Свевы, вандалы и аланы 3 страница

Преемником Алариха стал его шурин Атаульф. Иордан говорит, что ему передали Королевство вестготов (regnum Vesegothorum... tradent). Орозий просто упоминает, что во время вторжения в Галлию во главе вестготов стоял король Атаульф. Известно, что Аларих имел внука Теодориха, который позже стал королем вестготов. Возможно, что твердый наследственный принцип все-таки у вестготов еще не существовал. По Иордану, власть передали Атаульфу потому, что, кроме того, что он был кровным родственником (consanguineus) Алариха, он обладал выдающимся умом и выделялся телосложением (conspicuus forma mentemque), да к тому же еще и был схож с покойным вождем красотой тела и благообразием лица. Характерен и глагол trado — «передавать». Атаульф не наследовал власть Алариха, а эта власть ему была передана. К сожалению, готский историк не говорит, кто передал власть Атаульфу, и поэтому мы не знаем, какова была роль совета аристократов или всего вооруженного народа в этом акте. Но даже если официально последний и играл какую-либо роль, фактически она была очень небольшой.

Атаульф изменил планы Алариха. Он повернул вестготов на север, вновь взял Рим и основательно пограбил его, а затем двинулся к Альпам. В это время в Южной Галлии сложилась довольно сложная обстановка. В этой стране боролись варвары, узурпаторы, войска и командиры, оставшиеся верными Гонорию. Атаульф решил воспользоваться всеми этими сложностями и обосноваться в этой богатой стране. Возможно, что и Гонорий надеялся использовать вестготов как своих союзников в борьбе против врагов на юге Галлии. Вестготы перешли Альпы и вскоре заняли юго-западную часть Галлии. Там в доме знатного римлянина в Нарбоне 1 января 414 г. состоялась свадьба Атаульфа и Галлы Плацидии. Жених был одет в римские одежды, а невеста — в одеяние императрицы. И это было очень важным знаком.

Со слов нарбонца, очень близкого к Атаульфу (вероятнее всего, того, в доме которого происходила свадьба), Орозий говорит, что Атаульф хотел полностью уничтожить римский народ и его власть (oblitterato Romano nomine), чтобы на всей римской территории существовала только Готская империя (Romanum omne solum Gothorum Imperium), дабы то, [272] что было Романией, стало называться Готией (Gothia quod Romanis fuisset), а сам Атаульф стал бы тем, кем прежде был Цезарь Август (fieret nunc Athaulfus quod quondam Caesar Augustus). Но, продолжает нарбонец передавать слова Атаульфа, поскольку он на большом опыте убедился, что готы из-за своего необузданного варварства никаким образом не способны подчиняться законам (multa experientia probavisset neque Gothos ullo modo parere legibus posse), а без законов государство — не государство, он, Атаульф, стал искать себе славу не в уничтожении, а в восстановлении и увеличении римского народа (или римского могущества — Romano nomine) силами готов, чтобы у потомков стать создателем римского возрождения (Romanae restitutionis auctor); и он стал воздерживаться от войны и стремиться к миру. Далее Орозий говорит о влиянии на Атаульфа его жены Галлы Плацидии. Такое продолжение изложения мыслей Атаульфа вполне может говорить о возникновении самих этих мыслей под воздействием его римской супруги.

Перед нами целая программа действий Атаульфа. Вражда к Риму сменяется честолюбивым стремлением восстановить былое величие Рима, но уже под своей властью. И его переодевание в римскую одежду во время свадьбы является видимым знаком этого стремления. Характерно, что Атаульф при этом желает сравниться с Августом, явившись, таким образом, основателем новой империи. Можно, следовательно, говорить, что при Атаульфе произошел переворот в готско-римских отношениях — от конфронтации к сотрудничеству, но при первенстве именно готов, так как именно готскими силами собирается Атаульф восстановить былое величие Рима. Однако при этом новая империя должна все же базироваться на римской правовой основе, ибо у готов, как полагает Атаульф, вовсе нет законов. Это, разумеется, не означает отсутствия у вестготов всякого правового регулирования. Но это было обычное право, отличающееся от римского и соответствующее родоплеменному, а не государственному состоянию общества. Оно не было никак зафиксировано, хотя, судя по переводу Библии Ульфилой, грамотность среди готов уже была распространена. Именно отсутствие писаных законов, как кажется, и было причиной варварства готов, по мысли Атаульфа. Новая империя должна, таким образом, основываться на римских законах, но власть в ней должна принадлежать готам, ибо их силами эта империя будет восстановлена. По существу, это программа готско-римского политико-юридического синтеза, позже действительно осуществленного, хотя путь к этому синтезу оказался намного дольше, чем мог предполагать Атаульф.

Вестготы, поселившиеся в Галлии, встали перед проблемой взаимоотношений с местным населением, которое намного превосходило их и [273]по численности, и по образованности, и по социальному развитию. Необходимо было выработать определенные нормы этих взаимоотношений. И перед готским предводителем прежде всего встал вопрос о его собственной роли. Поскольку вестготы уже дважды захватывали «главу мира» (іcaput mundi) Рим, то Атаульф мог законно, с его точки зрения, считать себя наследником римских императоров. Правда, в Равенне сидел на троне Гонорий, а в Константинополе — его племянник Феодосий II, но после свадьбы Атаульфа с Галлой Плацидией они становились его родственниками (Иордан именно родственными чувствами Атаульфа объясняет то, что тот не тронул Гонория на своем пути из Рима в Галлию; Иордан считает, что в это время Атаульф уже женился на Галле Плацидии, хотя в данном случае он явно ошибается), так что в мыслях варварского вождя вполне мог возникнуть план своеобразного властного триумвирата при решающей роли его самого. В таком случае перед местным галло-римским населением Атаульф представал бы как законный правитель, равный по меньше мере правящим императорам.

Но как быть с готами? Хотя готы, как уже говорилось, понимали разницу между императором (thiudans) и своим королем (риксом), по мере своих побед они могли все более уменьшать в собственном сознании эту разницу и воспринимать своего короля если и не полностью равным императору по положению, то вполне равным, если не превосходящим, по реальной власти. Правда, королевское достоинство было закреплено за остготским родом Амалов, но, как пишет Иордан, резкое разделение двух ветвей некогда единого народа заставило вестготов и своих вождей облекать королевским достоинством. Такое резкое разделение можно отнести именно ко времени Атаульфа. Остготы, к тому же подчиненные гуннам, остались далеко на востоке, а вестготы поселились почти на самом западе римского мира. Это все, как кажется, и стало основанием принятия Атаульфом титула короля. И решающим шагом в этом явилась его свадьба с Галлой Плацидией; недаром она была облачена в одежды императрицы. Произошло ли в новогодний день 415 г. или несколько раньше, неизвестно, да и не принципиально. Можно только говорить, что именно с 413-414 гг. ведет свое начало вестготская монархия.

Отношения вестготов с равеннским правительством оставались сложными. Римляне даже сумели отбить у них некоторые города, включая Нарбон. И в 415 г. то ли под давлением римских войск, то ли по поручению императора ради вытеснения свевов, вандалов и аланов вестготы перешли в Испанию. Они заняли Барцинон и еще несколько других городов Тарраконской Испании и одержали ряд побед над другими варварами. Это был не поход армии Атаульфа, а переселение на [274] рода, ибо Иордан прямо пишет о сокровищах, которые Атаульф взял с собой и, главное, о невоюющем народе (plebs inbellis), который был оставлен Атаульфом в Барциноне. Plebs — это народная масса, противопоставленная «верным» (fideles), под охрану которых (точнее, некоторых из них) были оставлены сокровища короля. Означает ли это, что народная масса в это время уже была оттеснена от военной службы? Едва ли. Речь в данном случае идет о той ее части, которая не воевала, то есть о детях, женщинах, стариках. Но само противопоставление плебса «верным» очень важно. Это говорит о существовании вокруг короля особой группы, противопоставленной остальному народу и связанной с королем узами личной верности.

Во многом под влиянием своей жены Атаульф все более склонялся к сотрудничеству с римлянами. Когда в Барциноне у него и Галлы Плацидии родился сын, он назвал его в честь деда Феодосием, что наглядно подтверждало проримскую позицию Атаульфа. Младенец скоро умер, а тело его было сожжено по старинному римскому обряду (Olympiod. Fr. 27). Это вызвало недовольство тех, кого можно назвать «староготской партией», кто был недоволен курсом Атаульфа на создание Готско-Римского государства. Результатом стало убийство Атаульфа его приближенным Эвервульфом в том же 415 г.

Королем стал Сигерих. Ни Иордан, ни Орозий не уточняют способ его прихода к власти. Иордан говорит, что он поставлен (іconstituitur), а по Орозию, сделан (creatus) королем. Сигерих, как кажется, даже не был Балтом; полагают, что он был братом Сара, смертельного врага Алариха и Атаульфа, возглавлявшего ту группу вестготов, которая не подчинялась этим вождям и всегда оставалась верной Гонорию. Не совсем ясно в таком случае, почему выбор убийц Атаульфа пал на него. Во всяком случае, можно говорить, что, в отличие от остготов, у которых королевское достоинство было закреплено за родом Амалов, у вестготов такого закрепления за определенным родом не было, и хотя Балты были, по словам Иордана, вторыми после Амалов по благородству и, следовательно, первыми среди вестготов, закрепить королевскую власть за своим родом они не смогли. И это, как кажется, указывает на сравнительную слабость вестготской монархии. Убийство Сигерихом детей Атаульфа от первого брака могло быть проявлением его ненависти к их отцу и дяде и попыткой обезопасить себя от будущей мести. Но дело было, кажется, все же более сложным. В этом акте можно видеть проявление борьбы двух принципов организации королевской власти: наследственного, или родового, и избирательного. Убийство детей Атаульфа, по мнению их противников, ставило крест на первом принципе. [275]

Убийство Атаульфа было делом рук и противников его проримской ориентации, и личных врагов. Сигерих принадлежал к последним. Но политику он фактически продолжал прежнюю. И это стоило ему жизни. Он был убит буквально через несколько дней после взятия власти. И готы избрали (electus а Gothis) королем Валлию, занимавшего ярко выраженную антиримскую позицию. Продолжая войну в Испании, Валлия воевал с вандалами и даже пытался переправиться в Африку, но неудачно. По приказу Гонория командующий его армией Констанций, который к тому времени восстановил власть своего императора в Галлии, двинулся против вестготов. Но Валлия не решился сражаться и заключил с Констанцием договор. По условиям этого договора он возвращал Галлу Плацидию ее брату, вестготы обязывались воевать по приказу императора, но за это они в качестве федератов получали земли в южногалльской провинции Аквитании Второй, а также в нескольких смежных с ней городах (civitates), включая Тулузу (Толозу), относящуюся к Нарбонской Первой провинции. Вестготы снова перешли Пиренеи и обосновались на юго-западе Галлии. Своей столицей вестготский король избрал Тулузу. Так возникло Тулузское королевство вестготов.

Тулузское королевство

Поселение вестготов в Аквитании отвечало в тот момент интересам и германцев, и римлян. Правительство Западной Римской империи явно не было заинтересовано в оседании вестготов ни в Африке, куда те упорно, но неудачно стремились, ни в Испании. Африка, бывшая в то время главной продовольственной базой Италии, была слишком важна для римских властей. Да и все еще богатую Испанию римляне терять не хотели. Они с удовольствием использовали вестготов в борьбе с вандалами и аланами, но, когда вестготы добились значительных успехов, предпочли вывести их из страны. Подобным образом много лет спустя тогдашний фактический правитель империи и ее крупнейший полководец Аэций активно использует помощь вестготов в сражении против гуннов, но после победы убеждает короля немедленно уйти с поля боя и не преследовать разбитого противника, дабы не дать вестготам чрезмерно усилиться. Выделяя в 418 г. вестготам земли в Галлии, Констанций сделал все, чтобы отрезать их от Испании. Готы селились вдоль океанского побережья и вплоть до реки Гарумны (Гаронны) и несколько восточнее ее, но от Пиренеев были отделены [276] римскими владениями. Те же владения отделяли вестготов и от Средиземного моря. Это море было политической, экономической и культурной осью Римской империи, и ни Констанций, ни император Гонорий не хотели допускать на его побережье варваров. Кроме того, поселяя вестготов в Аквитании, римляне оттесняли их достаточно далеко от Италии. Не имея возможности ни уничтожить вестготов, ни вытеснить их за пределы империи, римское правительство в лице Констанция выбрало меньшее зло, поселяя их в одном из самых удаленных мест империи. Но, как полагают некоторые исследователи, дело не только в этом. В это время вся Северо-Западная Галлия фактически отделилась от империи, ибо в ней одержали победу багауды, с которыми римские власти и войска так и не смогли справиться. Главной базой багаудов тогда являлась Арморика (Бретань), но восстание, то утихая, то вспыхивая вновь, угрожало римской власти и римским латифундистам во всей Галлии и особенно в богатой долине Гарумны. И хотя в 416-417 гг. Констанций одержал ряд побед над армориканскими багаудами, это не привело к восстановлению римской власти и римских порядков в Арморике, так что угроза сохранялась. Не имея собственных сил, чтобы защитить свои интересы на юго-западе Галлии, римляне были вынуждены обратиться к варварам. Наконец, надо отметить, что западное побережье Галлии часто опустошалось набегами германских пиратов и вестготы, как кажется, должны были защитить южную часть этого побережья от пиратских набегов.

Но это отвечало и интересам вестготов. Было ясно, что в тот момент поселиться в Испании они могли только в ходе очень упорной борьбы как с римлянами, так и с другими варварами. И Валлия, несмотря на неприятие римлян, понимал, что эта борьба будет очень трудной, тем более что опыт борьбы Атаульфа с Констанцием был неудачным. Попытка же переправиться в Африку также оказалась неудачной. Предложение Констанция оказалось как раз кстати. Начиная с 375 г., когда вестготы были вынуждены под давлением гуннов покинуть свои старые места проживания в Северном Причерноморье, они все время искали новые благоприятные места для поселения. Вестготы в принципе были земледельческим народом, хотя, по-видимому, собственных ресурсов у них было недостаточно, так что в свое время римская блокада поставила их на грань голода. Постоянные войны и передвижения, не дававшие в принципе овладеть сельскохозяйственными ресурсами тех или иных территорий, еще больше обострили для вестготов продовольственную проблему. Одновременная борьба и с римлянами, и с вандалами увеличила угрозу голода. Недаром Констанций обещал вестготам не только земли в Аквитании, но и 600 тысяч мер зерна. [277] Поселение же в Аквитании решало эту проблему Аквитания была одной из наиболее богатых областей Галлии, особенно долина Гарумны, которую и надо было защитить от багаудов любой ценой. Аммиан Марцеллин отмечал огромное значение подвоза продовольствия из этой области для римской армии, действующей на Рейне. В следующем веке, уже после поселения там вестготов, Сальвиан называл Аквитанию подобием рая из-за ее виноградников, лугов и богатых урожаев. Поэтому вестготам она могла представляться в тот момент идеальным местом для оседания.

Поселение вестготов на юго-западе Галлии сыграло большую роль в вестготской истории. Тридцать лет они блуждали по территории империи, пройдя от Дуная до Гарумны. Теперь они превращались из «блуждающей армии», сопровождаемой женщинами, детьми и стариками, в оседлый народ, снова обладающий собственной территорией. Но за эти тридцать лет в их жизни произошли довольно значительные изменения. Почти все эти годы вестготы фактически находились в состоянии войны, так что не только воинам, но и всему племени постоянно угрожала опасность. Это еще больше заставляло вестготов сплачиваться вокруг своего предводителя, что не могло не увеличивать его власть и роль в обществе. Накануне переселения на территорию империи вестготы, как мы видели, раскололись на несколько групп, причем их глава Атанарих, которого позже вестготы считали своим первым государем, оказался в меньшинстве. А на территорию империи тот же Атанарих был тоже вынужден перейти, будучи изгнанным своими же приближенными. Да и Фритигерн, возглавлявший вестготскую армию в битве при Адрианополе, накануне этой битвы жаловался императору Валенту, что не может справиться со своим народом. На этом начальном этапе своего переселения вестготы были разделены на ряд группировок со своими вождями. Большая часть их объединилась под властью Алариха. Свидетельством резко усилившейся власти Алариха были его пышные похороны, когда в могилу на дне реки было опущено не только тело покойного предводителя, но и его сокровища. Атанарих, как уже говорилось, сам решительно отказывался от королевского титула, считая себя только «судьей». По отношению к Алариху греческие и римские писатели использовали различные термины, обозначающие его власть, причем королем его называли западные авторы, не очень-то хорошо знавшие истинное положение вещей. Начиная с Атаульфа вестготских предводителей называют только королями. Вероятно, как уже говорилось, в 413-414 гг. оформилась вестготская монархия. И свадьба Атаульфа с Галлой Плацидией в новогодний день 415 г. стала недвусмысленным знаком нового положения готского [278]предводителя. Недаром тот же Атаульф сравнивал себя с Августом, явно считая себя таким же основателем новой империи, каким был в свое время Август. И позже при всех сменах королей о расколе вестготов на отдельные не связанные (или мало связанные) друг с другом этнические группы речи уже нет. Раздоры, иногда кровавые, проходили уже внутри вестготского народа или, что гораздо чаще, его аристократической верхушки.

С другой стороны, состояние почти постоянных передвижений всего народа не давало возможности ограничить военную силу вестготов только королевской дружиной или дружинами аристократов. В военных действиях явно должны были принимать участие все боеспособные вестготы. Это позволяло основной массе вестготского населения продолжать в той или иной степени участвовать и в политической жизни общества. Так, еще в середине V в. на собрании вестготы приняли решение о мире с империей. Однако это участие все более сокращалось. По свидетельству Аполлинария Сидония, король уже советовался преимущественно лишь со знатью: consilium seniorum. О том же сообщает Клавдиан, говоря о приказе короля посоветоваться с «отцами», составлявшими курию (Getarum curia).

Вскоре после поселения в Аквитании Валлия умер. Ему наследовал Теодорих (может быть, правильнее — Теодорид). Каким образом он пришел к власти, точно не известно. Иордан просто говорит, что Теодорих (Теодорид) наследовал Валлии в королевской власти (successit in regno). Его сын, если верить Аполлинарию Сидонию, называл Алариха, взявшего Рим, своим дедом (noster avus). Иногда думают, что эти слова, вложенные поэтом в уста Теодориха II, являются поэтической вольностью. Но трудно себе представить, чтобы поэт, живший под властью вестготских королей, исказил смысл высказываний этих государей. Известно, что в 402 г. жена и дети Алариха попали в плен к римлянам. Были ли у него еще дети, мы не знаем. Возможно, что Теодорих I был зятем Алариха, но не исключено, что и сыном, хотя, когда он родился, неизвестно. Сам Аларих мог родиться, как считают некоторые ученые, около 360 г. Поэтому сам факт существования у него взрослого сына в 418 г. не был бы странным. Когда в 451 г. Теодорих погиб на Каталаунских полях, то, по словам Иордана, он был уже весьма старым (maturae senectutis). Но даже если новый король был не сыном, а зятем Алариха, важно то, что он (в этом случае через свою жену) принадлежал к роду Балтов. Сигерих явно Балтом не был. О роде Валлии ничего не известно. Судя по тому, что Теодорих совершенно спокойно наследовал ему, а сам Валлия умер своей смертью, можно предположить, что они были какими-то родственниками. Думается, что Валлия [279] тоже был Балтом. Если это так, то после очень кратковременного перерыва во время правления Сигериха королевское достоинство вновь возвращается к роду Балтов. Более того, как кажется, не будет слишком смелым предположение, что убийство Сигериха являлось реакцией Балтов на попытку захватить власть представителем иного и к тому же враждебного рода.

Выполняя условия договора с империей, вестготы в 422 г. помогли римскому полководцу Кастину в войне с вандалами в Испании, разделив с ним горечь поражения. Но уже в 425 г. вестготы попытались захватить Арелат, который, несмотря на общий упадок городской жизни, оставался очень важным торговым центром, связывающим Галлию не только с Испанией, но и с Африкой и даже с Востоком. И только приближение основного римского войска во главе с Аэцием заставило Теодориха отойти от города. Таким образом, вестготы снова оказались в состоянии открытой войны с империей. И эта война завершилась в 428 г. заключением мира под давлением Аэция. И позже вестготы выступали против римлян. Означает ли это, что договор, согласно которому вестготы были признаны федератами, более уже не существовал? Вполне возможно. Можно вспомнить, что в 408 г., после гибели Стилихона, Аларих возобновил войну с римлянами. Исидор Севильский говорит, что Теодорих, наследуя Валлии, был недоволен миром с римлянами и отверг заключенный договор. Поскольку известно, что договор и позже был действенен, можно считать, что Констанций заключил новый договор с вестготами, на этот раз с Теодорихом. Возможно, для германцев договор оставался в силе до смерти одного из партнеров. В таком случае смерть Гонория (а Констанций явно заключал договор от имени императора), как полагал вестготский король, освобождала его от обязательств по отношению к империи. В это время в Западной Римской империи царила политическая анархия. Ставший после смерти Гонория императором Иоанн не был признан восточным императором Феодосием II и вскоре был свергнут восточноримскими войсками, посадившими на западный трон малолетнего сына Галлы Плацидии Валентиниана III, регентство при котором было поручено его матери. Теодорих вполне мог воспользоваться этими внутренними раздорами, чтобы увеличить вестготские владения, а главное — добиться выхода к Средиземному морю и его экономическим возможностям. В таком случае предлогом могло быть непризнание либо Иоанна, либо, скорее, Валентиниана законным императором. Но слова Аполлинария Сидония о заключении Теодорихом и Аэцием мира, вероятно, говорят все же о равноправии сторон. Поэтому вполне возможно предположение, что федератных отношений уже не существовало.[280]

В 439 г. римляне в союзе с гуннами сами напали на вестготов. Повидимому, это было ответом на недавнее нападение готов на некоторые римские города, соседние с их владениями. Иордан, рассказывая о римском нападении, говорит о нарушении мира {расе rupta), а описывая последующие события и восстановление мира (расе), отмечает восстановление прежнего соглашения (in pristina concordia redierunt) и договора (foedus). Возникает естественный вопрос, о каком договоре идет речь, — о договоре Констанция или Аэция. Само по себе слово foedus не обязательно подразумевает наличие именно федератов. Это слово часто употреблялось еще в республиканские времена для обозначения практически любого договора как с равноправными союзниками, так и с фактически подчиненными общинами и племенами, скрывая подлинное подчинение последних Риму. Приблизительно десятью годами раньше вестготы участвовали в войне в Африке, и биограф Августина, рассказывающий об этих событиях, говорит о готах как о войске федератов (cum Gotkorum foederatorum exercitu). Это было уже после заключения мира между Теодорихом и Аэцием. Высказывается мнение, что автор в данном случае использовал слово foederati в другом смысле, чем раньше. Действительно, в Африке вполне могли не знать о реальном положении дел в Галлии. Поэтому на основании только этого упоминания делать выводы о юридическом положении Вестготского королевства в Западной Римской империи на рубеже 20-30-х гг. V в. едва ли возможно.

Обратимся к более поздним событиям. Когда в 451 г. гунны, предводительствуемые Аттилой, вторглись в Галлию и над Западной Римской империей нависла серьезнейшая опасность, Аэций был вынужден собрать против них все свои силы. Значительную часть римской армии составляли различные варварские войска, подчиняющиеся Аэцию и набранные им. Совершенно другим было положение вестготов. Еще до битвы, если верить Иордану, император Валентиниан направил вестготскому королю письмо, в котором убеждал (а не приказывал, как можно было бы ожидать) вестготов помочь римлянам. Он писал, что вестготы являются «членами государства» (rei publicae... membrum), но в то же время указывал, что само это членство определяется союзом, используя, однако, при этом термин не foedus, а societas. Это слово, собственно, означает «товарищество», «объединение ради общей пользы» и в принципе подразумевает равноправие сторон. Это равноправие наглядно проявилось в битве на Каталаунских полях, где вестготы во главе с Теодорихом занимали правое крыло, а римляне (фактически сборное варварское войско) под командованием Аэция — левое. Из описания Иордана создается впечатление, что римская армия состояла из трех равноправных «корпусов»: собственно римского,[281] вестготского и аланского, который из опасения перед его возможной изменой был помещен в центре между войсками Аэция и Теодориха. В Хронике Проспера Тирона о врагах Аттилы в этой битве говорится как о «наших», то есть римлянах, и готах (et nostris et Gothis). А после сражения Аэций стал убеждать нового готского короля Торисмунда вернуться на свои места (ad sedes proprias). И это был, по словам Иордана, «совет» (consilium), а не приказ. Одним словом, в 451 г. готы предстают уже никак не связанные с Римской империей какими-либо обязательствами, в том числе военной службой, так что их в это время уже явно нельзя считать федератами. Наконец, известно, и об этом будет подробнее говориться дальше, что во времена Теодориха I появились первые вестготские законы, и исследователи полагают, что это тоже является доказательством полной самостоятельности Вестготского королевства.

В битве на Каталаунских полях пал вестготский король Теодорих. Когда готы узнали об этом, они торжественно похоронили его и, гремя оружием, передали королевскую власть (regiam deferunt maiestatem) его старшему сыну Горисмунду Еще Цезарь писал, что галлы стуком оружия выражают свое согласие с оратором. Тот же обычай зафиксирован Тацитом и для германцев. Причем все это происходило обычно на народном собрании или другом подобном сборище вооруженных мужчин. Поэтому надо думать, что и в данном случае были собраны воины для решения вопроса о власти. Однако дело обстояло не так просто. Аэций, убеждая Торисмунда возвратиться в свое королевство, говорит, что тот должен вернуться, чтобы овладеть королевской властью, которую ему оставил отец (regnum, quod pater reliquerat, arriperet), дабы его братья, оставленные отцом дома, не захватили отцовские сокровища, не проникли в королевство (или, лучше, в королевскую власть) вестготов (пе... Vesegotharum regno pervaderent) и в результате не пришлось бы Торисмунду воевать со своими (cum suis... pugnaret). И Торисмунд совершенно серьезно воспринял этот совет и эти предостережения Аэция. Следовательно, слова римского полководца были основаны на знании реального положения в Вестготском королевстве. Далее Иордан рассказывает, что Торисмунд, облеченный королевским величием (regia maiestate subvectus), вступил в Толозу и его при этом приветствовала толпа братьев и могучих, то есть явно знатных, (fratrum et fortium turba gauderet), и ни у кого не возникло мысли начать борьбу за наследование (de regni sucessione certamen).

Из этого пассажа видно, что король уже может оставить свою власть сыну, но юридически это должно быть оформлено волеизъявлением вооруженного народа. Такое волеизъявление считалось достаточным [282] для утверждения в королевском достоинстве (maiestas regia), так что Торисмунд вступал в свою столицу уже законным королем. Но эта юридическая видимость могла и не соответствовать фактической действительности. При этом главным казалось овладение королевскими сокровищами (opibus). Вероятно, завладение имуществом давало возможность каким-то образом противостоять избранному королю (то ли набрать на эти деньги свою дружину, которая приведет его к власти, то ли, получив возможность подкупить тот же народ, добиться изменения его решения). Но такую возможность могли использовать только братья нового короля. Следовательно, королевская власть уже закрепилась за определенной семьей. Видимо, в этой семье наследование во многом определялось старшинством, поскольку Проспер Тирон говорит, что Торисмунд наследовал своему отцу, будучи старшим (maximus natu) из братьев. Отправляясь на войну с гуннами, Теодорих увел с собой бесчисленное количество готских воинов (innumerabilis multitudo). Конечно же, это была не дружина, а все вестготское войско. Но кто же тогда те fortes, которые вместе с братьями приветствовали в Толозе Торисмунда? В том же рассказе о решении Теодориха отправиться на войну с гуннами Иордан говорит, что это решение вождя приветствовали комиты (adclamant comites) и за ними следовал народ (sequitur vulgus), из чего можно сделать вывод, что в вестготском обществе уже выделяются три инстанции: вождь, то есть король, ибо различия между ними уже не существовало, и из текста видно, что dux' ом был сам Теодорих, комиты, или графы, и простой народ. То, что Иордан употребляет термин vulgus, а не populus или хотя бы plebs, говорит о явном противопоставлении этой группы населения comites. При этом comites криком одобряют (adclamant) принятое решение, как некогда это делало все народное собрание, а vulgus только следует за этим решением. Видимо, fortes и comites — одни и те же люди. Вероятно, отправляясь на войну, и притом такую опасную, как война с непобедимым до того времени Аттилой, Теодорих оставлял в столице для управления государством не только своих сыновей, но и часть комитов.