ПЕРСИДСКИЙ ЗОРОАСТРИЗМ И РУССКИЙ ВАНДАЛИЗМ

 

Немногие способны оценить истинную красоту; еще меньше тех, кто может оценить монументальные реликвии прошлого — живых свидетелей того, что даже в древнейшие эпохи человечество поклонялось Высшей Силе, и человек стремился запечатлеть абстрактные идеи в творениях, которым суждено было пережить века. Вандалы, будь то славянские венды, либо какое-то дикое германское племя, всегда приходили с севера. Недавний случай заставляет нас пожалеть о том, что Юстиниан не разрушил все реликвии прошлого, так как выясняется, что и поныне живут на севере потомки этих ужасных разрушителей памятников старины — в лице русских купцов, только что совершивших акт непростительного вандализма. Русские газеты пишут, что московский миллионер Кокорев со своим тифлисским партнером, армянским крезом Мирзоевым, оскверняют и разрушают старейшую святыню зороастризма — Аттеш-Гаг, что в Баку62.

Мало кто из иностранцев — и, возможно, столь же мало русских — знают что-либо об этой святыне огнепоклонников у Каспийского моря. В двадцати верстах от небольшого городка Баку, в долине Апшерона, в русской Грузии, среди выжженной, бесплодной каспийской степи стоит — господи! стояло всего четыре месяца назад — странное сооружение, напоминающее нечто среднее между средневековым храмом и укрепленным замком. Когда и кто его построил, никому не известно. На участке площадью в одну квадратную милю, известном как «Огненное поле», стоит это сооружение; если копнуть песчаную землю на два-три дюйма и поднести к этому месту зажженную спичку, то из него, как из фонтана, брызнет вверх струя огня63.

«Храм гебров», как это сооружение иногда называют, был вырезан из цельного куска скалы. Он представлял собою огромный квадрат, обнесенный зубчатыми стенами. Посередине, опираясь на массивные колонны, стояла высокая башня. Эти колонны своим основанием касались скальных пород, а наверху достигали вырезанных в стене амбразур, выходя наружу. Это были своего рода трубы, по которым горючий газ, скопившийся в центре материнской породы, бесперебойно подавался наверх. На протяжении веков башня была святыней огнепоклонников; ее символическое изображение — трезубец, названный teersoot.

С лицевой стороны ее внешней стены были высечены кельи, числом около двадцати, в которых жили поколения зороастрийских отшельников.

Под руководством высшего мобеда, здесь, в тиши, под сводами уединенных келий, они изучали «Авесту», «Вендидад» и «Ясну», особенно, кажется, последнюю, поскольку скалистые стены их келий испещрены многочисленными цитатами из священных гимнов. Под башней-алтарем висели три огромных колокола. Легенда рассказывает, что их чудом сотворил один святой скиталец в X веке, во время мусульманского преследования, чтобы своевременно оповещать верующих о приближающемся враге. Всего несколько недель назад над высокой башней-алтарем горел тот же огонь, который, как гласит предание, зажгли тридцать веков назад. У горизонтальных отверстий четырех полых колонн неугасимо горели четыре пламени, бесперебойно поступавших из неисчерпаемого подземного резервуара. Из каждого зубца и амбразуры струился лучезарный свет, переливаясь многочисленными язычками пламени, и даже большой балкон над главным входом был освещен гирляндою огненных звезд; светящиеся огоньки вспыхивали и в меньших, более узких отверстиях стен храма. Вот в таком удивительном окружении гебры-отшельники ежедневно отправляли свои молитвы, собираясь под открытым алтарем; каждое лицо благоговейно устремлялось к заходящему солнцу, и голоса молящихся сливались в вечернем гимне прощания. И так как светило — «Глаз Ахура Мазды» — уходило все дальше и дальше за горизонт, их голоса становились все тише и тише, пока, наконец, их пение не напоминало печальный и приглушенный шепот... Последний луч — и... солнце скрылось; и поскольку ночь в этих местах наступает мгновенно, уход этого божественного символа служил сигналом к общей иллюминации, сравниться с которой не могут даже величайшие фейерверки королевских торжеств. Каждую ночь это Огненное поле походило на одну горящую прерию...

Примерно до 1840 года Аттеш-Гаг был главным местом паломничества огнепоклонников Персии. Тысячи пилигримов посещали эту святыню; и ни один истинный гебр не мог умереть счастливым, пока не совершит, хотя бы раз в жизни, паломничество к этому святому месту. Один путешественник, некий Кох, примерно тогда же посетил этот храм, нашел в нем всего пять зороастрийцев со своими учениками. В 1878 году, почти четырнадцать месяцев назад, одна дама из Тифлиса, побывавшая в Аттеш-Гаге, сообщила мне в письме, что она обнаружила там лишь одного отшельника, который покидал свою келью только для того, чтобы приветствовать восход и заход солнца. И сегодня, спустя почти год, мы читаем в газетах, что г-н Кокорев и Ко строят на Огненном поле огромные сооружения по переработке нефти! Во всех кельях, наполовину разрушенных и невыразимо грязных, расположились рабочие компании, за исключением единственной, где живет бедный старый отшельник; алтарь, над которым горел священный огонь, сейчас завален строительным хламом и известковым раствором, а сам огонь горит уже совершенно для других целей. Благодаря стараниям русского священника, периодически посещавшего этот храм, колокола тоже сняли и повесили на веранде дома управляющего; как всегда, языческие реликвии используются, и даже оскверняются, религией, которая вытесняет прежние верования. И все выглядит как мерзость запустения... «Меня удивляет, — пишет в «Санкт-Петербургских Ведомостях» бакинский корреспондент, первым приславший печальную новость, — что трезубцу, священному teersoot, все еще не нашли какого-либо достойного применения, хотя бы на кухне компании!.. Так ли уж нужно было миллионеру Кокореву осквернять зороастрийскую святыню, занимающую столь малое место по сравнению с тем, какое этому господину выделили под его мануфактуры и лавки? И стоит ли такую великолепную реликвию древности приносить в жертву коммерческой жадности, которая, в конечном счете, не выиграет ни рубля от ее разрушения?».

По-видимому, стоит, поскольку г-н Кокорев и Ко взяли этот участок земли в аренду у правительства, которое, похоже, абсолютно безразлично восприняло сей идиотский и никчемный акт вандализма. Прошло уже более двадцати лет после того, как я в последний раз посетила Аттеш-Гаг. В те дни, кроме небольшой группы отшельников, туда пребывало множество паломников. И поскольку весьма вероятно, что спустя десять лет о нем никто уже ничего не услышит, я хочу более подробно остановиться на его истории.

Наши персидские друзья, я уверена, заинтересуются несколькими легендами, которые я услышала в этом храме.

Кажется, подымается завеса над тайною происхождения Аттеш-Гага.

Исторических данных очень мало, к тому же все они противоречивы. За исключением некоторых армянских летописей, повествующих о том, что Аттеш-Гаг существовал еще до того, как Грузия узнала о христианстве от святой Нины64 в третьем веке, больше упоминаний о нем, насколько я знаю, не содержится нигде.

Предание гласит, насколько точно, не мне судить, что задолго до Заратуcтры народ, которого мусульмане и христиане презрительно окрестили «гебрами» и который сам себя называет «бехединами», последователями истинной веры, поклонялся Митре, Посреднику — своему единственному и высшему Божеству, воплощавшему в себе всех хороших и плохих богов. Митру, соединявшего в себе две сущности — Ормузда и Аримана — народ боялся, хотя он мог бы и не бояться его, а только любить и почитать как Ахура Мазду, если бы Митра не обладал чертами Аримана.

Однажды, когда Бог, переодетый пастухом, бродил по Земле, он пришел в Баку, тогда еще мрачный, пустынный морской берег, и обнаружил там своего старого и ревностного поклонника, ссорящегося с женой. В этой бесплодной местности дрова были редкостью, и жена, обладая небольшим запасом угля для приготовления пищи, отказывалась дать хоть немного этого угля мужу, чтобы разжечь огонь над алтарем. То, что было в Боге от Аримана, вдруг вспыхнуло в нем и, ударив жадную старуху, он превратил ее в огромную скалу. Затем в нем проснулся Ахура Мазда, и чтобы утешить овдовевшего старика, он пообещал ему, что больше никогда ни он, ни его потомки, не будут испытывать недостатка в топливе, потому что он снабдит его таким запасом угля, который будет неисчерпаем. И он снова ударил о скалу, а затем о землю, и известковые почвы каспийского берега наполнились нефтью. В ознаменование счастливого события, старый ревностный слуга своего бога собрал всех юношей округи и начал долбить скалу — все, что осталось от его бывшей жены. Он выдолбил амбразуры в стенах, и алтарь, и четыре колонны, вырезав в них полости, чтобы газ мог свободно подниматься и выходить наружу. Бог Митра, увидев, что работа закончена, метнул молнию, и она зажгла огонь над алтарем и все огни в зубцах на стенах. Затем, чтобы огонь горел ярче, он призвал четыре ветра и приказал им разнести огонь во все стороны. По сей день Баку известен под своим первоначальным именем «Badlube», что дословно означает место встречи ветров.

Другая легенда, продолжающая предыдущую, гласит: веками верующие в бога Митру молились в его храмах, пока Заратустра, спустившись с небес в виде «Золотой Звезды», не принял человеческий облик и не начал проповедовать новую доктрину. Он славил Единого, но Тройственного Бога — высшую Вечную, Непостижимую сущность Зервана-Акарана, который эманирует из себя «Первозданный Свет», а последний, в свою очередь — Ахура Мазду. Однако, этот процесс требует, чтобы «Первозданный Единый» сначала поглотил весь свет, исходящий из огненного Митры, и лишил бедного Бога его сияния. Утеряв свое право на безраздельное господство, Митра в отчаянии, подстрекаемый сущностью Аримана, который в нем, уничтожает себя до поры до времени, предоставляя Ариману одному бороться с Ормуздом. Отсюда преобладание двойственности в природе, но только до той поры, пока не возвратится Митра, который обещал своим преданным поклонникам в один прекрасный день вернуться. Только с тех пор на огнепоклонников стали сваливаться многочисленные беды.

Последним из этих бедствий стал приход в их страну мусульман в VII веке, когда эти фанатики начали жесточайшие преследования бехединов.

Вытесняемые отовсюду, гебры нашли приют только в провинции Керман и в городе Йезд. Затем последовали ереси. Многие из зороастрийцев отказывались от веры своих предков и становились мусульманами; другие, в неугасимой ненависти к новым правителям, присоединялись к жестоким и свирепым курдам, поклоняясь дьяволу, как когда-то — огню. Это езиды. Вся религия этих странных сект (за исключением некоторых, отправляющих гораздо больше таинственных ритуалов, никому не раскрывая их таинственный смысл) состоит в следующем. Как только встает солнце, они складывают крест-на-крест большие пальцы и целуют этот символ, поднося его в благоговейном молчании к бровям. Затем они приветствуют солнце и возвращаются в свои жилища. Они верят во власть Дьявола, боятся его и стараются всячески умилостивить «падшего ангела»; они очень сердятся, когда слышат, что мусульманин или христианин непочтительно о нем отзывается; они даже идут на убийства, когда слышат такие непочтительные речи, но в последнее время народ стал более осторожным в своих высказываниях.

Кроме общины парсов в Бомбее, огнепоклонников можно встретить еще лишь в двух упомянутых выше местах и неподалеку от Баку. Статистика показывает, что несколько лет назад в Персии их насчитывалось 100 000 человек65, хотя я сомневаюсь, что их религия сохранила такую же чистоту, как и религия гуджератских парсов, претерпев изменения, так же как, впрочем, и последняя, в результате ошибок и небрежности целых поколений необразованных мобедов. И все же, как и их бомбейские собратья — которых все путешественники, а также англо-индийцы считают наиболее умными, трудолюбивыми и благонравными из туземных племен — огнепоколонники из Кермана и Йезда пользуются большим уважением среди персов и русских, живущих в Баку. Долгие века преследований и грабежей сделали их грубыми и хитрыми, но всеобщая молва на их стороне, и о них говорят как о добродетельных, высоконравственных и трудолюбивых людях. Курды говорят: «Верно, как слово гебра», — даже не сознавая, какое самоосуждение заключается в слове «гебр».

Я не могу закончить, не выразив своего удивления по поводу крайнего невежества, которое, похоже, преобладает в России относительно религии гебров даже среди журналистов. Один из них в статье, напечатанной в «Санкт-Петербургских ведомостях», упомянутой мною выше, пишет о гебрах как о секте индусских идолопоклонников, которые молятся Брахме. Чтобы придать вес своей статье, он цитирует Александра Дюма (старшего), который в своей работе «Путешествия по Кавказу» говорит, что во время своего посещения Аттеш-Гага он обнаружил в одной из келий зороастрийского храма «двух индусских идолов»! Помня милосердное изречение — De mortuis nil nisi bonum — мы не можем удержаться, чтобы не напомнить нашему уважаемому корреспонденту: ни один читатель романов блестящего французского писателя не должен забывать, что все разнообразие и неисчерпаемый запас исторических фактов он черпал из глубин своего собственного сознания. Даже бессмертный барон Мюнхаузен вряд ли может с ним сравниться. Сенсационный рассказ о его охоте на тигров в Мингрелии, где, со времен Ноя, не водилось ни одного тигра, до сих пор в памяти его читателей.

ЗАМЕЧАНИЯ К СТАТЬЕ «ЗОРОАСТР И ЕГО РЕЛИГИЯ»

 

Автор, П.Д.Кхандалавала, анализируя религиозное учение Зороастра, замечает: «...занятый прежде всего проблемами морального и метафизического порядка, реформатор Бактрии66 не мог не держать в поле своего духовного зрения... вопрос о происхождении и существовании зла... В противовес Ормузду, доброму богу и принципу добра, он допускает наличие противоположного принципа, равного ему по могуществу и сходного по природе, «злого духа», Ангра Манью, именуемого по-персидски Ариманом...

Ариман имеет такое же вечное прошлое, как и Ормузд, у него нет начала и предшествующей субстанции».

Е.П.Блаватская комментирует это так:

 

Вполне естественно, ибо Ариман — это материя, виновник всего зла и разрушитель, поскольку материя, — вечная per se и неуничтожимая, вынужденная постоянно менять формы, — разрушает свои части, в то время как Ормузд, или дух, остается целостным и неизменным в своем абстрактном Единстве.

 

Автор спрашивает: «Но как примирить эти две сущности, абсолютные, равные, подобные, одинаково вечные?» Е.П.Блаватская дает на это следующую сноску.

 

В буквальном смысле ничто не может, не имея «начала, все же иметь конец». Это противоречит любой метафизической доктрине и логике. Ариман, или зло, «не имел начала», ибо у материи, как и у духа, не было начала. Было бы ошибкой считать их «обоих одинаково вечными сущностями». Материя и дух — единое целое, состоящее из двух полюсов Бытия; на нижнем — материя, на верхнем — дух, и различие между ними в градации, а не в сути. Ариман «исчезнет с арены Вселенной», когда «творение», или, вернее, дифференцированная материя, станет «чистой, как в первый день» — то есть когда она, постепенно очищенная, вновь станет единой, или вернется к своему исходному состоянию на седьмом этапе космического разрушения: и это происходит периодически во время Махапралайи, или вселенского распада объективной материи.

 

Затем автор комментирует некую доктрину, ныне признаваемую парсами, которая «...предполагает, что Ормузду и Ариману предшествует и главенствует над ними обоими некий единственный в своем роде основной источник всего, «безграничное Время», Зерван Акарана, из утробы которого эти два принципа были исторгнуты в виде эманаций и однажды будут вновь поглощены вместе с существами, населяющими наш глобус».

Е.П.Блаватская дает следующий комментарий.

 

Как над Брахмой, Вишну и Шивой — «Создателем», «Охранителем» и «Разрушителем» — находится Парабрахман, так и Ормузду в его «второй ипостаси в виде Ахура Мазды», и Ариману предшествует «Зерван Акарана» — «единая жизнь» буддистов, Парабрахман адвайтистов-ведантистов и Эйн Соф халдейских каббалистов, помещенный за пределами девяти сефиротов, сгруппированных в три триады. Сефира, породившая их, экзотерически будучи десятой, эзотерически является сущностью всех девяти. Вспомним, что Бина (Иегова), включенный в первую группу, все же стоит после Хокмы, или мудрости.

 

В заключение автор спрашивает: «Разве Зороастр не знал, что понятие времени неизбежно содержит в себе ограничение? Не путал ли он его с Вечностью?» Е.П. Блаватская отвечает на это.

 

Зерван Акарана, небрежно переведенный как Безграничное Время, тем не менее, означает Вечность. В наших ограниченных языках с их ограниченными средствами выражения и конечном сроке жизни «понятие времени неизбежно включает в себя ограничение». Не следует отождествлять «абсолютное» и «различимое» время, длительность и вечность. Получается, что не Зороастр путает время с вечностью, а скорее его последователи, которые вместо того, чтобы читать его доктрины на зенде, читают и интерпретируют их по-английски.