Глава 4. Тренера без игроков не существует 4 страница

В национальной сборной Михайличенко дебютировал 29 апреля 1987 года в матче с командой ГДР. Ему удалось оставить в раздевалке и волнение, неизбежно сопутствующее официальной игре, и воспоминания о не забитых неделей раньше мячах в ворота «Порто» в полуфинале Кубка чемпионов. Дебют запомнился, а в конце сезона сборную СССР без Алексея Михайличенко, лучшие дни и годы которого, безусловно, впереди, и нельзя было представить.

Его светловолосая голова мелькает по всему полю, он играет в свое удовольствие, но не анархист – всегда помнит, что рядом с ним команда. Его диапазон – от ворот до ворот, от боковой линии до боковой.

Владимир Онищенко, футболист из славной плеяды 1975 года, стал хорошим детским тренером, безмерно любящим своих мальчишек. Он как наседка над ними, когда приводит их на матч киевского «Динамо» сегодняшнего созыва.

Форвард от бога, он был неприметным в жизни и на поле. Выслушивая пространные рассуждения кого‑нибудь о футболе, он лишь улыбался тихонько и, если позволяла обстановка, задремывал.

На поле он никогда не был в тени много забивавшего Блохина, напротив, дополняя друг друга, они вдвоем при поддержке партнеров создавали мощный атакующий кулак.

Обладая исключительно острым чувством времени, практически безошибочным выбором позиции, Владимир постоянно получал передачи наших хавбеков. Соперники его ненавидели за постоянные «появления из ниоткуда» и уважали за редкостное бесстрашие. Онищенко не задумываясь бросался головой за низко летящим мячом, к которому уже устремлялась нога обороняющегося. Несколько сотрясений мозга – результат столкновений, из которых он чаще всего выходил победителем, но после которых врачам требовалось проявлять все свое искусство, чтобы он быстрее вернулся на поле. Он же, пока над ним колдовали за воротами, требовал: «Док, ну что вы возитесь? Дайте нашатыря, всего делов‑то».

«Появления из ниоткуда» существовали на самом деле. Иной раз на нашей скамейке кричали: «Куда Онищенко делся?», предполагая, что он в какой‑то из ситуаций получил травму и ждет на бровке помощи врачей. Нет, он на поле, но так достоверно уходил в «тень», что теряли его и соперники, вот и получалось – «из ниоткуда».

Володя, которого все, с кем бы и где бы он ни играл, называли самым желанным партнером (и сейчас называют, вспоминая те годы), больше всего на свете, по‑моему, не любил проигрывать. Даже на тренировках.

Его звездный год, вне всякого сомнения, – год нашей первой победы в Кубке кубков. Матч в Базеле был, наверное, лучшим в его карьере, в нем наиболее выпукло просматривались самые сильные стороны Онищенко – футбольного рыцаря с душой, легко отзывающейся на малейшую несправедливость.

Онищенко, как и Мунтян с Блохиным, приехал в Базель со «свежей» травмой, но даже обсуждать не позволил, сможет ли выйти на поле. Вышел и сыграл превосходно. Уже на 17‑й минуте взаимодействие Блохина с Онищенко привело к голу: Олег дал точный пас, Володя безупречно пробил. За шесть минут до перерыва мяч находился у Онищенко, все, в том числе и вратарь венгров Геци, ждали передачи, а он без подготовки из довольно неудобного положения левой ногой послал мяч в «девятку».

Он ушел из футбола спокойно, без суеты, хотя, я уверен, мог бы поиграть еще. Но он не хотел просто «поигрывать», для него весьма важным было, чтобы не осели у людей в памяти годы, когда он без прежнего блеска играет в киевском «Динамо» – команде, которой было отдано много сил и любви.

Когда Игорь Беланов просит репортеров: «Не напоминайте мне о «Золотом мяче»!», его можно понять. Столь высокое международное признание он расценивает как недоразумение, не досадное, конечно, а приятное, но все же недоразумение. Он не занимался позерством, когда говорил, что Заваров в 1986 году гораздо больше, чем кто‑либо другой, достоин звания лучшего футболиста Европы. Не позировал Игорь, когда утверждал где только мог, что этот сугубо индивидуальный приз – дань коллективу киевского «Динамо», хотя сам он, между прочим, так высоко котировался в анкетах «Франс футбол» прежде всего за великолепную игру на чемпионате мира.

Если в 1986 году время и место для Беланова удачно совпали, то уже на следующий год они совпали со знаком минус: одновременно упала мощь игры команды и сник Беланов.

Мы несколько раз приглашали Игоря в команду. Он откликнулся на третье приглашение, считая, очевидно, что четвертого может не быть, а время уходит. После первых тренировок, когда не все у него получалось, а физическая готовность далеко не соответствовала нашим нагрузкам, он подошел однажды и спросил: «Васильич, только честно, будет из меня толк или лучше мне вернуться домой?» Я ответил, что все зависит от него самого и если и дальше он будет работать так же добросовестно, то все будет в порядке. Сказал ему также, что он не первый и, очевидно, не последний новичок, которому сложно привыкать к такому объему работы и выработать в себе привычку заниматься ею каждодневно.

Беланов человек настойчивый, стиснуть зубы и терпеть умеет, и со временем он все меньше и меньше заводил речь об «этом лошадином ритме» и о возвращении в «Черноморец».

Начало первого его сезона у нас прошло ни шатко ни валко. «Прорезался» он в домашнем матче со «Спартаком», забив два красивых гола Дасаеву. Сразу же последовало приглашение в сборную. Из Копенгагена, где сборная проиграла датчанам 2:4, а Беланов выступал в первом своем матче на таком уровне, он возвратился сам не свой: его обвинили в трусости и объявили одним из главных еиновников поражения.

Процесс переживаний, самоанализа, самокопаний (а Игорь парень весьма и весьма чувствительный) стал затягиваться, и нам стоило порядочного труда, чтобы вернуть его к действительности, в которой пора уже было стартовать в Кубке кубков.

Чтобы узнать, что такое «Беланов в порядке», надо было увидеть его игру в Мексике и с французами в Париже.

Будучи в какой‑то степени предрасположенным к проявлению чувства неуверенности и, возможно, даже боязни того, что не удастся подтвердить свою репутацию (особенно после получения «Золотого мяча»), он не в состоянии выйти на игру полностью раскрепощенным. Это мешает ему и команде.

Отдельные матчи (даже не матчи, скорее всего, а эпизоды матчей) убедили меня в том, что постепенно Игорь избавляется от груза свалившихся на него дополнительных проблем – внезапной известности, исключительной популярности и, как следствие, постоянного ожидания чудес от его игры.

Олег Блохин – история киевского «Динамо» и советского футбола, и я не могу не присоединиться ко всем добрым словам, сказанным в его адрес в разные годы.

Исключительно одаренный спортсмен, который рано понял, благодаря воспитанию, видимо (вырос Олег в спортивной семье), что просто талант – это даже не полдела. Работает не за страх, а за совесть. Может ворчать по‑стариковски, сетовать на непомерные нагрузки, через два дня на третий заявлять: «Все, больше не могу, ухожу, так можно инвалидом стать», но продолжает работать. Не из‑под палки, а с полным сознанием того, что каждая тренировочная минута с лихвой окупается возможностью постоянно быть в форме и быть готовым к серьезной игре.

В последние годы, когда он остался последним из тех, с которыми мы в 1974 году начинали, его довольно трудно было убедить, что принципы наши, несмотря на ход времени, остались неизменными. И один из них – одинаковое отношение ко всем, отсутствие привилегий в виде щадящего режима, послаблений в тренировках, создания особых условий. Возможно, это жестоко, но речь идет о команде, являющейся единым целым, и во главу угла должна быть поставлена справедливость.

Мы с Блохиным довольно часто спорим. Узнающие об этих спорах из «достоверных источников» люди пытаются выдать разногласия по некоторым профессиональным вопросам (вполне, полагаю, естественные для людей, почти полтора десятка лет работающих вместе и досконально изучивших друг друга) за конфликты, в которых тренер, пользуясь своей властью, угнетает игрока.

Бывает, споры наши проходят на довольно высоких тонах, расходимся мы злыми друг на друга, но, хочется верить, никогда не перейдем той грани, за которой начинается вражда.

Постоянная тень недовольства на его лице не нравится зрителям. Это их дело. Чем вызвано это недовольство в каждой конкретной ситуации, не знаю. Возможно, это злость на самого себя, когда не удалось что‑то задуманное, возможно, обида на партнеров, не давших, по его мнению, точную передачу в нужный момент или не забивших из выгодного положения, возможно, гнев на тренеров, чем‑то рассердивших его в перерыве, возможно, реакция на несправедливый свист с трибун… Но знаю. А может быть, причиной недовольства становится все в комплексе.

Партнеры, особенно те, которые не знакомы с манерой поведения Олега, искренне обижаются на него за постоянное проявление недовольства. И их тоже можно понять, поскольку со своей позиции они видят за этим высокомерное к ним отношение, подчеркивание разницы в возрасте, опыте и игровом мастерстве.

Олег Блохин – форвард, вне всякого сомнения, очень высокого международного класса, игровая стабильность его поражает, беззаветное служение футболу – пример для остальных, а уж о многочисленных принадлежащих ему рекордах и говорить не приходится.

Он строго последователен в выполнении главной своей цели – забивать голы. Триста с лишним возникли не из воздуха. За каждым – адский труд на тренировках, полнейшая самоотдача в матчах, многолетний спартанский образ жизни.

В киевском «Динамо» не принято выделять отдельных игроков. Все в игре делает команда, за все ответственна одна. Пожалуй, лишь один раз я отступил от этого правила, публично на пресс‑конференции назвав фамилию футболиста, исключительно проведшего матч. Было это в Киеве в конце 1986 года, когда в ответной встрече /в финала розыгрыша Кубка европейских чемпионов мы принимали шотландский «Селтик». Это не самая лучшая игра нашей команды, претензии к ней были, но не конкретные, касающиеся отдельных игроков, а в плане реализации коллективного мастерства, ведь образ игры создает вся команда. Но я не мог не выделить Блохина – как личность, как спортсмена. Ему в тот день исполнилось 34 года, а действовал он на поле словно десять лет назад – образец, на мой взгляд, того, как надо служить футболу, делу, зрителям.

…Почему я рассказал об этих футболистах, а не о других, с которыми работал (всего их было больше ста, входивших в основные составы «Днепра» и киевского «Динамо» с 1969 по 1987 год)?

Все они – заслуженные мастера спорта, все (кроме Михайлова) выступали в сборной СССР. Но самое главное для меня то, что благодаря именно этим игрокам я могу считать себя тренером.

Г‑м… Может быть, составить из них символическую сборную киевского «Динамо» последних четырнадцати лет? Нет, пожалуй, предоставлю эту возможность читателю – выбирать из хороших и очень хороших футболистов.