Глава 2. Надрывные рыдания в трубке мигом прогнали мой сон
– О-о-х, о-о-о! Надрывные рыдания в трубке мигом прогнали мой сон. Был час ночи, и, когда меня разбудило назойливое бренчание телефона, я ожидал услышать хриплый голос какого-нибудь фермера, чья корова никак не могла растелиться. – Кто это? – спросил я с лёгким испугом. Что случилось? Ответом мне было горькое всхлипывание, а затем мужской голос произнёс между двумя рыданиями; – Хамфри Кобб говорит. Ради всего святого, поскорей приезжайте. Мертл, по-моему, умирает! – Мертл? – Ну, да. Собачка моя! До чего же ей плохо, о-о-о-х, о-хо-о! – Но что с ней? – Пыхтит, хрипит. По-моему, вот-вот дух испустит. Приезжайте побыстрее. – Где вы живёте? – Седр-Хаус. В конце Хилл-стрит. – Знаю. Сейчас буду у вас. – Вот спасибо! Мертл долго не протянет. Поторопитесь, а? Я спрыгнул с кровати, схватил плисовые рабочие брюки со спинки стула у стены, в спешке сунул обе ноги в одну штанину и растянулся во всю длину на полу. Хелен привыкла к ночным звонкам и обычно тут же снова засыпала. Тем более что я одевался, не зажигая света, чтобы её не тревожить. Мне хватало ночника, который всю ночь горел на лестничной площадке ради Джимми, тогда совсем маленького. Однако на этот раз система не сработала, и грохот моего падения заставил Хелен привскочить на постели. – Джим, что это? Что с тобой? Я кое-как поднялся с пола. – Ничего, Хелен. Просто я споткнулся, – сказал я, сдёргивая со стула рубашку. – Но что за спешка? – Абсолютно неотложный случай. Мне надо торопиться. – Я понимаю, Джим, но ты же сам себя задерживаешь. Собирайся спокойнее. Разумеется, она была совершенно права. Я всегда завидовал тем моим коллегам, которые сохраняют невозмутимость даже в крайне критических обстоятельствах. Но сам я из другого теста. Я скатился по лестнице и галопом промчался через тёмный сад в гараж. Ехать мне было меньше мили, и времени на обдумывание симптомов не оставалось, но я уже не сомневался, что столь резкое нарушение дыхания указывало на сердечный приступ или внезапную аллергическую реакцию. Не успел я позвонить, как на крыльце вспыхнул свет и передо мной возник Хамфри Кобб, невысокий толстячок лет шестидесяти. Сияющая лысина ещё больше придавала ему комическое сходство с огромным яйцом. – Мистер Хэрриот! Входите же, входите! – произнёс он прерывающимся голосом, а по его щекам струились слёзы. – Я так вам благодарен, что вы среди ночи встали, чтобы помочь моей бедненькей Мертл. С каждым его словом мне в нос ударял такой крепкий запах виски, что у меня закружилась голова, а когда он повёл меня по коридору, я заметил, что походка у него не слишком твёрдая. Моя пациентка лежала в корзинке возле новой электрической плиты в отлично оборудованной кухне. Так она же бигль, как мой Сэм! И я опустился на колено с самой горячей симпатией. Пасть Мертл была полуоткрыта, язык свисал наружу, но никаких признаков агонии я не обнаружил. А когда погладил её по голове, хвост весело застучал по подстилке. И тотчас у меня в ушах зазвенело от пронзительного вопля: – Так что с ней, мистер Хэрриот? Сердце, да? О, Мертл, Мертл! – Знаете, мистер Кобб, – сказал я. – По-моему, она вовсе не так уж плоха. Не надо волноваться. Просто разрешите мне её осмотреть. Я прижал стетоскоп к рёбрам и услышал ровное биение на редкость здорового сердца. Температура оказалась нормальной, но когда я начал ощупывать живот, мистер Кобб не выдержал: – Это всё моя вина! – простонал он. – Я совсем забросил бедную собачку. – Простите, я не понял? – Так я же весь день проболтался на скачках в Каттерике, ставил на лошадей, пьянствовал, а про несчастное животное и думать забыл! – И она всё время была тут одна взаперти? – Да что вы! Жена за ней присматривала. – Так, наверное, она и покормила Мертл и погулять в сад выпускала? – предположил я, совсем сбитый с толку. – Ну и что? – Он заломил руки. – Только я-то ведь не должен был её бросать. Она же меня так любит! Я почувствовал, что одна щека у меня начинает подозрительно гореть, и тотчас пришла разгадка. – Вы поставили корзинку слишком близко к плите, и пыхтит она, потому что ей жарко. Он бросил на меня недоверчивый взгляд. – Мы её корзинку сюда поставили только нынче. Полы перестилали. – Вот именно, – сказал я. – Поставьте корзинку на прежнее место, и всё будет в полном порядке. – Это как же, мистер Хэрриот? – Его губы снова задрожали. – Наверняка другая причина есть. Она же страдает! Вы ей в глаза поглядите! Я поглядел. У Мертл были типичные глаза её породы – большие, тёмные, и она умела ими пользоваться. Многие считают, что пальма первенства по части задушевной грусти во взоре принадлежит спаниелям, но лично я считаю, что тут они биглям и в подмётки не годятся. А Мертл, как видно, была чемпионкой. – Это пусть вас не тревожит, мистер Кобб, – ответил я. Уверяю вас, всё будет в порядке. Но его лицо не посветлело. – Вы что же, совсем её не полечите? И я оказался перед одной из критических дилемм ветеринарной практики. Владельцы наших пациентов чувствуют себя обманутыми, если мы не "полечим" животное. А мистер Кобб нуждался в лечении куда больше своей любимицы. Тем не менее я не собирался тыкать в Мертл иглой только ради его спокойствия, а потому извлёк из чемоданчика витаминную таблетку и затолкнул её собачке в глотку. – Ну, вот, – объявил я. – Думаю, это пойдет ей на пользу. А про себя решил, что не такой уж я и шарлатан: вреда от витаминов ей во всяком случае не будет. Мистер Кобб приободрился. – Расчудесно! Очень вы меня успокоили. – Он проследовал впереди меня в роскошно обставленную гостиную и зигзагами направился к домашнему бару. – Выпьете на дорожку? – Нет, спасибо, – ответил я. – Лучше не стоит. – Ну, а я капелюшечку выпью. Надо нервишки в порядок привести, а то уж очень я расстроился. Он плеснул в стопку порядочную порцию виски и кивнул мне на кресло. У меня перед глазами маячила постель, но всё таки я сел и смотрел, как он прихлебывает своё виски. Мало-помалу я узнал, что он букмекер, но удалился от дел и месяц назад переехал в Дарроуби из Уэст-Райдинга. Только скачки у него все равно в крови, и он посещает на севере Англии их все, но только уже как зритель. – Всегда такси беру и денёк провожу преотлично! Мистер Кобб весь просиял при воспоминании об этих отличных деньках. Но тут же его щёки затряслись, и лицо вновь приняло страдальческое выражение. – Только вот собачку мою бросаю. Дома её оставляю. – Ерунда! – сказал я. – Ведь я вас часто вижу на лугах. Вы же с ней много гуляете? – Ну, да. Каждый день и подолгу. – Следовательно, живётся ей очень хорошо. И выбросите из головы эти глупости. Он осиял меня улыбкой и плеснул в стопку новую порцию виски, пальца на три. – А вы славный парень! Дайте-ка, я вам всё-таки налью одну на дорожку. – Ну, хорошо. Только поменьше. Пока мы пили, он совсем разомлел и смотрел на меня уже почти с обожанием. – Джеймс Хэрриот, – произнёс он заплетающимся языком. – Джим, значит? – Ну-у, да. – Так я вас буду звать Джимом, а вы зовите меня Хамфри. – Ладно, Хамфри, – сказал я и допил свою стопку. – А теперь мне пора. Проводив меня на крыльцо, он положил руку мне на плечо, и лицо его вновь посерьёзнело. – Спасибо тебе, Джим. Мертл ведь очень худо было, так я тебе ну так благодарен, что и сказать нельзя. Только развернув машину, я сообразил, что не сумел его переубедить, и он по-прежнему считает, будто собачка была на грани смерти и я спас ей жизнь. Визит был странноватый, желудок у меня горел от виски, проглоченного в третьем часу ночи, но я решил, что Хамфрн Кобб очень забавный человечек. И он мне понравился. После этой ночи я часто встречался с ним в лугах, где он прогуливал свою собачку. Его почти сферическая фигура, казалось, подпрыгивала на траве, точно мячик, но держался он всегда спокойно и рассудительно, хотя и не переставал благодарить меня за то, что я вырвал его собачку из лап смерти. Затем – бац! Всё началось сначала. Телефон зазвонил в первом часу ночи, и в ухо мне ударили отчаянные рыдания даже прежде, чем я успел толком взять трубку. – О-о-ох. О-о-ох! Джим, Джим, Мертл совсем худо. Ты приедешь? – А... А что с ней на этот раз? – Дёргается. – дёргается? – Ну да. Смотреть страшно Джим, давай приезжай, а? Не то я не выдержу. Сил никаких нет ждать. Чума у неё, не иначе. И он разрыдался. В голове у меня гудело. – Чумы у неё быть не может, Хамфри. Так сразу чумой не заболевают. – Ну, прошу тебя, Джим, – продолжал он, словно не слыша. – Будь другом, приезжай, посмотри Мертл. – Ну, хорошо, – сказал я устало. – Через несколько минут буду. – Ты настоящий друг, Джим, настоящий... – Голос смолк, потому что я повесил трубку. Одевался я в обычном темпе, не паникуя, как прежде. Видимо, что-то в том же роде. Но почему снова за полночь? По пути в Седр-Хаус я уже не сомневался, что тревога опять окажется ложной. И всё-таки, как знать? На крыльце меня опять обдала невидимая волна алкогольных паров. По пути в кухню Хамфри, стеная и причитая, раза два повисал на мне, чтобы удержаться на ногах. Он указал пальцем на корзину в углу. – Она там, – объявил он, утирая глаза. – Я только вернулся из Рипона – и на тебе! – Со скачек, э? – Угу. На лошадей ставил, виски пил, а бедная моя собачка тут без меня помирала. Последняя я тварь, Джим, самая последняя! – Чушь, Хамфри. Я вам уже говорил. От того, что вы на день уедете, ей никакого вреда быть не может. Потом вы сказали, что она дёргается, но я что-то не замечаю... – Ага, она сейчас не дёргается. А вот когда я только вошёл, задняя нога у неё ну просто ходуном ходуна. Вот так. – И он подёргал кистью. Я беззвучно застонал. – Может быть, она просто чесалась или муху отгоняла. – Ну уж нет. Ей же больно. Да ты только погляди на её глазищи. Я его вполне понимал. Глаза Мертл были двумя озёрами глубоких чувств, и в них без труда читался кроткий упрёк. Стиснув зубы, я её осмотрел, заранее зная, что не найду ничего ненормального. Но втолковать это толстячку мне не удалось – Ну, дай ей ещё одну чудотворную таблеточку, – взмолился он. – В тот раз ей мигом полегчало. Спорить с ним у меня не было сил, и Мертл снова навитаминилась. С огромным облегчением Хамфри неверным шагом направился в гостиную к заветной бутылке. – После таких переживаний не грех немножко взбодриться, – сказал он. – Выпей рюмочку, Джим, не артачься, а? Следующие несколько месяцев эта сцена повторялась вновь и вновь – всегда после скачек и всегда между полуночью и часом. У меня было достаточно возможностей проанализировать ситуацию, и вывод просто напрашивался. Большую часть времени Хамфри оставался в меру заботливым владельцем собаки, но под влиянием алкоголя привязанность к Мертл преображалась в сентиментальное обожание и ощущение вины перед ней. Я покорно приезжал по его вызовам, понимая, как его потрясёт мой отказ. Лечил я Хамфри, а не Мертл. Меня забавляло упрямство, с каким он отмахивался от любых моих уверений, что приезжал я совершенно зря. Он был глубоко убеждён, что его любимица осталась в живых только благодаря волшебной таблетке. Нет-нет, я вовсе не отвергаю возможность, что Мертл действительно обращала на него свои томные очи с горьким упрёком. Собаки вполне способны чувствовать и выражать неодобрение. Моего Сэма я брал с собой почти повсюду, но если иногда оставлял его дома, чтобы свозить Хелен в кино, он забирался под кровать, долго там дулся, а вылезши, ещё час старательно нас не замечал. Меня пробил холодный пот, когда Хамфри сообщил мне о своём решении повязать Мертл. Её беременность не сулила мне ничего хорошего. Так оно и вышло. Толстячок то и дело впадал в пьяненькую панику, всякий раз совершенно без причин и на протяжении девяти недель через правильные промежутки времени обнаруживал у Мертл то одни, то другие, но всегда воображаемые симптомы. Наконец, к огромному моему облегчению, Мертл произвела на свет пятерых здоровых щенков. Ну уж теперь-то я передохну! По правде говоря, я по горло был сыт полуночными звонками Хамфри. Я всегда считал себя обязанным ехать, когда мне звонили ночью, однако Хамфри довёл меня до белого каления. Принципы принципами, но я чувствовал, что в одну прекрасную ночь я ему всё выскажу. Кризис наступил недели две спустя. День у меня выдался жуткий. Выпадение матки у коровы в пять утра, потом бесконечная тряска по дорогам туда-сюда практически без завтрака и обеда, а на сон грядущий – схватка с министерскими анкетами. (Я сильно подозревал, что безбожно напутал в графах.) От своей бюрократической бездарности я всегда приходил в бессильную ярость, и когда наконец заполз под одеяло, перед моими глазами продолжали кружить эти пыточные анкеты, так что сон ко мне пришёл только глубокой ночью. Я знаю, что это глупо, но во мне живёт суеверное чувство, будто судьба злорадно выжидает, когда мне особенно захочется выспаться, и тут она, похихикивая, подстраивает очередной вызов. А потому, когда у меня над ухом взорвался телефонный звонок, принял я его как должное, апатично протянул руку к трубке и увидел, что стрелки на светящемся циферблате будильника показывают четверть второго. – Алло! – пробурчал я. – О-о... о-о... о-о-о-х! – Знакомое, знакомое вступление! Я скрипнул зубами. Только об этом я сейчас и мечтал! – Хамфри! Ну, что на сей раз? – Ох, Джим, Мертл и вправду помирает. Я всем нутром чую. Приезжай побыстрее, а? – Помирает? – Я хрипло перевёл дух. – Это почему же? – Ну... вытянулась на боку и вся дрожит. – Ещё что-нибудь? – Ага. Хозяйка говорила, что Мертл, когда она её в сад выпустила, какая-то тревожная была, и ноги у неё словно бы не гнулись. Я ведь только-только из Редкара вернулся, понимаешь? – Так вы на скачках были, э? – Это точно. А свой собачку бросил. Скотина я последняя! Я закрыл глаза. И когда только Хамфри надоест придумывать симптомы! Ну что на этот раз? Дрожит, тревожится, ноги не гнутся. А раньше – пыхтела, дёргалась, головой трясла, уши мелко дрожали, – что он в следующий раз углядит? Но хорошенького понемножку. – Вот что, Хамфри, – сказал я. Ничего у вашей собаки нет. Сколько раз мне вам повторять. – Ох, Джим, милый, поторопись! О-о-о! О-о-о-х! – Я не приеду, Хамфри. – Да ты что? Ей же всё хуже становится, понимаешь? – Я говорю совершенно серьёзно. Это просто напрасная трата моего времени и ваших денег. А потому ложитесь-ка спать. И за Мертл не тревожьтесь. Стараясь устроиться поудобнее под одеялом, я подумал, что отказываться поехать на вызов – дело очень нелёгкое. Конечно, мне было бы проще встать и принять участие в ещё одном спектакле в Седр-Хаусе, чем впервые в жизни сказать "нет", но так продолжаться не могло. Надо же когда-нибудь и твёрдость проявить. Терзаемый раскаянием, я кое-как задремал, но, к счастью, подсознание продолжает работать и во сне, потому что я вдруг проснулся. Будильник показывал половину третьего. – Господи! – вскрикнул я, глядя в тёмный потолок. У Мертл же эклампсия (Поздний токсикоз беременных, выражающийся в судорогах мышц всего тела и потере сознания. Опасен для жизни матери и плода. Эклампсия возможна и после родов.). Я слетел с кровати и начал торопливо одеваться. Видимо, я нашумел, потому что Хелен спросила сонным голосом: – Что такое? Что случилось? – Хамфри Кобб, – просипел я, завязывая шнурок. – Хамфри... Но ты же говорил, что к нему торопиться незачем... – Только не сейчас. Его собака умирает! Я злобно посмотрел на будильник. Может быть, вообще уже поздно. – Машинально взяв галстук, я швырнул его в стену. – Уж без тебя я обойдусь, чёрт побери! И пулей вылетел на лестницу. Через бесконечный сад – и в машину, а в голове развертывалась стройная история болезни, которой снабдил меня Хамфри. Маленькая сука кормит пятерых щенят, тревожность, скованная походка, а теперь вытянутая поза и дрожь... Классическая послеродовая эклампсия. Без лечения – быстрый летальный исход. А после его звонка прошло почти полтора часа. От этой мысли у меня сжалось сердце. Хамфри так и не лёг. Видимо, он утешался в обществе бутылки, потому что еле держался на ногах. – Приехал, значит, Джим, милок, – бормотал он, моргая. – Да. Как она? – Никак... Сжимая в руке кальций и шприц для внутривенных вливаний, я кинулся мимо него на кухню. Гладенькое тельце Мертл вытянулось в судороге. Она задыхалась, вся дрожала, а из пасти у неё капала пена. Глаза утратили всякую выразительность и застыли в неподвижности. Выглядела она страшно, но она была жива... она была жива! Я переложил пищащих щенков на коврик, быстро выстриг участочек над лучевой веной и протёр кожу спиртом. Потом ввёл иглу и начал медленно-медленно, осторожно-осторожно нажимать на плунжер. Кальций в этих случаях несёт исцеление, но быстрое его поступление в кровь убивает пациента. Шприц опустел только через несколько минут, и, сидя на корточках, я вглядывался в Мертл. Иногда к кальцию необходимо добавить наркотизирующее средство, и у меня наготове были нембутал и морфий. Но дыхание Мертл мало-помалу стало спокойнее, напряжение мышц ослабло. Когда она начала сглатывать слюну и поглядывать на меня, я понял, что она будет жить. Я выжидал, пока её ноги совсем не перестанут дрожать, но тут меня дёрнули за плечо. Я оглянулся и увидел Хамфри с бутылкой в руке. – Выпьешь, рюмочку, а Джим? Уговаривать меня особенно не пришлось. Сознание, что я чуть было не обрёк Мертл на смерть, ввергло меня в почти шоковое состояние. Я взял рюмку неверными пальцами, но не успел отхлебнуть, как собачка выбралась из корзинки и направилась к щенкам. Иногда эклампсия поддаётся не сразу, в других же случаях проходит почти мгновенно, и я порадовался, что на сей раз оказалось именно так. Собственно говоря, оправилась Мертл даже как-то слишком быстро – обнюхав своё потомство, она подошла к столу, чтобы поздороваться со мной. Её глаза переполняло дружелюбие, а хвост реял в воздухе, как это принято у биглей. Я начал поглаживать ей уши, и тут Хамфри испустил сиплый смешок. – А знаешь, Джим, нынче я кое-что усёк. – Голос у него был тягучим, но ясность мысли он как будто сохранил. – Что именно Хамфри? – А усёк я... хе-хех-хе... усёк я, что всё это время здорового дурака валял. – Я что-то не понял. Он назидательно покачал указательным пальцем. – Так ты же мне только и твердил, что я тебя зря с постели стаскиваю, и что мне всё только мерещится, а собачка моя совсем здорова. – Что было, то было, – ответил я. – А я тебе никак не верил, а? Слушать ничего не желал. Так вот, теперь я знаю, что ты дело говорил. А я дураком был, так ты уж извини, что я тебе покоя по ночам не давал. – Ну, об этом и говорить не стоит, Хамфри. – А всё-таки нехорошо. – Он указал на свою бодрую собачку, на её приветливо машущий хвост. – Ты только погляди на неё. Сразу же видно, что уж сегодня-то Мертл совсем здорова была!
|