Проведение криминалистических экспертиз в “полевых” условиях

Д

о сих пор мы вели речь о применении средств “полевой” криминалистики следователем (оперативным работником) и специалистом. Однако этим, как нам представляется, понятие “полевой” криминалистики не исчерпывается. В его содержание входит и вопрос о принципиальной возможности проведения в “полевых” условиях, например, на месте происшествия, криминалистических экспертиз и выяснение круга задач, доступных в этих случаях для экспертного решения.

Приоритет в постановке вопроса о проведении криминалистических экспертиз на месте происшествия принадлежит Б. М. Комаринцу. До него некоторые авторы отмечали необходимость в определенных случаях участия эксперта в осмотре места происшествия, но рассматривали такое участие как экспертный осмотр, то есть начальную стадию экспертного исследования, завершающегося затем в лабораторных условиях. Так, А. В. Дулов в этой связи писал: “В ряде случаев экспертизу надо назначать еще тогда, когда обстановка места происшествия не нарушена... В подобных случаях следователь должен назначать экспертизу сразу, чтобы обеспечить участие эксперта в осмотре места происшествия. Здесь следователь поставит на разрешение эксперта только те вопросы, которые у него сразу возникают при ознакомлении с обстоятельствами происшествия на месте. В дальнейшем, по мере накопления материалов, он сможет поставить на разрешение эксперта дополнительные воп­росы. Этим самым следователь обеспечит возможность непосредственного восприятия места происшествия экспертом и будет способствовать получению более объективного заключения”[26]. Примерно аналогичным образом представляют участие эксперта в осмотре места происшествия Н. В. Терзиев и Р. Д. Рахунов[27].

Б. М. Комаринец выдвинул идею проведения на месте происшествия всего экспертного исследования, включая составление заключения. По его мнению, “криминалистическая экспертиза должна производиться на месте происшествия в следующих случаях:

1. Когда для разрешения вопросов, стоящих перед ней, важно исследовать не только отдельные вещественные доказательства, но и обстановку места происшествия (выделено нами — Р. Б.).

2. Если для ее успеха нужно исследовать взаимосвязь (выделено нами — Р. Б.) между следами на различных предметах, имеющихся на месте происшествия.

3. Когда вещественные доказательства со следами преступления или преступника не могут быть доставлены с места происшествия в криминалистическую лабораторию из-за громоздкости или вследствие опасности искажения или порчи следов при транспортировке”[28].

Говоря об экспертизе на месте происшествия, Б. М. Комаринец имел в виду такое исследование, которое проводится в самой начальной стадии следствия, практически чуть ли не параллельно с осмотром места происшествия. Он не отрицал возможности экспертизы на месте происшествия, производимой через несколько дней или даже недель после следственного осмотра, но подчеркивал, “что она в такой же мере может оказаться затрудненной или возможно безрезультатной, как и запоздалый или повторный следственный осмотр места происшествия”[29].

Сравнивая процесс экспертизы на месте происшествия с процессом лабораторной экспертизы, Б. М. Комаринец отметил особенности первого, обусловливающие его повышенную сложность. Эти особенности заключаются в следующем (приводим их текстуально, поскольку в более поздних работах других авторов, о которых речь будет идти далее, поло­жения Б. М. Комаринца либо умалчивались, либо излагались неточно):

¨ “1. Исследованию подлежит не один какой-либо предмет, а вся материальная обстановка места происшествия, включающая большое количество следов и самых различных предметов. А почему-то считается, что отдельные вещественные доказательства, которые можно послать на экспертизу в криминалистическую лабораторию, — это объекты криминалистической экспертизы, а место происшествия — весь комплекс предметов и следов на нем — может быть успешно исследовано следователем без привлечения эксперта.

¨ 2. Условия исследования необычные, нередко неблагоприятные — под дождем, при плохом освещении и в непривычной обстановке.

¨ 3. Исследование выполняется непрерывно в сжатые сроки пребывания эксперта на месте происшествия.

¨ 4. Эксперт обычно не имеет возможности получить консультацию других специалистов и привлечь для производства экспертизы справочные материалы.

¨ 5. Эксперт ограничен техническими средствами для производства необходимых исследований”[30].

Признавая принципиальную возможность проведения на месте происшествия криминалистической экспертизы любого вида, Б. М. Комаринец отдавал предпочтение судебно-баллистической и трасологической экспертизам, для которых данные, полученные на месте происшествия, имеют наибольшее значение.

Насколько нам известно, концепция Б. М. Комаринца о проведении криминалистической экспертизы в “полевых” условиях возражений в литературе не вызвала, но и не получила дальнейшего развития. Основная его идея — о возможности, а иногда и о необходимости именно экспертного исследования всей обстановки места происшествия для решения задач, относящихся к предмету конкретных видов криминалистической экспертизы, — не привлекла внимания ученых. Роль криминалиста по-прежнему ограничивали исполнением при осмотре места происшествия функций специалиста, хотя и трактовали иногда эти функции достаточно широко. Так, Г. Г. Зуйков писал: “Осмотр места происшествия, как известно, проводит следователь, а специалист-криминалист обязан оказывать ему помощь, используя свои специальные познания и навыки... В отличие от производства экспертизы, когда эксперт устанавливает лишь какое-либо отдельное обстоятельство, относящееся к способу совершения преступления (Г. Г. Зуйков рассматривает этот вопрос в аспекте установления способа совершения преступления — Р. Б.), и исследует материалы, представленные ему следователем, в данном случае специалист-криминалист изучает всю обстановку места происше­ствия (выделено нами — Р. Б.), все следы, предметы, вещества, име­ющиеся на нем, для того, чтобы выявить факты, относящиеся к любой из сторон или ко всем составным частям и элементам способа совершения преступления”[31]. В тех же случаях, когда говорилось об экспертном исследовании места происшествия, его не связывали по времени с осмотром места происшествия[32].

В концепции Б. М. Комаринца наше внимание привлекают два положения общего характера: принципиальная возможность и целесообразность проведения криминалистической экспертизы в “полевых” условиях и признание места происшествия в целом (а не отдельных следов и предметов) объектом криминалистической экспертизы.

Мы полагаем обоснованными аргументы Б. М. Комаринца в пользу проведения в ряде случаев криминалистических экспертиз на месте происшествия на самом начальном этапе расследования, иногда практически параллельно с осмотром места происшествия, в котором криминалист будет принимать участие именно как эксперт, а не как специалист, что найдет свое обоснование в процессуальном акте назначения экспертизы и будет полностью соответствовать закону, представляющему именно эксперту такое право (ст. 82 УПК). Трудности при проведении экспертизы на месте происшествия, о которых писал Б. М. Комаринец в 1964 г., в настоящее время легче могут быть преодолены, по­скольку передвижные криминалистические лаборатории, оснащенные современными средствами связи и необходимым исследовательским оборудованием, наличие “носимых” хранилищ справочной информации, которая может потребоваться эксперту для дачи заключения, развитие системы экспресс-методов исследования — все это создает необходимые условия для проведения экспертизы в “полевых” условиях. В сущно­сти, мы имеем дело с ситуацией, при которой даже лабораторные исследования становятся “полевыми”, ибо сама лаборатория находится в “поле”. Нечего говорить, насколько существенным при этом оказывается выигрыш во времени, возможность в полном смысле слова оперативно использовать результаты экспертизы, реально включить ее в комплекс средств и методов раскрытия преступления по горячим следам.

Возможность проведения лабораторных исследований в “полевых” условиях не обесценивается и в тех случаях, когда осмотр места происшествия проводится до возбуждения уголовного дела. Естественно, что тогда проводится не экспертиза, а предварительное исследование объектов, представляющих оперативный интерес, результаты такого исследования носят характер ориентирующей информации, что не препятствует их активному использованию при раскрытии преступления[33].

Вопрос о признании места происшествия в целом объектом криминалистической экспертизы решается, как нам видится, не так однозначно.

Практика производства ряда некриминалистических экспертиз, таких например, как пожарно-техническая, технологическая, автотехническая, экспертиза по делам о нарушении правил техники безопасности и других, убедительно свидетельствует, что место происшествия может быть, а зачастую должно быть объектом экспертного исследования.

Так, Б. М. Савельев считает, что “необходима такая организация автотехнической экспертизы, при которой эксперт имел бы возможность лично ознакомиться с местом дорожного происшествия и принять активное участие в осмотре транспорта”. Е. А. Долицкий утверждает, что при производстве технических экспертиз по делам о крушениях и авариях на железнодорожном транспорте “непосредственный осмотр экспертами места крушения трудно заменить каким-либо материалом”[34].

Еще более категорично высказываются по этому поводу авторы работ по методике расследования поджогов и пожаров. “При установлении причины пожара осмотр места пожара экспертом является важным фактом, решающим успех экспертизы”, — писала З. Е. Шиманова[35]. О необходимости непосредственного анализа обстановки места происшествия пожарно-техническим экспертом пишут А. Р. Шляхов, А. С. Григорьян[36] и др.

По концепции Б. М. Комаринца, место происшествия в целом может быть объектом криминалистического экспертного исследования, но не взамен, а в комплексе с другими, традиционными объектами — следами и иными вещественными доказательствами. Изучение экспертом обстановки места происшествия позволяет ему полнее и глубже познать механизмы следообразования, выявить признаки и свойства других объектов экспертизы, то есть наиболее эффективно решить задачи, постав­ленные перед ним следователем или судом. В работах этого автора мы не находим высказываний о том, что обстановка места происшествия является объектом нового вида криминалистической экспертизы в отличие от отдельных вещественных доказательств, изучаемых ее традиционными разновидностями. Примерно на таких же позициях стоит и Т. М. Самарина: “При экспертном исследовании вещественных доказательств во многих случаях у эксперта возникает необходимость выяснить, где и при каких обстоятельствах эти вещественные доказательства обнаружены и изъяты, каков был их первоначальный вид и расположение на месте обнаружения и что представляет собой место происшествия... Поэтому чрезвычайно важным элементом экспертного исследования является личный осмотр и исследование экспертом места происшествия, что дает ему возможность путем непосредственного восприятия всей обстановки места происшествия и ее деталей выявить и оценить признаки, необходимые для установления того или иного обстоятельства.”[37]

Изложенное позволяет нам сделать важный для дальнейшего анализа проблемы вывод: признание обстановки места происшествия в целом объектом криминалистической экспертизы — отнюдь не новинка. Поэтому нельзя согласиться с утверждением Г. Л. Грановского о том, что в прошлом криминалисты вели речь лишь об исследовании отдельных следов на месте происшествия, а не об исследовании его обстановки в целом. Такой посылкой он обосновывал свое предложение о формировании нового вида криминалистической экспертизы — криминалистичес­кой ситуационной экспертизы места происшествия, объектом которой яв­ляется событие, “а непосредственным объектом — отражающая это событие вещная обстановка места происшествия”, которая якобы в качест­ве объекта криминалистической экспертизы ранее не рассматривалась[38].

Если не считать этой неточности, концепция “ситуационной экспертизы” Г. Л. Грановского, действительно, является новой и заслуживает, по нашему мнению, рассмотрения. Ее содержание сводится к следующему.

Объектом ситуационной экспертизы является событие, изучаемое экспертом по его материальным отображениям в вещной обстановке места происшествия. “Следует подчеркнуть, — писал Г. Л. Грановский, — что речь идет о широком подходе, охватывающем событие в целом: его время, место, структуру и стадии течения, а также установление лиц, участвующих в нем, предмета посягательства, нанесенного ущерба, связей между действиями лиц и последствиями, отобразившимися в отдельных следах и обстановке в целом”[39]. Такой подход обусловлен тем, что знаний следователей для оценки ситуации места происшествия, осо­бенно связанной с использованием современных технических средств, уже недостаточно. “Не только исследование такой сложной ситуации, но даже ее общая оценка уже требуют специальных знаний... Даже если бы опытный следователь с помощью специалистов и смог извлечь нужную информацию путем анализа ситуации, он не вправе использовать ее в качестве доказательственной. Информация эта основана на переработке фактических данных. Правильность переработки должна быть оценена самим следователем, поэтому он не может быть ее источником. В качестве источника таких доказательств закон признает только заключение эксперта”[40].

Основным объектом исследования эксперта-криминалиста должна стать информация, заключенная в динамической структуре ситуации в целом, а не отдельные элементы ситуаций, как это было до сих пор. “Криминалистам нужно сделать акцент на разработку научных и технических аспектов работы с такой сложной общей информацией”[41].

Ситуационная экспертиза является многоступенчатой. По своей природе — это комплексная экспертиза или комплекс экспертиз. “В последних случаях, когда экспертам поручается исследование отдельных элементов и подсистем ситуации, все результаты должны быть исполь­зованы одним экспертом (по смыслу изложения, криминалистом — Р. Б.) для формулирования вывода, относящегося к ситуации в целом. Поэтому в методике должен быть определен оптимальный порядок одновременного исследования одних и тех же или разных объектов специалистами в различных областях знаний для решения общей задачи”[42]. Свои предложения Г. Л. Грановский заключает таким тезисом. “Место происшествия должно стать объектом криминалистической ситуационной экспертизы и в случаях, когда для его исследования необходимы специальные познания, передаваться целиком в распоряжение эксперта”[43].

Чтобы оценить концепцию Г. Л. Грановского, требуется ответить на ряд вопросов, невольно возникающих при ознакомлении с его предложениями. Такими вопросами, на наш взгляд, являются следующие:

1. Когда следователь должен сделать вывод о необходимости назначения ситуационной экспертизы и что означает “передать место происшествия целиком в распоряжение эксперта”?

2. Кто определяет состав экспертов разных специальностей, привлекаемых для исследования отдельных элементов и подсистем ситуации, и почему результаты их исследований должен обобщать, а следовательно, и оценивать эксперт-криминалист? Кто в этом случае исследует место происшествия в целом?

3. Что остается на долю следователя, если ситуационная экспертиза означает широкий подход, охватывающий событие в целом и его элементы, практически исчерпывая, таким образом, весь предмет доказывания? Действительно ли ситуационная экспертиза может обладать такими возможностями?

Попытаемся разобраться в этих вопросах. “Известно, — пишет Г. Л. Грановский, — что даже для исследования отдельных следов почти всегда нужны специальные знания. Они тем более необходимы для исследования совокупности следов и вещей и их связей, характеризующих структуру ситуации”[44]. Поскольку каждое место происшествия представляет собой такую совокупность, значит, во всех случаях, когда место происшествия налицо, должна быть назначена ситуационная экспертиза. Стало быть, вывод о необходимости назначения ситуационной экспертизы следователь может делать априори, до осмотра места происшествия. Да и нужен ли в этом случае сам осмотр, поскольку, по мнению Г. Л. Грановского, даже общая оценка ситуации требует специальных знаний?

В свете сказанного замечание Г. Л. Грановского о том, что ситуационная экспертиза не исключает следственного осмотра места происшествия, что “следователь должен осмотреть место происшествия, как это он делает и сейчас, осматривая, прежде чем направить на экспертизу, отдельные предметы, документы, труп в соответствии с процедурой, предусмотренной ст. ст. 178, 179 и 180 УПК”[45], звучит неубедительно и нелогично. Для чего осмотр, если и до него ясно, что следователь не в со­стоянии сам не только исследовать, но даже и оценить в общем обстано­вку места происшествия? Он должен просто назначить ситуационную экспертизу и “передать” место происшествия эксперту. Причем смысл такой “передачи” заключается, очевидно, в том, чтобы сохранить для эксперта место происшествия в “первозданном”, нетронутом состоянии, ибо после назначения экспертизы уже сам эксперт (эксперты) решает, “что из вещной обстановки места происшествия надлежит исследовать, с помощью каких методов, когда и в каком порядке”[46]. Следст­венный же осмотр неизбежно приводит к нарушению обстановки места происшествия.

Для определения состава экспертов, участвующих в ситуационной экспертизе, следует оценить обстановку места происшествия. Поскольку, по мнению Г. Л. Грановского, сделать этого следователь не может, так как не обладает необходимыми для такой оценки (даже общей) специальными познаниями, остается предположить, что состав экспертов определяет также эксперт, очевидно, эксперт-криминалист (ведь экспертиза в целом именуется криминалистической).

Складывается любопытная ситуация: следователь назначает криминалистическую ситуационную экспертизу, не имея представления, эксперты каких специальностей будут участвовать в ее проведении. И уже совсем туманным представляется положение, при котором для исследования ситуации требуется комплекс экспертиз. Кто определяет содержание этого комплекса? Когда? На основании чего? Г. Л. Грановский не дает ответа на эти вопросы. Нет ответа также и на вопрос, кто в этом случае исследует место происшествия в целом (каждый эксперт исследует отдельные элементы и подсистемы ситуации). Но если никто, то есть ли здесь ситуационная экспертиза, объект которой — место происшествия в целом? Ясно только, что субъектом исследования места происшествия в целом не будет и эксперт-криминалист, ибо его задача заключается в использовании результатов частных исследований для формулирования вывода, относящегося к ситуации в целом.

Но почему именно эксперт-криминалист должен оценивать и использовать заключения других экспертов и формулировать на их основе, очевидно, путем логических умозаключений общий вывод? Можно понять, когда эксперт-криминалист (как и эксперт другой специальности) при производстве повторной экспертизы оценивает заключение одноименной первоначальной экспертизы. Это необходимо ему для полноты исследования и дачи обоснованного заключения. Но в рассматриваемом случае складывается иная ситуация: эксперт фактически присваивает себе компетенцию следователя, тем более что формулирование вывода только на основе экспертных заключений само по себе, на наш взгляд, экспертизой не является, а целиком входит в понятие исследования и оценки доказательств.

При такой постановке вопроса на долю следователя ничего не остается. Его полностью заменяет эксперт. “Предмет ситуационной экспертизы необычно широк, — пишет Г. Л. Грановский. — Исследуя целиком место происшествия, эксперты имеют возможность установить ряд обстоятельств, относящихся к отдельным элементам состава преступления: способы приготовления, совершения и сокрытия преступления, время и место его совершения, личность потерпевшего и преступника, многие их физические и психические свойства, механизм взаимодействия преступника и потерпевшего, транспортных средств, орудий взлома и преград, обстоятельно описать все этапы совершения преступления, его детали, свойства предметов, исчезнувших с места проис­шествия, орудий преступления, объяснить, почему произошли те или иные изменения в обстановке, и др.”[47]

Судя по тому, что приведенный перечень не закончен, можно полагать, что с помощью ситуационной экспертизы возможно устанавливать и те немногие оставшиеся не упомянутыми обстоятельства, которые входят в предмет доказывания, то есть, иными словами, весь предмет доказывания в целом. Следователю остается лишь предъявить обвинение и закончить производство по делу: проведения ситуационной экспертизы оказывается достаточным, чтобы исчерпать весь процесс доказывания.

Но ни одна экспертиза и даже комплекс экспертиз, если эксперт не преступает границ своей процессуальной компетенции, не может заменить деятельности следователя по доказыванию. Событие преступления, взятое в целом, не может быть объектом никакой экспертизы, ибо не все его элементы отражаются в материальной обстановке места происшествия, доступной для исследования эксперта-криминалиста.

Ситуационная экспертиза в том виде, в каком она конструируется Г. Л. Грановским, представляется нам нереальной по существу и ошибочной с процессуальной точки зрения. В то же время ситуационная экспертиза не только возможна, но и существует реально, если согласиться со следующими положениями.

Предметом такой экспертизы является не событие в целом, не вся ситуация, существовавшая до, в момент или после преступления, а лишь отдельные элементы события, отдельные детали ситуации. Такими элементами, например, могут быть положение преступника и потерпевшего в момент причинения ранения, способ преодоления преграды, действия по сокрытию следов преступления и т. д. Но такая экспертиза, являясь в известном смысле экспертизой ситуации, не обязательно должна быть криминалистической и тем более не является особым видом экспертизы. Это, в сущности, определенный класс задач, решаемых всеми видами судебных экспертиз или во всяком случае многими из них.

Идея ситуационной экспертизы, в целом, получила поддержку в литературе. Класс ситуационных экспертных задач выделили в своей “Судебной экспертологии” А. И. Винберг и Н. Т. Малаховская[48], о них пишут Ю. Г. Корухов, Н. П. Майлис и другие авторы[49]. Разрабатываются методики решении ситуационных задач.

Выполнение подобных исследований может потребовать либо участия эксперта в следственном осмотре места происшествия, либо отдельного экспертного осмотра, который отнюдь не заменяет следственного. Такая экспертиза может проводиться непосредственно в “полевых” условиях, как и экспертизы, решающие иные задачи.

Класс ситуационных задач по мере расширения возможностей судебных экспертиз, вероятно, будет возрастать, но эти задачи всегда останутся частными по отношению к предмету доказывания и никогда не сравняются с ним по объему, также как и сама экспертиза всегда будет лишь одним из средств доказывания и никогда не заменит собой весь процесс собирания, исследования, оценки и использования доказательств.