Возникновение проблемы. нститут судебной экспертизы в дореформенных правовых актах России существовал в виде отдельных предписаний

И

нститут судебной экспертизы в дореформенных правовых актах России существовал в виде отдельных предписаний, относящихся к деятельности сведущих лиц, преимущественно врачей, призывавшихся для вскрытия трупов. В Воинском уставе Петра I 1716 г. указывалось: “Надлежит подлинно ведать, что смерть всеконечно ли от битья приключилась... Того ради зело потребно есть, чтобы коль скоро кто умрет, который в драке бит, поколот или порублен будет, лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали и подлинно разыскали, что какая причина к смерти его была и о том иметь свидетельство в суде и на письме подать” (артикул 154). В 1797 г. во всех губернских городах были учреждены врачебные управы, которым было предписано вскрывать мертвые тела. В 1801 г. было узаконено приглашение врачей для судебно-психиатрического освидетельствования. В 1812 г. в законе появляется определение экспертов как сведущих лиц, обладающих познаниями не только в области судебной медицины, но и в различных областях науки, ремесла или искусства[176]. Однако законы этого периода регулируют действия сведущих лиц (как тогда именовались эксперты) в уголовном процессе почти исключительно в области судебно-меди­цинской экспертизы, и то главным образом о применении ее во время судебных осмотров трупов или потерпевших. Судебный осмотр мог проводиться только по формальному требованию присутственных мест официальным медицинским чиновником — врачом-экспертом — одним или несколькими, если этого требовала “важность случая”. Судебный врач, производивший осмотр, рассматривался законом, как “первое лицо”. Он имел право требовать от полицейских врачей сообщения ему предварительных сведений, собранных по делу. Им же составлялся про­токол осмотра, а через сутки или более длительный срок представлялся акт о том, что оказалось и открылось при осмотре. В акте давались ответы на поставленные присутственным местом вопросы. В случае возникновения сомнений в правильности осмотра по требованию губернского правления и распоряжению врачебной управы членом ее или иным уездным врачом производился повторный осмотр[177].

Теория русского дореформенного процесса рассматривала экспертизу как непосредственный источник убеждения судьи, полагая даже, что мнение сведущих лиц вполне “заменяет мнение судьи или следователя, которые призывают их на помощь”[178]. В этом сказывалось решающее влияние всего строя розыскного процесса, душой которого была теория формальных доказательств.

Судебная реформа 1864 г., изменившая коренным образом судоустройство и судопроизводство в России, существенно изменила и процессуальное положение института судебной экспертизы, открыв для него более широкие перспективы развития. Устав уголовного судопроизводства следующим образом определял положение экспертизы в пореформенном русском уголовном процессе.

Эксперты должны приглашаться в тех случаях, когда для точного уразумения встречающегося в деле обстоятельства необходимы специальные сведения или опытность в науке, искусстве, ремесле, промысле или каком-либо занятии (ст.ст. 112, 325). Устав рассматривал экспертизу уже не только как судебно-медицинскую, а как разнообразную, применяемую в самых различных делах, что видно из перечня лиц, которых судебные органы могли привлекать в качестве экспертов: “врачи, фармацевты, профессоры, учителя, техники, художники, ремесленники, казначеи и лица, продолжительными занятиями по какой-либо службе или части приобретшие особую опытность” — перечислены в законе, как лица, относящиеся к категории экспертов (ст. 326). Эксперты не могли избираться из лиц, участвующих в деле или состоящих по делу свидетелями, судьями иди присяжными заседателями (ст. 633), они определялись законом, как лица, не заинтересованные в исходе дела; мнения и суждения экспертов должны быть объективными; эксперты должны “иметь все качества достоверных свидетелей” (ст. 328). Эксперты производили исследование и представляли свои мнения и заключения по вопросам, определенным следователем или судом. Закон открывал для экспертов возможность проявления инициативы, устанавливая, что эксперты “не должны упускать из виду и таких признаков, на которые следователь не обратил внимания, но исследование коих может привести к открытию истины” (ст. 333).

Устав не давал прямого определения экспертизы как доказательства, но это вытекало из смысла закона, поскольку заключения экспертов должны были проверяться и оцениваться судом. Эксперты подвергались допросу сторон, присяжных и судей. По требованию сторон или присяжных заседателей или по собственному усмотрению суд мог назначить новое освидетельствование или испытание через избранных им или указанных сторонами экспертов (ст.ст. 692, 695). Устав не давал следователю права окончательной оценки акта экспертизы; следователь не имел права отвергнуть заключение экспертов, если он считал его неправильным, не прибегая к другой экспертизе (ст. 345).

Экспертиза документов в уголовном суде производилась по правилам Устава гражданского судопроизводства (ст.ст. 547-554), согласно которым “сличение почерка и подписи на актах может быть поручено сведущим людям”. Другие правила исследования документов, перенесенные из гражданского процесса в уголовный, в известной степени перекладывали экспертные функции на самый суд, чем стороны лишались возможности проверить основания выводов суда.

После реформы 1864 г., отразившей общий научно-технический прогресс, расширяется применение экспертизы в суде, возрастает ее роль, повышается качество экспертиз. В конце XIX — начале XX вв. начинает внедряться в судебную практику криминалистическая экспертиза, охватывающая целую группу экспертиз, назначаемых для исследований, главным, образом вещественных доказательств. Возникают экспертизы: техническая, экономическая, химическая, судебно-бухгалтерская и др.; делаются попытки разработки психологической экспертизы. Практическое применение экспертизы в уголовном и гражданском процессе вызвало появление обширной литературы, в которой обстоятельно исследовался институт судебной экспертизы. Процессуальная природа экс­пертизы в большинстве случаев определялась как особый вид судебных доказательств.

Первые советские УПК 1922 и 1923 гг. отказались от термина “сведущие лица”, принятого судебными уставами 1864 г., и приняли общепризнанный в юридической литературе термин “эксперт”. УПК отказался от подробного перечисления категорий лиц, которых можно приглашать в качестве экспертов, как это делал Устав уголовного су­допроизводства. Законодательным порядком было установлено право следователя и суда на оценку заключения экспертов, как одного из видов доказательств, право следователя не соглашаться с заключением экспертов и назначать повторные экспертизы и право суда мотивированным решением вообще отвергать заключение экспертов, не прибегая к помощи новой экспертизы (ст.ст. 174, 298, 300). Органами, назнача­ющими экспертизу, со всеми вытекающими отсюда следствиями, УПК определил следователя и суд. Эксперт был наделен правами, оговоренными более подробно, нежели в Уставе уголовного судопроизводства: с разрешения следователя знакомиться с обстоятельствами дела, знание которых ему необходимо для дачи заключения, составлять при определенных условиях акт о невозможности дать заключение, присутствовать в зале суда, право на возмещение понесенных расходов и вознаграждение за выполнение своих обязанностей и др. Из закона исчезло право эксперта на инициативные действия при производстве экспертизы.

В 1958 г. были приняты Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик. Экспертиза упоминалась в них как один из источников доказательств; никаких процедурных вопросов, связанных с назначением и производством экспертизы, Основы не содержали.

Принятие Основ послужило стимулом к разработке и принятию новых уголовно-процессуальных кодексов союзных республик. 27 октября 1960 г. Верховный Совет РСФСР принял закон об утверждении УПК РСФСР и введении его в действие с 1 января 1961 г. Этот УПК действует и поныне.

Известные новации были внесены в процессуальную регламентацию института судебной экспертизы. Новыми по сравнению с прежними УПК были статьи о заключении эксперта (80), о дополнительной и повторной экспертизе (81), глава 16 “Производство экспертизы”, в которой подробно изложены права обвиняемого при назначении и производстве экспертизы (ст. 185), два порядка производства экспертизы (ст.ст. 187 и 189), восстановлено право эксперта на инициативные действия и решены другие процедурные вопросы. Институт судебной экспертизы получил значительно более широкую правовую базу, которая в первые годы действия УПК 1961 г. удовлетворяла требованиям практики и не вызывала существенных замечаний со стороны ученых — процессуалистов и криминалистов. Однако так продолжалось недолго. Уже с конца 60-х и в особенности в 70-е и 80-е гг. под влиянием научно-технического прогресса и таких тенденций, как интеграция и дифференциация научного знания, специализация и кооперация трудовых усилий, развитие новых технологий, в экспертной практике и специальной литературе обозначились проблемы, требующие своего законодательного решения. Постепенно их число возрастало, все очевиднее становилась невозможность их решения путем простого внесения дополнений и изменений в действующий УПК, поскольку это привело бы к гипертрофированию места экспертизы в этом сводном законе по отношению к другим стадиям процесса и другим источникам доказательств. Требовалось найти принципиально иное решение проблемы.

Такое решение было предложено учеными Всесоюзного НИИ судебных экспертиз, которые по инициативе А. Р. Шляхова разработали проект общесоюзного закона “О судебной экспертизе”. В 1974 г. этот проект был представлен в Министерство юстиции СССР, где он не получил поддержки, а сама идея подобного закона была отвергнута как “мало­важная и несвоевременная”. Вторично попытка реанимировать идею подготовки специального закона о судебной экспертизе была предпринята учеными ВНИИСЭ в середине 80-х гг. Реакция МЮ СССР и его Отдела судебных экспертиз была аналогичной, соответствующая тема была исключена из плана НИР, а энтузиасты получили от начальства “оте­ческое внушение” не отрываться от жизни и не витать в облаках.

Первый проект закона был несовершенен. Он лишь в общих чертах характеризовал институт судебной экспертизы, содержал ряд частностей и не в полной мере соответствовал состоянию практики и положениям, разработанным уже к этому времени в процессуальной и криминалистической науке. Однако было совершенно ясно, что проект пред­ставлял собой хорошую основу для его совершенствования, а главное, отражал саму идею необходимости подобного закона.

Несмотря на негативное отношение административных инстанций к предложениям о подготовке закона о судебной экспертизе, дальнейшие события показали, что идея такого закона не только не умерла, но нашла многочисленных сторонников после распада СССР среди ученых и практических работников многих стран СНГ. Практически одновременно и независимо друг от друга разработка проектов закона о судебной экспертизе началась на Украине, в России, в Азербайджане; проект такого закона был подготовлен и в Республике Беларусь по инициативе Института проблем криминологии, криминалистики и судебной экспертизы с участием ученых и практиков других ведомств страны. Его обсуждение в 1993 г. выявило ряд недостатков и пробелов проекта, в известной степени определило пути его доработки, а скорее всего, переработки заново. Таким образом, возникшая проблема еще не получила своего решения, в том числе и потому, что не были достаточно аргументированно научно проработаны те аспекты практической экспертной деятельности, которые требуют правовой регламентации. Этим целям — определению принципиальных положений, которые должны найти свое отражение в законе о судебной экспертизе, — и посвящена настоящая глава.

Дискуссионные вопросы теории и практики судебной экспертизы