ЗРЕНИЯ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

 

Рассматривая категории как узловые пункты, ступени познания, мы, по сути дела, касались теории данного вопроса, но он, как и всякий другой научный вопрос, имеет свою историю. Категории в истории философии выступали и исследовались не все сразу и не в одно.время, а в определенном порядке, который в целом и основном должен соответствовать последовательности их формирования и применения в процессе познания. Другими словами, теория соотношения категорий как ступеней познания должна быть выводом из истории их познания, должна выражать определенные закономерности развития философской мысли.

В связи с этим мы должны рассмотреть, насколько соответствует представленная нами последовательность движения познания от одной категории к другой той последовательности, в которой соответствующие категории выступали и разрабатывались в истории философии.

Как известно, впервые данный вопрос был поставлен Гегелем. У него последовательность категорий в логике в основном соответствует разработке их в истории философии. Но поскольку Гегель, руководствуясь своими идеалистическими принципами, рассматривал категории не как ступени познания человеком объективной действительности, а как моменты развития чистой мысли, духа, он в решении данной проблемы обрек себя на отступление от действительности, на искажение действительной истории философии.

Вместо того, чтобы при разработке системы категорий в «Логике» учитывать логику развития философской мысли, он историю философии стал подгонять под заранее разработанную, надуманную схему. И там, где история не соответствовала этой схеме, он или объявлял ее (историю) недействительной, или делал произвольные перестановки и тем самым создавал видимость определенного соответствия.

Например, в связи с тем, что воззрения первых древнегреческих философов — Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена — не соответствовали исходной, начальной категории «Логики» — чистому бытию, Гегель игнорировал их и объявил началом философии учение элеатов, в частности Парменида, который уделял большое внимание проблеме чистого бытия. «Начало ее (философии. — А.Ш.),— пишет Гегель,—мы находим в элеатской философии, главным образом у Парменида, который понимает абсолютное как бытие и говорит: «лишь бытие есть, а небытия нет»1.

По этой же причине он не относит к философии «в подлинном смысле этого слова»2 и пифагорейскую философию, в которой подверглась тщательному исследованию категория количества, появляющаяся у Гегеля гораздо позже, чем категория чистого бытия. Заявляя, что пифагорово учение является как бы переходным мостом от неистинной философии (философии ионийцев) к философии в «настоящем смысле этого слова» (философии элейцев) 3, он тем не менее при рассмотрении категорий количества вынужден был отметить, что она (эта категория) связана прежде всего с именем Пифагора. Вместе с этим некоторые категории качества, предшествующие категории количества, Гегель связывает с такими философами, как Демокрит и Лейбниц, которые жили значительно позже Пифагора. Все это наглядно свидетельствует о том, что выдвинутая Гегелем схема движения познания от одной категории к другой не отражает действительного положения вещей.

Так выглядит у Гегеля решение проблемы совпадения расположения категорий в «Логике» с последовательностью их разработки в истории философии. Гегель нащупал эту проблему, поставил ее, но дать последовательно научного решения ее ему не удалось.

В. И. Ленин весьма положительно отнесся к постановке этой проблемы Гегелем, он считал, что она позволяет выявить новую сторону всей «Логики». Касаясь ее в «Философских тетрадях», он заметил: «Видимо, Гегель берет свое саморазвитие понятий, категорий в свя-

' Гегель. Соч., т. V. М., 1937, стр. 75.

2 Гегель Соч., т. I, стр. 148.

3 Гегель. Соч., т. I, стр. 181.

зи со всей историей философии. Это дает еще новую сторону всей Логики»1.'

В дальнейшем, ставя задачу исследования категорий. как ступеней познания, В. И. Ленин учитывал данную сторону дела. Не случайно, определяя пути решения этой задачи, он указал на необходимость обобщения не только истории науки и техники, но и истории философии. Он писал: «Двоякого рода примеры должны бы пояснять это: 1) из истории естествознания и 2) из истории философии. Точнее: не „примеры,, тут должны быть—соmраraison n'est pas raison (сравнение не есть доказательство.— А. Ш.),—а квинтэссенция той и другой истории + + истории техники»2.

Итак, как же обстоит дело с взаимосвязью категорий с точки зрения истории философии?

Известно, что в воззрениях первых философов решающую роль играло отдельное, единичное чувственно-конкретное бытие. В его рамках и на его основе строились все учения о внешнем мире, все объяснения происходящих в нем явлений. Отдельные виды чувственно-конкретного бытия выступали и в качестве первоначала всего существующего и в качестве его проявлений. Об этом, в частности, наглядно свидетельствует история возникновения и развития древнегреческой философии.

В самом деле, родоначальник древнегреческой философии Фалес, а вместе с ним и все представители милетской школы, стремясь понять мир в целом, объяснить происходящие в нем явления, в качестве исходного начала брали отдельное, то или иное тело, чувственно-конкретное вещество (воду, воздух и т. п.). Оно выступало у них в роли единой природы всего существующего. Все существующее объявлялось этим видоизмененным веществом, его различными проявлениями.

Отдельное, выступая здесь в роли единого, отрицает, по сути дела, существование множества, поскольку рассматривается как единственно существующее. Все это в учении ионийцев содержалось пока лишь в зародыше, в зачатке. Но то, что у ионийцев лишь намечалось, получило дальнейшее развитие у элеатов. Последние открыто объявили о том, что все многообразие наблюдаемых вещей и явлений есть мираж, простая видимость. В дей-

1 В. И. Л е н и н. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 104.

2 Т а м же, стр. 143.

ствительности же существует лишь «единое», которое однородно, неизменно, неподвижно, занимает все пространство.

В философии Эмпедокла как бы восстанавливается множество, но уже на новой основе. Эмпедокл в качестве единой природы всех вещей выдвигает не одно какое-либо отдельное, чувственно-конкретное тело, как это было у ионийцев, а четыре (воду, землю, воздух и огонь). Но выставляя в качестве «единого» начала несколько веществ, Эмпедокл, по сути дела, подрывал саму основу единого, оно начинает выступать уже как многое.

Эта тенденция особенно четко проявилась в учении Анаксагора, а затем и Демокрита. Анаксагор число «начал», или «элементов», определяющих единую природу вещей, довел до бесконечности. То же делает и Демокрит, выдвигая в качестве таких начал бесконечное множество атомов. Таким образом, единое превращается в свою противоположность—множество. Единством становится множество.

Дальнейшей стадией развития философской мысли является восстановление исчезнувшего единства при сохранении множества. Попытка решения этой проблемы наблюдается уже в философии Платона. Платон восстанавливает единство и в то же время сохраняет множество. В роли единства у него, с одной стороны, выступает сократовское «высшее благо», с другой — бесформенная материя, очень сходная с «единым» элеатов, поскольку она качественно не дифференцирована, существует в виде сплошной однообразной массы и не принимает никаких индивидуальных форм '. Множество же у него составляет бесчисленное количество качественно своеобразных идей2.

Хотя в учении Платона единство и множество не исключают друг друга, но связаны они между собой еще механически. Единство, например, у него может существовать вне множества, наряду с ним и рядом с ним. Разрыв единства и множества, наблюдаемый у Платона, более или менее успешно преодолевается Аристотелем. По Аристотелю, единство не существует самостоятельно, вне

' См.: Платон. Тимей. В сб.: «Античная философия». М., 1940, стр. 102—103.

2 См.: Платон. Государство. В сб.: «Античная философия», стр. 97—101.

отдельных вещей и явлений, а в них самих, в виде их общей материи или сущности (второй сущности) 1. Оно становится здесь единством, тождеством многого, т. е. тем, что повторяется у многих предметов, явлений, что присуще всем им. Превращаясь в общее, присущее множеству отдельных единичных вещей, единство как бы отходит на второй план, становится второй сущностью, роль же первой сущности, первого бытия, определяющего и обусловливающего все остальное, сохраняется за отдельным, единичным чувственно-конкретным бытием.

Показывая, что в роли сущности (первой) может выступать только отдельное — отдельные единичные предметы, вещи, Аристотель пишет: «Мы применяем название сущностей к животным, растениям и их частям, а также к естественным телам, например, к огню, воде и земле и ко всяким разновидностям их; кроме того—к составным частям названных тел или к тому, что (само) состоит из этих тел, — из их частей или из всей совокупности их, — какова, например, наша вселенная и ее части, звезды, луна и солнце»2.

Рассматривая отдельное (отдельные единичные предметы) в качестве первой сущности, Аристотель считает, что только оно имеет самостоятельное существование, все же остальное является его моментами, сторонами, определениями. Оно, замечает Аристотель, представляет собой то, что не сказывается о субстрате, но о чем сказывается все остальное3. Будучи сущностью, оно, отдельное, по Аристотелю, является первым и в действительности и в познании. «Сущность, — пишет он, — есть первое со всех точек зрения,—и по понятию, и по знанию, и по времени. Из других определений ни одно не может существовать отдельно; только она одна (способна на это)»4.

Итак, мы видим, что древнегреческая философия начинает свое развитие с рассмотрения отдельного, единичного чувственно-конкретного бытия, которое играет в ней определяющую роль, и идет к выявлению общего.

В рамках движения от отдельного к общему через переходы от одного к множеству и затем к единству в

' См.: Аристотель. Метафизика. М.—Л., 1934, стр. 142.

2 Аристотель. Метафизика, VII, 2, 1028в, 9.

3 См. там же, VII, 3, 1028в, 36.

4 Там же, VII, I, 1028a, 113.

древнегреческой философии осуществлялось исследование категорий «отношение» (взаимосвязь) и «изменение» (движение). У первых древнегреческих философов изменчивость и взаимосвязь выступают в роли исходных принципов, опираясь на которые они пытались объяснить все наблюдаемые в окружающей действительности явления. В самом деле, беря в качестве первоначала то или иное конкретное вещество, они доказывают, что все наблюдаемые в мире формы бытия появились вследствие определенных изменений этого вещества (первоначала), что, будучи различными состояниями одной и той же природы, они органически связаны между собой, переходят друг в друга и в исходное начало.

Выдвигая в качестве первоначала так называемый апейрон (некое беспредельное вещество), Анаксимандр, например, говорит: «Беспредельное есть начало сущего. Ибо из него все рождается и в него все разрешается»'. Из него «выделились небеса и вообще все миры, число которых бесконечно», «все они погибают по истечении весьма значительного времени после своего возникновения, причем с бесконечных времен происходит круговращение их всех»2.

Очевидно, что всеобщность движения и взаимосвязи здесь, у Анаксимандра, выступает в роли исходного принципа его учения о внешнем мире. Аналогичное имеет место и у Фалеса, рассматривающего в качестве первоначала воду, и у Анаксимена, считавшего первоначалом воздух.

По поводу воззрений Анаксимена Симплиций, например, утверждает, что у него первооснова вещей (воздух) вследствие свойственных ей изменений бывает то одним веществом, то другим, «разрежаясь, она становится огнем; сгущаясь же, она становится ветром, затем облаком, сгущается еще больше, делается водой, затем землей, потом камнем, все же прочее возникает из этих веществ» и что «он... признает вечным движение, вследствие которого происходит изменение вещей»3.

Итак, первые древнегреческие философы признавали всеобщность движения и взаимосвязи явлений действи-

' «Античные философы», стр. 13.

2 Там же, стр. 12.

3 Там же, стр. 16.

тельности и исходили из нее при разработке своих воззрений на мир.

Подчеркивая, что с взаимосвязью и движением явлений действительности мы сталкиваемся на первоначальной стадии познания и что эти всеобщие формы бытия осмысливаются в первых философских воззрениях на мир, Ф. Энгельс писал: «Когда мы подвергаем мысленному рассмотрению природу или историю человечества или нашу собственную духовную деятельность, то перед нами сперва возникает картина бесконечного сплетения связей и взаимодействий, в которой ничто не остается неподвижным и неизменным, а все движется, изменяется, возникает и исчезает. Этот первоначальный, наивный, но по сути дела правильный взгляд на мир был присущ древнегреческой философии и впервые ясно выражен Гераклитом...» '.

Исследуя категории «предмет» (отдельное), «отношение» (связь), «движение», древнегреческие философы неизбежно вынуждены были анализировать понятия «пространство» и «время». К понятию пространства древние философы обращались в связи с обоснованием реальности существования вещей и их движения. В представлении древних реально существующие вещи должны иметь определенное реальное место, в котором они могли бы находиться и перемещаться. Таким реально существующим местом они и считали пространство.

Достаточно четкое указание на пространство, как на реальность, существующую независимо от вещей и являющуюся местом для существования последних, мы находим у пифагорейца Архита Тарентского и Демокрита. «Место,—говорит Архит,—есть первое из бытия, нечто отличное от тел и независимое от них. Его особенность в том, что все вещи находятся в нем, но само оно не находится ни в чем. Оно независимо от тел, но тела зависимы от него»2. Являясь необходимым условием существования вещей, пространство у Архита выступает в роли препятствия, ограничивающего движение вещей. Оно, по его мнению, «мешает объемам тел возрастать и убывать беспредельно»3.

Иное наблюдается у Демокрита. У него пространство

' К. Маркой Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 20.

2 А. В. Васильев. Пространство, время и движение. Берлин, изд-во «Аргонавты», 1922, стр. 9.

3 См. там же.

(пустота) выступает не только в роли необходимого условия существования отдельных вещей (поскольку составляет место их бытия и разделяет их), но и в роли необходимого условия движения последних, их возникновения и исчезновения (поскольку лишь благодаря реальному существованию пустоты атомы могут перемещаться и встречаться друг с другом, образовывать конкретные вещи и, расходясь в разные стороны, разрушать их).

Показывая в учении Демокрита связь признания реального существования пустоты (пространства) с обоснованием движения, Аристотель писал: «Наиболее методически обо всем учили, давая одно и то же учение, Левкипп и Демокрит, а именно, они приняли начало соответственно природе, какова она в действительности есть. Дело в том, что некоторые из древних полагали, будто бытие по необходимости едино и неподвижно. Ибо пустота не существует, движение же невозможно, если нет отдельно существующей пустоты, и с другой стороны, нет многого, если нет того, что разделяет... Левкипп же полагал, что он обладает учениями, которые, будучи согласны с чувственным восприятием, не отрицают ни возникновения, ни уничтожения, ни движения, ни множественности сущего. Согласившись в этом с показаниями чувственных явлений, а с философами, принимавшими единое, — в том, что не может быть движения без пустоты, он говорит, что пустота — небытие и что небытие существует нисколько не менее, чем бытие. Ибо сущее в собственном смысле — абсолютно полное бытие. Таковое же не едино, но таковых сущих бесконечно много по числу, и они невидимы вследствие малости своих объемов. Они носятся в пустоте, [ибо пустота существует], и, соединяясь между собой, они производят возникновение, расторгаясь же, — гибель» 1.

Особенно заметна связь понятия пространства с понятиями реального существования вещей и движения в изложении атомистического учения Лукрецием. «Если..., — пишет он, — пространства иль места, что мы пустотой называем, не было б вовсе, тела не могли бы нигде находиться и не могли б никуда и двигаться также различно...»2.

' «Материалисты Древней Греции». М., Госполитиздат, 1955, стр. 56.

2 «Античные философы», стр. 282.

Формирование философского понятия пространства завершается в философии Аристотеля, который впервые оперирует этим понятием как категорией. Соглашаясь с предшествующими философами в том, что пространство представляет собой самостоятельную, чуждую «всему внедряющемуся в него и меняющемуся»', т.е. независимую от существующих в ней вещей реальность, Аристотель, в отличие от них, не считает его пустотой. Оно у него попеременно занимается то одной, то другой вещью и не пропадает, когда существующие в нем вещи погибнут2. Объявив всякое пространство заполненным теми или иными вещами, Аристотель неизбежно приходил к утверждению того, что пространством следует считать не только само место, но и границу, отделяющую одно тело от другого, т. е. их определенное соотношение, и тем самым он связывал категорию пространства с категорией «отношение».

Что касается понятия времени, то оно тоже окончательно оформилось в категорию только у Аристотеля. Категория времени у Аристотеля является производной от категории движения. По Аристотелю, время есть «не что иное, как число движения»3. Показывая органическую взаимосвязь и взаимозависимость этих двух понятий и отражаемых ими всеобщих форм бытия материи, он писал: «...мы не только измеряем движение временем, но и время движением, вследствие их взаимного определения, ибо время определяет движение, будучи его числом, а движение—время»4. Вместе с этим Аристотель был склонен считать, что в отличие от движения, которое в зависимости от условий меняет свои формы, время везде одинаково, течет равномерно, однообразно5. Представляя время как характеристику движения, как длительность последнего, Аристотель в то же время рассматривает его как особое отношение, именно — соотношение настоящего («теперь») с прошедшим и будущим. Время, говорит Аристотель, измеряя движение, «разграничивает предыдущее и последующее движение»б.

' Аристотель. Физика. М., 1937, IV; 1, 108 в.

2 См. там же, стр. 95.

3 Там же.

4 Там ж е, IV, 12, 220 в.

5 См. там же, IV, 10, 218 в.

6 Там же, IV, 11, 220 в.

Итак, история возникновения и развития философской мысли в Древней Греции свидетельствует о том, что первыми категориями, с которыми имели дело философы, которые они исследовали и из которых исходили в разработке своих воззрений на мир, являются: «отдельное» (конкретное бытие, вещь), «отношение» (связь вещей), «движение», «пространство» и «время». «Отдельное», конкретное бытие (вещь) выступало здесь в качестве исходной, определяющей категории. Оно выражало и первоначало, из которого выводилось и к которому сводилось все существующее (у ионийцев, Гераклита, Эмпедокла и др.), и сущность, определениями которой являлись все другие формы бытия (у Аристотеля). Движение и отношение рассматривались как всеобщие характеристики отдельных конкретных форм бытия (вещей); пространство—как условие существования и движения вещей и их особый вид отношения; время как характеристика движения и определенное соотношение его моментов и моментов покоя. Формирование рассмотренных категорий осуществлялось в период, начинающийся с первых древнегреческих философов (Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена) и продолжающийся до Аристотеля.

В этот же период в древнегреческой философии имело место исследование и таких категорий, как «количество» и «качество». Анализируя наблюдаемое многообразие явлений, а также ту или иную «стихию», принятую за первоначало, первые древнегреческие философы подходили к ним пока лишь со стороны качества, старались понять их качественную природу. В отличие от этих первых древнегреческих философов (Фалеса, Анаксимена, Анаксимандра), пифагорейцы главное свое внимание сосредоточили на количественной стороне предметов, в результате чего подвергли тщательному исследованию категорию количества. В учениях Эмпедокла и Анакса-гора количество и качество исследуются уже со стороны их взаимосвязи. Согласно Эмпедоклу, например, качество каждой вещи зависит от той пропорции, в которой соединены в ней четыре элемента, или «корня» (вода, земля, воздух и огонь). С увеличением количества того или иного элемента вещь меняет свое качество. Аналогичную точку зрения проводил и Анаксагор. У него качество вещи тоже является необходимым следствием количественных соотношений элементов, ее образующих.

Каждая вещь, согласно его учению, отличается от других вещей и кажется тем, чего в ней больше 1. Эмпедокл и Анаксагор, таким образом, вплотную подходят к пониманию меры. К тому, что сказано Эмпедоклом и Анаксагором по вопросу взаимосвязи качества и количества, не смогли ничего добавить ни Платон, ни Аристотель.

Итак, в процессе развития мысли от отдельного (конкретного бытия, вещи) к общему и в то же время к взаимосвязи и движению, а затем пространству и времени в древнегреческой философии имело место движение от качества к количеству и к их взаимосвязи.

Проследим в общих чертах дальнейшее развитие философской мысли.

Как мы уже отметили, Аристотелем завершился период движения от единичного к общему. Но, завершая один этап движения познания, Аристотель в то же время начал другой. Он подверг тщательному анализу такие категории, как «причинность» и «форма». Средневековая философия ничего не добавила к тому, что сделал Аристотель в разработке данных категорий. Больше того, она не внесла ничего нового даже в разработку категорий единичного и общего, хотя последние все время были в центре ее внимания.

Но вот на смену средневековью с его пренебрежительным отношением к изучению природы, с его безраздельным господством бесплодной схоластики пришла эпоха Возрождения. С возникновением и развитием новых, капиталистических производственных отношений, дающих простор развитию производительных сил, активизировалось производство, возникла и стала развиваться промышленность, торговля. Для успешного развития производства необходимы были конкретные знания причин, необходимых сторон и связей явлений внешнего мира. В связи с этим в философии выдвинулась на первый план проблема исследования категорий причинности, формы, закона, начатого еще Аристотелем. Особенно много внимания категории причинности уделяется в учении Бэкона.

В отличие от Аристотеля, по мнению которого производящая причина находилась вне материи, Бэкон считал, что причины вещей заключены в тех элементах (природах), из которых образуется вещь, т. е. не вне, а в самой материи2. Понимая, что открытие и объясне-

' См.: «Античные философы», стр. 67.

2 См.: Ф. Бэкон. Новый Органон. М., 1938, стр. 105.

ние причин наблюдаемых в мире явлений «служат основанием как знанию, так и деятельности»', Бэкон исключительно большое внимание уделил исследованию способов познания причинно-следственных связей, в частности, им разработаны такие приемы познания причин, как «метод сходства», «метод остатка» и «метод сопутствующих изменений».

Осуществляя исследование причинности, Бэкон нащупал связь ее с категориями формы и закона (необходимости). По его мнению, причинами отдельных природ (явлений, свойств) выступают формы, которые представляют собой не что иное, как законы. «Форма какой-либо природы такова,—пишет по данному поводу Бэкон,— что когда она установлена, то и данная природа неизменно за ней следует»2. И далее: «Говоря о формах,— замечает он,—мы разумеем только законы... В самом деле, сказать форма теплоты, форма света, или сказать закон теплоты, закон света для нас одно и то же»3.

В вопросе понимания формы Бэкон по сравнению с Аристотелем сделал значительный шаг вперед. Аристотель, как известно, отрывая форму от материи, признавал существование неопределенной (бесформенной) материи и чистой нематериальной формы, в частности, формы всех форм—бога. Согласно же учению Бэкона, форма неотделима от материальной вещи, существует в ней, определяет ее природу, является законом, которому эта вещь подчиняется4.

Все это свидетельствует о том, что именно учение Бэкона является той стадией в истории философии, которая соответствует ступени познания, связанной с выявлением причинно-следственных связей и формированием понятий о форме и законе (необходимости).

Но Бэконом не завершается эта стадия. Дальнейшее развитие учения о причинности и связи ее с необходимостью мы находим у Спинозы. Спиноза подчеркнул всеобщий, универсальный характер причинно-следственной связи и, отождествляя ее с необходимостью, пришел к отрицанию объективного существования случайности

' Ф. Бэкон. Новый Органон. М., 1938, стр. 108.

2 Т а м же, стр. 104.

3 Ф. Бэкон. Соч., т. II, стр. 152.

4 См. там же.

и утверждению того, что все в мире одинаково необходимо ', что существующие в объективной действительности «вещи не могли быть произведены... никаким другим образом и ни в каком другом порядке, чем произведены» 2. Вместе с этим он поставил вопрос о первопричине, основе наблюдаемых в мире явлений, о том, «каким образом вещи начали существовать и в какого рода зависимости они находятся от первопричины» 3, и увидел ее в субстанции, которая, будучи причиной самой себя, является основой всего существующего.

Таким образом, продолжая начатое Бэконом исследование причинности и необходимости, Спиноза делает шаг к новой ступеньке, новому узловому пункту развития познания — к категориям основы и обоснованного. Выдвинув в качестве основы всего существующего субстанцию и объявив ее вечной, бесконечной, неизменной, Спиноза не смог, исходя из нее, объяснить возникновение и изменение конечных в пространстве и времени вещей и явлений.

Первую попытку решений данной проблемы — выведения из основы обоснованного—предпринял в ранний-период своей философской деятельности Кант. Согласно гипотезе Канта, возникновение и гибель отдельных миров, вещей и явлений происходит в результате свойственных материи 'противоположных тенденций (сил) — притяжения и отталкивания. Этим самым Кант пробил первую брешь в метафизическом взгляде на мир и окончательно устранил вопрос о «творце» и «первом толчке», обычно встававший при объяснении возникновения а изменения внешнего мира и происходящих в нем явлений 4.

Сделав шаг вперед в исследовании взаимосвязи основы и обоснованного, заключающийся в выявлении противоречивой природы основы и объяснении из нее обоснованного (возникновения и изменения отдельных вещей и явлений). Кант также уделил большое внимание проблеме закона, необходимости, формы, поставленной и определенным образом решенной Бэконом и Спинозой.

1 См.: Б. Спиноза. Принципы философии Декарта. Л., 1926,. стр. 86.

2 Б. Спиноза. Этика. М.—Л., 1932, стр. 26.

З Б. Спиноза. Переписка. М, 1932, стр. 64.

4 См: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч, т. 20, стр. 349—351.

В отличие от Бэкона, считавшего закон и необходимость особой формой материальных вещей и процессов. Кант объявил их чистыми формами сознания — рассудочной деятельности и тем самым в решении данного вопроса пошел не вперед, а назад. Вместе с этим, в отличие от Спинозы, который отрицал случайность, Кант признал ее существование, хотя и лишил ее связи с необходимостью. Это было некоторым движением вперед в разработке категорий необходимого и случайного.

Период исследования категорий необходимого и случайного, закона, содержания и формы длился вплоть до Гегеля, который в ходе диалектического анализа этих категорий четко отграничил их друг от друга, раскрыл их противоречивое единство, показал их взаимосвязь и взаимопереходы и тем самым как бы завершил этот этап движения философской мысли. Но это не главное для гегелевской философии. С Гегелем связано исследование закономерностей движения познания к сущности.

Развивая дальше мысль Спинозы о том, что субстанция является причиной самой себя и всего существующего, и учение Канта о противоречивой природе первопричины, Гегель показал, как субстанция (основа) развертывает свое содержание и порождает все многообразие форм бытия. В качестве субстанции—основы и первопричины всего существующего—у Гегеля выступает «абсолютная идея», которая благодаря присущей ей от природы противоречивости в ходе диалектического отрицания одних форм бытия другими формирует, а вместе с этим и обосновывает свою сущность. Показывая процесс движения познания к сущности, Гегель переосмыслил и поставил в строго необходимую связь и зависимость все другие категории диалектики.

На материалистической и последовательно научной основе закономерности формирования и познания сущности применительно к капиталистической формации открыл и проследил Маркс. В качестве основы, определяющего начала Маркс взял материальное явление — товар (товарное отношение), раскрыл свойственные ему противоречия и, прослеживая их развитие и обусловленное им отрицание одних качественных состояний другими, воспроизвел в сознании в системе абстрактных понятий сущность капиталистической формации.

Такова в общих чертах тенденция движения познания от одной категории к другой, наблюдаемая в истории философии. Она не расходится с выдвинутой нами выше схемой.

Итак, соотношение категорий, отражая движение познания от низших стадий к высшим, соответствует последовательности появления и разработки их в истории философии, т. е. выражает определенные закономерности развития философской мысли. Требуемое диалектическим методом единство исторического и логического, истории и теории здесь особенно заметно.