Глава 14. Сточки зрения любого жителя Набу, даже гунгана, картина была совершенно обыч­ной: дети играют в песке

 

Сточки зрения любого жителя Набу, даже гунгана, картина была совершенно обыч­ной: дети играют в песке, взрослые без дела греются на нежарком, ласковом сол­нце или болтают о пустяках в аккуратных, ухожен­ных садиках, которые отделены друг от друга ни­зенькими живыми изгородями. Одним словом — идиллия. С точки зрения Анакина Скайуокера, это было нечто неслыханное. На Татуине дома либо ле­пились друг к другу (в городах), либо стояли так да­леко друг от друга (в пустыне) и все были одинако­вого цвета с окружающих их песком. На Корусканте не было даже улиц, что уж говорить об изгородях, сплетенных из живых растений, и садах. Лишь пермакрит старых зданий и серые прямоугольники не­боскребов. Люди там не болтали друг с другом, и никто не отпускал детей гулять без присмотра.

Пока Анакину нравилось то, что он видел. Впе­чатление портило лишь подозрение, что день на четвертый он взвоет в этой идиллии от тоски.

Он успел сменить одежду беженца на привыч­ные тунику и плащ. Падме тоже переоделась. Она вообще переодевалась чуть ли не каждый час. Сей­час ей захотелось побыть в чем-нибудь простень­ком. По местным меркам, конечно. А еще гово­рят, что на Корусканте женщины одеваются вы­чурно... Когда Анакину надоедало смотреть по сторонам, смотрел на Падме. Он решил, что она может носить что угодно. Ему так нравится.

Скайуокер ухмыльнулся при воспоминании о сложных конструкциях — которые не осмеливал­ся назвать одеждой, — положенных когда-то Амидале по королевскому статусу. Неудивительно, что у нее было столько горничных и компаньонок.

Сейчас Падме ему нравилась больше. Все эти королевские безделушки были очень красивы, но прятали ее настоящую. А громоздкие парики с перьями и бубенчиками! Конечно, сейчас на ней тоже было многовато одежды, но зато — не из толстой узорчатой ткани, под которой фигуру де­вушки не смог бы разглядеть даже самый великий джедай.

Анакин хотел видеть Падме, а не одежду и грим.

— Вот мой дом! — воскликнула спутница, вы­дергивая Анакина из приятных мечтаний.

Он отследил ее взгляд.

Простое, но симпатичное здание, естественно, все в цветах и лианах. Падме прямиком направи­лась к небольшому крыльцу. Анакин не решился.

— Что такое? — крикнула ему Падме, с удив­лением не обнаружив его рядом с собой. — Толь­ко не говори, что стесняешься!

— Нет, я... — рассеянно начал Скайуокер. От объяснений его спасли — через двор с восторженным воплем бежали две малышки. Словно два колобка катились встречать гостей. Анакин никогда не видел, чтобы Падме так улыбалась. Амидала нагнулась — подхватить на руки сразу обеих девчушек. У одной вокруг головы легким пухом витали светлые кудряшки. Вторая, темно­волосая, чуть-чуть напоминала саму Падме.

— Риоо! Пуха! Я так рада вас видеть, — Падме осыпала девочек поцелуями, опустила на землю и, взяв за руки, подвела к остолбеневшему падавану.

— Это Анакин, — сказала она. — А это Риоо и Пуха.

Зардевшая парочка застенчивым дуэтом про­лепетала: «Привет...» Падме захохотала, Скайуокер улыбался, скрывая неловкость. Робость малы­шек продлилась недолго. Примерно столько, сколь­ко им понадобилось времени, чтобы углядеть астродроида, из последних сил догонявшего убе­жавшую вперед хозяйку.

— Р2! — прокричали девочки в унисон, вырва­лись из рук Падме и, налетев на дроида, заключи­ли его в объятия.

Р2Д2 восторженно свистел и гудел им в ответ, объясняя, что и он рад их видеть.

Идиллия, повторил про себя падаван. Здесь, в окружении красивых старых домов, среди садов и фонтанов, в детской радости не было ничего нео­бычного. Он вдруг вспомнил, как они возились с друзьями в горячей пыли на грязных, провоняв­ших улицах Мос Эспа. И как мама приносила им напиться воды. Он опять огляделся. Трудно оце­нить прелесть глотка прохладной воды, если вок­руг сплошные озера и реки.

От дома к ним шла молодая темноволосая женщина, копия Падме.

Нет, не совсем, отметил про себя Анакин. Женщина была чуть постарше, чуть поплотнее... лишенная идиллической неприкосновенности Пад­ме, что ли. И этим похожа на маму. Жизнь уже коснулась ее не один раз, и не всегда прикоснове­ние было нежным. Но не злым. Скайуокер смот­рел, как женщина обнимает Падме. Да, сказал он себе. Такой станет Падме, когда будет более урав­новешенной и спокойной. Когда ее пустое сердце заполнится. Он не удивился, когда Падме сказала, что женщину зовут Сола и что она — ее старшая сестра.

— Папа с мамой будут счастливы, — сообщи­ла Сола сестре. — Недели были тяжелые.

Падме нахмурилась. Значит, известие о поку­шении уже добралось до Набу. Родители, разуме­ется, в курсе. Отец в ярости, мать в тревоге.

— Мама готовит обед, — добавила Сола. — Ты, как всегда, успела вовремя.

Она пошла к дому, сделав знак следовать за ней. Правда, Падме пришлось подождать, пока ее телохранитель все же дотащит чемоданы до крыль­ца. Потом сенатор взяла Анакина за руку и ввела его в дом. Позади них Р2Д2 стоически терпел ура­ганные приветствия маленьких девочек.

Изнутри дом был таким же уютным, каким выглядел снаружи. Тут все оказалось на удивление просто. Ни световых панелей и трубок, от яркого света которых слезятся глаза, ни компьютерных терминалов, ни мониторов. Мебель мягкая и удоб­ная, пол — либо прохладный, шершавый камень, либо пушистый ковер. И много места. Совсем не похоже на рациональный Корускант или суровый, сдержанный Татуин.

Следующее знакомство прошло не так гладко. Широкоплечий мужчина, у которого лицо каза­лось одновременно и простодушным, и умным, и сочувственным, вывел под руку женщину, в кото­рой Анакин без слов признал маму сестер. Падме во время представления всех друг другу стояла смирно с такой невинной и чистосердечной улыб­кой на полных губах, что сумела бы обезоружить жаждущую крови банду гаморреанцев.

Впрочем, первая минутная неловкость прошла, и вскоре Анакин, Падме и ее отец уже были уса­жены за стол. Все трое молчали, прислушиваясь к суматошным приготовлениям на кухне. Оттуда неслось позвякивание посуды и голос Солы, уныло повторяющей: «Мам, уже хватит, достаточно, хва­тит...» Каждый раз отец с дочерью с пониманием переглядывались. Анакин рассеянно улыбался, ук­радкой осматриваясь по сторонам. В этом доме ему хорошо молчалось.

— Сомневаюсь, что на пути с Корусканта они придерживались строгой диеты! — раздраженно воскликнула Сола, выскакивая из кухни.

В руках она держала поднос, ломящийся от тарелок с едой.

— Хватит, чтобы накормить целый город? — поинтересовалась Падме, пока старшая сестра выставляла еду на стол.

Анакин отметил, что Падме не сделала даже попытки помочь сестре. Это его удивило.

— Ты же знаешь маму.

Анакин не так давно ел, но плошки дымились и пахли так привлекательно, что он не выдержал и сглотнул.

— Никто еще не уходил из этого дома голод­ным, — пояснила специально для него Сола.

— Нет, один попытался, — засмеялась Падме. — Но мама догнала его и категорически вер­нула обратно.

— Чтобы накормить или зажарить? — уточ­нил падаван.

Они еще не отсмеялись, когда с большой плош­кой в руках в комнате появилась Хобэл. Столовую потряс очередной взрыв безудержного хохота. Хва­тило одного сурового взгляда матери, чтобы се­мейство угомонилось.

— Как раз к обеду, — сказала Хобэл. — Я знаю, что это значит. Надеюсь, Анакин, ты проголодался.

Она поставила перед ним тарелку.

— Немного, — охотно улыбнулся падаван и облизнулся.

Падме подмигнула ему.

— Он очень вежливый, мам, — сказала она. — Мы умираем с голоду.

Хобэл покровительственно оглянулась на хихи­кающих родных.

Анакин придвинул тарелку. Именно так он и представлял себе дом. Жаль только, что мамы здесь нет.

— Если так, то вы пришли в нужное место и в очень нужное время, — засмеялся Руви и посмот­рел на Анакина. — Ешь, сынок.

Скайуокер не заставил себя упрашивать. Он навалил себе на тарелку столько еды, что даже Хобэл удивилась. Пища была совсем незнакомая, но сам запах ее намекал, что он не разочаруется. Анакин старательно и молча жевал, слушая ничего не зна­чащую болтовню. А мама почти не присаживалась за стол, когда у них случались гости. Правда, почти никто не приходил, разве что Китстер, или Амии, или Сик. Он вернулся из грез, когда женщина, на месте которой он уже видел маму, повернулась к Падме и серьезно сказала:

— Милая, как хорошо, что ты в безопасности. Мы так беспокоились.

Анакин поднял от тарелки голову и наткнулся на напряженный, сердитый взгляд Падме. Прав­да, взгляд предназначался отцу, который в надеж­де отвлечь внимание от скользкой темы начал что-то говорить.

— Знаю-знаю! — перебила мужа Хобэл. — Но я должна была сказать. Ну вот, сказала.

Сола кашлянула. Все посмотрели на нее.

— Как занимательно! — воскликнула она. — Анакин, знаешь, а ведь ты — первый дружок на­шей Падме, которого она привела в дом.

— Сола! Он мне не друг!!! Он — джедай, кото­рому Сенат приказал меня охранять.

— Телохранитель? — заволновалась Хобэл. — Милая, почему ты не сказала, что все настолько серьезно?

Скайуокер набил рот едой. Раз не друг, пусть сама объясняется. А он сейчас поест и пойдет... охранять. Уши горели.

— Мам, все нормально... даю слово. Анакин... ну, мы с ним друзья. Я давно знаю его. Помнишь маленького мальчика, который прилетел с джедаями во время блокады?

Не обошлось без положенных в такой ситуа­ции ахов и охов, кивков, улыбок. Скайуокер не поднимал головы от тарелки. Падме с милой улыб­кой посмотрела на него.

— Ну так вот, он вырос.

Падаван все-таки рискнул поднять голову. Сола, подперев подбородок кулаком, внимательно раз­глядывала гостя. Анакин заерзал на стуле.

— Милая, а когда ты собираешь уйти на по­кой? — продолжала Хобэл. — Тебе еще не надо­ела такая жизнь? По мне так — достаточно!

— Мам, опасность мне не угрожает, — наста­ивала Падме; она даже взяла Анакина за руку.

— Это так? — поинтересовался Руви, взглянув на Скайуокера.

Анакин решил, что тот, кто настолько любит Падме, заслуживает честного ответа.

— Нет, боюсь, что нет. Опасность ей угро­жает.

Ногти Падме так впились ему в ладонь, что падавану показалось, еще немного — и брызнет кровь.

— Но небольшая, — быстро добавила Падме.

Милая улыбка предназначалась родителям, взгляд «ты-мне-за-это-заплатишь» и шипение сквозь зубы — Скайуокеру.

— Сенат постановил, что благоразумнее будет уехать подальше под охраной джедаев. Мой учи­тель тоже сейчас занимается делом Падме Наберрие. И скоро все наладится.

Если его сейчас же не отпустят, он или заорет от боли, или еще что-нибудь вытворит. Но тут рука Падме разжалась. Руви и даже Хобэл вздох­нули с облегчением. Только Сола продолжала улы­баться — так, будто знала какой-то секрет.

 

* * *

 

— Иногда мне хотелось бы еще попутешество­вать, — признался Руви Анакину, когда после обе­да они вышли прогуляться в саду. — Но должен сказать, что здесь я счастлив.

— Падме говорила, вы преподаете...

— Да, а до этого был строителем. А когда был совсем юным, работал в движении помощи бе­женцам.

Анакин смотрел на шагающего рядом мужчи­ну с интересом, но без удивления.

— Вы все тут просто помешались на обществен­ных работах, — пробормотал он себе под нос.

Но его спутник услышал.

— Набу изобильна и щедра, — пояснил он. — Сама планета. У нас есть все, что нам нужно, все, что мы могли бы пожелать. Еды много, климат приятный, местности...

— Красивые, — подсказал Анакин.

— Вполне, — согласился Руви. — Мы — очень счастливые люди, и мы это знаем. А такую удачу нельзя принимать без платы, вот мы и стараемся по­делиться ею с другими. Стараемся помочь. Это наш способ сказать, что мы примем у себя всех, кому по­везло меньше, что мы не считаем себя избранными, а скорее — мы благословенны тем, что нам дано. И таким образом мы становимся чем-то большим, значимым. А значит, и удача не покинет этот мир.

Анакин обдумал сказанное.

— С джедаями получается то же самое, — со­общил он по размышлению. — Жизнь приносит нам удивительные дары. Мы тренируемся, чтобы овладеть многими из них. А затем используем по­лученную власть, чтобы помочь Галактике, чтобы все стало хоть чуть-чуть лучше.

— А те, кого мы любим, были бы в чуть боль­шей безопасности? — уточнил Руви.

Анакин вспыхнул, потом улыбнулся и просто кивнул. Руви взглянул на него с уважением и при­знательностью, и Анакин был благодарен за это. В этой семье все так любили друг друга, что он не представлял, что случилось бы, если бы Руви, Хобэл или Соле он вдруг не пришелся по душе.

 

* * *

 

В доме женщины тем временем собирали со стола. Мать, хоть и делала вид, что вполне успоко­илась, несколько раз чуть не уронила тарелки. Сола не делала ни малейших попыток намекнуть сест­ре, как действовать дальше. Наоборот, она просто из кожи вон лезла, чтобы та потеряла равновесие.

— Почему ты ничего нам о нем не сказала? — полюбопытствовала она между делом.

— О чем тут говорить? — вспылила Падме. — Просто мальчик.

— Мальчик? — Сола покатилась от хохота. — Мальчик?! Ты вообще-то заметила, как он на тебя смотрит? Или в голове сплошная политика?

— Сола! Прекрати!

— Парень в тебя влюблен по уши, — не слу­шала сестра. — Скажешь, что ты у нас такая ма­ленькая и глупенькая, что даже не заметила?

— Я не маленькая и не глупенькая, Сола, — хо­лодно отрезала Падме. — Мы с Анакином — дру­зья. Наши отношения — чисто профессиональные.

— Ой, не могу!!! — в восторге зашлась сестра. — Ты еще скажи — политические!

— Мама, скажи ей, чтобы она замолчала! Падме даже ногой топнула, чем вызвала новый взрыв хохота. Сола чуть было не выпустила стопку тарелок, которую ей только что сунули в руки.

— Ладно, хорошо, допустим, ты слепая, как пеко пеко, и ничего не заметила. Но, по-моему, ты просто боишься.

— Хватит!

Хобэл решительно встала между дочерьми. Сола заработала строгий взгляд и сдавленно захихикала.

— Она просто тревожится за тебя, — заботли­во, словно непонятливому ребенку, сказала Хобэл младшей дочери.

— Мам, ты невозможна! Я отвечаю за дело невероятной важности.

— Ты уже ответила за все дела невероятной важности, Падме. Настало время жить собствен­ной жизнью. Ты многого лишаешь себя.

Судя по лицу, сенатор уже раскаялась, что со­гласилась вернуться домой и выслушивать набив­шие оскомину советы.

И все-таки она была рада, что рядом находят­ся те, кто любит и заботится о ней. Амидала пода­рила матери растерянную улыбку, та кивнула в ответ и ласково потрепала дочь по руке. Падме повернулась к сестре и увидела, что та по-прежне­му ухмыляется.

Интересно, что она такое увидела еще?

 

* * *

 

— А теперь скажи мне, сынок, насколько се­рьезно обстоят дела? — напрямик спросил Руви, когда до дверей дома оставалось всего несколько шагов.

Анакин и не собирался ничего скрывать. Отец Падме заслуживал только правды.

— На ее жизнь дважды покушались, — про­сто сказал он. — Есть шансы, что будут и другие попытки. Но я не солгал вам. Мой учитель высле­живает убийц. Он выяснит, кто они, и позаботит­ся о них. Ждать осталось очень недолго.

— Не переживу, если с моей дочерью что-то случится, — вздохнул Руви.

— Я тоже, — эхом откликнулся Анакин.

 

* * *

 

У Падме был богатый опыт, поэтому первой отвернулась сестра.

— Что?

Сестры остались наедине. Родители повели Скайуокера осматривать дом, так что можно было кое-что выяснить без помех.

— Почему ты говоришь всякие гадости про меня и Анакина?

— Почему гадости? — удивилась сестра.

— Ладно, не гадости. Глупости.

— Почему глупости?

— Хорошо. Всякие вещи.

— Потому что они очевидны, — хмыкнула Сола. — Сейчас ты и сама не отрицаешь.

Падме со вздохом села на кровать. Большего Соле и не надо было.

— Мне казалось, джедаям не положено думать о подобных вещах.

— Они и не думают.

— Анакин только об этом и думает. Не спорь, я все равно права.

Падме замотала головой. Сола расхохоталась.

— Это у тебя мысли, как у джедая, — сказала она. — А вовсе не у него. А не следовало бы.

— Ты это о чем?

Наверное, нужно обидеться, решила Падме.

— Ты так носишься со своей исключительной ответственностью за все и вся, что не обращаешь внимания на желания, — сестра лукаво подмиг­нула ей. — Даже когда дело касается Анакина. Даже когда речь идет о твоих чувствах к нему.

— Ты понятия не имеешь о моих чувствах!

— Может быть, потому, что их нет? — пари­ровала Сола. — Ты тоже понятия не имеешь о чувствах. Ты боишься даже подумать о них. Быть сенатором и быть чьей-то подружкой — вещи вполне совместимые, знаешь ли.

— У меня слишком большая ответственность!

— А кто говорит, что нет? — хмыкнула Со­ла. — Ты у нас радетельнипа за Галактику. Осталь­ные не в счет. Смешно только, что ведешь ты себя, как будто никто не имеет права коснуться тебя даже кончиком пальца, хотя на самом деле ты вовсе не запретный плод. А вот Анакин ведет себя так, будто запретов для него не существует. Хотя на самом деле все наоборот.

— Ты все запутала. Мы с Анакином провели вместе всего несколько дней... а до того я не виде­ла его десять лет!

Сола пожала плечами. Хитрая улыбка, которая весь обед блуждала у нее по лицу, исчезла. Сола устроилась на кровати возле сестры, обняла Падме за плечи:

— Я не знаю деталей и не знаю, что ты чув­ствуешь, тут ты права. Но я знаю, что чувствует Анакин. И ты тоже знаешь.

Спорить было глупо и безнадежно. Легче было сидеть в обнимку с сестрой, смотреть в пол и ни­чего не думать.

— Ты боишься, — заметила Сола.

Удивленная Падме подняла голову.

— Чего ты боишься, сестренка? Чувств Анакина или того, что он не откажется от своего долга? Или собственных чувств?

Она взяла Падме за подбородок, так что те­перь сестры смотрели друг другу в глаза.

— Я не знаю, что ты чувствуешь, — повторила Сола. — Но подозреваю, что для тебя эти чувства в новинку. Что-то страшное и волшебное.

Падме молчала, потому что спорить было не­честно.

 

* * *

 

— Им надо многое передумать, — говорила позднее Падме Анакину, когда они остались вдво­ем в ее комнате.

Она едва успела распаковать вещи и вот теперь вновь кидала их в сумки. Один чемодан уже был переполнен, а платьям все не было конца.

— В Озерном краю очень красиво...

Лекция продолжалась, пока сенатор не сооб­разила, что единственный ее слушатель разгляды­вает пластинки голограмм и ухмыляется, а вовсе не внимает ее словам.

— Это ты? — Анакин ткнул пальцем в изоб­ражение девочки семи-восьми лет, окруженной толпой забавных зеленых существ.

Одну зеленушку девочка держала на руках, ос­тальные скалили острые зубы в явных потугах на улыбку.

Падме смутилась.

— Это я вместе с группой добровольцев на Шадда-Би-Боране, — пояснила она. — Их солн­це угасало, планета умирала. Я помогала пересе­лять детей. Того, которого я держу на руках, зва­ли Н'а-кии-тула, что означает «милашка». Он так радовался жизни... они все радовались.

— Почему в прошедшем времени?

— Они не сумели адаптироваться, — хмуро пояснила Падме. — Так и не научились жить на чужбине.

Анакин дернулся, как от боли, и быстро указал на другую голограмму; там Падме была чуть по­старше. Официальный балахон с непонятными падавану регалиями висел на ней, словно мешок, и был явно длиннее необходимого. Девочка с не­детским серьезным выражением на лице стояла рядом с двумя взрослыми в точно таких же одея­ниях. Анакин сравнил две голограммы. На второй Падме выглядела очень строгой и готовой судить налево и направо без разбора.

— Мой первый день в качестве законодателя-ученика, — предавалась воспоминаниям Амидала и вдруг добавила: — Видишь разницу?