Я, ЭГО, АФФЕКТЫ И ВЛЕЧЕНИЯ

 

ЭГО И Я

 

ВОПРОСЫ ТЕРМИНОЛОГИИ

 

Обзор психоаналитической литературы, касающейся теорий Эго и концепций Я, показывает, что в этой сфере существует нечет­кость терминологии. Так, термины Эго (ego) и Я (self) иногда мо­гут заменять друг друга, иногда же четко отграничиваются один от другого, а порой обладают двойным смыслом. Возможно, это свя­зано с тем, как пользовался этими словами Фрейд, с тем, как Стрейчи перевел их на английский, а также с последующей исто­рией применения этих терминов.

В своих работах Фрейд использовал немецкое Ich, “Я”, для обозначения Эго — и как психической структуры, и как психичес­кой действующей силы, а также для обозначения более личного, субъективного Я, связанного с переживаниями. Другими словами, Фрейд никогда не отделял представление о том, что мы понимаем как действующую силу, то есть представление о системном Эго, от представления о переживающем Я. Использование слова Ich лишало термин ясности и четкости, но оставляло его значение открытым.

Как я полагаю, именно эта двусмысленность слова Ich застави­ла Стрейчи пойти на компромисс, в результате оно было переве­дено как “Эго”, безличное слово, соответствующее структурной те­ории Фрейда (1923), но малопригодное для обозначения личного, субъективного Я.

Можно привести бесчисленные примеры из работ, написанных до 1923 года, в которых Ich обозначает субъективные переживания и самооценку, — что Рапапорт мог бы скептически назвать “антропо-морфизацией” концепции Эго. Эта особенность (и я в этом вижу скорее ее сильную сторону, чем недостаток) концепции Ich у Фрей­да сохраняется во всех его работах. Наиболее ярким примером, полагаю, является его высказывание в книге “Неудовлетворенность культурой” (1930а), которое в “Standort Edition”, верном немецкому оригиналу, переводится так: “В обычных условиях нет ничего, в чем мы были бы столь же уверены, как в ощущении своего Я, нашего собственного Эго”. В немецкой версии сказано: (1930b): “Normaler­weise ist uns nichts gesicherter als das Gefühl unseres Selbst, unseres eigenen Ichs”. Тут открыто ставится знак равенства между Я и Эго!

Я полагаю, что использование Стрейчи слова “Эго” для пере­вода Ich повлияло на наше понимание мыслей Фрейда. Я согласен с Лапланшем и Понталисом (Laplanche et Pontalis, 1973), которые считают, что Фрейд всегда сохранял двойной смысл, внутреннее напряжение своей концепции Ich, чтобы выразить этим как систем­ное качество Эго, так и тот факт, что, являясь частью системы, Эго представляет собой средоточие сознания и, значит, осознания самого себя, своего личного Я.

Другой род сложностей при употреблении Я возникает тогда, когда это слово используют, чтобы описать взаимодействие одного человека с другим или с “объектом”. Вот как делал это Гартман (Hartmann) в 1950 году:

 

“На самом деле, когда мы употребляем термин “нарцис­сизм”, мы как бы соединяем две противоположности. Одна из них имеет отношение к Я (к собственной личности человека), которое противостоит объекту, другая — к Эго (как психичес­кой системе), которое противостоит другим подструктурам личности. Тем не менее, объектному катексису противополо­жен не Эго-катексис, но катексис к своей собственной лично­сти, то есть Я-катексис. Говоря о Я-катексисе, мы не уточ­няем, относится ли он к Ид, Эго или Супер-Эго^*. Такая формулировка предполагает, что “нарциссизм” на самом деле присущ всем трем психическим системам; но в любом случае он противоположен объектному катексису. Так что для большей ясности следовало бы определить нарциссизм как либидиналь­ный катексис не к Эго, но к Я. (Было бы также ценно рассмат­ривать термин Я-репрезентация как противоположность объект-репрезентации.)”

 

Гартман обозначил различия некоторых понятий, что, как мы увидим, способствовало развитию идей Якобсон (Jacobson, 1964), оказавших огромное влияние на Эго-психологию: отличие Я как личности от интрапсихических репрезентаций личности или Я-реп­резентаций — и это третий термин, нуждающийся в уточнении.

Якобсон (1964), размышляя над проблемами терминологической путаницы, писала: “Они связаны с двусмысленностью в использо­вании термина Эго, то есть с тем, что нет четкого разграничения между Эго, представляющим структурную психическую систему; Я, определение которому дано мною выше; и Я-репрезентациями. Гартман (1950)... предлагает обозначать последним термином (по аналогии с объект-репрезентацией) бессознательные, предсозна­тельные и сознательные эндопсихические репрезентации телесного и психического Я в системе Эго. Я многие годы пользовалась этой концепцией, поскольку она незаменима при исследовании психо­тических расстройств”. Якобсон, в согласии с Гартманом, опреде­ляет Я как то, что “относится ко всей личности человека в целом, включая в себя тело и части тела, а также психическую организацию и ее части... “Я” есть добавочный термин, описывающий личность как субъект, в отличие от окружающего мира объектов” (1964).

Мне кажется, что Гартман, пытаясь спасти термин Эго от вло­женной в него Фрейдом двусмысленности, обеднил его. Как и Стрейчи, он хотел сделать концепцию Эго последовательной. И определив “Я” как то, что противоположно объекту, Гартман, таким образом, устранил “Я” из метапсихологии. Определение Я в “Словаре психоаналитических терминов и понятий” (Moore and Fine, 1968) подтверждает эту мысль. Вот как там определяют Я: “Вся личность человека в реальности, включая его тело и психи­ческую организацию; “собственная личность”, противоположная “другим личностям” и объектам, находящимся вне Я. “Я” есть понятие здравого смысла; его клинические и метапсихологические аспекты называют словами “Я-образ”, “Я-репрезентация” и т. д. См. также Эго, идентичность, нарциссизм”. Называя Я поняти­ем “здравого смысла”, его успешно устраняют из психоаналитичес­кого мышления.

Как я полагаю, произведенное Гартманом фатальное отделение концепции Эго от Я, а также отделение Я от Я-репрезентации со­здало проблему в историческом развитии психоаналитической теории; это искусственное разделение структурного, субъективного и описательного аспектов функций Эго. Такое разграничение созда­ло лишние сложности для понимания взаимосвязей между “безличными” функциями Эго, субъективными переживаниями и струк­турой характера. Так, например, попытки Якобсон (1964) создать метапсихологию переживаний Я осложнялись тем, что она на каж­дом шагу ощущала необходимость обозначать различия между функциями Эго и функциями Я, между аффективными Я- и объект-репрезентациями — и диффузной активацией аффектов.

В связи с этим я намереваюсь отказаться в данном обсуждении от использования концепции Я как понятия, противоположного объекту. Такая концепция Я ведет к “психосоциальному” или межличностному взгляду, в котором психоанализ смешивается с соци­ологией, последнее можно найти, например, в некоторых работах Эриксона.

Замена топографической модели психики структурной моделью привела Фрейда к поиску корней Эго в Ид, из которого Эго обра­зовалось, и заставило разрабатывать идею о том, что Эго зависит от аппаратов восприятия и сознания. Эго стало аппаратом регуля­ции и адаптации к реальности, параллельно выполняющим защит­ные функции и ищущим компромиссные решения для конфликтов Ид, Супер-Эго и внешней реальности. Глядя на Эго со структур­ной точки зрения, Фрейд стал меньше внимания уделять таким функциям Эго, как самоосознание, самоощущение и регуляция са­мооценки. Возможно, он на время стал представлять себе эти фун­кции большей частью в понятиях межсистемных конфликтов.

Тем не менее в концепции происхождения Эго Фрейд сохранил неясность, и не случайно и теории объектных отношений, и со­временная Эго-психология первоначально возникли из его идей о структуре Эго. Часто цитируемое высказывание из “Я и Оно” (1923) все еще актуально:

 

“Если мы нуждаемся в сексуальном объекте и нам прихо­дится отказаться от него, наступает нередко изменение Я (Эго), которое, как и в случае меланхолии, следует описать как вне­дрение объекта в Я (Эго);ближайшие подробности этого заме­щения нам еще неизвестны. Может быть, с помощью такой интроекции (вкладывания), которая является как бы регрес­сией к механизму оральной фазы, Я (Эго) облегчает и делает возможным отказ от объекта. Может быть, это отождествле­ние есть вообще условие, при котором Оно (Ид) отказывается от своих объектов. Во всяком случае, процесс этот, особен­но в ранних стадиях развития, наблюдается очень часто; он дает нам возможность предположить, что характер Я (Эго) являет­ся осадком отвергнутых привязанностей к объекту, что он со­держит историю этих выборов объекта”^*.

 

Эти мысли находятся в соответствии со статьей Фрейда “О нар­циссизме” (1914) и его представлениями о том, что Супер-Эго так­же происходит из интернализации родительских объектов.

Якобсон ради сохранения концепции “Я” разработала концеп­цию Я-репрезентаций. Ей эта концепция кажется необходимой для понимания психозов, я же нахожу, что она необходима для понимания невротической, пограничной и нарциссической патологии, а также процессов нормального развития.

Когда Я, связанное с личностью, понимается как психосоци­альное единство, единство поведения и взаимодействия, я пред­лагаю заменить слово “Я” словом “характер”. Характер есть про­явление различных конфигураций нормальных и ненормальных структур Эго, выражающееся в повторяющихся паттернах поведе­ния. Конечно, защиты характера включают в себя символическое выражение Я- и объект-репрезентаций, и потому они связаны также и с Я-репрезентациями, но, по моему мнению, термины защита характера, образование характера и структура характера более точны и более ценны с клинической точки зрения, чем термин Я, когда мы относим их к личности.

Я бы предложил оставить слово Я для обозначения общей сово­купности Я-репрезентаций, тесно связанных с общей совокупнос­тью объект-репрезентаций. Другими словами, я предлагаю пони­мать под Я интрапсихическую структуру, которая происходит из Эго и неотъемлемо связана с Эго. Такая концепция Я близка к представ­лениям Фрейда, косвенно подчеркивавшего, что Я и Эго взаимо­связаны и их невозможно разделить: Либидинальные инвестиции Я, определенные таким образом, связаны с либидинально-инвестиро­ванными репрезентациями значимых других, а либидинальное отно­шение к своей личности соответствует либидинальному отношению к другим (внешним объектам). Все эти отношения взаимосвязаны и усиливают друг друга.

 

ВОПРОСЫ РАЗВИТИЯ

 

На мой взгляд, структурная теория, отраженная, в частности, в работах Якобсон (1964) и Малер (Mahler, 1979), содержит раз­ностороннюю и интеллектуально разработанную концепцию Я в развитии, продолжающую идеи Фрейда о двойственности Ich.

Две точки зрения Фрейда (1923) на происхождение Эго разра­батывались последователями и постепенно вошли в современные психоаналитические представления о раннем развитии. Первая — это идея о том, что Эго отделяется от Ид, или же от недифферен­цированной Эго-Ид матрицы, кристаллизуясь вокруг системы вос­приятия-осознания. Вторая — его предположение, что Эго образуется в результате интернализации репрезентаций инвестированных инстинктами объектов. Что восприятие и сознание ребенка долж­ны активизироваться особенно сильно при взаимодействии с матерью и что развивающиеся, инвестированные инстинктами связи с ней оставляют следы на детском поле сознания Эго, — с такими достаточно широкими утверждениями согласятся представители самых полярных школ психоанализа. Различия между разными психоаналитическими подходами начинаются с нескольких вопро­сов, непосредственно связанных с представлениями о происхож­дении Я (новое определение Я дано мною выше).

Во-первых, можем ли мы представить себе, что ребенок спосо­бен с самого начала своей жизни отличать себя от матери? Мелани Кляйн (1964) и ее последователь Сегал (Segal, 1979), так же как и Фэйрбейрн (Fairbairn, 1954) из Британской Средней Группы, явно отвечают на этот вопрос положительно, в то время как Якобсон, Малер, я и Винникотт (1958, 1965) в этом сомневаются, предполагая существование начальной стадии развития ребенка, на кото­рой тот не дифференцирует себя от матери.

Если предположить, что изначально ребенок какое-то время не дифференцирует себя от матери, то присущи ли такому состоянию “чисто нарциссические” первичные, окрашенные всемогуществом Я-репрезентации или же недифференцированные Я-объект-репре­зентации? Этот на первый взгляд чисто теоретический вопрос яв­ляется критически важным, с моей точки зрения, для создания современных представлений о метапсихологии нарциссизма.

Якобсон (1964) предлагала сузить смысл термина первичный нар­циссизм и относить его лишь к недифференцированной стадии раз­вития; по ее представлениям, это стадия недифференцированного катексиса влечений “первичного психофизиологического Я”, ко­торому свойственны лишь колебания то усиливающегося, то спа­дающего напряжения. В то же время для нее психофизиологичес­кое Я было чисто описательным предметом, не связанным с метапсихологическими представлениями.

По мнению Якобсон, происхождение Эго тесно связано с изна­чально смешанными Я-образами и образами объектов — что я назы­ваю первоначально недифференцированной Я-объект-репрезентаци­ей. Она полагала, что это связано с “вторичным нарциссизмом” (согласно терминологии Фрейда). Мне думается, ее ответ на этот вопрос совпадает с ответом современной Эго-психологии: ин­стинкт, в частности либидо, изначально направляется на (инвести­руется в) недифференцированную Я-объект-репрезентацию. Лишь позднее постепенное отделение Я от объекта приводит к тому, что дифференцируется и направление (инвестиция) либидо (и агрес­сии). Когда устанавливается дифференциация Я-репрезёнтаций и репрезентаций объекта, тогда дифференцируются и либидинальные инвестиции Я- и объект-репрезентаций.

Когда происходит дифференциация Я и объекта, отношение к (инвестиция в) внешнему объекту воспринимается как продолже­ние отношения к его более ранней недифференцированной версии. Теперь и объект-репрезентации, и внешние объекты инвестируют­ся и одновременно усиливают друг друга. Такие представления, отличающиеся от прежних представлений психоанализа, согласно которым младенец достаточно долго живет в психологической изо­ляции от человеческого окружения, поддерживаются наблюдения­ми за поведением младенцев и тем фактом, что у них на удивление рано появляются дифференцированные реакции на те стимулы сре­ды, в которых проявляется взаимодействие с ними матери.

Теории Якобсон решают, как я полагаю, вопрос о происхож­дении инвестиций инстинкта, направленного на Я и на объекты, — вопрос о том, предшествует ли нарциссизм объектным отношениям или же то и другое появляется одновременно. Кроме того, в ее представлениях структурная организация внутри Эго связана с ин­тернализацией репрезентаций Я и объекта, которые становятся первичными организующими подструктурами. С этой точки зрения можно описать метаморфозы Я- и объект-репрезентаций: множе­ственные, противоречивые, изначально неинтегрированные реп­резентации постепенно соединяются в цельную Я-концепцию и в концепции объектов.

Якобсон создала теоретическую платформу, с которой понятнее становятся взгляды Малер (1979) на аутистический и симбиотичес­кий психозы детства и на нормальную и ненормальную стадию сепарации-индивидуации. Малер приводит как непосредственные наблюдения, так и психоаналитические данные, на основе кото­рых можно проследить стадии развития, постулированные Якобсон.

Тем не менее Якобсон отнесла стадию “первичного нарциссиз­ма” к ранней гипотетической фазе диффузной разрядки, направ­ленной на “психофизиологическое Я”, и это оставляет в тени воп­рос о происхождении и развитии влечений, направленных на Я-репрезентацию и объект-репрезентации. Представления Якобсон о влечениях, направленных на Я и объект, основаны на предпо­сылке, что либидо и агрессия имеют различную природу.

Есть еще один вопрос, касающийся развития Эго и Я: происхо­дит ли Я единственно из блаженного состояния смешения с мате­рью и соответствующих этому состоянию недифференцированных Я-объект-репрезентаций или же оно происходит из интеграции та­ких состояний с другими, в которых Я- и объект-репрезентации смешиваются под влиянием мучительных, пугающих, фрустриру­ющих или даже катастрофических переживаний? Этот вопрос чрез­вычайно важен, потому что разные ответы на него задают совер­шенно разные схемы развития.

Возможно, все психоаналитики, занимавшиеся этим вопросом, согласятся с тем утверждением, что удовлетворяющие блаженные состояния образуют сердцевину самоощущения Эго или ощущения своего Я. Некоторые теоретики доходят до утверждения, что вся интегрированная Я-концепция целиком строится на основе этих ранних переживаний единства, создающих завершенное, интегрированное, нормальное Я.

Согласно такой точке зрения, нормальное Я есть отражение блаженного смешения Я-объект-репрезентации. Следовательно, фрустрации и порождаемая ими агрессия представляют собой не часть первоначального Я, но часть переживаний “не-Я”, внешнюю угрозу для Я, не связанную с Я как нечто внутренне ему присущее. Хотя Кохут не описывает свои концепции раннего развития, его теория (Kohut, 1971, 1972, 1977) представляет именно такую точ­ку зрения. В метапсихологии такой взгляд позволяет исключить аг­рессию из теории развития Эго и Я.

Альтернативная концепция утверждает, что Я развивается так­же и в моменты фрустрации, при боли или травматических пере­живаниях. Такие переживания предопределяют создание смешан­ных Я-объект-репрезентаций под знаком фрустрации и боли. Эти психические репрезентации инвестированы агрессией. Позднее они станут пугающими, агрессивными и обесценивающими пережива­ниями Я и пугающими, агрессивными и садистическими объект-репрезентациями. Такой ход развития приводит к появлению раз­личных противоречивых репрезентаций Я и объекта, которые предъявляют большие требования к ребенку на стадии сепарации-индивидуации. Эти психические репрезентации объясняют появ­ляющуюся в процессе развития патологическую фиксацию на под­фазе “раппрошмент” (Mahler, 1971), когда дифференцированные, но еще не интегрированные Я-репрезентации и противоречивые репрезентации значимых объектов проявляются в синдроме диффуз­ной идентичности. Нормальная же интеграция противоречивых Я- и объект-репрезентаций характеризует переход от стадии сепарации-индивидуации к “постоянству объекта”.

Такая концепция развития Я с его либидо и агрессией объединяет Якобсон, Малер и меня, а также Фэйрбейрна и Кляйн; модель развития Винникотта в этом отношении представляется неясной. Поскольку в кляйнианском подходе проблема дифференциации Я и объекта остается практически неисследованной (за исключением частичного углубления в этот вопрос в статье Бика [Bick, 1968]), трудно установить соответствие между идеями Якобсон, Малер и моими собственными — и концепциями развития Кляйн и ее пос­ледователей. Гипотеза Фэйрбейрна (1954) о существовании от рож­дения “первоначального” Эго создает новые проблемы, касающи­еся хронологии развития.

Концепция происхождения Я-репрезентаций и ощущения свое­го Я под влиянием инвестированных как либидо, так и агрессией, состояний смешения, приводит нас к концепции Я, развивающе­гося вследствие интеграции этих противоречивых Я-репрезентаций и интеграции соответствующих им производных либидо и агрессии. Моя модель рассматривает Я как инвестированное либидинальны­ми и агрессивными производными влечений, интегрированных в контексте интеграции отдельных Я-репрезентаций. Такая модель разрешает вопрос о том, как соотносятся образование психической структуры, развитие Я и развитие инстинкта. Она также объясняет концепцию нейтрализации влечений (Hartmann, 1955).

Таким образом, Я есть структура Эго, происходящая из Я-репре­зентаций, закладывающихся на недифференцированной симбиоти­ческой фазе в контексте взаимоотношений младенца и матери под влиянием переживаний как удовлетворения, так и фрустрации. Одновременно с этим система восприятия и осознания включается в функции Эго, такие как развитие контроля над восприятием, произвольные движения, создание аффективных воспоминаний и сис­тема предсознательного. Я как психическая структура происходит из Я-репрезентаций, инвестированных как либидо, так и агрессией. Кратко говоря, Я есть функция и структура Эго, которая постепен­но возникает из интеграции отдельных Я-репрезентаций и становится надструктурой, вбирающей в себя другие функции Эго — такие как память и когнитивные структуры. Таким образом, оно приобретает двойственные характерные черты концепции Ich Фрейда.

 

МОТИВАЦИОННЫЕ СИЛЫ: