намеревался дать ему бой, отрезав пути на Париж. Ввиду чего коннетабль, вняв голосу благоразумия, послал три сотни копий под началом мессира де Бусико, мессира Креонского и мессира Комонского для разведывания о перемещении неприятеля по ту сторону Луары, желая получить наиболее точные сведения. Скажу заранее, что сведения он получал весьма скудные. И тут вдруг Роморантен! Стало быть, принц Уэльский пошел в обход на запад…

А король все торопил гонца.

– Первым делом, государь, мессир де Шамбли, которого мессир де Бусико отрядил в разведку, попал в лапы неприятеля около Обиньи-сюр-Нер…

– Ах, стало быть, Серого Баранчика взяли в плен… – сказал король. Серый Баранчик – таково было прозвище мессира де Шамбли.

А гонец мессира де Бусико продолжал:

– Но мессир де Бусико узнал об этом слишком поздно, и мы, таким образом, внезапно наткнулись на передовые части англичан. Мы атаковали их столь стремительно, что они бросились наутек…

– По своему обыкновению… – вставил король.

– Но им удалось соединиться с присланными им подкреплениями, которые оказались гораздо многочисленнее, и они окружили нас со всех сторон так, что мессиры де Бусико, Креонский и Комонский вынуждены были срочно отвести войско к Роморантену, где они и заперлись, преследуемые всей армией принца Уэльского, и он как раз в то самое время, когда мессир де Бусико отрядил меня сюда, начал осаду. Вот, государь, что мне ведено было вам передать.

Вновь воцарилось молчание. Потом маршал Клермон гневно воскликнул:

– Какого черта они пошли в атаку? Такого приказа им никто не давал.

– Уж не собираетесь ли вы упрекнуть их за доблесть? – возразил маршал Одрегем. – Они обнаружили неприятеля и напали на него.

– Хорошенькая доблесть, – хмыкнул Клермон, – у них было триста копий, они увидели двадцать и смело бросились на них, вообразив, что это бог весть какой подвиг. А потом, когда появилась тысяча неприятельских солдат, они стали улепетывать и забились в первый попавшийся замок. А теперь от них нам нет никакой пользы. Вовсе это не доблесть, а глупость.

И оба маршала сцепились по своему обыкновению, а коннетабль не вмешивался в их спор. Он, коннетабль, никогда не брал ничьей стороны. Человек он был храбрый плотью и слабый духом. Он предпочитал зваться Афинским, а не Бриеном из-за прежнего коннетабля, своего обезглавленного родича. Ведь Бриен был его ленным владением, тогда как титул Афинский, не имевший под собой никакой реальной почвы, он получил просто в силу семейных воспоминаний об одном из крестовых походов. А быть может, просто с годами он стал ко всему равнодушен. Долгое время и весьма успешно он командовал войсками короля Неаполитанского. И с тоской вспоминал Италию, как с тоской вспоминают ушедшую юность. Держась чуть в стороне, Протоиерей с насмешливой улыбкой наблюдал за перебранкой маршалов. Конец этой перебранке положил сам король.

– А я считаю, что их неудача пойдет нам на пользу, – начал он. – Ибо действия англичан сейчас скованы этой осадой. И мы теперь знаем, как добраться до них, пока у них связаны руки. – Тут он обратился к коннетаблю: – Готье, завтра мы должны выступить на заре. Разбейте все воинство на несколько армий, чтобы они могли, не замедляя нашего продвижения, переправиться через Луару в нескольких местах по разным мостам, и пусть они поддерживают тесную связь между собой и смогут поэтому соединиться в указанном месте на другом берегу реки. Я лично переправлюсь у Блуа. И мы нападем на английскую армию у Роморантена, зайдя с тыла, а если она решит отходить, мы перережем ей все пути. Особенно же зорко следите за Луарой на всем ее протяжении от Тура до Анжера, чтобы герцог Ланкастер, который идет из Нормандии, не мог соединиться с принцем Уэльским.

Ну и сумел удивить всех наш Иоанн II! Откуда только взялось это спокойствие, это умение владеть собой? Он отдает разумные приказы, намечает путь своим войскам так, будто воочию видит перед собой всю Францию. Не позволить англичанам переправиться через Луару у Анжу, самим переправиться в Турени, быть готовым либо двигаться на Берри, либо перерезать дорогу врагу на Пуату и Ангумуа… и в итоге всех этих операций отобрать у неприятеля Бордо и Аквитанию. «И пусть быстрота будет нашей главной заботой; пусть внезапность нападения будет нам на руку». Все присутствующие невольно подтянулись, готовые действовать незамедлительно. Поход обещал быть воистину великолепным.

– А ратников распустить по домам, – приказал еще Иоанн II. – Не надо нам второго Креси. Пусть останутся только рыцари – все равно нас будет в пять раз больше, чем этих воров англичан.

Итак, только потому, что десять лет назад лучники и арбалетчики, которых ввели в бой то ли раньше, то ли позже времени, задержали продвижение конницы и битва была проиграна, только по этой причине Иоанн II решил вообще отказаться от всякой пехоты. И его военачальники одобрили эту мысль, ибо все они были при Креси и до сих пор не могли опомниться от этого поражения. И главное, что их заботило теперь, было не повторить тогдашней ошибки.

Один лишь дофин набрался духу и проговорил:

– Стало быть, отец, у нас совсем не будет лучников?

Король даже не удостоил его ответом. И дофин, который случайно оказался рядом со мной, шепнул мне, словно ища поддержки или не желая, чтобы я принял его за полного простофилю:

– Англичане посадили своих лучников на коней. Но кто же у нас согласится посадить в седло простолюдина?

Подождите-ка… подождите-ка… Брюне! Если и завтра продержится такая же мягкая погода, я проедусь, пусть хоть немножко, верхом на своем скакуне. До Меца мне надо хорошенько поразмяться. И потом я хочу показать жителям Шалона, что я тоже езжу верхом не хуже их безумного епископа Шове… на место которого мы никак не удосужимся никого назначить.

 







Дата добавления: 2015-06-29; просмотров: 456. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Трамадол (Маброн, Плазадол, Трамал, Трамалин) Групповая принадлежность · Наркотический анальгетик со смешанным механизмом действия, агонист опиоидных рецепторов...

Мелоксикам (Мовалис) Групповая принадлежность · Нестероидное противовоспалительное средство, преимущественно селективный обратимый ингибитор циклооксигеназы (ЦОГ-2)...

Менадиона натрия бисульфит (Викасол) Групповая принадлежность •Синтетический аналог витамина K, жирорастворимый, коагулянт...

Анализ микросреды предприятия Анализ микросреды направлен на анализ состояния тех со­ставляющих внешней среды, с которыми предприятие нахо­дится в непосредственном взаимодействии...

Типы конфликтных личностей (Дж. Скотт) Дж. Г. Скотт опирается на типологию Р. М. Брансом, но дополняет её. Они убеждены в своей абсолютной правоте и хотят, чтобы...

Гносеологический оптимизм, скептицизм, агностицизм.разновидности агностицизма Позицию Агностицизм защищает и критический реализм. Один из главных представителей этого направления...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия