Студопедия — Второе свидетельство 11 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Второе свидетельство 11 страница






Людовик XII, будучи благодарен папе за разрешение на развод с Иоанной Французской и брак с Анной Бретонской, считал необходимым, чтобы Александр был на его стороне и в итальянских делах, поэтому он пообещал герцогу Валентинуа после взятия Милана предоставить в его распоряжение триста копейщиков, которых тот мог направить против кого угодно, кроме союзников Франции. Милан же он собирался покорить после того, как убедится в поддержке или хотя бы нейтралитете венецианцев, к которым он отправил послов с обещанием возвратить им после завоевания Ломбардии Кремону и Гьера д’Адду.

Словом, с внешней стороны все способствовало захватнической политике Александра VI, когда ему вдруг пришлось перевести взгляд с Франции на Центральную Италию: дело в том, что в самой Флоренции жил некий человек – без герцогства, без короны, без шпаги; вместо державы у него был его гений, вместо щита – праведность, вместо оружия – слово, и вместе с тем он представлял для папы большую опасность, чем все короли, герцоги и князья, вместе взятые. Человек этот был бедный монах-доминиканец Джироламо Савонарола – тот самый, который отказался отпустить грехи Лоренцо Медичи, не пожелавшему возвратить родине свободу.

Савонарола предсказал нашествие на Италию чужеземцев из-за гор, и Карл VIII покорил Неаполь; Савонарола предсказал Карлу VIII, что в наказание за то, что тот не выполнил освободительную миссию, возложенную на него Господом, его ждет большое несчастье, и Карл VIII умер; наконец, подобно тому человеку, который, бродя по Святому городу, восемь дней кричал: «Горе Иерусалиму!», а на девятый воскликнул: «Горе мне!»,[160] Савонарола предсказал и собственную гибель. Не имея возможности отвратить от себя опасность, флорентийский реформатор тем не менее решительно нападал на гнусного колосса, сидящего на престоле Святого Петра, и на каждое новое проявление распутства, на каждое преступление, нагло совершенное среди бела дня или постыдно спрятанное под покровом ночи, указывал народу пальцем, предавая анафеме очередное порождение папской роскоши или честолюбия. Так он заклеймил связь Александра VI с прекрасной Джулией Фарнезе, в апреле подарившей папе еще одного сына; так он разражался проклятиями по поводу убийства герцога Гандиа, этого душегубства, совершенного братом-кровосмесителем; так, наконец, он раскрывал глаза своим соотечественникам, не вошедшим во вновь созданную лигу, на судьбу, которая им уготована, когда Борджа, владельцы мелких вотчин, начнут нападать на герцогства и республики. Словом, это был враг и духовный, и светский, поднявшийся против папы; его назойливый и грозный голос должен был смолкнуть, чего бы это ни стоило.

Однако даже при всем могуществе Александра выполнить это намерение было непросто. Савонароле, проповедовавшему суровые принципы свободы, удалось даже в богатой и сластолюбивой Флоренции сколотить значительную группу людей, известную под именем piangione, то есть «кающиеся». Состояла она из людей, которые жаждали реформы как в государстве, так и в церкви и обвиняли Медичи в том, что они подчинили себе страну, а Борджа – в потрясении основ веры, и требовали, чтобы республика вернулась к принципу народовластия, а религия – к своей первозданной простоте. Впрочем, в первом своем желании они продвинулись довольно основательно, несмотря на противодействие двух других партий – Arrabiati, то есть партии «Бешеных», которая состояла из самых знатных и богатых молодых патрициев Флоренции, ратовавших за олигархию, и «Bigi», то есть «Серых», желавших возвращения Медичи и названных так, поскольку они всегда действовали в тени. «Кающиеся» добились многого: амнистии для всех, кто совершил преступления при прежних правительствах, отмены балии,[161] являвшейся органом власти аристократии, организации государственного совета, состоявшего из тысячи восьмисот граждан, а также проведения всенародных выборов, которые заменили жеребьевку и выборы узким кругом представителей олигархии.

Борьбу с возрастающим влиянием Савонаролы Александр VI начал с того, что объявил его еретиком и, соответственно, запретил ему читать проповеди, однако Савонарола обошел этот запрет, предложив место проповедника своему другу и ученику Доменико Бонвичини ди Пеша. В результате люди слышали те же наставления, но только из уст другого человека, и семена их разбрасывались хоть и другой рукой, но все равно в благодатную почву. Кроме того, Савонарола подал потомкам пример, которым двадцать два года спустя так удачно воспользовался Лютер, когда сжег в Виттенберге буллу Льва X о его отлучении от церкви; обреченный на молчание, он, ссылаясь на авторитет папы Пелагия,[162] заявил, что несправедливое отлучение недействительно и тот, кто ему подвергся, даже не нуждается в оправданиях. А в праздник Рождества 1497 года он провозгласил, что Господь повелел ему не повиноваться развратному властелину, и снова начал проповедовать в кафедральном соборе с еще большим успехом и действенностью: после перерыва прихожане стали относиться к нему с сочувствием, которое всегда вызывается в массах несправедливым преследованием.

Тогда Александр VI, чтобы все же сломить бунтовщика, обратился к Леонардо Медичи, викарию архиепископства Флорентийского, и тот, повинуясь полученному из Рима приказу, обнародовал свое пастырское послание, в котором запрещал верующим следовать призывам Савонаролы. В послании было сказано, что слушающие речи отлученного будут лишены таинств исповеди и причастия, а по смерти, как входившие в духовное общение с еретиком и запятнанные ересью, будут протащены через весь город на волокуше и оставлены без погребения. Савонарола тут же обратился по этому поводу к народу и в синьорию, и в начале 1498 года архиепископальному викарию было велено покинуть Флоренцию в течение двух часов.

Изгнание Леонардо Медичи явилось очередной победой Савонаролы; желая употребить свое возрастающее влияние на исправление нравов, он решил последний день карнавала, обычно посвящаемый светским развлечениям, сделать днем публичного покаяния. И вот накануне начала Великого поста перед кафедральным собором было собрано множество детей, которые, разделившись на группы, ходили по городу из дома в дом, осуждая нечестивые книги, любострастные картины, лютни и арфы, игральные карты и кости, всяческие притирания и благовония, словом, все многообразные продукты развращенного общества и цивилизации, с помощью коих сатана так успешно ведет войну с Господом. И послушные обитатели Флоренции несли на соборную площадь все эти гибельные творения рук человеческих; вскоре из них образовалась огромная куча, из которой юные реформаторы с пением гимнов и псалмов разожгли костер. Именно в нем сгорело множество экземпляров Боккаччо, «Великана Морганта», а также картин Фра Бартоломео,[163] который с того дня отказался от светской живописи и посвятил свою кисть изображению исключительно религиозных сюжетов.

Подобное реформаторское движение напугало Александра, и он решил одолеть Савонаролу его же оружием, то есть красноречием. Для этого он выбрал талантливого проповедника Франческо ди Пулья и послал его во Флоренцию, где тот стал проповедовать в церкви Санта-Кроче, обвиняя Савонаролу в ереси и безбожии. Одновременно с этим папа выпустил новый указ, в котором синьория ставилась в известность, что, если она не вынудит еретика замолчать, все имущество флорентийских купцов, находящееся на территории папского государства, будет конфисковано, на республику будет наложен интердикт, а ее самое объявят духовным и светским врагом церкви. Синьория, лишенная поддержки Франции и видя, как грозно усиливается могущество Рима, на сей раз вынуждена была уступить и предписала Савонароле прекратить проповеди. Савонарола повиновался, распрощавшись со своими слушателями яркой и сильной речью.

Но удаление Савонаролы, вместо того чтобы успокоить волнения, усилило их еще больше: люди повсюду рассуждали о его сбывшихся пророчествах, а некоторые, еще более фанатичные, чем их учитель, заговорили о чудесах, уверяя во всеуслышание, будто Савонарола предложил спуститься в соборную усыпальницу вместе со своим противником и в качестве доказательства своей правоты воскресить какого-либо мертвеца; если же чудо совершит его соперник, то он признает себя побежденным. Эти слухи дошли до Франческо ди Пулья, и, будучи человеком неистовым, не ставившим свою жизнь ни во что, если есть возможность принести пользу делу церкви, он смиренно заявил, что считает себя слишком великим грешником, чтобы Господь даровал ему чудо, но высказал другое предложение: взойти вместе с Савонаролой на горящий костер. Он знал, что погибнет, но зато отомстит за дело церкви, так как вместе с ним погибнет искуситель, осудивший столько душ вслед за своею на вечное проклятие.

Узнав об этом, Савонарола заколебался, поскольку первое предложение исходило вовсе не от него, но его ученик, брат Доменико Бонвичини, веривший в могущество учителя сильнее его самого, объявил, что готов занять его место на костре и уверен, что Господь заступится за своего пророка и сотворит чудо. По Флоренции мгновенно разлетелась весть: смертельный вызов принят; сторонники Савонаролы были убеждены в его торжестве. Враги радовались, что еретик сам предаст себя огню, а равнодушные видели во всем этом лишь интересное, жутковатое зрелище.

Но самоотверженность брата Бонвичини не отвечала намерениям Франческо ди Пулья: он был готов умереть страшной смертью, но лишь при условии, что Савонарола погибнет вместе с ним. В самом деле, что ему было до гибели какого-то никому не известного ученика, вроде брата Бонвичини? Он должен погубить учителя, увлечь за собою в могилу провозвестника новой доктрины. Поэтому Франческо ди Пулья заявил: он взойдет на костер только вместе с Савонаролой; жертвуя собственной жизнью, он ни за что не согласится, чтобы противник выставлял кого-то вместо себя.

Но тут случилось нечто, чего никто не ожидал. Место брата Франческо, желавшего тягаться лишь с учителем, согласились занять два францисканца, вызвавшиеся бросить вызов ученику. Это были братья Никколо Пильи и Андреа Рондинелли. Видя, что соперники получили подкрепление, многочисленные сторонники Савонаролы тоже выразили готовность подвергнуть себя испытанию. Францисканцы, в свою очередь, не пожелали оставаться в стороне, и вскоре весь город разделился на две партии. Флоренция стала походить на сумасшедший дом: все требовали костра, все желали быть сожженными, причем не только мужчины, но даже женщины и дети. В конце концов синьория признала права первых претендентов и решила, что необычный поединок состоится между братом Доменико Бонвичини и братом Андреа Рондинелли; для уточнения подробностей было назначено десять горожан. Поединок приурочили к 7 апреля 1498 года, в качестве места его проведения выбрали площадь Синьории.

Назначенные судьи подошли к делу добросовестно: благодаря их заботам на указанном месте вырос эшафот пяти футов в высоту, десяти в ширину и восьмидесяти в длину. На эшафот, покрытый толстым слоем хвороста и вереска и обнесенный барьером из самого сухого дерева, какое только удалось найти, вели две узкие дорожки шириною в два фута и длиною в семьдесят футов, которые начинались у Лоджа деи Ланци. Сама лоджия была перегорожена пополам, чтобы у каждого из поборников веры было свое помещение для подготовки – что-то вроде театральных уборных, с тою лишь разницей, что трагедия здесь должна была разыграться невыдуманная.

Францисканцы прибыли на площадь и вошли в свой закуток без каких бы то ни было религиозных демонстраций, тогда как Савонарола устроил целую процессию: он шествовал в торжественном облачении, в котором служил службы в церкви, держа в руке Святые Дары, помещенные для всеобщего обозрения в хрустальную дароносицу. Что же до героя дня, брата Доменико, то он шел, неся распятие, а следом за ним двигались распевавшие псалмы монахи с красного цвета крестом. Далее следовали наиболее именитые горожане, принадлежавшие к числу их сторонников, с факелами в руках: будучи уверены в победе, они желали сами поджечь костер. Площадь же и примыкающие к ней улицы заполняла огромная толпа народа. Во всех окнах и дверях виднелось множество голов, террасы были забиты людьми, любопытные забрались даже на крышу собора и колокольню.

Перед лицом близящегося испытания францисканцы вдруг стали устраивать всяческие проволочки, из чего можно было заключить, что их претендент начинает сдавать. Сначала они выразили опасение, что брат Бонвичини – чародей и поэтому может иметь какой-нибудь талисман или амулет, хранящий от огня. Они потребовали, чтобы он в присутствии свидетелей переоделся в другое платье. Тот не возражал и, униженный подобным подозрением, переменил рубаху, подрясник и рясу. Тогда францисканцы, увидев, что Савонарола вручил брату Бонвичини дароносицу, возмутились: дескать, предавать Святые Дары огню – это профанация, такого уговора не было, и, если брат Бонвичини не откажется от этой сверхъестественной помощи, они в испытании участвовать не будут. Савонарола ответил, что в этом нет ничего удивительного: человек вручил себя Господу и держит в руках частичку плоти Того, от кого ждет спасения. Ответ францисканцев не удовлетворил, и от своего требования они решили не отступаться. Савонарола тоже стоял на своем, как скала, и почти четырехчасовая дискуссия ни к чему не привела. Тем временем народ, с самого утра заполнивший улицы, террасы и крыши и уже страдавший от голода и жажды, начал проявлять нетерпение, которое вскоре переросло в ропот, достигший ушей спорщиков. Сторонники Савонаролы, безгранично верившие в него и в чудо, стали уговаривать монаха уступить. Савонарола ответил, что уступил бы, если бы подвергался испытанию сам, но поскольку на костер должен взойти другой, он должен принять все меры предосторожности. Прошло еще два часа, в течение которых сторонники доминиканца тщетно пытались сломить его упорство. Наконец, когда уже начало смеркаться и ропот зрителей сделался угрожающим, Бонвичини заявил, что готов взойти на костер с одним распятием в руке. В этом ему отказать не посмели, и брат Рондинелли был вынужден согласиться. Тогда народу объявили, что претенденты пришли к согласию и испытание вот-вот начнется. Публика успокоилась в надежде, что будет вознаграждена за долгое ожидание, но тут долго собиравшаяся над Флоренцией гроза разразилась с такою силой, что костер мгновенно залило дождем и разжечь его уже было невозможно. Толпа почувствовала себя обманутой, и ее энтузиазм уступил место негодованию; не зная, откуда исходили проволочки, она обвинила во всем обоих соперников. Синьория, предвидевшая возможные беспорядки, приказала всем разойтись, но люди, несмотря на страшный ливень, ожидали выхода соперников. Рондинелли был встречен шиканьем и градом камней. Савонарола же благодаря священническому облачению и Святым Дарам, которые он держал в руках, прошел через толпу беспрепятственно – чудо не менее замечательное, чем если бы он прошел через горящий костер.

Однако спасло его лишь благоговение людей перед Святыми Дарами; толпа сочла его лжепророком и, подогреваемая «Бешеными», уже давно заявлявшими, что Савонарола лжец и лицемер, с большою неохотой позволила ему вернуться в монастырь. Когда наутро, в Вербное воскресенье, он поднялся на кафедру, чтобы объяснить свое поведение, прихожане встретили его оскорблениями, криками и смехом, и он так и не сумел заставить их замолчать. Вскоре вопли и насмешки переросли в угрозы; Савонарола, обладавший слабым голосом, не смог справиться с беспорядком и, спустившись с кафедры, ушел в ризницу, а оттуда – в монастырь, где заперся у себя в келье. Тут в толпе раздался призыв, который мгновенно повторили все присутствующие: «К Святому Марку!» Двигаясь по улицам города, это ядро народного возмущения обрастало все новыми и новыми бунтовщиками, и на монастырь нахлынуло уже целое море людей. Вскоре запертые ворота монастыря треснули под напором толпы, крушившей все на своем пути, бунтовщики ворвались в здание, выволокли из келий Савонаролу и двух его учеников – Доменико Бонвичини и Сильвестро Маруффи – и препроводили их в тюрьму, осыпая оскорблениями, на которые, равно как на энтузиазм, так скора толпа. Она чуть не разорвала монахов на куски и успокоилась, только когда ей пообещали, что арестованных насильно заставят пройти испытание, на которое добровольно они не решились.

Когда Александр VI, если не лично, то по крайней мере издали приложивший руку к этому резкому повороту общественного мнения, узнал о провале и аресте Савонаролы, он сразу объявил, что доминиканца должен судить церковный суд. Однако, несмотря на многочисленные отпущения грехов, которыми папа сопроводил свое требование, синьория настояла на том, чтобы процесс Савонаролы слушался во Флоренции, и, не желая, чтобы создалось впечатление, будто обвиняемым занимается исключительно папский суд, попросила добавить к флорентийскому трибуналу двух судей из духовного сословия. Александр VI, видя, что от великолепной республики больше ничего не добьешься, послал туда венецианца Джакомо Туррьяно, генерала доминиканского ордена, и Франческо Рамолини, доктора права, которые привезли с собой судебное решение, где Савонарола и его сообщники объявлялись еретиками, схизматиками, гонителями святой церкви и соблазнителями народа.

Впрочем, твердость, с какою флорентийцы отстаивали свои права, была не чем иным, как пустым соблюдением приличий: трибунал состоял из восьми судей, заядлых противников Савонаролы, чей процесс начался с пыток. Савонарола, слабый физически и отличавшийся нервным и раздражительным характером, не выдержал пытки веревкой, во время которой его поднимали над землей за связанные кисти рук, а потом отпускали веревку и он с размаху ударялся пятками о пол. Чтобы хоть немного облегчить боль, он признался, что его пророчества – не более как простые предположения. Правда, вернувшись в свою темницу, он отказался от этого признания, заявив, что лишь слабость плоти и неумение терпеть муки вынудили его солгать, но на самом деле Господь неоднократно являлся ему в экстатических видениях и открывал все, о чем он потом проповедовал. Тогда Савонаролу снова подвергли пытке, и он опять, не выдержав боли, отрекся от своих слов. Но едва его отвязали, как, не встав даже с тюфяка, на котором лежал, он снова заявил, что все его признания – дело рук палачей и кара за это их не минует, а он отрекается от всего, что мог сказать и сказал. Третья пытка вырвала из него те же признания, а последовавшее за ней облегчение – тот же отказ от своих слов, и судьи, приговорив Савонаролу с учениками к сожжению, решили не зачитывать его признания публично, как это было принято, поскольку были уверены, что он снова отречется от своих слов, причем на людях, а ввиду изменчивости настроений толпы это могло быть опасным.

23 мая на площади Синьории вновь был сооружен костер, и зрители опять собрались в надежде, что уж на этот раз их не лишат долгожданного зрелища. Так оно и вышло: около одиннадцати часов Джироламо Савонаролу, Доменико Бонвичини и Сильвестро Маруффи доставили к месту казни и после того, как духовные судьи лишили их духовных званий, всех троих привязали к столбу, возвышавшемуся посреди громадной поленницы. Епископ Паньяноли объявил осужденным, что они отлучаются от церкви. «Воинствующей?» – осведомился Савонарола, благодаря своему мученичеству уже входивший в церковь торжествующую. Это было все, что сказали осужденные: в тот же миг какой-то «бешеный», личный враг Савонаролы, прорвавшись через оцепление, выхватил из рук палача факел и поджег костер с четырех углов. Увидев столбы дыма, Савонарола и его ученики запели псалом; уже пламя скрыло их от глаз зрителей, а с костра все еще доносилось пение, которым осужденные хотели растворить себе небесные врата.

Так Александр VI избавился от самого, быть может, грозного своего врага, но продолжал преследовать его даже после смерти: уступив его настояниям, синьория повелела бросить пепел осужденных в Арно, однако несколько полуобгоревших костей были сохранены теми самыми солдатами, которые стояли в оцеплении, и эти закопченные святые реликвии до сих пор выставлены на обозрение верующих – пожалуй, уже никто не считает Савонаролу пророком, но многие почитают его как мученика.

Между тем французская армия приготовилась во второй раз перейти через Альпы под командованием Джан Джакомо Тривульцио. Король Людовик XII доехал до Лиона вместе с Чезаре Борджа и Джулиано делла Ровере, с которым вынужден был помириться, а в начале мая выслал вперед авангард, за коим вскоре последовала вся армия. В этом походе силы короля Франции состояли из тысячи шестисот копейщиков, пяти тысяч швейцарцев, четырех тысяч гасконцев и трех с половиной тысяч пехотинцев, набранных по всей Франции. 13 августа все это почти пятнадцатитысячное войско, которому предстояло согласовывать свои действия с силами венецианцев, подошло к стенам Ареццо и тотчас же осадило город.

Положение Лодовико Сфорца было ужасным, теперь он весьма сожалел, что столь неосмотрительно предложил французам прийти в Италию: все союзники, на которых он надеялся, разбежались кто куда – одни были заняты собственными делами, другие убоялись могущественного врага, нажитого герцогом Миланским. Максимилиан, обещавший ему прислать четыреста копейщиков, вместо того чтобы начать прерванные было военные действия против Людовика XII, объединился со Швабским союзом с целью объявить войну Швейцарии, которую он провозгласил взбунтовавшейся против империи. Флорентийцы, обязавшиеся прислать Сфорца триста всадников и две тысячи пехотинцев, если он поможет им снова завладеть Пизой, взяли свое слово назад, испугавшись угроз Людовика XII, и пообещали ему, что будут сохранять нейтралитет. И, наконец, Федерико придерживал войска для себя, так как не без основания рассудил, что, когда Милан падет, ему снова придется оборонять Неаполь, и не помог вопреки обещанию ни людьми, ни деньгами. Словом, Лодовико Сфорца мог рассчитывать лишь на собственные силы.

Однако, будучи способным и хитроумным военачальником, он не пал духом, поспешно укрепил Аннону, Новару и Алессандрию, послал Каяццо с несколькими отрядами на границу с Венецианским государством и собрал на По все свои остальные войска. Однако французы наступали с таким напором, что все его усилия оказались тщетными: в течение нескольких дней пали Ареццо, Аннона, Новара, Вогера, Кастельнуово, Понто-Корона, Тортона и Алессандрия, и Тривульцио двинулся на Милан.

Видя столь многочисленные и скорые победы, Лодовико Сфорца решил, что столицу ему не удержать, и бежал в Германию вместе с детьми, своим братом кардиналом Асканио и казной, которая за восемь лет уменьшилась с полутора миллионов до двухсот тысяч дукатов. Перед отъездом он поручил оборонять Миланский замок Бернардино да Корте. Напрасно друзья советовали ему опасаться этого человека, напрасно брат Асканио предлагал, что в крепости останется он и будет держаться до последней капли крови, – Лодовико не желал ничего слушать и 2 сентября уехал, оставив в цитадели три тысячи пехотинцев и достаточное количество съестного, амуниции и денег, чтобы выдержать многомесячную осаду.

На следующий день французы вступили в Милан. Через два дня Бернардино да Корте, не сделав по врагу ни единого выстрела, сдал крепость. Французам хватило двадцати одного дня, чтобы завладеть вражеской столицей и всем государством.

Получив в Лионе известия об успехах своей армии, Людовик XII тут же отправился в Милан, где был принят с изъявлениями искренней радости. Граждане всех сословий числом до трех тысяч вышли ему навстречу, а сорок детей, разряженных в шелк и золотую парчу, двигались перед ним с пением гимнов, сочиненных поэтами того времени, в которых он прославлялся как король-освободитель и вестник свободы. Такая радость миланцев проистекала вот откуда: сторонники Людовика XII заранее распространили слух, что король Франции достаточно богат, чтобы отменить все налоги. На следующий день после вступления в столицу Людовик и в самом деле несколько снизил подати, пожаловал многих миланских дворян своими милостями и подарил Тривульцио за столь скорую и славную кампанию город Вигавано.

Чезаре Борджа, последовавший за Людовиком XII, чтобы ухватить свой кус от богатой итальянской добычи, увидел, что предлагавшаяся им цель достигнута, и сразу же потребовал выполнения данного ему обещания, что король Франции со своей всем известной порядочностью тут же и осуществил, передав в распоряжение Борджа триста копейщиков под началом Ива д’Алегра и четыре тысячи швейцарцев, которыми командовал бальи Дижона, – и все это для усмирения так называемых «викариев церкви».

А теперь объясним читателю, что это за новые персонажи, появляющиеся в нашем действии под таким названием.

Во время долго не прекращавшихся войн между гвельфами и гибеллинами, а также авиньонского пленения пап[164] большая часть городов и крепостей Романьи была покорена или захвачена мелкими тиранами, многие из которых получили от Империи инвеституру на свои новые владения, но, когда Германия перестала влиять на итальянскую политику, а папы снова сделали Рим центром христианского мира, все эти мелкие князьки, лишившись опоры, примкнули к святейшему престолу и, добыв новые инвеституры уже из рук папы и платя ему ежегодный оброк, удостоились титулов герцогов, графов или сеньоров и стали называться «викариями церкви».

Александр VI, вспомнив слова и поступки каждого из этих господ за последние семь лет, то есть с тех пор, как он занял трон святого Петра, с легкостью обнаружил в поведении каждого из них какое-нибудь легкое отклонение от условий договора между вассалом и сюзереном. Тогда он изложил свои претензии перед специально созданным для этой цели трибуналом, который объявил, что викарии церкви не выполнили условий инвеституры и посему лишаются своих владений, которые возвращаются святейшему престолу; однако поскольку папа имел дело с людьми, которым легче было вынести такой приговор, чем потребовать от них его выполнения, он назначил своим главнокомандующим новоиспеченного герцога Валентинуа, поручив ему лично заняться этим делом.

Викариями церкви, о которых идет речь, были: Малатеста в Римини, Сфорца в Пезаро, Манфреди в Фаэнце, Риарио в Имоле и Форли, Монтефельтро в Урбино и Каэтано в Сармонете.

Между тем герцог Валентинуа, дабы поддержать дружбу со своим родственником и союзником Людовиком XII, оставался с ним, как мы помним, в Милане на протяжении всего его пребывания в этом городе, однако после месячной личной оккупации король Франции отправился к себе в столицу, а герцог Валентинуа, приказав своим латникам и швейцарцам дожидаться его между Пармой и Моденой, отправился на перекладных в Рим с целью лично доложить папе о своих планах и выслушать последние распоряжения.

По прибытии он нашел, что богатство сестры Лукреции за время его отсутствия значительно возросло – и не благодаря ее мужу Альфонсу, будущее которого из-за успехов Людовика XII представлялось весьма сомнительным, что послужило причиной охлаждения между ним и Александром, а благодаря ее собственному отцу, у которого она пользовалась в те годы необычайным влиянием. Папа, к примеру, объявил Лукрецию Борджа Арагонскую пожизненным губернатором города Сполето и всего герцогства со всеми вытекающими отсюда жалованьями, правами и рентами. Благодаря этой должности ее могущество и положение в обществе так возросло, что она уже не появлялась на публике без кортежа в двести коней, который составляли самые знатные дамы и самые благородные кавалеры Рима. Более того, поскольку двойная любовь отца к Лукреции ни для кого не была секретом, ее покорными слугами стали первые прелаты церкви, завсегдатаи Ватикана и ближайшие друзья его святейшества; нередко можно было видеть, как кардинал подает ей руку, помогая сойти с носилок или коня, или как архиепископы спорят за право прочитать мессу у нее дома.

Между тем Лукреции Борджа пришло время покинуть Рим, чтобы вступить во владение своим государством, но так как отец не мог долго находиться в разлуке с любимой дочерью, он решил подарить ей город Непи, который, как мы помним, некоторое время назад был отдан Асканио Сфорца в обмен за его избирательный голос. Асканио потерял его, когда связал свою судьбу с судьбою своего брата, герцога Миланского, и папа, собираясь прибрать город к рукам, пригласил Лукрецию приехать туда, чтобы принять участие в празднестве в честь ее вступления во владение новым подарком.

Поспешность, с какою Лукреция исполнила волю отца, стоила ему еще одного дара: это был город Сермонета с прилегающими к нему территориями, который принадлежал семейству Каэтано. Правда, дар этот покамест был тайным – ведь сначала требовалось избавиться от двух владельцев этой вотчины: его преосвященства Джакомо Каэтано, апостольского протонотария, и молодого, полного надежд кавалера Просперо Каэтано. Оба они жили в Риме и ни о чем не подозревали, считая – один в силу своего положения, другой благодаря отваге, – что пребывают у его святейшества в фаворе, поэтому Александр решил, что никаких трудностей не предвидится. Сказано – сделано: по возвращении его святейшества в Рим Джакомо Каэтано был под каким-то предлогом арестован, заточен в замок Святого Ангела и вскоре отравлен, а Просперо Каэтано – просто-напросто задушен у себя дома. Обе смерти последовали так быстро, что ни один из братьев не успел составить завещания, поэтому папа объявил, что Сермонета и все прочее имущество Каэтано отходит к папской канцелярии, каковая канцелярия тут же продала их Лукреции за восемьсот тысяч экю, а его святейшество возвратил дочери эту сумму на следующий же день. Как ни спешил в Рим Чезаре Борджа, ему пришлось признать, что отец начал расправу с викариями церкви раньше его.

За время его пребывания во Франции неимоверно выросло состояние еще одного человека – Джованни Борджа, племянника папы, который был преданным другом герцога Гандийского вплоть до гибели последнего. Впрочем, в Риме поговаривали, что молодой кардинал милостями его святейшества обязан не столько памяти о кузене, сколько покровительству кузины. По этим-то причинам Чезаре стал относиться к Джованни Борджа с подозрением, и едва он поклялся в душе, что радоваться тому осталось недолго, как узнал, что его кузена назначили кардиналом a latere всего христианского мира и он отбыл из Рима, чтобы объехать папское государство со свитой, состоявшей из архиепископов, епископов, прелатов и дворян и сделавшей бы честь самому папе.







Дата добавления: 2015-08-12; просмотров: 347. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Значення творчості Г.Сковороди для розвитку української культури Важливий внесок в історію всієї духовної культури українського народу та її барокової літературно-філософської традиції зробив, зокрема, Григорій Савич Сковорода (1722—1794 pp...

Постинъекционные осложнения, оказать необходимую помощь пациенту I.ОСЛОЖНЕНИЕ: Инфильтрат (уплотнение). II.ПРИЗНАКИ ОСЛОЖНЕНИЯ: Уплотнение...

Приготовление дезинфицирующего рабочего раствора хлорамина Задача: рассчитать необходимое количество порошка хлорамина для приготовления 5-ти литров 3% раствора...

Лечебно-охранительный режим, его элементы и значение.   Терапевтическое воздействие на пациента подразумевает не только использование всех видов лечения, но и применение лечебно-охранительного режима – соблюдение условий поведения, способствующих выздоровлению...

Тема: Кинематика поступательного и вращательного движения. 1. Твердое тело начинает вращаться вокруг оси Z с угловой скоростью, проекция которой изменяется со временем 1. Твердое тело начинает вращаться вокруг оси Z с угловой скоростью...

Условия приобретения статуса индивидуального предпринимателя. В соответствии с п. 1 ст. 23 ГК РФ гражданин вправе заниматься предпринимательской деятельностью без образования юридического лица с момента государственной регистрации в качестве индивидуального предпринимателя. Каковы же условия такой регистрации и...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.023 сек.) русская версия | украинская версия